***
Среда, 6 марта 2039 г., 21:48, Коннор Коннор ставит коробку на столик возле двери, выравнивая по боковой грани, отступает. Возможно, стоит достать собственную одежду и переодеться? Ему не хочется снимать вещи Девять, но и ходить в них кажется нарушением личных границ. Хотя Девять не возражает. Возможно, у него просто другие понятия о личных границах. Сейчас он застыл возле дивана и смотрит на Коннора, и тот не способен понять, что выражает его взгляд. Отвращение? Квартира Девять ничуть не изменилась с утра — как не изменилось с момента въезда Девять сюда. Коннор помнит, как Девять нашел это место и позвал сюда Коннора, какая улыбка у него была и какой счастливый блеск в глазах, когда он спросил: «Тебе нравится, Восемь?» — и Коннору, конечно, нравилось, ему бы и коробка от холодильника понравилось, если бы Девять презентовал ее с такой улыбкой на лице… На самом деле Коннор в ужасе. Просто он не хочет этого признавать, так что не признает и игнорирует дестабилизирующее чувство сбоя, чтобы окончательно не развалиться на куски. — Мне нужно зарядиться, — говорит Девять ровно — его взгляд по-прежнему не отрывается от Коннора, и Коннор все еще не может понять, что он выражает. — Чувствуй себя как дома. Это звучит слишком официально, словно они просто коллеги: один коллега предложил другому переночевать, потому что тому некуда пойти, кроме самой дешевой гостиницы. Какой берущий за душу акт взаимовыручки. И Коннор решается. Преодолев расстояние между ними, он хватает Девять за плечи и целует в губы — так пылко, как может. Губы теплые, и под напором Коннора Девять запрокидывает голову, льнет ближе, и их бедра соприкасаются — это как электрический заряд, оглушающе. По крайней мере, Девять все еще хочет его, все еще не готов полностью порвать с Коннором. Девять упирается ладонью ему в плечо, и Коннор приходит в себя. Его губы горят. — Извини, — шепчет он, — мне не стоило… — Ой, замолчи, — перебивает Девять. И секунду спустя они снова целуются, и — хотя эти поцелуи немного горчат, — Коннор теряется в них, ненадолго отпускает поток тревожных мыслей: его язык касается языка Девять, его зубы прихватывают нижнюю губу Девять… Насос сокращается в полтора раза чаще нормы. Девять обнимает его ладонями за талию и тянет, они двигаются, но Коннор не следит, куда — пока не упираются в край кровати: у Девять небольшая квартира, лофт, кровать прячется в нише между окном и ванной и до нее всего несколько шагов. Пара мгновений — и они на постели, Коннор сверху, не может держать свои руки при себе. Он хочет только прикасаться, ничего большего, но времени так мало… Разговор между ними неизбежен, и ничего хорошего от этого разговора Коннора не ждет. У Девять было условие: Коннор лежал на этом самом месте, соглашаясь на него. Девять собирается что-то сказать, и Коннор спешит поцеловать его. Он закрывает глаза, наслаждаясь каждым мгновением, каждая молекула Девять отправляется в его архив для дальнейшего изучения — потом, когда Коннор будет один. Девять отстраняется, и это ожидаемо, но все равно ощущается как удар. — Почему, — Девять хмурит брови, словно пытается сформулировать предложение, — Восемь, почему со мной ты делаешь это как человек? Как человек? Коннор выпрямляется. Да, он делает это «как человек», но раньше Девять не возражал. Коннору казалось, ему нравятся поцелуи и ласки, но… возможно, все по-другому теперь, когда Девять узнал о его измене? Коннор прижимает пальцы к губам, скатываясь с Девять и садясь рядом, и изо всех сил делает спокойный вид, и спокойный голос, и… — Тебе не нравятся люди? — спрашивает он. Они просто разговаривают. Просто. Девять раздумывает, его глаза светятся из-под ресниц, такие яркие — Коннору очень хочется опять его поцеловать. Просто быть рядом, хочется более тесного контакта. Но