***
У Питера много планов на этот день. Сегодня должен пройти тест по истории, к которому он готовился несколько дней, а ещё парень должен поддержать Нэда во время его первого свидания. И, конечно, вечером состоится очередной бой Уэйда! Вот только... Выходит так, что это у дня свои планы на Питера. И явно не самые лучшие. Когда он просыпается, то никак не может открыть глаза, почти не чувствует рук и, кажется, точно не стоит на своих двоих. Понимание того, что его связали, приходит через пару секунд, а вместе с этим к горлу подступает паника: "Что за шутки?! Какого чёрта?! Что происходит?!" Он шевелит руками и ногами в попытке ослабить верёвки, но они сильно натирают кожу и слишком крепко прижимают, кажется, к стулу. Питер делает ещё пару движений, чтобы убедиться в своей догадке. Да, точно к стулу. "Хорошо, что мы имеем? Ты связан, и ты на стуле. Восхитительно," — язвит внутренний голос. Питер же пытается кричать, но горло настолько пересохло, что из него вырывается не то сипение, не то сдавленный кашель. Кто-то, стоящий недалеко от парня, заметив его пробуждение, тут же завязывает рот тряпкой. Питер недовольно мычит — "расспросы" придётся оставить на потом. В помещении пахнет сыростью и пылью, а ещё, кажется, каким-то машинным маслом или бензином. Стоит абсолютная тишина, которую лишь иногда нарушает слабое шарканье ботинок неизвестного. Постепенно в голову закрадывается мысль о том, что Питер уже помер, но он и дальше концентрируется на внешнем, пока в голове не формируется простой вывод: его держат в подвале. "Здорово. Допрыгался, Паркер" — опять язвит голос. Потеют ладони, и парня постепенно захлёстывает всепоглощающий страх. Он ёрзает и крутится на месте, чтобы хоть чем-то занять себя; отвлечься от этих ощущений. Наконец, тишину разрезает звук открывающейся двери. Питер замирает, прислушиваясь, и пытается мысленно нарисовать картину происходящего вокруг: судя по разрозненным шагам вошедший не один. — Так-так-так, что тут у нас? Питеру развязывают глаза, и он, чуть жмурясь от света, оглядывает помещение. В нём стоят четыре человека. Один из них, судя по одежде и поведению — главарь. — О, какая прелесть. Questo bastardo ha un buonsapore, — протягивает мужчина, когда Питер, не обращая внимания на завязанный рот, начинает что-то невнятно мычать. — Итак, давай знакомиться. Я — Брук. Брук Манчини, скромный бизнесмен. А ты, пацан, верно Питер Бенджамин Паркер. Мальчик серьёзно напрягается, когда человек напротив произносит его полное имя — узнать его довольно сложно. А вдруг этот Брук знает и о тёте? О Нэде? Уэйде? — Вижу, ты озадачен. Но не бойся. Будь хорошим мальчиком и, может быть, останешься в живых. О, я знаю, ты можешь быть послушным. Мужчины вокруг начинают тихо смеяться, и это заставляет Питера вжаться в стул и замолкнуть. Брук переводит взгляд на своих людей: "Приукрасьте его перед выходом в свет, парни." Паркер нервно дёргается, когда его окружают с двух сторон. Один мужчина хватается за костлявые плечи, а другой с размаху бьёт по лицу. Второй раз. Третий. — Ладно, ладно, хватит, — удовлетворённый результатом, произносит итальянец. — Non voglio rovinare questa bella faccia. Как жаль, что такой красоты касалось такое чудовище. Поехали, нам нужно успеть на представление. У Питера, кажется, начинается паническая атака: резко темнеет в глазах, сердце заходится в бешеном ритме, а лёгкие сдавливает словно от спазма. В уголках глаз выступают слёзы, но их моментально впитывает ткань повязки, которую возвращают на глаза пленника. Парень не понимает что происходит, когда его куда-то тащат, а потом бросают на твёрдую и неровную поверхность. Слышится приглушённое тарахтение двигателя. Значит — багажник. Питер мечется по нему в слезах и старается не думать о том, что с ним могут сделать. Забавно, но, когда ты связанный и побитый находишься в багажнике незнакомой машины, в голову не лезет ни одна хорошая мысль. Через