***
В середине дня небо заволокло свинцовыми тучами. Эскель прикинул, что в запасе есть около получаса, прежде чем гроза их настигнет, и предложил остановиться на показавшейся впереди ферме. Перед самым домом им навстречу выбежали пятеро детей. Фигурки тощие, одеты в тряпьё и обноски. - Привет, ребятня, - окликнул их Эскель. - Отец или мать рядом? Нам бы переждать у вас грозу и купить еды. Дети тревожно глазели на него. Один мальчик, по-видимому, самый старший, развернулся и побежал к амбару. - Папка! Папка! Всадники во дворе! Из открытой двери показался щуплый мужичок с жидкими волосёнками, торчащими в разные стороны. Он нахмурил усталое лицо и направился в сторону гостей. Одежда его оставляла желать лучшего, вся заляпанная и в заплатках. Медленно приблизившись к незнакомцам, он смерил спешившегося ведьмака подозрительным взглядом. Талья спустилась с лошади и, натянув приветливую улыбку, сказала: - Здравствуйте. Можете продать какой-нибудь еды? Нам предстоит ещё долгий путь, а запасы на исходе. Мужик едва взглянул на неё и ничего не ответил. Вместо этого он заступил дорогу Эскелю, презрительно оглядывая его с головы до ног. - Ничего у нас нету. Езжайте отседова, - удивительно твёрдо произнёс он, в упор глядя на ведьмака. - Нам просто грозу переждать, вот-вот начнётся. Можем мы укрыться в амбаре? Крестьянин скривился, плюнул и проворчал: - Валяйте. Он вернулся внутрь, следом завели лошадей Эскель и Талья. Первые крупные капли дождя тяжело упали на землю. Амбар был забит тюками сена, и только в самом углу хранилось зерно. - Еды продать не могу. Самим есть нечего. Урожай в нонешнем году скудный. Хорошо, если все мальцы зиму переживут... - бухтел мужик. Он повернулся к детям, заглянувшим полюбоваться на лошадей и украшенные сёдла. - А вы! Глядите, чтоб коровы подоены были, лоботрясы! Не то кнутом отхожу! Судя по проворству, с которым дети послушались, Эскель пришёл к выводу, что кнут им знаком не понаслышке. Крестьянин снова принялся укладывать сено. - Что ж, кажется, сегодня нам продуктами не запастись, - Эскель обернулся к Талье. - Завтра доберёмся до Галинора, надеюсь, там повезёт больше. - Какие же дети худые, я ничуть не сомневаюсь, что у хозяев едва хватает еды для себя. Видел, младшая девочка тоненькая как веточка. А какие впалые у них у всех щёки! - Гм. В этих краях такое не редкость. Земля здесь не даёт настолько обильного урожая как в плодородной долине Понтара. Почва слишком бедная. Но людям больше ничего не остаётся, только горбатиться и надеяться на лучшее. - Он ведь и кроны мои не примет? Я бы хотела дать семье несколько монет. Эскель покачал головой. - Пусть народ тут бедный, но обычно слишком гордый, чтобы брать милостыню. Особенно у женщины. Или ведьмака. Твоё предложение его скорее оскорбит. Дождь, вначале превратившись в настоящий ливень, быстро закончился и, когда худшее осталось позади, путники поблагодарили хозяина и попрощались. Возле конюшни тайком от отца стояли две девчушки и во все глаза таращились на Талью. Чистый восторг у них вызывала не сама женщина, а её гардероб. Дорожный плащ и одежда, хотя в ней не было ничего изысканного, вероятно, напоминали этим закутанным в лохмотья детям королевские наряды. Путешественники сюда заезжали, определённо, нечасто, и не многие из них оказывались дамами. Талья помахала сёстрам на прощание. Крестьянин, наконец, заметил, что две его дочери не выполняют порученную работу. Широким шагом подскочив к девочкам, он ухватил их за волосы и потянул за собой. - Я предупреждал вас, бестолочи. В отчаянье цепляясь за косички, дети беспомощно доковыляли до самого амбара и скрылись внутри. Следом раздались звуки ударов по коже, всхлипы и детский плач. - Эскель, мы должны помочь! - Талья ужаснулась тому, насколько открыто отец издевается над дочерями даже в присутствии незнакомцев. - Мы ничего не можем сделать. - Конечно, можем. Ты вдвое сильнее. Помоги им! - А что будет потом? Такие, как