Ты мне больше не нужен

День сменяется днем. Кажется, прошла целая вечность, а на деле — неделя. Алоиса ничего не радует. Ни котята, ни работа, ни Фредер со своей гиперзаботой. Алоис существует, поражаясь собственным механическим действиям. Вместе с Яром он утратил смысл жизни. Алоис не верит, что Яр ни капельки не переживал из-за него. Возможно, та давняя влюбленность, яркая и страстная, утихла, но три года совместной жизни — не день, просто так не вычеркнешь. Алоис столько вложил в эти отношения, что теперь попросту не желает смириться с их руинами. Ворошит камни, перебирает причины-следствия, а в итоге впадает в еще большее уныние. «Я многое делал, а ты не ценил», — слова Яра. Одно из самых ядовитых, которые так и хочется оспорить. Да, несомненно, Яр немало сделал для развития их отношений. Но и Алоис не стоял на месте. Если альфа действовал вначале, первым проявив инициативу, то Алоис делал все возможное, чтобы эти отношения поддержать и сохранить. Теперь, когда все утеряно, ему жаль себя. Жаль той части себя, которая всеми силами тянулась соответствовать идеалу. Которая слушалась и терпела, когда хотелось сказать «нет». Которая забывала унижения после первого «прости». И которая идеализировала безмерно своего единственного и неповторимого Яра. И вот, опять. Алоис попросту разучился видеть в нем того, кем Яр является на самом деле. Даже сейчас, в момент надлома, он не может его ненавидеть на все сто процентов. От привязанности так просто не избавиться. Он не может взять и забыть человека, которого любил на протяжении трех длинных лет. Это попросту невозможно сделать по щелчку пальцев, даже с учетом глубокого разочарования. И остается главный неизменный фактор. Ребенок в животе. Почти месячная кроха, частичка Яра. И теперь Алоис уверен, что ребенка придется растить в одиночку. То, чего он так боялся, в итоге сбылось. Это вгоняет в еще большее уныние. Он мог бы воспользоваться Фредером, но в силу своих принципов, навязанных с раннего детства родителями, не может. Это бесчестный поступок. Да, его ребенок получил бы отца, однако Фредер был бы несчастен рядом с ним. А он желает Фреду самой лучшей жизни с самым лучшим омегой и общими их детьми. –…Заскочу по пути в торговый центр, тебе что-то купить? — альфа вытягивает его из размышлений. Алоис будто пробуждается. Смотрит на Фреда и пытается понять, что тот только что сказал. На всякий случай он кивает головой, тоже заторможено. Теперь звуки окружающего мира захлестывают волной. Через открытое окно ветер, крики птиц, собирающихся стаями перед путешествием в теплые края. С ближайшего дерева на кухню залетает листок, еще зеленый, сорванный беспощадно и вышвырнутый ему под ноги. Алоис поднимает его и рассматривает. — Лисси, закрой окно, будь добр, тебе не холодно, что ли? — Не холодно, — пожимает плечами Алоис, не оборачиваясь на альфу у плиты. Фред готовит завтрак. Первая версия завтрака подгорела — пришлось выбросить и открыть окно, чтобы зловонный запах выветрился. Алоис закрывает так же автоматически. И только теперь замечает, что светлые, едва заметные, волоски на руках встали дыбом. Алоис продолжает рассматривать прожилки на листке, совершенно бездумно, как пустой механизм. — Лисси, — снова зовет его Фредер новопридуманным сокращением имени. — Поедешь со мной? Прогуляемся. Найдем тебе книгу, хочешь? Вчера ты уснул на половине комедии, — Фредер все еще не оставил попытки его расшевелить, но Алоис лишь отмахивается. Альфа постоянно говорит с ним, отвлекая от самокопания. Порою это раздражает. Алоису хочется побыть одному, полежать и посмотреть в точку на потолке, пережить таким образом очередной новый вечер после работы, а не вот это. Он понимает, что друг пытается развеселить