какое-то время движению приходит конец. Мальчик замирает и прислушивается к происходящему вокруг, но всё равно вздрагивает, когда, после характерного щелчка, его вытаскивают из багажника и отводят в какое-то холодное помещение. В помещении приглушённый свет. Стоит кому-то сзади стянуть повязку с глаз Паркера, и тот начинает испуганно озираться по сторонам. Сначала он замечает Брука, а потом… Уэйда. Он буквально цепляется за него глазами, пытаясь найти ответы на невысказанные вопросы. Беспомощно мычит. Извивается, пытаясь ослабить верёвки, но сгибается пополам, когда кто-то вновь бъёт коленом в живот. — Он не мой близкий человек. Ты проебался, Брук, — смеясь через силу, говорит Уэйд. А потом смотрит в глаза Питера, надеясь, что тот каким-то чудом научится читать его мысли: "Эй чувак! Ты близок мне! Ты дорог мне! Я, блядь, похоже влюбился в тебя! Пожалуйста, не плачь!" Да, проебался. Причём, судя по всему, не только Брук. Питер притихает и уходит в свои мысли. Неужели после всего, что было между ними, он ничего не значит для Уэйда? "Добегался за взрослым мужчиной, Питер. Боже, какой же ты идиот…" Глаза предательски щиплет. Это всё… совершенно неправильно. Так быть не должно. И теперь это совсем не кажется Питеру чем-то увлекательным. Все его действия, начиная с первого прихода в "Гадюку" вели именно к этому. Насилие никогда не приводит ни к чему хорошему. — Разве? — выгибая бровь, спрашивает итальянец. Он опасно близко подходит к Уэйду, заглядывая в злые глаза и улыбается. — Разве этот сопляк не твоя шлюшка? Про вас, знаешь ли, весь бар трещит последний месяц. Даже напрягаться для поиска информации не пришлось! Уэйд на чистых рефлексах прикидывает: двое у выхода — в запасе максимум пара пистолетов и складной нож, — двое держат Питера, а значит к оружию добраться будет сложнее, один — по-любому, сзади или где-то притаился с огнестрелом. Стандартная расстановка. В кругу. Если удастся выцепить стреляющего и, в идеале, отобрать оружие, то проблем с устранением остальных не останется. — И что ты хочешь от меня? Извинений перед вагиной твоей мамочки? — выплёвывает Уэйд. Дразнить пасть, в которую ты сунул голову — любимое занятие мужчины. А главное, приятное: от резких слов, Брук раздувает ноздри и скрипит зубами. — Одних извинений от такой грязной псины, как ты будет мало. Мне нужно, чтобы ты почувствовал себя оскорблённым настолько же, насколько почувствовал себя я. Поэтому, пока я добрый, предоставляю тебе выбор. Либо бой со мной, один на один. Либо этот парнишка станет инвалидом на всю жизнь. Выбирай, что тебе дороже: собственное эго или чья-то жизнь. Все в помещении затихают. Уэйд напрягается: понимает, что без игры в поддавки пока не обойтись. Если он будет на ринге, осмотр помещения удастся произвести куда проще, а попасть по нему в чаше - сложнее, стрелку придётся выйти ближе, стоит только показать, что хозяину грозит смертельная опасность. — Идёт. Я согласен. — Отлично! Но не забудь, это не твои петушиные бои в подвале. Либо умрёшь ты, либо я, — предупреждает Брук и стягивает чёрную водолазку — драться в одежде неудобно. Итальянцы такие пафосные! — Да без проблем. Только ты забыл одну деталь… Уэйд оказывается рядом с врагом быстрее, чем тот ожидает, делает подсечку и валит итальянца на землю. На изуродованном лице играет злобный оскал: — Я сука живучая. Они идут по кругу, сверля друг друга взглядом и ожидая первого хода. Уэйд собран на максимум. Он изучает движения соперника, считывает его слабые места и прикидывает куда нанести удар, но не подаёт вида, прикрываясь тупыми шутками: — Хэй, Брук! Ну что ты так близко к своему сладкому сердечку принимаешь?! Ты сам-то эти самокрутки нюхал? Ух, до сих пор вонь в носу стоит! — жалуется мужчина, демонстративно зажимая нос и кривясь. — Что не нападаешь? Яйчишки свои перепелиные поджал? И это срабатывает. Брук несётся на него, как поезд, сразу же нанося хук слева. Уэйд