он, считают, что в праве избивать жён и детей. Мне что, руку ему сломать, чтобы он больше не смог ударить? Кто тогда соберёт урожай и управится с хозяйством? Семье не прокормиться без этого. А если я его просто поколочу, то, когда мы уедем, он с той же силой отыграется на детях. Эскель утверждал, исходя из собственного опыта, однако упоминать об этом сейчас у него не было желания. - Но… - Талья. Я бы хотел помочь, правда, но ведьмаки не вмешиваются в проблемы других - ни маленькие, ни большие. Мы просто не лезем в чужие дела. Для общего же блага. Он оседлал коня и приготовился уезжать. - И это всё? Притворишься, что тебе наплевать? Вот всё, что ты скажешь? Талья подлетела к Васильку и схватила повод. Эскель почувствовал, как внутри закипает гнев. Кем она себя возомнила, указывать ему что решать и что делать? Понесёт она ответственность за свои действия? Конечно, нет. Повисла тишина. Мужик прекратил лупить дочерей, вышел из амбара и потянулся за вилами, грозно поглядывая на гостей. - Талья, говорю в последний раз, мы сейчас же уезжаем. Любое вмешательство сделает только хуже. Затворникам из академии, этого, к сожалению, не понять. - Ах, затворникам значит. А я вот видела, как ты наблюдал за избиением двух беспомощных девочек и даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь им. И теперь я понимаю, почему все считают, что у ведьмаков нет чувств. Вы просто бездушные, бессовестные мясники! - Зато у меня хватит мозгов не ломиться в чужой дом и не заразиться смертельной болезнью! Талья растерянно хлопнула глазами, краска отхлынула с её лица. Разом пожалев о сорвавшихся резких словах, она собиралась извиниться, осознала, как Эскель прав. Но его ответ ударил будто нож в спину. Талья разжала руку, ещё мгновение сверлила ведьмака холодным взглядом, порывисто развернувшись вскочила на Аренарию и, не оглядываясь, выехала со двора. Эскель тяжело вздохнул. Вот, зараза, до чего он докатился. Обозлился и вышел из себя, по причинам, которые признавал с неохотой. Ведьмак выругался и последовал за Тальей.***
Следующий час они провели в гнетущем молчании. Алхимичка уставилась на дорогу. Эскель бы с лёгкостью понял, заходись она в ярости, но Талья, напротив, не произнесла ни слова. Он не мог объяснить, почему поступил так низко, ведь она доверилась ему и рассказала о своей потере, а он злоупотребил этим знанием ради короткого триумфа. Его терзал горький стыд. Когда тишина стала совсем невыносимой, Эскель в конце концов нарушил её: - Талья... прости за мои слова. Пожалуйста. Она по-прежнему с непроницаемым видом смотрела прямо перед собой. - Пожалуйста, скажи что-нибудь. Натянув поводья, алхимичка остановила Аренарию. Эскель последовал её примеру. Тогда, наконец, она повернула к нему взгляд, полный боли и упрёка. - Я доверила тебе что-то личное, очень личное, а ты... ты подло воспользовался этим, - в горле у неё стоял ком, глаза застилали слёзы. - Меня грызёт совесть. - Не без причины. - Верно. Я разозлился и вспылил. Этого не должно было случиться. Ты простишь меня? Талья колебалась. - Почему? На что ты разозлился? Я же видела, что ты едва сдерживаешься, чтобы не вмешаться. Так почему ты разозлился, когда я настояла на помощи? - Я злился не на тебя, а на себя. Знаешь, у ведьмаков есть принцип, требующий держаться в стороне от неприятностей, которые непосредственно их не касаются. Конечно, это не всегда срабатывает. Если бы существовал способ чётко различать чёрное и белое, то можно было попытаться игнорировать это правило и делать то, что считаешь верным. Но жизнь ведь на самом деле не просто чёрная и белая? Она как серое покрывало, сотканное из чёрных и белых нитей, - слова застряли у него в горле. – Однажды я был вынужден принять решение. И принял его с… ужасными последствиями. Эскель задумчиво посмотрел вдаль, погружаясь в воспоминания и, переведя дух, отогнал образы из прошлого. - Но это старая история и плохое оправдание для