он не решается проявить инициативу. — Только некоторые из них, — признает Девять. — К большинству я отношусь доброжелательно. Звучит очень сухо. По-деловому. Соблазн огромен — не начинать этот разговор, но все разумные сроки давно прошли, Коннор тянул до последнего, пока все становилось хуже и хуже. Пока не обрушилось окончательно. Все дело в трусости, и он по-прежнему не готов, но выхода нет… Они должны поговорить. — Некоторые — это, например, Хэнк Андерсон? — спрашивает он. — Из-за меня? Он думает — это ревность? Ревнует ли Девять? Природа чувств Девять Коннору до сих пор не до конца ясна: Девять презирал его, но теперь говорит, что любит. Однако одно другому не мешает, и все замечания Девять о превосходстве не дают об этом забыть. Сам Коннор прежде испытывал такие сильные эмоции всего несколько раз. Девять не первый, к кому ему хочется прикасаться, но, наверное, Девять первый, к кому он одновременно и испытывает сильные чувства, и хочет прикасаться: мысль о расставании причиняет мучительную боль. — Из-за того, что он с тобой делает, — Девять хмурится и поправляется: — Из-за того, что ты позволяешь ему делать. — Он не сделал ничего, что я бы не хотел… — Восемь, это ложь! — перебивает Девять возмущенно. Коннор тщательно формулирует заново, но не так-то просто сделать привлекательным то, что звучит уродливо даже в его голове. — Он не сделал ничего, к чему я не был готов. Разве не в этом смысл любви? В поддержке, в принятии недостатков и терпении, что бы ни произошло? Каждый может ошибиться, Коннор сам постоянно ошибается, но если ты любишь кого-то, то нужно быть с ним, несмотря на все проблемы, даже если он хочет от тебя чего-то, что ты не хочешь давать. Или… или он может умереть. Как Мартин. Нет. Нет, нет, нет, об этом Коннор думать не будет, даже о такой возможности, или… — Восемь? Коннор сцепляет руки на коленях. — Мы друзья, и он просто хочет, чтобы я был нормальным. Он осознает, что формулировка странная, но другой у него нет — и это по-настоящему пугает. Единственное, что всегда хорошо ему удавалось — это слова. Он боится потерять свою последнюю точку опоры, последний оплот уверенности. — И что же лейтенант Андерсон подразумевает под нормальностью? — прищуривается Девять. — Что-то подсказывает мне, что представления о нормальности, как и о дружбе, у нас не совпадают. «Представления» Хэнка довольно обширны, и Коннор не думает, что может объяснить все это Девять. Или скорее, не думает, что стоит это объяснять. — Чтобы я был похож на человека, — он вычленяет главное. — Перестал засовывать в рот то, что вызывает у него отвращение. Убрал диод. Не был похож на машину. Коннор с трудом верит, что произносит это вслух — но конкретные слова помогают немного уложить происходящее в голове. — Занимался с ним сексом, — безжалостно заканчивает Девять. Коннор отводит взгляд, не может больше смотреть. Правда очевидна: он нарушил договоренность, он предатель, у него нет оправданий. Он лгал. — Я говорил с ним, — но Коннору все равно важно объяснить, — я собирался сдержать обещание, клянусь. Я не хотел никого обманывать. Он надеется, что Девять увидит его искренность. Когда они говорили об этом в первый раз и Девять потребовал эксклюзивных отношений — уже тогда Коннор знал, что будут проблемы. Что Хэнк… что у Коннора не получится перевести их связь в область платонической дружбы только потому, что он готов отключиться каждый раз, когда Хэнк лезет к нему под одежду (это не вина Хэнка). Или потому, что прикосновения Девять у него такого чувства не вызывают. Но Девять сказал тогда, что с него хватит, что он не может терпеть, когда к Коннору прикасается кто-то еще — и Коннор был потрясен, потому что его никогда не ревновали, потрясен и зол, и сказал Девять отвалить, и хлопнул дверью… И вернулся