уворачивается, одновременно занося удар по рёбрам — слышится сдавленный свист сквозь зубы. Прилетело ощутимо, но не до треска костей — Дедпул ещё не разогрелся. Питера, который молча наблюдает за боем, начинает трясти от волнения. Каждый раз, когда итальянец пытается нанести удар, сердце замирает и ухает вниз от ужаса. Питеру страшно. Он жмурится, чтобы не видеть происходящего. Либо Брук сильно уступает Уэйду в технике, либо Уэйд слишком хорош, но пока с ним всё в порядке. Настолько, насколько может быть в этой ситуации. Питер буквально ненавидит каждую, брошенную Уилсоном шутку. Сейчас вообще не до этого! — В чем дело, мафиозный ты обрубленный хрен? Уже сдаёшься? — шутит Уэйд, умудряясь совмещать болтовню с блоками, которые он вынужден ставить, пока Брук с налитыми ненавистью глазами наносит удар за ударом. Он двигается быстро. Для немного помятого с прошлого боя, Уилсона, даже слишком быстро: кулак, прилетевший в подбородок, заставляет едва ли не упасть назад. Но мужчине удаётся удержать равновесие — он всё ещё стоит на ногах и платит за это вторым пропущенным ударом. На этот раз чужой кулак прилетает в живот. — Оу, а маникюрчик не сломаешь? — сгибаясь пополам и сплёвывая кровь, спрашивает Уэйд. — Кстати, номерок мастера не подскажешь? А то я бы наведался! Краем глаза, пока Брук упивается своей маленькой победой, но так же слеп от ярости, Уэйд помечает движение у запасного выхода — стрелок. Нужно действовать. Но для начала нужно вытащить Питера, чтобы парень не пострадал ещё больше. Драка в самом разгаре. Уэйд намеренно поддаётся, чтобы усыпить бдительность Брука: несколько раз позволяет прижать себя животом к мату, чтобы спланировать, как им с Питером лучше смыться. И вот в очередной раз сбросив с себя итальянца, мужчина изворачивается и делает залом локтевого сустава, пока не слышится характерный громкий щелчок. Брук взвывает от боли, стучит ладонью по мату, а Пул немедля орёт в сторону: "Питер! Локте-челюстной!" Остаётся надеяться на сообразительность пацана, и она не подводит — Паркер реагирует, как дрессированная собака. Он незамедлительно отскакивает в сторону, но мужчина, охранявший пленника, тут же хватает костлявое запястье и давит на плечо этой же руки, пытаясь повалить парня на землю. Питер дёргается, подпрыгивает и, развернувшись прямо в воздухе, со всей силы бьёт мужчину в нос, а после, ближней к охраннику ногой, даёт под дых. Мужчина сгибается пополам, хрипя проклятия. Паркер хватает его за костюм на плечах и добивает вторым ударом по лицу, но уже с колена. Сердце бьётся так сильно, что Питер ощущает пульсацию крови во всём теле. Он поворачивается в сторону ринга, чтобы понять, что делать дальше и... В воздухе раздаётся первый выстрел. Как Уэйд и предполагал, он предназначен ему. Мужчина успевает увернуться, но пуля всё равно царапает кожу. Быстро сориентировавшись, Уилсон ревёт: "Питер, на пол!" и, закинув тушу обездвиженного Брука на себя, подставляется под пули — итальянца тут же фаршируют дробью. А дальше все несётся к чертям, как в каком-нибудь кошмарном сне. Увидев, что главарь мёртв, его приспешники с криком бросаются на Уэйда. Завязывается не совсем честная потасовка — пятеро на одного, —но мужчина не посмел бы назвать себя живучей сукой, если бы не мог выкарабкаться из этого дерьма. Он вырывает из голенища чужого берца нож и вонзает лезвие в глотку нападающего сзади; шустро разворачивается, бьёт по печени второго и, выхватив его пистолет, пускает в тупые головы три пули — по одной на каждого. Остался последний…***
