Ты мне больше не нужен

Яр не позвонил ни вечером, ни утром, ни через неделю. Ждать его вошло в привычку, как и разочаровываться все больше с каждым днем. Алоис ощущает, как внутренне выгорает. Он не видит будущего, и эта неизведанность пугает его. Что будет с ним? С ребенком? Как выбраться из безденежья и найти квартиру? Если не идти навстречу первым, все пропадет. Яр обидчив. Альфа может злиться неделями. В идеале нужно бы выждать, пока Яр остынет и сам явится, но… ожидание влечет за собой опять-таки неизведанность. Алоис ждет — а чего ждать, не знает. Да, Яр выставил его. Впервые сам. Ударил, оскорбил, нанес увечье котенку. Но поверить в правдивость произошедшего Алоис не может до сих пор. Он так привык к Яру, что теперь ему тяжело вынести тревогу, связанную с расставанием. Только на работе и отвлекается. Жить у Фредера хорошо. Фред не то, что не заставляет его работать по дому — наоборот, против этого. Говорит — «ты гость», и все тут. Поэтому Алоис помогает втайне. То пыль повытирает, то предметы на места расставит, то кактусы на подоконнике подкормит. Фред, в отличие от Яра, не стремится к стерильной чистоте. Альфа оказался тем еще неряхой. Постоянно забывает где попало вещи, особенно носки. Где их Алоис только не находил за неделю! А о немытой посуде вообще грех говорить. Приходилось потихоньку мыть, по несколько за раз, чтобы было незаметно, что гора становится меньше. В общем, Фредеру явно не хватает омеги в доме. Хозяйственного, обязательно любящего и такого же доброго и разговорчивого, как сам альфа. В голове рисуется образ низенького хрупкого омежки, миловидного в лице и длинноволосого. В остальном уживаются они неплохо. Если бы не подавленное состояние, Алоис бы вовсю развлекся. Фред то и дело пытается его развеселить. Не оставляет одного: на работу вместе, с работы — тоже, по пути назад в магазин, покупают продукты на ужин. Готовит, правда, Фредер, но в последние дни Алоис напрашивается помочь. Так он хоть немного не чувствует себя должником. Быть нахлебником очень даже удобно. Полагаться на кого-то — и более. Как бы не привыкнуть к хорошему — потом сложно будет отвыкать. В их с Яром доме другие порядки. Там — четкая иерархия. Тут же — равноправие. И это манит. Алоис винит себя за одни мысли, что ему тут лучше, чем дома. Поэтому старается подыскать жилье. Зарплата два раза в месяц и через неделю следующая. Он и так надолго тут задержался. Все съемные слишком дороги для его небольшой зарплаты: придется очень сильно экономить, а ему нужна новая обувь, старая совсем идет по швам. Пережить бы осень… И ко всему плану — обязательно отдать Фредеру деньги, которые на него потрачены. Яр приучил Алоиса, что ничего не дается задаром. Простым спасибо не обойтись, а ему нечем платить. Браслет, подаренный Яром, он отдать не может. Память. Телом расплатиться — и более. Это жалкий жест, даже если Фредер рассчитывает добиться его таким образом. Алоис не представляет себе секс с нелюбимым. Это отвратительно, как подачка. Да, сам Фредер не вызывает отвращения. Скорее, уважение и безмерную благодарность, искреннее восхищение его характером. Но это далеко не любовь. «Я бы, наверно, смог его полюбить, если бы не Яр. Сердцу не прикажешь. Эта привязанность убивает меня, но вырвать ее я не могу. Я скучаю по нему, как бы не хотел это признать», — Алоис снова грустит, опираясь на кухонный стол руками. Сегодня воскресенье, и он решил втихаря похозяйничать на кухне — приготовить обед. Но Фредер задерживается, и еда давно остыла. Интересно, что могло случиться? Альфа ушел утром на встречу с друзьями, говорил, будет к обеду. Вон, небо потемнело раньше времени — будет очередная осенняя гроза. Наверно, Фред промокнет… Если бы Алоис знал, куда именно пошел альфа, то отнес бы ему зонтик. — Что такое, Кусака? — котенок у его ног начинает играть и прыгать, впиваясь когтями в штаны. Ушибленная лапка