полчаса спустя, весь в снегу и в отчаянии, искренне веря, что сможет выполнить требование Девять. Влюбленность настигла его неожиданно и болезненно, как пуля прямо в мозг. Хэнк поймет, думал он, они друзья, Коннор не обещал ему романтических отношений и живет с ним только пока Хэнку не станет лучше. А ему скоро станет лучше, обязательно. Он не рассердится, если Коннор предложит больше не спать. — Говорил? — Девять резко садится, слезает с кровати, — ты говорил с ним? И что же он ответил? Хотя, пожалуй, я и сам догадаюсь! Что он не сможет без тебя. Что его уволят с работы, что он что-нибудь с собой сделает… Мгновение Коннору кажется, что он слышит голос Хэнка, и перед глазами все чернеет. — Я не могу просто взять и уйти, ты понимаешь? — выдавливает он. — Я не могу! — Но почему? — Потому что он мой друг. — Друг? — Девять закатывает глаза — подцепил это у Гэвина. — Друг с тобой такого бы не сотворил! Ты представляешь, что я чувствую, Восемь? — его кулаки сжаты, глаза блестят. — Представляешь? Да. Коннор представляет. Но он молчит. К счастью, Девять не ждет ответа. — Я схожу с ума от того, что ты обманул меня, конечно… — он переходит от спокойствия к злости слишком быстро — у Девять сдержанный характер, однако сейчас он опасно близок к агрессии. — От того, что ты лгал мне в лицо! Но когда я думаю о том, из-за кого ты лгал, о том, что он с тобой делал — против твоей воли, вынудив тебя, и не спорь, Восемь! — когда я думаю, как он использовал тебя все это время… Это звучит гадко, разрушающе. Коннор никогда не подобрал бы такие слова: Хэнк его друг и не хотел его использовать. Ему просто нужна помощь, помощь Коннора, он ни к чему не принуждал. Коннор повторяет это про себя, повторяет несколько тысяч раз… — Ты думаешь, я не вижу? — не выдерживает он. — Думаешь, я не понимаю, что упустил ситуацию и она стала опасной? Но я не могу просто взять и порвать с ним, не могу! Он осекается. — Почему? — ровно повторяет Девять. И этого слишком много. Система Коннора обрушивается под напором панических мыслей и предупреждений о перезагрузке, и ему приходится вцепиться в покрывало, отключить камеры, звуковые модули, чтобы пережить эту бурю… Он титаническим усилием берет себя под контроль две минуты спустя. Девять перед ним, не шевелится — не двигает даже ресницей, руки подняты ладонями вперед. — Не отвечай, — тихо произносит он. Проходят секунды, Коннор отсчитывает их про себя, приводя систему в порядок — тишина помогает взять все под контроль, успокоиться. Это слишком важный разговор, чтобы позволять себе срывы, и Коннору невыносимо стыдно за все, через что Девять приходится пройти. — Что… теперь? — спрашивает он, как только голосовой модуль приходит в норму. Чтобы задать этот вопрос, требуется все его мужество. Девять медлит, потом наклоняется вперед, упираясь в матрас руками, нависая над Коннором. Его лицо так близко, что их носы почти соприкасаются. — Я не заявлю на него, — говорит он. — Это сложно, но я приложу все усилия. Ничего ему не сделаю. Я не понимаю, что с тобой происходит, Восемь, но если это причиняет тебе такую боль… — он выпрямляется, приглаживает волосы, — я постараюсь, я… Ты съедешь от него, ты не можешь там оставаться, надеюсь, ты сам это осознаешь. Коннор настороженно кивает. Девять прав, как бы Коннору ни хотелось это отрицать. Некоторые факты невозможно опровергнуть. Он бы предпочел решать такие вещи самостоятельно, но Девять не оставляет ему выбора — Коннор сам совершил ошибку и вручил ему рычаг давления. — И ты больше не позволишь ему прикасаться к тебе, — добавляет Девять, — избивать тебя, оскорблять тебя, Восемь, — его голос ломается, но тут же выправляется, — насиловать тебя. — Он не… Девять вспыхивает. — Перестань, Коннор! Я больше не хочу это слушать! Я не могу заставить