Пацифизм

После второго посещения боев Питеру становится... легче? Он будто насыщает свою грязную душонку той чернотой, которую она просила, и успокаивается. Юноша ходит в колледж в приподнятом настроении, общается с Мэй и даже не обращает внимание на задиру Флэша. Смириться же с тем, что, кажется, у него совсем не детские фетиши, Питер может только через пару дней. Один раз, ради эксперимента, он даже дрочит на бокс по телевизору и ему кажется, что это... странно. Очень странно. Но Питер понимает, что, чем раньше начнёт принимать себя, тем быстрее жизнь войдёт в привычное русло. И вот, одним прекрасным утром Мэй будит его не самыми приятными вестями. В доме пахнет чем-то подгоревшим, а тётя виновато тараторит о испорченном завтраке. Питер же никак не может понять, почему она оправдывается перед ним: он и сам нередко пропускает утренний приём пищи и конца света в этом не видит. Тем не менее, Мэй предлагает поесть где-нибудь вне дома. Прогуляться по-семейному, так сказать. На улице тепло и пахнет утренней свежестью. Питер невольно прикрывает глаза и часто вдыхает полной грудью — внутри разливается ленивое спокойствие. Атмосферу портит разве что урчание в желудке, которому явно плевать на свежий воздух и хорошую погоду. После недолгой прогулки, они находят уютный ресторанчик, дизайн которого настолько приглянулся Мэй, что она не может пройти мимо. Внутри почти нет пустых столиков — удивительно, — но они успевают занять один, только освободившийся недалеко от выхода. За завтраком они планируют как провести выходные, но в какой-то момент взгляд Мэй останавливается на баре за спиной племянника и она спрашивает: — Питер, скажи честно, ты пробовал выпить? — Что? Нет! Конечно, нет! — И ты не общаешься с мужчинами, которые выпивают? Питер теряется и недоумённо хлопает глазами: — Нет, Мэй, с чего такие вопросы? Это звучит крайне... — Питер, на тебя у стойки пялится какой-то мужчина. Уэйд сидит в самом углу, и это давно стало его привычкой: есть только там, где к его лицу уже притерпелись; бегать рано утром там, где меньше всего народу; садиться в самые стратегически выгодные места. Как бывший военный, он всегда выбирает только те точки, в которых будет обращать на себя минимум внимания. Тем не менее, ему самому никто не запрещает беспардонно рассматривать посетителей. Вон миленькая дама с собачкой: так похожа на Её Величество, что зубы сводит. А вон наглая парочка сосётся с утра пораньше. Уэйд возмущён: куда катится мир?! Неужели он — в свои тридцать пять! — стареет? Да он ещё в самом соку! Жопа на месте, до пола не отвисла, как у некоторых в его возрасте, и член встаёт, как по часам, так что импотенция ему пока не страшна. Но Уэйд отвлёкся и, вернувшись к прежнему занятию, продолжает изучать посетителей ресторана. Вон дедок, который сидит в этом заведении обычно двадцать четыре на семь. Дома своего нет, что ли? Вон в его, Уэйда, сторону смотрит симпотный и какой-то знакомый парнишка. В тёмных глазах плещется испуг, но на лицо натянуто максимально серьёзное выражение. Ба! А рядом какая-то куколка! Не старовата ли для него? "А не староват ли ты для него? Представляя, как сжимаешь эти милые кудряшки в кулаке," — слащаво пищит внутренний голос, к которому Уэйд за свою долгую жизнь уже успел привыкнуть. Он вспоминает этого парнишку: тот самый пучеглазый Бэмби, с которым они пересеклись в сортире, и нездорово улыбается, когда память за раз подкидывает и его аппетитную секси жопку. Уилсона крайне веселит напуганный и узнающий взгляд: бедняжка совсем не ожидал встретить в этом месте его. Однако то, как парень нервничает, так же и