зажила, и теперь питомца не остановить. — Ку-са-ка! — произносит Алоис, наклоняясь и пытаясь погладить мелкого. Но проказник вцепляется когтями и зубами в его руку, царапая задними лапами. Кусает осторожно, несильно. Такой маленький, а уже вредный. Поворот ключа в замке Алоис слышит с кухни, поднимая Кусаку на руки. Идет навстречу, признаваясь себе, что без Фреда одиноко. И котенок от одиночества не спасает — отвлекает, и всего-то. — О… — выдавливает Алоис, чуть не упуская гиперактивного Кусаку из рук. Фредер перед ним вымокший, с курчавых волос и бороды капает вода. В одной руке пакет, а вторая за распахнутой курткой у груди. Миг — и оттуда выглядывает… котенок. Такой же мокрый, пятнистый, со слипшейся грязью на мордочке. Мяукает. — Смотри, кого я нашел, — произносит с улыбкой Фредер. Удивительно, с какой нежностью альфа смотрит на маленький комочек в большой своей руке. Алоис мгновенно оттаивает и тоже улыбается, спуская Кусаку на пол и помогая Фреду закрыть дверь. — Подержи нашего гостя, — говори альфа, бережно подавая ему вцепившегося в руку котенка. — Ой, какой мокрый, — Алоис прижимает «гостя» к груди, совершенно позабыв о грязи. Ему все равно на пятна на бежевом свитере. Потом отстирает. Он придерживает руками котенка, пытаясь согреть. Животное совсем худое — одни кости да кожа. — Где ты его нашел? — полным восторга голосом спрашивает Алоис. — Та-а, прямо под домом, — отвечает Фред, раздевая попутно куртку, с которой капает на пол влага. — Походу, выбросили, или прятался от людей, потому что других котов там не было. Его бы забрали на утренней зачистке бездомных животных. И усыпили. Я не раз уже подбирал, кстати, потом в приют относил, или в добрые руки. Мне их жаль. Они тоже хотят жить и не виноваты, что попали на улицу, — вздыхает Фредер. Подходит ближе. Кофта на нем тоже местами промокла. Видно, альфа продрог, как и этот маленький кот. — К сожалению, мы не можем повлиять на зверский закон убивать бездомных животных. Они говорят, что вывозят их в поля за город, но… — Алоис поддерживает тему, продолжая гладить мурчащего котенка. А тот ласковый, под пальцы мордочку подставляет. Второй, — Кусака, — вертится под ногами, играя. Как бы не наступить случайно. — Его нужно вымыть, — говорит Фред, направляясь к спальне. — Сейчас, переоденусь… иди в ванную пока. Алоис слушает. Заходит в ванную, на ощупь включая свет. За ним забегает и Кусака, смешно проезжаясь по кафелю и задирая серый хвост. — Что, тебя тоже помыть, зубатик? — обращается к нему Алоис. Он включает в ванной воду, настраивая подходящую температуру. Набирает. На полках находит кошачий шампунь, наверняка принадлежащий Полосатому. Фредер не заставляет себя ждать. Наблюдая, как Фред купает маленького котенка, большими ручищами, осторожно, нежно, Алоис думает, что ошибался на его счет. Фредер слишком добр для альф. Разве может такой добряк нанести вред? Становится стыдно за свои же выводы. А младший оказывается не котом, а кошечкой, пока безымянной. Когда она подсыхает, Алоис рассматривает пятнышки: черные, рыжие, коричневые. Почти все — на спине. Остальное — лапки, под шеей — белое. Мурлыка длинношерстая. Но видно, не породистая, обычная дворовая. Завтра к ветеринару, на проверку, прививки. Алоис вместе с Фредером кормит питомицу разведенной смесью для котят — заменителем молока. Пришлось разыскать пипетку и кормить, как дите малое: кошечке едва ли больше месяца. Это действо напоминает Алоису о собственном ребенке, и мысли о нем вызывают ощущение теплоты. В этот момент он впервые осознает, что через восемь месяцев и неделю станет папой и впервые чувствует при этом искреннее желание им стать. Кормежка котят настолько забавная и веселая, что Алоис на долгое время забывает о телефоне. Он вздрагивает, включая, и напрягается внутренне. Но… видит ожидаемо пустой экран. Уведомлений нет. Значит, придется брать ситуацию в свои руки.