Когда звук выстрелов сменяет боевой крик, Питер неуверенно поднимает голову, осматривается по сторонам и тихо выдыхает: — О Боже… Ему никогда не было настолько страшно, как сейчас. Горло душит животная паника, а на глаза наворачиваются слёзы. Лучше бы он лежал, как лежал и не видел того, с какой лёгкостью, даже не задумываясь, его Уэйд одного за другим убивает нападающих. В голове назойливо вертится мысль, что мужчина точно делал это раньше. Не раз и не два. Последний, кто остаётся в живых, старается уползти как можно дальше, но — от Дедпула не спрячешься. Уэйд в два шага добирается до охранника, притягивает к себе за ногу и, оседлав, начинает яростно душит: — Это, сука, вам за испорченный вечер. Чужие губы стремительно синеют, тело бьётся в предсмертных конвульсиях, и Питер не выдерживает. Он подрывается с места и, хватая с земли пистолет и пряча его за спину, подбирается к Уэйду. Он держит дистанцию. — Стой! Пожалуйста, хватит, — дрожащим голосом, выдавливая из себя каждое слово, просит парень. — Хватит. Я прошу, не надо... Голос Питера заставляет Уэйда не сразу, но прийти в себя. Он рычит на парня от неожиданности, мечет безумным взглядом, а потом, оценив целиком всю ситуацию, невесело усмехается — Что, страшно? — спрашивает, снова поворачиваясь к мужику, который задыхался в его хватке. — Это мусор, Питер. Люди-отбросы. Они не достойны жить. Внутри кипит злость. Уэйд даже сам не до конца понимает от чего: от того, что Питер пострадал из-за него или... Да похоже именно из-за этого. Питер Паркер, не умытый кровью суровых улиц Нью-Йорка мальчишка, не должен был видеть всё это; не должен был пережить нападение. И это его, Уэйда, вина. Всё из-за него. — Не тебе это решать... — отзывается парень. Чувство жгучей вины окатывает Уилсона. Оно же заставляет в последний момент разжать пальцы на чужом горле. Бандит хрипит и кашляет, и с трудом разбирает слова, когда Уэйд притягивает его за ворот к себе и рычит прямо в лицо: "И пускай только посмеют ваши ублюдки хоть раз сунуться сюда, ко мне или к пацану. Я тебе лично пальцы по одному отрежу и в глотку запихаю, понял?" Он небрежно откидывает от себя везунчика, и тот, едва переставляя ноги, скрывается в дверном проёме. Уэйду даже не приходится снова поворачиваться к Питеру лицом — он и в первый раз заметил, что парень держит в руке пистолет. Мысль о том, что Бэмби теперь боится его — жжёт. — Что, Питти-бой, втянулся в нашу мясорубку? Тоже хочешь руки в крови испачкать? — отшучивается Уилсон, медленно поворачиваясь к мальчику и пронзая его презрительным взглядом, — Валяй, чувак, стреляй! Ты же у нас тут извращенец, который тащится от драк. Может, у тебя и на труп мой встанет? М? Улыбаться в этот момент тяжелее всего, но мужчина пересиливает себя, натягивая на лицо мерзкую ухмылку. — Да не сможешь ты, — он подходит вплотную, — А знаешь почему? "Детка, Боже, ты так дрожишь. Обнять бы тебя." — Потому что ты ссыкло. Мамин сынуля, которому драки кажутся какой-то экзотической забавой, правда ведь? "Боже, Питти, они ударили твоё милое личико… Никто не должен трогать его. Никто." Уэйд наклоняется к уху мальчика, касаясь губами мочки: — Вали отсюда, уёбище мелкое. Хватит с тебя проблем на мою жопу. "Нет, Питер! Питти, малыш, не слушай меня!" Уэйд бросает на него последний, равнодушный взгляд, отворачивается, чтобы позвонить Джеку — предупредить о трупах точно не будет лишним — и поспешно, ускоряясь с каждым шагом, покидает бар. "Пожалуйста, забудь о таком ублюдке, как я и просто живи нормальной жизнью подростка. Если найдёшь в себе силы…" — Уэйд... — наконец, тихо зовёт Питер. Он жмурится, чтобы сдержать слёзы, но наёмник уже далеко и не может услышать чужой надорванный голос. Парню больно от каждого сказанного слова, и каждое бьёт сильнее предыдущего в десять раз. Но он не понимает зачем Уэйд лжёт. Почему он говорит такие вещи, если сам не верит в них? Ведь всё, что между ними было… это просто не может быть правдой. Зачем, зачем он так говорит? Питер даёт себе волю. Он плачет навзрыд и, бросив оружие на выходе, бежит домой, но лёгкие быстро сводит от нехватки воздуха. Наконец, подбежав ко входу в дом, у него не хватает духу зайти, поэтому он кое-как влезает в свою комнату через окно и, стараясь скрыть в подушке болезненные всхлипы, незаметно для себя засыпает.