его, как умеет. Алоис безмерно благодарен ему за это, но он привык справляться с проблемами сам. Рассказывать кому-то о личном, делиться самым больным — не про него. Он ест, тщательно пережевывая, но вкуса не чувствует. Врет Фреду, что очень вкусно, альфа улыбается ему. Алоис изображает улыбку в ответ. Без радости. Просто потому, что так надо. Когда Фредер уходит, Алоис кормит котят. Голова болит который день подряд, и эта боль давит на виски, тяжелая, будто в голову залили сталь. Постоянно хочется лежать и ничего не делать. И это состояние пугает его намного больше, нежели истерики. Лучше бы выпустить весь этот яд, выплеснуть на кого-то или что-то. Но он боится, что сорвется на Фредере. Поэтому носит яд в себе, а тот разъедает, превращает в пустую оболочку без желания жить. Алоис попросту не видит будущего. Не планирует. Забывает о том, что надо бы прекращать сидеть на шее у Фреда. Забывает о ребенке. Ест, спит, работает, лежит, ест, спит. Разум упорно ищет мотивацию встать и двигаться дальше, однако каждый новый найденный смысл меркнет. Его мечты, планы обрушились слишком резко. А выстроить новые нет сил. Он попросту существует, а не живет, отказываясь принять помощь от Фреда. «Сам справлюсь», — думает. — «Человек неспособен по-настоящему понять человека». Он снова остается один в квартире. Котики спят. Стены давят на плечи, создавая дискомфорт в лопатках и заставляя шевелиться, чтобы избавиться от мерзкого ощущения. Потолок придавливает сверху. Алоис тревожно срывается с места. Туда-обратно по гостиной, в попытках найти успокоение. Нет его. Нет. Покой — нечто призрачное. «Ты один», — шепчет подсознательный страх. — «Один!» «Нет, нет, нет, у меня есть котята, Фредер скоро придет, нет, я не один», — уверяет он себя же, шепотом, и кажется самому себе сумасшедшим. «Ошиба-аешься, ты один!..» Звонок в дверь — как спасение. Алоис идет, по пути отмечая, что Фред бы не стал звонить, у него же ключи есть. Это… гость? Пульс ускоряется от всплывшего перед глазами образа. Он открывает дверь с поразительной скоростью, руки подрагивают. …Коди. Алоис выдыхает, чувствуя боль в области сердца. Как огромную иглу под ребра загнали, проткнув насквозь грудную клетку. Он корит себя за дурные мысли о том, о ком думать не стоит. А старший омега тем временем улыбается и кивает. Алоис отвечает на его приветствие, пропуская внутрь. Папа Фредера тут нечастый гость, он омега занятой, у него кондитерская в центре города. За это время — несколько недель — Коди приходил всего два раза. Папа Фреда предлагает выпить чаю на кухне, побеседовать, дождавшись прихода сына. И как-то подозрительно осматривает Алоиса, щурясь и поправляя очки. — Я не спрашивал, думал, не мое дело, но… У тебя что-то случилось? Раз ты переехал сюда, то, — Коди делает паузу. — Поссорились с партнером? — Мы… разошлись, — выдавливает через силу Алоис. Виновато опускает голову, ожидая осуждения, мол, «куда ты смотрел», «почему не удержал альфу», «это был твой единственный шанс на семью». Все то, что сказал бы ему папа, если бы узнал. — Жаль, — пожимает плечами Коди, начиная хозяйничать у плиты, ставить чайник, будто бы он у себя дома. А, ведь правда — это дом его сына. — Дорогой, не расстраивайся ты так, видимо, не судьба. Ты омега видный, не этот, так другой будет. — Не будет, — возражает Алоис, чувствуя раздражение от «легкомысленных» слов омеги. Ничего тот не понимает. — Если ты поставишь на себе крест, то, конечно, не будет. Все зависит от тебя, — настаивает Коди. «Поэтому вы папа-одиночка?» — чуть не выпаливает он ироничное. Тишина. Алоис вслушивается в стук чашек, которые Коди достает с полки. Прозрачные, низкие. Он неосознанно рассматривает омегу, отмечая, что тот красив даже в свои