моего сегодняшнего поступка. - Не оправдание, но, возможно, объяснение. Расскажешь мне? Эскель быстро глянул на Талью, во взгляде которой читался искренний интерес. Пальцы пробежались по шраму на лице. Память о лезвиях, исполосовавших плоть, не переставала сокрушать. За последние тридцать два года он ни с кем не делился тем, что произошло: ни со своими братьями, которые там присутствовали, ни с кем-либо ещё. Он похоронил события и вину тех дней глубоко внутри себя, не надеясь когда-либо освободиться от них. Тем не менее, мысль рассказать обо всём Талье, в некотором роде, действительно представлялась правильной. Возникло жгучее желание высказать свою боль. Посмотрит ли она на него другими глазами, если узнает? Эскель вздохнул, по-прежнему сомневаясь. - Тебе знакомо Право неожиданности? Так мы… набираем учеников. - Читала где-то, что ведьмаки требуют детей у тех, кого они спасли, в качестве вознаграждения за услуги, но я подумала тогда, что это вздорные слухи. Такое объяснение заставило Эскеля усмехнуться. - Ну, доля правды в этом есть. Если мы спасём кому-то жизнь, значит, имеем право потребовать то, что он первым увидит, когда вернётся домой. Это может быть что угодно: новая кошка в семье, новорожденный телёнок или ребёнок. Я слишком опрометчиво произнёс те слова, выручая человека, которому угрожала орава боболаков. Он оказался князем Каингорна, а дома застал ребёнка. Через шесть лет так называемое дитя-неожиданность необходимо забирать, то есть разлучать с семьёй и приводить в школу ведьмаков. Но я не смог заставить себя это сделать. Я тебе уже рассказывал об Испытании травами, которое превращает нормальных детей в мутантов, если они выживут. А выживают немногие. И даже если переживут мутации, после тяжёлых тренировок столкнутся с тяжёлой жизнью. До конца дней будут бороться с чудовищами, чтобы в ответ их презирали и ненавидели. Незавидная судьба. Разве пожелаешь такое маленькому ребёнку, который имеет возможность прожить счастливую жизнь без страданий? Так что в течение шестнадцати лет я избегал Каингорна и бросил своё Предназначение на произвол судьбы. Поскольку ребёнок оказался девочкой, как я узнал позже, он всё равно не годился для обучения. У девочек нет шансов пережить мутации. Однако эта девушка имела несчастье родиться под Проклятием Чёрного Солнца. Знаешь, что это такое? - Пророчество чародея Эльтибальда? Разве это не просто козни магов, которые портили жизнь обычным девушкам? - Никто не знал наверняка. Некоторые говорили, что девочки с рождения проявляли невероятную жестокость, склонность к насилию и обладали сверхъестественным даром. Но всё это могли быть только слухи или последствия экспериментов, которым они подвергались. Любой, к кому всю жизнь относятся, как к монстру, может сам стать монстром. Дейдра сбежала из Каингорна, когда ей стукнуло девятнадцать лет. Её брат и магичка Сабрина Глевиссиг наступали ей на пятки. И к кому она бежала в поисках защиты? Ко мне. Она чувствовала между нами особую связь и надеялась, что я выступлю против её семьи и чародейки. Но её брат, Мервин, принёс письмо от короля Хенсельта с гарантией неприкосновенности, в котором чётко указывалось, что любой, кто встанет на пути Мервина и Сабрины Глевиссиг и не сдаст Дейдру, должен будет нести ответственность. Весемир, наш наставник и старейший ведьмак, настаивал на сохранении нейтралитета. Связавшись с Хенсельтом, нас могли ждать плохие последствия. Не только школу Волка, но и всех ведьмаков в целом. Но поскольку Дейдра была моим ребёнком-предназначением, я должен был решать - защитить её от брата и чародейки или отдать им. Конечно, я мог понять позицию Весемира - мы защищаем людей от монстров, но остаёмся вне политики и проблем других людей. Однако Дейдра доверяла мне. Хотя мы никогда прежде не встречались, она чувствовала со мной связь. Я не мог её подвести и при этом не мог подвергнуть братьев опасности, противясь королевскому приказу. Поэтому