раздражает. У Уэйда вдруг возникает желание подойти и ляпнуть что-нибудь в духе: "Эй, сладкий, сегодня ночью ты был неподражаем!" и смачно чмокнуть эти искусанные губки. Тонкие, как и весь он, будто состоящий из невесомых линий. Но, стоит отдать парню должное, плечи у него все же имеются. Он не просто какой-то блядский сладуся, а уже почти мачо. Растёт. Интересно, сколько ему лет? Достаточно, видимо, для того, чтобы Джек закрыл глаза на то, что парень нагло проник на бои. Но и на двадцатку не тянет... Уэйд перекатывает зубочистку между зубов, перекусывая, кажется, уже третью по счёту. Ему не сидится на месте: взволновала встреча. А ещё чертовски хочется потопать к метро с приятной тяжестью в животе и, наконец, свалить из Куинса, который за последние месяцы стал мозолить глаза. Отвлечённый этими мыслями, он пропускает тот момент, когда официантка приносит тако. — Спасибочки, дорогуша, — подмигивает Пул. Он прекрасно знает, как девушка сдерживается, чтобы не блевануть на столик от вида его рожи. Настроение почему-то опускается ниже некуда и хочется не то нажраться, не то напиться, как собака, не то набить кому-нибудь морду. Решив, что завтракать он будет по дороге, Уилсон расплачивается и, как всегда, оставляет значительные чаевые за моральный ущерб. Он молча встаёт и направляется к выходу. Слава богу ему хватает мозгов собрать всё своё плескающееся безумие и не выдать парнишке и его даме какую-нибудь гадость. Такое Уэйду удаётся редко и он удивлён самому себе. И всё же единственное, что он, проходя мимо чужого столика, позволяет себе — тронуть пальцами беззащитно открытую шею юноши. Невесомо и быстро, наслаждаясь тем, как тот вздрагивает от чужого прикосновения. "Испугался, наверное." — Ты точно его не знаешь? — спрашивает Мэй, когда подозрительный мужчина проходит за спиной племянника и покидает ресторан. — Питер? — А? Нет, не помню, чтобы мы где-то пересекались. Он старается максимально контролировать выражение своего лица, хотя секунду назад едва сдержался, чтобы не подпрыгнуть до потолка и не взвизгнуть, как девчонка, от чужого прикосновения. Мэй смотрит на него с подозрением. Потом вздыхает и отпивает из кружки чай. — Обознался, наверное, — успокаивает её Питер. — Да, ты прав. Извини, вечно я паникую раньше времени. — Ну, ты много раз спасала меня этим. Так что… — Люблю тебя, моя прелесть, — улыбается тётя. — Я тебя тоже, Мэй. Но не зови меня так, мне не восемь! Через пару минут она уже увлечённо рассказывает о том, как однажды со своей подругой чуть не попалась за кражей ответов в университете. История, конечно, интересная, но это явно не то, что занимает мысли парня. "Мэй ничего не заметила." А Питер заметил, и ему это совсем не нравится. Он думает об этом чёртовом прикосновении весь оставшийся день. И даже ночь. "Откуда мне знать, что он хотел этим что-то сказать? Может он вообще случайно дотронулся... Нет, это точно не было случайностью. Может он извращенец? Да, это бы всё объяснило. Дрочка в туалете на Королеву Викторию, странное поведение... Да, он точно извращенец!» Питер спокойно вздыхает и, готовясь ко сну, принимается поправлять подушку, но вдруг понимает, что это вообще не тот ответ, который должен успокаивать. Его облапали, в ресторане! Нет, ну не то чтобы прям облапали, но... Питер вертится в раздумьях до двух ночи, пока в его голову не приходит здравая мысль: "А что, если я ему просто понравился? То есть... У взрослых часто так бывает. В фильмах, например, достаточно одного взгляда, чтобы подцепить кого-нибудь в баре. Что, если он просто... Боже, да кому я нужен?! Ничего это не значило! Успокойся, Питер!"