пятьдесят. Длинные волосы, выкрашенные в чисто белый, завязаны в хвост. Сам невысокий, худой, из рукавов кардигана видно тонкие запястья. Только на лице морщины — у краешков губ, у глаз, на лбу. «Сам боишься осуждения, а его осуждаешь», — укоряет себя же Алоис, присаживаясь на стул и откидываясь на спинку. Он наблюдает, как Коди точными движениями снимает чайник и ставит на подставку. С Фредером у них почти ничего общего. Только цвет глаз — светло-карий — да и все на том. Наверно, Фред похож на отца. Но об его отце Алоис мало что знает: обычно болтливый Фред на этой теме резко становится молчаливым. — А… что случилось с вашим мужем? — не удержав любопытства, спрашивает Алоис. Только после осознает, что это, вероятно, больная тема, и вопрос некорректный. Сказанного не вернешь — приходится краснеть, замерев на месте. — О, это, — Коди мельком оборачивается на него. — Хм… так ты не поймешь, тут нужно рассказывать с самого начала, — услышав слова омеги, Алоис расслабляет сведенные в напряжении лопатки. Опирается спиной на спинку стула, выдыхая. Кажется, Коди не задет его вопросом. — Кажется, вчера я был студентом, а сегодня уже старик, — начинает Коди, разливая попутно чай. — Время летит так быстро, и чем старше становлюсь, тем дни незаметнее. Так, я говорил о студенчестве… да. Я учился на кулинарном, там и познакомился с… о, это я не об отце Фредди, его, кстати, Мартин зовут, если Фредди не рассказывал. Я о другом, но этот связан напрямую с тем, что случилось с Мартином. Шон, — Коди едва заметно кривит синеватые губы. — Он был самым красивым парнем на потоке, в него невозможно было не влюбиться. А ко всему тому я был наивным романтиком, так что согласился стать с ним парой мгновенно. Все омеги на курсе так завидовали мне, но они и не догадывались, что мне попался не принц, а чудовище, — омега вздыхает и улыбается, видно, он давно отпустил события прошлого. Алоис ожидает продолжения с большим интересом. Он пододвигает к себе чашку с напитком, помешивая ложкой, чтобы быстрее остыл. — Сначала все было хорошо, — продолжает Коди, — но потом я начал замечать, что он ревнует меня без причины. Шон оказался собственником. Сначала запретил мне общаться с альфами, после… вообще со всеми. Даже с дедушкой, мол, он плохо на меня влияет. И я, глупый, слушался. Шон был всем моим миром, я и не думал спорить с его «советами», — омега отпивает из чашки, — М-м, мятный… А, первым тревожным звоночком стала смерть дедушки. Точнее… а, дедушка мне заменял родителей, он сам воспитал меня. До сих пор себя виню, что променял его на Шона. — А что такого этот Шон сделал? — спрашивает Алоис, когда Коди притихает, явно задумываясь о чем-то своем. — Он запретил мне ехать на похороны дедушки, а когда я его не послушал, он впервые ударил меня и запер в комнате, ссылаясь на то, что там я могу найти кого-то и изменить ему. Тогда я понял, что у него сдвиг какой-то и попытался от него уйти. Не знаю какими силами, но он вымолил прощение. И убедил вступить с ним в брак. Говорил, что он — моя семья, — Коди снова пьет чай, жмурясь. — Вкусно. И я, наивный, снова повелся. Все было хорошо, пока я не забеременел. Сказал ему сразу же, дурак, а он — «Делай аборт». «Нам, нашей семье, не нужен никто другой», — говорил он. Я… я правда не хотел этого. Шон пригрозил разводом, сказал, что выставит без вещей, а у меня кроме него, его же стараниями, никого и не было. Пришлось послушаться. И сам того не замечая, я начал думать так, как мне велел Шон. Алоис сглатывает, ощущая сухость в горле. Запивает чаем, но давится, кашляя несколько раз подряд. Шон так сильно похож поведением на Яра, что от одного сравнения становится дурно. Неужели со стороны Яр выглядит таким же монстром? — Вижу, ты