тебя прекратить, но я могу сделать так, чтобы ты был в безопасности! — его стресс растет, и Коннор больше не рискует перебивать — он не хочет доводить до ссоры. Только не сегодня. Он без сил. — Я переживу ревность, хотя не думай, что это легко, — Девять сжимает зубы, но продолжает: — Но не то, что ты с собой делаешь, Восемь. Ты… ты любишь меня? — Да, — отвечает Коннор без тени сомнений. Он без ума от Девять. — А я люблю тебя, — Девять расправляет плечи и сцепляет руки за спиной, — ничего не мешает нам быть вместе. Хотя… я пойму, если тебе не захочется близости. Близость — такое обтекаемое слово. Коннор скатывается с кровати, подходит к Девять и касается пальцами и его подбородка, заглядывая в глаза. — Тебе не понравится секс со мной, — говорит он наконец. — Что? — Девять хмурится. — Почему? Как мне может не понравиться? Это плохой вопрос, потому что у Коннора нет на него хорошего ответа. Он влюблен в Девять и хочет быть с ним близок, но они никогда не заходили достаточно далеко, чтобы протоколы возбуждения Коннора сработали независимо от его воли. Он ни разу не пытался получить оргазм и не позволял Девять слишком уж откровенные ласки. Раньше, до революции, у него был секс, который не вызывал отвращения — кажется, — но тогда у Коннора были сложные времена. Он больше не может быть уверен в том, что чувствовал тогда. Зато он уверен в том, что чувствует теперь. — У меня проблема, — признать это непросто, однако Коннор не видит смысла скрывать правду. Он неисправен, и риск, что Девять все равно узнает, слишком высок. Вряд ли Коннор сможет симулировать с ним. — Существенный баг. Девять качает головой. — Физически ты полностью исправен. — Думаю, это не физическое, — Коннор кусает губы, — дело в сенсорах — мне пришлось их отключить, потому что их стимуляция приводила к критическим сбоям. Девять хмурится сильнее. — Ничего подобного, я только сегодня проводил диагностику. Определенно, не самая приятная тема для обсуждения в жизни Коннора. Именно поэтому он не доводил до секса — боялся, что почувствует отторжение, и это скажется на его чувствах к Девять. На их отношениях. Он прохаживается туда-сюда, это позволяет собрать мысли в аккуратный список. — Не все, — поясняет он, — в основном, те, которые задействуются при сексе, и программы, которые их обслуживают. Они постоянно приводили к сбоям, и я отключил их, потому что я все равно их не использую. Девять выглядит шокированным. — Но как ты… — он резко обрывает себя, — нужно обратиться к технику. — А то я сам не догадался, — раздражается Коннор. Девять правда думает, что он не дошел даже до такого простого решения? — Я же сказал, это не физическая проблема. Нет, еще одно путешествие в глубины своих спутанных чувств он не вынесет. Он проводит пальцами по блестящему пятну — Девять вчера испачкал полку тириумом, и кровь испарилась, оставив только этот тусклый след, — и пропускает момент, когда Девять обнимает его сзади. — Не сердись, — шепчет Девять ему в затылок. Его руки скользят вперед, осторожно, бережно задирают рубашку Коннора, губы касаются границы волос на затылке — как раз там, куда подходит крупный разъем, и Коннор вздрагивает. Его уровень стресса прыгает сразу на пятнадцать процентов вверх. — Послушай — я подумал… давай попробуем? Возможно, проблема не так глобальна, как ты считаешь? Возможно, нужна просто более точная стимуляция — деликатная, Коннор. — В его словах Коннор слышит подтекст, но сознательно отказывается его расшифровывать. — Если ты не против, конечно. — И ты готов постимулировать? — Коннор поворачивается к Девять лицом. — В любой момент, Восемь. — Ты как-то слишком в себе уверен, дорогой, — тянет Коннор. Девять задирает брови, и да, он уверен — но в самой глубине его глаз Коннор видит тревогу. — Восемь, ты даже не