я решил помочь ей сбежать. Но Дейдра почувствовала себя брошенной и преданной. Она напала на меня и изрезала лицо... Эскель коснулся глубокого шрама, тянувшегося от виска к губам. - К такому я не был готов, даже не пытался отразить атаку, а после она сбежала. Сабрина Глевиссиг, конечно, рвала и метала. Она предсказала, что мы возьмём на себя вину за всех жертв, что окажутся на совести Дейдры, когда она посеет ещё больший хаос. И магичка оказалась права. Дейдра присоединилась к шайке разбойников и быстро стала их главарём. Она жестокостью и беспощадностью держала в страхе весь Каэдвен, пока не умерла два года спустя. К тому времени она погубила десятки невинных жизней. Их кровь на моих руках. До сих пор не знаю, правильные ли я принял решения. Я часто вижу перед собой её лицо. Разочарование и отчаяние, с которыми она смотрела на меня, когда я сказал, что не смогу её защитить. Тогда я решил совершить зло, которое посчитал меньшим. Но, как всегда говорит Геральт, зло есть зло, меняются только последствия. Ведьмаки не благородные рыцари, борющиеся за справедливость. Мы убиваем монстров, вот наш путь, наша судьба. Каждый раз, когда мы сходим с этого пути, ничего хорошего не происходит. Сегодня на ферме я тоже определил меньшее зло, по крайней мере, хотелось бы в это верить. Но было ли то решение правильным? Я не знаю... Эскель опустил взгляд, погружаясь в мысли. Он не рассказал ей свою историю до конца, содеянное причиняло слишком сильную боль, но Талья и не стала его расспрашивать. Подняв голову и заглянув Талье в глаза, он увидел там не гнев и упрёк, а понимание и сочувствие. - Иногда... - проговорила она тихим голосом. - Иногда нет правильного или неправильного, чёрного или белого. Можно выбрать только оттенок серого, с которым, скорее всего, нам придётся жить. Эскель, я тоже должна извиниться перед тобой. Я прошу прощения за то, что наговорила. Пожалуйста, прости меня. - Уже простил.***
Ночью заметно похолодало. Эскель очнулся от беспокойного сна, когда огонь почти прогорел и только угли освещали темноту. Он оглянулся на Талью, свернувшуюся клубочком под одеялом и плащом по другую сторону костра, лицо она отвернула. Во сне её бил озноб. Эскель даже подумал, что слышит тихий стук зубов. Он поднялся и разжёг огонь, подбросив в угли заранее отложенных веток. Дождавшись, пока пламя разгорится, вернулся к своему месту. Лёгкий шорох разбудил Талью. - Эскель? – тихо позвала. - Что? - Я вся продрогла, - она повернулась к нему. - Не возражаешь, если я лягу рядом с тобой? - Вовсе нет. Он чуть отодвинулся от костра, освобождая место подле себя. Талья расстелила подстилку, легла, повернув лицо к огню, и укрылась. Ведьмак накинул на них часть своего одеяла, чтобы защитить от ночной прохлады. Поначалу Талья держалась немного в стороне, но погрузившись в сон, когда дыхание её стало спокойным и ровным, неосознанно придвинулась ближе, прижимаясь спиной к груди ведьмака. Эскель ощутил мягкое тепло тела. Вдыхал дурманящий аромат её волос и кожи, но не осмелился обнять, чтобы согреть сильнее. Близость пробудила желание, давно им не испытанное. Однако ведьмак относился с почтением к смышлёной, приветливой алхимичке, чью компанию ценил всё больше и больше. Талья доверяла ему, и он не разочарует. Добудет главоглаза, благополучно доставит в Аэдд Гинваэль и позаботится о том, чтобы она вернулась в Оксенфурт через портал, обратно в свой маленький, безопасный научный мирок. Подобным женщинам нечего делать в мире, полном чудовищ, опасностей и лишений. В академии её ждёт прекрасное будущее, высокая репутация профессора, она посвятит свою жизнь исследованиям и лечению болезней. В её жизни ведьмак лишний. Но, возможно, они встретятся в следующем году, когда он в поисках контрактов наведается в Оксенфурт. Может, она даже будет рада снова увидеться. Эскель вдруг спохватился, осознав до чего нелепые мысли лезут в голову. Поскорее бы разделаться с работой.