Пацифизм

Запах дешёвого табака с нотками сырости — тот самый, любимый запах, которым приветствует Уэйда его королевская обитель. Мужчина раздувает ноздри, дико улыбается и, запрыгнув на барную стойку, напевает елейным голоском: — Эй, Джек! Ну что? Кто из этих сладеньких котиков и пёсиков сегодня хочет украсить своими кишками наше наизамечательнейшее заведение? — Уилсон, слезь! Твоя жопа непонятно где побывала, а тут люди пьют вообще-то, — сгоняет его закадычный друг. Как раз тот, который всегда ставит только на него, зная насколько этот мужик отбитый. — Моя жопа, между прочим, абы где не бывает! За кого ты её принимаешь? — Ну же, подобие на сухофрукт, кыш-кыш! Бармен нагло спихивает мужчину со стойки, хотя тот весит все двести девять фунтов (1). — И все же? — настаивает Уэйд, когда снова прочно стоит на земле. Видно, что Джек не очень-то хочет разглашать подобные тайны: бойцы не должны иметь друг к другу личных претензий. — Да вот, говорят тут Тревор на твою выебанную трактором харю позарился, — тихо отвечает он и деловито поправляет очки. — Говорит, что не простит тебе той потасовки в Бруклине. — Ой-ой, было бы что прощать! Подумаешь, помацал жопку его прелестной жёнушки! — Это была его мать. Уэйд делает самое удивлённое и невинное лицо на свете, приложив для комичности обе ладони к лицу: — Божечки-кошечки! Да она просто отлично сохранилась! Мне бы так выглядеть в её возрасте! Хотя нет, обвисшие сиськи мне не пойдут, — на полном серьёзе размышляет вслух Уилсон, но его прерывает клич рефери со стороны подвальной лестницы. На часах без пяти одиннадцать, и это значит, что настала пора откручивать бошки! Зал быстро заполняется зрителями: преступниками, шулерами, ворами, да и просто азартными людьми, которые любят спускать зарплату не на жену и детей, а на драки других мужиков. Уэйд курит в ожидании своей очереди и с удовольствием наблюдает за тем, как его коллеги размазывают друг друга по рингу. Смотреть на это довольно удобно, учитывая, что ринг утоплен в пол и походит на большую чашу. Пришедшие собираются вокруг и, присвистывая, яростно болеют за тех, на кого поставили этой ночью пару сотен баксов. Воздух превращается в едкую смесь из дыма и мужского пота. Любого нормального человека уже вывернуло бы наизнанку, но таких на радость здесь нет. Разве что вон тот мальчишка, стоящий поодаль и что-то позабывший в этом гадюшнике. Уилсон усмехается: как бы не затоптали тут такой сладенький цветочек, но кто-то дёргает его за плечо и отвлекает от мыслей. — Сегодня тебе придёт конец, ублюдок, — рычит Тревор и тяжело дышит. Он только угрохал на ринге своего противника, а значит, по закону жанра, должен сразиться с "боссом". Сам Уэйд себя таковым, конечно, никогда не считал — мозгов не хватает, — но лояльность толпы ему льстит. — Ну-ну, сладенький, оставь свой пыл для ринга. А пока сбегай-ка к зеркалу и попрощайся со своими любимыми зубками. Сегодня их будут выметать с ринга вместе с остальными. Тревор — настоящий сгусток тестостерона: кожа на его бицепсах разве что не трещит по швам, а вены вылазят даже на лбу. Таких точно стоит опасаться, если ты находишься в здравом уме. Ну а Уэйду это, конечно, до лампочки! — Что ж, господа, настал тот самый момент, которого многие здесь ждали с глубоким нетерпением! Встречайте! В правом углу ринга — Титан-Тревор! В левом углу ринга — Дедпул! На последнем бойцовском прозвище, которое, к слову, Уэйд выбрал себе сам, толпа начинает кричать ещё громче. Мужчина же не изменяет своим привычкам и пафосно спрыгивает в чашу ринга, поднимая руки и приветствуя людей вокруг. Это место — единственное, где он может не стесняться своей обгоревшей рожи, ведь здесь, чем ты уродливее — тем страшнее, а значит — сильнее. Страх — великая сила. Стоящий напротив Тревор, словно бык, прожигает его налившимися кровью глазами и раздувает ноздри, готовясь наброситься в любой момент на своего соперника. Но последнего это мало волнует. — Вы знаете правила, — говорит судья, жестом подзывая обоих участников спарринга и обязывая их пожать друг другу руки. — Оружие не применять. Бить в пах, кусаться и обзывать мамку — можно. Ну что ж, начнём! Когда мужчина отходит в сторону и делает взмах рукой в знак начала боя, Тревор прёт напролом первым. Пул резко уворачивается, лавируя за спину соперника. В секунду, что Тревор разворачивается для нового удара, Уэйд пригибается и подсекает его ногой — противник с позорным шлепком о песок падает под завывания возбуждённой толпы. И, пока Дедпул выделывается на публику, рассылая всем воздушным поцелуйчики, Тревор снова вскакивает на ноги и бьёт ногой прямо в спину — грязный ход! Пул на мгновение теряет равновесие. Но не падает. Ему даже не приходится разворачиваться к сопернику лицом: тот, в своей медвежьей неуклюжести, сам подставляется под ответный удар. Он валится на Уэйда со спины и пытается сдавить тому рёбра, но не тут-то было: Пул перехватывает Тревора за предплечье и одним плавным движением перекидывает через плечо. Питер, стоящий в голодной до зрелищ толпе, подходит совсем близко к рингу и, с восторгом выпучив глаза, безотрывно наблюдает за происходящим. Сейчас если что и может встревожить его, так это покрасневшие щёки и резкое покалывание в паху. Два практически полностью