***

На следующий день после работы Алоис идет немного раньше Фредера, сказав, что прогуляется пешком. Он недоговаривает. Его «прогулка» направлена на один-единственный дом. Погода на улице портится с каждым днем. Вчера пролетал первый мокрый снег. Ветер портит прическу, а в красном пальто холодно, несмотря на теплый свитер под ним. Но дрожит Алоис по большей части от волнения. Это почти что паника: мысли россыпью, глазами туда-обратно в поисках неведомо чего. В горле ком. Чем ближе он к заветному дому, тем больше воспоминаний. У них с Яром было много хорошего, но ситуация двухнедельной давности еще не забыта. Алоис думал, что успел простить, но на деле все сложнее. Ком в горле давит, распирает глотку. Разум кричит: не иди! Предупреждает. И в самом деле, разве не глупо идти туда в одиночку? Но с другой стороны, не тащить же с собой Фредера… На звонки Яр не отвечает, а поговорить надо. Может, получится достучаться до него и попросить отдать деньги. В этот момент Алоис уже и не надеется, что их отношения продолжатся. Да и по правде… ему не хочется сейчас продолжать. Сделать бы паузу, обдумать… После того, как он попробовал жить в одном доме с Фредером, понял: Яр слишком много от него требовал и местами… использовал. Осознание этого простреливает болью в виски. Наверняка, Яр просто-напросто разлюбил его, из-за этого и начал придираться к любым мелочам: его раздражало буквально все. Так обычно и бывает. Влюбленность, которая сглаживала недостатки, проходит, а сами недостатки-то остаются. Но Алоис по-прежнему не может смириться с разрывом. Изнутри тянется на свет надежда: а вдруг наладится, а вдруг у их ребенка будет полноценная семья, как и положено? В любом случае, надо поговорить. Оценить ситуацию, попробовать достучаться до совести. Возможно, за две недели Яр остыл, и теперь с ним можно говорить как с адекватным человеком. А если нет… Жаль только, что в правоохранительные органы не с чем обратиться. Алоис добровольно отдавал деньги, да и доказать, что определенная сума на счету — его, будет непросто. «Если бы я не был таким доверчивым, этого бы не случилось», — корит себя. Алоис не знает, чего ожидать, и это пугает еще больше. Волнение отзывается учащенным стуком в горле и усиливает эффект удушья. Ему кажется, что это пальцы Яра вцепились в шею и не дают дышать. Квартира номер сорок семь. Темно-коричневая дверь. Тишина. Он с замиранием нажимает на дверной звонок, несмело. Раз, второй. После — смелее. Долго звонит, бездумно. Он успокаивает себя наперед: будь что будет. Неизвестность — страшнее горькой правды. Но щелчок замка выворачивает наизнанку, и Алоис не чувствует себя от эмоций. Яр перед ним совсем непохож на себя. Опухший, непричесанный. Одежда помятая. От него воняет дешевым спиртным и несвежестью. Яр пошатывается, но дверь до конца не открывает. — А-а, — тянет альфа и жмурит глаза, наверняка узнав его. — Ты-ы. Собачонка моя. Приполз? Хаа, — выдыхает, обдавая смрадом. Смеется глухо. Алоис кривится, не подходит. Почему Яр так выглядит?.. Он никогда не пил столько. Это из-за мыслей, что Алоис ему изменил и забеременел от другого? Видно же, страдает. На мгновение Алоису становится его жаль. Яр ведь не знает, что это неправда. Возможно, стоит попробовать объяснить ситуацию с «изменой», а уже после перейти на истинную причину визита. Если Яр уверен, что Алоис его предал — то тем более, не станет слушать и деньги не отдаст. Или… все потеряно? Или не рисковать и уйти прямо сейчас? И в самом деле, лучше растить ребенка одному, чем со вспыльчивым Яром, который может сломать сыну психику или в запале убить. Но… деньги же. Нужно хотя бы попробовать. Алоис стоит на месте. — Че надо? — бросает, нетрезво пошатнувшись, альфа и удерживается за дверь. — Поговорить. Нормально, как люди. Пожалуйста, давай поговорим, больше я от тебя ничего не требую. Яр не отвечает ему. Смотрит мимо, в пустоту, и кажется, вообще его не слышит. Находится где-то в своем мире, недосягаемом для других. — Начну с того, что… Ты неверно истолковал. Я не могу понять, почему ты так легко поверил Хью всего по