шокирован, дорогой, но сначала дослушай. Ох… Дальше моя жизнь превратилась в ад. За любой проступок он меня запирал в той самой комнате. Дошло до того, что он запрещал мне выходить на улицу. А однажды он побил меня особо сильно, я не выдержал и ночью сбежал. Не знаю, почему так долго терпел. Теперь понимаю, что любое проявление насилия — это нехорошо. Я обратился в полицию, и после суда Шону дали срок, плюс его обвинили в каком-то там убийстве — не знаю, делал ли он это, но вполне мог, и следующие двадцать лет я его не видел. Алоис молчит, все думая о схожести ситуаций. Да, Яр не настолько жесток, чтобы убивать… но что, если с годами альфа превратился бы в подобие Шона? Это действительно хорошо, что Алоис сейчас тут, а не рядом с ним. — Я уехал жить в дедушкин дом и долго не мог отойти от «отношений». Да, я добился развода и заново учился общаться с людьми. Целых семь лет не мог подпустить к себе альф, было страшно, что снова станут бить и относиться, как к вещи. Я начал ходить к психиатру и там познакомился с еще одним пациентом. С Мартином, — омега улыбается. — Он был лучшим человеком в этом мире. Он показал мне, что такое нормальные отношения. Да, мы стали парой и у нас родился Фредди. Но на двенадцатый сынишкин день рождения на пороге нашего дома появился Шон. С пистолетом. Алоис затаивает дыхание. Он ощущает не зажившую боль Коди, как собственную, и в порыве кладет свою ладонь поверх его в знак поддержки. — Все хорошо, дорогой, — улыбается ему омега, но взгляда не подводит. — Десять лет прошло. Мне уже лучше, — он заметно сглатывает, но продолжает улыбаться. — Да, Шон убил Мартина. Точнее, целился он не в меня даже, а в Фредди. Мартин защитил сына, а дальше… на шум прибежали соседи, они и вызвали полицию. Мартин… до последнего вздоха улыбался и обнимал нас, но «скорой» он не дождался. Он показал мне, что значит любить, — в глазах Коди на миг блеснули слезы. — И я никогда его не забуду, — он прикладывает свободную руку к сердцу. — А Шона… да, его снова посадили. — А вы не боитесь, что его выпустят и он найдет вас? Алоис всерьез беспокоится, чувствуя ком горечи в горле. Ему жаль Коди, до слез жаль. Теперь ему стыдно за укор в его сторону, мол, почему тот растил Фреда в одиночку. Алоис не имел права осуждать, не зная, что Коди пережил на самом деле. — О, нет, не найдет… Шона убили после года срока, по неосторожности. Слишком борзый был, вот его и стукнули, — вздыхает Коди, в несколько глотков допивая чай. — О… Видел в прошлый раз у тебя синяки были на шее и у глаза, но спрашивать не стал. Кто тебя так? — У меня… похожая ситуация, — сознается Алоис, поражаясь собственной смелости. Раньше он ни разу не признавал отношения с Яром неудачными. — Мой, то есть, Яр тоже контролировал меня и запрещал заводить знакомства и друзей, тоже ревновал, мне казалось, что это нормально. Иногда, — Алоис сглатывает неприятное ощущение в горле. Ему сложно говорить, но он продолжает: — Иногда он не только обзывал, но и поднимал руку. Я думал, что он… поменяется. — Дорогой, никто не имеет права ограничивать тебя, и тем более, вмешиваться в твое личное пространство. Запомни, если человек жесток, если бьет тебя, он не поменяется. Если он считает тебя вещью, помыкает тобой, он не поменяется, — Коди делает акцент на «не». — Это глупость, что человека можно перевоспитать. Пока ему удобно жить так, он ничего предпринимать не будет. Поверь, дорогой, ты такой не один. Ты молодец, что вовремя разорвал это, другие отходят годами, — улыбается ему омега, а Алоису становится стыдно от понимания, что Коди думает о нем лучше, чем он является на самом деле. — …Скоро Фредер вернется, — прокашлявшись, сменяет тему Алоис. — Ох, Фредди, он до сих пор водится с той