представляешь, сколько порнографии я посмотрел, — заявляет он, опуская голову и целуя Коннора в шею. Порнографии? — Ты смотришь порно? — Коннору приходится закрыть глаза, потому что рот Девять спускается ниже — горячий и влажный, и там, где он прикасается, сенсоры у Коннора точно работают. — Зачем? — Из любопытства, — Девять оставляет поцелуй под подбородком, его пальцы ловко расстегивают верхние пуговицы рубашки, — для расширения кругозора, — губы прижимаются к ключице, — чтобы понять, понравится ли такое андроиду. Я экспериментировал. Коннору внезапно и очень остро хочется посмотреть, как именно он «экспериментировал». — Небольшой доступ, — соблазняет Девять, — по паролю, только к наружным сенсорам. Мы всего лишь проверим — может быть, ты просто что-то делаешь неправильно? — Я что-то неправильно делаю со своим телом? — хмыкает Коннор. Он уверен в своем устройстве, а эту неисправность он испытывал не раз — и справился с ней самым простым способом. — И что, ты с какой-то стати разберешься лучше? — У меня непредвзятый взгляд, — и Девять улыбается, — ну и порно. Он редко улыбается, так что его улыбка заставляет Коннора дрогнуть. Доступ — это что-то, что он никому не дает и не даст, это слишком опасно, этим слишком легко злоупотребить, и даже пароль не гарантия, что Девять не попытается что-то взломать. Он и раньше пытался. — Я же не знаю, чего ты в этом порно набрался, — колеблется Коннор. Однако рубашка уже расстегнута донизу, пальцы Девять на его каркасе, и колебаться все труднее. — Я не предлагаю секс, просто небольшой опыт. Ты не струсил проглотить яд, чтобы провести эксперимент, — дразнит Девять. — Это будет как будто диагностика, Восемь. Это слишком примитивная манипуляция, но Коннор все равно кивает: он не может сказать «нет». Страх провала притупляется, воспоминания о всех прежних разах, когда Коннор решался на такое в постели с Хэнком, теряют свою остроту и актуальность. Ему слишком хочется уступить. Девять нажимает ему между лопаток, вынуждая снова забраться на кровать, встать на колени, наклоняя голову. Рубашка соскальзывает по его спине и исчезает, а губы Девять вновь прижимаются к разъему на затылке, на этот раз гораздо настойчивее. Его руки замирают на плечах Коннора, прикосновение легче волоса, но скин с готовностью исчезает — Коннор слишком взволнован, чтобы следить еще и за этим. Закрывая глаза, он передает пароль. Пальцы на плечах сжимаются сильнее, Девять нажимает — бережно, осторожно, — и входит. Первое мгновение ощущения пугающе неприятные. Доступ получал Элайджа — когда хотел, — доступ получали техники Киберлайф, выворачивая Коннора наизнанку, и это гадкое чувство обнажения и беспомощности совсем не то, что он когда-либо мечтал снова испытать. — Шшшш, — Девять дует ему в шею, — Восемь, я не сделаю ничего, что ты не одобришь. Это может быть ложью, но Коннору кажется — это не ложь, и крики аварийных сигналов умолкают, а зловещий багровый свет приглушается, когда он успокаивается немного, позволяя Девять взять контроль над функцией. Тот действует неторопливо, двигается от одной зоны к другой, анализируя, и Коннор чувствует его легкие, щекотные прикосновения на каркасе под скином — и с продвижением этих прикосновений его возбуждение растет. — У нас почти одинаковое устройство, — шепчет Девять, его губы в долях дюймов от каркаса, Коннор чувствует тепло и жаждет, чтобы этого расстояния не было, — но в такой индивидуальной детали может быть много различий, Восемь, как ты считаешь? Стоит ли нам внимательно изучить этот вопрос? — Смотрю, — Коннору приходится прерваться, когда Девять прикусывает его плечо в месте, где оно переходит в шею, потому что в этом месте у него определенно есть полностью исправные сенсоры, — смотрю, ты не зря смотрел порнографию… — Я готовился, — Девять