фото. Я тебе не изменял, не веришь мне, так у Фредера спроси. Или у моих коллег. Давай сделаем тест на отцовство, я сам готов заплатить за него, так что тебе не придется тратиться. Этот ребенок твой, — на удивление, у него получается говорить спокойно. Но последнее он выдавливает, переступая через душащую обиду. — Давай мириться. В ответ Яр смеется, и это задевает еще больше. Неадекватен. Этот смех почти истерический. Зря Алоис начал все это, сам же видел, что в таком состоянии до альфы невозможно достучаться. — Наивный, — продолжает хохотать Яр, внезапно затихая. Смотрит прямо в глаза, своими пустыми, будто безжизненными. От этого взгляда — безумного — мурашки по коже. Инстинкт самосохранения вопит «уходи!» с удвоенной силой. — Какой же ты тупой, я не могу, — выплевывает Яр. — Ты в самом деле думал, что мне не посрать на твои измены? Да я распинался только, чтобы выпереть тебя, ик, с квартиры, — он снова пьяно пошатывается, но говорит медленно, с интонацией. Алоис сжимает челюсти до боли, уверяя себя, что альфа просто пьян и поэтому несет невесть что. — Ты мне нахрен не сдался. И даже если ребенок мой, мне все равно. Ты же знал, что я ненавижу этих мелких тварей. Думал, что я вдруг поменяюсь? Ради кого? Тебя? Смешно. Ты кто такой вообще? Ты недостоин нормального отношения, а я ведь относился к тебе лучше всех. Ты разве ценил? Не-ет. Не ценил. Мне не нужен такой тупой омега. Иди обратно в свою загаженную деревню и ройся в говне. Алоис качает головой, перед глазами все плывет. Слезы. Пытается сказать что-то, но дрожь непосильна, дрожь заставляет душиться комом и молчать. Каждая услышанная фраза как нож. Лучше бы ударил, убил бы прямо тут, у двери. Слова ранят больнее кулаков. — Это ты во всем виноват, — громче шипит альфа, а запах его становится агрессивным. Дверь приоткрывается больше, и Алоис отходит на шаг назад. — Ты виноват! Если бы не ты, я бы давно оприходовал эту жирную свинью Хью и был бы на верхушке общества! Но не-ет… Из-за тебя я теперь на дне. — Тут тебе и место, — вырывается злобное у Алоиса. Слова жгучие. Следом за шоком и непониманием идет сопротивление. Злость, желание задеть в ответ. Отомстить. — Что ты рявкнул?! Но в этот миг соседняя дверь открывается и оттуда выглядывает старый альфа, осуждающе кряхтя что-то. Алоис не слышит из-за шума в ушах. Дверь перед ним резко захлопывается. Щелчок замка. Дважды. Приглушенная ругань. Мышцы слабеют, Алоис глухо рыдает, не пытаясь спрятать свое состояние от глаз соседа. Старик подходит к нему, опираясь на клюку. — Бедный, что ж ты терпишь эту нелюдь-то? Алоис молчит в ответ, не в силах выдавить и звука. — Беги от него, пока жизнь тебе не сломал. Ты молодой, найдешь себе хорошего, — продолжает дед. — Я… скажите мне, как, как объяснить, что… как забрать мои… — он захлебывается, пряча лицо в ладонях. — А ты что, думаешь, он из-за тебя, того? Так он это, поди… уволили его, вот и пьянствует. Слыхал, говорили, он там начудил дел. Из компании, в коей работал, знатно так подворовывал деньжата. Оно и видно, хитрый на лицо. Вот и поймали его, и суд будет. Штраф огромный платить придется. Ладно, пойду я, а ты не стой, иди от нелюдя, не терзай себя. Не достоин он твоих слез. Старик уходит. Хлопок двери этому подтверждение. Щелчок, холодом по спине. Рыдания прекращаются, Алоис вытирает слезы рукавом, подводя распахнутые в неверии глаза на дверь. «Это из-за тебя», — эхом в голове голос Яра. «Из-за тебя меня уволили!» Нет. Яр не из-за него страдает, а из-за работы. Работы, которую любил больше всего. Осознание этого прошибает насквозь. Что-то гаснет в груди, затушенное внезапным порывом. Алоис открывает глаза и видит, насколько был слеп. Невыносимо. Он срывается с места к двери. Кулаком, со всей силы. Больно. Разве может так болеть? — Тогда отдай мои деньги, долбаный ты кретин! — кулаками по двери. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — плачет, задыхается, давится рыданиями. — Открой! — он оседает на пол, разжимая сильно дрожащие руки. — Открой… ну прошу. Прошу же! Слышишь? За что ты так? Я же любил тебя, придурок…