компанией, — вздыхает Коди, оглядываясь на настенные часы. — Они ребята неплохие, но во времена старшей школы Фредди чуть не погиб из-за общих с ними увлечений, ты же знаешь эту историю? Алоис кивает, вспоминая, как Фред рассказывал, что в семнадцать лет попал в аварию на мотоцикле. Тогда альфа чудом остался жив, ведь травмы были серьезные. С тех пор он больше не садился за руль мотоцикла, а машину водит очень осторожно. «Я люблю скорость, но папа мне дороже», — сказал тогда Фредер, а Алоис отчего-то запомнил. Фред не только участвовал в гонках, но и занимался паркуром с той же компанией из еще троих альф — своими друзьями. Сейчас сложно представить, что спокойный альфа был в молодости любителем экстрима. — Ох, с тех пор мне страшно, что с ним что-то случится, — продолжает Коди, попутно вставая и переставляя пустую чашку. — Больше у меня никого нет, всю жизнь я посвятил ему. Я хотел, чтобы он вырос хорошим человеком, не терпящим насилия над слабыми. Но-о, — усмешка, — перестарался. Фредди у меня слишком мягкий, ему не хватает твердости в характере. — Это лучше, чем если бы он был тираном, — Алоис тоже поднимается. — Конечно, дорогой, — Коди поворачивается к нему. — И да, ты можешь поговорить со мной, когда захочется. Приезжай ко мне в кондитерскую, заодно покушаешь наш фирменный торт. — Но я не ем сладкое, — говорит он, неловко переминаясь с ноги на ногу. В животе, как на то, урчит: одного чая мало. В последнее время Алоис почти не ел — не хотелось. Теперь же резко проснулся аппетит. — Не вижу проблем, испечем тебе пирог с мясом. Ты любишь мясо? Алоис собирается отказаться, но в животе урчит с удвоенной силой, и старший омега начинает смеяться. Он тоже не сдерживает хохота, впервые за неделю отпустив себя. — Это секрет, но… это Фредди попросил меня с тобой поговорить, — омега выразительно поднимает брови, намекая, что об этом стоит умолчать. — Он сказал пару слов о том, что у него не получается привести тебя в норму. Но только т-с-с, — Коди прикладывает палец к губам. — Давай сохраним в тайне, хорошо? Алоис не сдерживает удивленное мычание, чуть не подавившись остатками чая — давно холодного. Он собирается что-то сказать, но стук входной двери сбивает с толку. В дверном проеме кухни появляется Фредер, просовывая вперед себя пакеты с продуктами. — О, Фредди! — восклицает почти не наигранно Коди. Алоис смотрит на альфу, и на душе от чего-то теплеет. Фредер же отвечает на приветствие папы (тоже притворяясь, будто удивлен его присутствию), а сам выслеживает состояние Алоиса. Этот внимательный взгляд сложно не заметить. «Спасибо», — мысленно благодарит он, обоих сразу. Алоис не знает, дойдут ли до него слова Коди, или этого запала хватит на день. Он не знает, проснется ли завтра с легкостью, или те же извечные мысли будут душить его, а стены чужой, кстати, гостиной давить на больное. Алоис не может предугадать будущее, но теперь у него появляется надежда, что он выкарабкается. Яр — психически нездоровый человек. Яр — негативный опыт. И он забудется, как забываются события давности в несколько лет. «Это будет непросто. Но, кажется, возможно», — размышляет Алоис, помогая Фредеру и Коди раскладывать продукты. Те разговаривают между собой, создавая атмосферу непринужденности и уюта. Алоис замечает лучи солнца, заглядывающие на пол через окно, замечает чайник, который вот-вот засвистит противно-тонким писком. Замечает теплые улыбки и приятные голоса. И понимает, что именно такую семью он бы хотел себе. Он гладит живот и обещает еще нерожденному сыну, что воспитает его так же, как воспитал Коди Фредера. Теперь ему не страшно, что сын будет расти без отца. Коди же справился без поддержки альфы-мужа, — и Алоис справится. Этот ребенок обязательно