голых мужских тела, пытающихся подмять друг друга под себя, двигающихся в унисон, блестящих в каплях пота, смотрящих с азартом и опасностью в глаза друг друга, просто не могут не привлекать его внимание. Близится окончание боя. Питер откровенно потеет и, почти не моргая, глубоко дышит через рот. Толпа надрывает глотки. Где-то слышатся возгласы: "Гаси его! Давай! Размажь!", но Пул ещё не наигрался. Не дожидаясь пока к сопернику вернётся ориентация в пространстве, он прыгает сверху и выбивает из чужих лёгких весь воздух. У Тревора же, вопреки всему, открывается второе дыхание, и два тела сплетаются в отчаянной борьбе. Начинается сущая мешанина: один бьёт противника кулаком в нос — брызгает кровь и в стороны летят чьи-то зубы, другой выворачивает суставы в непривычное для них положение, вынуждая соперника рычать от боли. Но, в конце концов, Пул блокирует тело Тревора, зажимая его голову между своих ног, и берёт локтевой сустав на болевой. — Кто тут твой папочка, а? — цедит он сквозь зубы каким-то нечеловеческим голосом. — Кто папочка, ублюдок ты недоёбанный? Ответа нет. Хотя бы потому, что Пул пережал глотку противника бедром. Слышится счёт: "Один." Тревор скребёт ногами по рингу, пытаясь высвободиться. "Два." Дедпул злобно скалится, заворачивает руку противника до такой степени, что стоит слегка дёрнуть — будет сломана. Но сегодня он добрый, поэтому сдерживает себя. "Три." Судья бьёт по рингу рядом с Пулом, и тот, наконец освобождая противника, поднимается на ноги. Чистая победа. Как и всегда. Всё помещение взрывается от криков: кто-то рвёт на себе волосы, жалея о спущенных на ветер деньгах, кто-то без остановки пьёт, кто-то ликует и, празднуя победу, кричит: "Выпивка за мой счёт!" А Питер мелко дрожит и покрывается румянцем: прямо здесь, в гуще разъярённой толпы, среди отбитых ублюдков и пьяниц, Питер Паркер кончил в чёртовы штаны. Он понимает это не сразу. Через пару минут после боя, когда толпа растворяется в дверном проёме, а помещение заполняет свежий воздух, парень начинает отходить от зрелища и чувствует... Хвала небесам, что этого не видно и никто в зале не обладает телепатией! Выпучив глаза, он резко вскакивает со своего места и в панике убегает искать туалет. "Это не правда. Это просто не может быть правдой!" — убеждает себя Паркер и понимает, что к горлу подкатывает тошнота. Когда Питер вбегает в нестерильную уборную, ему кажется, что желудок вывернет прямо на кафель. Он подставляет лицо под кран с холодной водой и пытается прийти в себя. В штанах липко, ткань неприятно стягивает кожу, а глаза жжёт от стыдливых слёз. Хочется вернуться домой, переодеться, и чтобы вся эта ситуация и выводы, исходящие из неё, остались в этих стенах. Чтобы Питер больше никогда не возвращался к размышлениям о том, что сейчас произошло. Мальчик поднимает голову, смотрит на своё мокрое лицо в отражении зеркала и мысленно ругается: "Прелестно. Просто прелестно, Питер!" А потом до его уха долетают посторонние звуки: сдавленные выдохи, шипение и равномерное хлюпанье — человек, находящийся в одной из дальних кабинок, явно не особо парится о конфиденциальности. Уэйд же в самом деле может вздрочнуть хоть на ринге, на глазах всех постояльцев "Гадюки". Но сейчас ему хочется побыть одному. Адреналин и какая-то другая сложная смесь гормонов, которые выбрасываются в организм во время боя, всегда оставляют после себя покалывающее возбуждение. Он спускает буквально за пару резких движений рукой и бездумно протягивает: "О да, Королева Виктория, вы были неподражаемы..." Грязная похвала разносится по помещению — Питер нервозно вздрагивает и заливается краской: "Вот это фантазии!" Он снова умывает лицо, а потом, уловив шуршание одежды и скрип открывающейся дверцы, поднимает глаза на зеркало и видит его, того самого парня со смешным прозвищем и сильными руками. Настроение у Дедпула как никогда позитивное и бодрое. Злодеи повержены — Уэйди торжествует! Мужчина уже предвкушает, как по пути домой купит пак пива, вечером закажет пару-тройку кругов ароматной пиццы с холопеньей или сардинами — а может и со всем сразу — и растянется перед телеком за просмотром "Секса в большом городе". Он выходит из кабинки, насвистывая какую-то мелодию из мультика, и, подходя к умывальнику, понимает, что всё это время был в сортире не один. Тот самый мальчишка стоит у раковины и смотрит на него щенячьими глазками. Уэйд проходится по его телу оценивающим взглядом, при этом тщательно моя обожжённые руки. Он знает, как его уродливый вид влияет на других людей. Пару раз при виде него даже падали в обморок. Не сказать, что Уилсона это радовало, но ко всему можно привыкнуть. А этот мальчишка в таком месте вызывает только желание посмеяться. Поэтому, встретившись с ним глазами, Уэйд, будто в мультфильме, бросает: "Бу!", ржёт над своей шуткой и направляется к выходу из туалета. Оглянувшись напоследок, он кидает: "Зачётная задница" и скрывается в дверном проёме. Мальчишка краснеет и, видимо, не до конца придя в себя, на автомате вежливо отвечает: — Спасибо. Но дверь к этому моменту уже закрывается и благодарность не долетает до ушей адресата. "Идиот, Боже, я идиот!" — думает парень в этот момент. Питер не любит насилие и больше никогда не придёт в это отвратительное место.