вырастет добрым и честным человеком, вежливым и не терпящим насилия в любом его проявлении. Алоис впервые за долгое время искренне улыбается, продолжая поглаживать плоский еще живот и только после замечает взгляды Коди и Фреда. Они по-доброму ему улыбаются, а омега произносит: — Когда планируешь в больницу на первую проверку? По-моему, давно пора. И витаминки прикупить, какие доктор скажет. А-а, если боишься, то я поеду с тобой. Алоис кивает в ответ, думая, что он не заслужил такого обращения. Но он не говорит этого, стараясь отвлечься и насладиться спокойной атмосферой. Увидев перед собой коробку, он переменяется в лице. — Это тебе, того, подарок, — произносит Фредер и смотрит искрящимися глазами. — Ты сегодня сам согласился, так что… Алоис припоминает, как на автомате ответил на неуслышанный вопрос. Хочется отвернуться, чтобы Фред не подумал лишнего, увидев его краснеющие щеки. Алоису стыдно за свою невнимательность, а не за полученную коробку с непонятным содержимым. Пока Коди возится с нарезкой салата, Алоис ставит коробку на тумбочку и открывает, с замиранием сердца. Почему-то он представляет там очередного питомца, хомячка, например, или породистую крысу. Но к своему удивлению обнаруживает… обувь. Пару коричневых туфель, лакированных, новомодных, с заостренными носками. Он прикрывает открытый рот, сглатывая и качая головой. — Нет, нет, я не могу это принять, — возражает он, — как подарок тем более. Алоис встречает непоколебимый взгляд карих глаз альфы и не выдерживает напора, отводя глаза обратно на обувь. Вспоминает свои потрепанные, понимая, что новые ему нужны. Но эти явно немало стоят. Брендовый значок на упаковке тому подтверждение. И тут он замечает на обратной стороне упаковки указанную цену, и глаза его округляются. Это же больше трети его зарплаты! Алоис шепчет «сейчас» и уходит в соседнюю комнату, доставая из сумки деньги. Отсчитывает, понимая, что это сейчас лишняя трата. Но туфли уже куплены и назад их не вернешь, а выбрасывать жалко. Поэтому он идет на кухню и протягивает Фредеру свернутые пополам купюры. — Вот, тут мало, но… прости, остальное я отдам потом, мне неудобно оставаться в долгу, но, — Алоис умолкает от резковатого движения в свою сторону. Фредер подходит близко и смотрит внимательно прямо в глаза, чуть сощурившись. На заднем плане Коди проговаривает: «Это же подарок, ты чего!» Алоис отступает на шаг, второй раз не выдерживая натиска. Все же, рядом с сильным альфой невольно подчиняешься. Это инстинкт. — Отойдем на минутку, — Фред кивает в сторону двери в гостиную. Когда они оказываются в соседней комнате, Алоис снова пытается отдать деньги. — Если не… — начинает он, но Фредер, кажется, не слушает его. Отворачивается в сторону, чуть пошатнувшись, хмурится. Впечатление, что у него резко начала болеть голова. — Что с тобой? — тихо спрашивает Алоис, косясь в сторону Коди, который подслушивает у приоткрытой двери. — Ты, случаем, не заболел после того, как нашу Пятнистую принес? — он прикладывает ладонь ко лбу Фреда, проверяя температуру. Кожа холодна. — Не думаю, тут другое. После аварии у меня частые мигрени, — сознается Фредер. — Я не говорил, потому что папа переживает, — еще тише добавляет он, наклоняясь. — Ничего серьезного, простая временная слабость. Я недавно сдавал анализы, и они показали, что я здоров, так что папе ни слова, — Фред усмехается, а Алоис облегченно выдыхает. Все-таки, Фредер «папин сыночек», и этого не оспорить. — Не скажу, — соглашается Алоис. — Тогда пошли, примеришь туфли. Кстати, мне пришлось украсть одну твою туфлю, чтобы угадать с размером. — Так вот, что!.. Я думал, Кусака с Пятнистой ее уволокли, а это, оказывается, кот побольше, — смеется Алоис, направляясь обратно на кухню.