смеется, касаясь его корпуса ртом, горячий воздух обжигает, — мне очень хочется тебя впечатлить, Восемь. — Жаль, что мне нечем тебя впечатлить, — бормочет Коннор. Девять сжимает его бедра коленями, прижимается грудью к его спине, и его руки ложатся на грудь Коннора, прямо поверх кольца. — Ты никогда не перестанешь меня впечатлять, прототип, — воркует он, касаясь губами виска Коннора, — никогда. Ты эталон. — Какие… какие сладкие слова, Девять, — беззвучно смеется Коннор. Но смех умирает, стоит Девять отстраниться и коснуться губами места между лопатками, где в позвонке прячется запасной разъем. — Как насчет этого? — интересуется он, голос низкий и как будто гладит Коннора вместе с кончиком языка, и тому все сложнее обуздать некоторые специфические приложения. — Ты что-нибудь чувствуешь? Потому что я чувствую, Коннор, хотя немного калибровки после отключения не повредит. Он увеличивает чувствительность, и Коннор вскрикивает, опрокидываясь вперед и едва успевая подставить руки. Если бы он мог трезво мыслить, то пришел бы в ужас от того, как идеально все работает. Но Девять не дает ему трезво мыслить. Его руки все еще на груди Коннора, пальцы проводят по соскам, надавливают… — Мне всегда казалось, что здесь у тебя чувствительность гораздо сильнее, чем у меня, — мурлыкает он, — так много эрогенных зон, Восемь. А потом язык проходится по всему позвоночнику Коннора снизу вверх, и… Коннор горит. Как в огне. Резко обернувшись, он хватает Девять за подбородок, жадно целуя — и валит на кровать. Он не хочет и не собирается себя сдерживать, не сейчас, ни за что… Но Девять не возражает, он поддается с такой горячей готовностью, что Коннор на мгновение теряет ориентацию в пространстве, словно выходит из своего тела и зависает в ослепительном чувстве цифровой и физической близости. Их языки сталкиваются, проникают глубже, глубже — на всю длину: раньше Коннору никого не удавалось так глубоко целовать. Это дурманит, и ему приходится остановиться, притормозить хотя бы на секунду, чтобы полностью не потерять контроль. — Восемь, Восемь, — Девять запускает пальцы в его волосы и переходит на корейский: — Не прекращай… Восемь… Его глаза широко раскрыты, объективы камер раскрываются почти на всю радужку, и уведомления о близкой перезагрузке вдруг засыпают все поле зрения Коннора, таким ослепительно возбуждающим оказывается зрелище. Его уровень стресса опасно высокий, но Коннору наплевать. Он близок, очень. — Индивидуальные различия, — дразнит он, спускаясь ниже, оставляя влажные поцелуи, надавливая языком прямо в центре регуляторного кольца. — Ты, кажется, готов был их тщательно исследовать?.. Девять перезагружается. Коннор следит, как завороженный, как застывают его глаза, как приоткрывается рот, как вспыхивают стыки между пластинами — как волны электричества и жара проходят по его телу. Коннору кажется, его собственные провода плавятся, но он боится отвести взгляд и упустить хоть малейшую деталь. «Перезагрузка через четыре секунды, три секунды…» За одну секунду до перезагрузки Коннор проваливается в бесконечный цифровой оргазм. * Он приходит в себя от поцелуев Девять — ласковых прикосновений к лицу, рукам. — Ты исправен, — шепчет Девять, заглядывая в глаза Коннору, и в его взгляде вместе с нежностью прячется печаль, — с тобой все в порядке. Но мы не будем говорить об этом сегодня. Коннор благодарен ему за это. — А еще хочу обсудить с тобой Марка, — Девять убирает волосы с его лба. — Но тоже не сегодня, Восемь. И Коннору так о многом нужно подумать — об ужасной правде, которая скрывается за его внезапной и абсолютно очевидной исправностью. О том, что делать завтра. О Хэнке. Но он закрывает глаза, проваливаясь в вечный неподвижный полдень сада Дзен, в то место, которое было бы закрыто от любого из его братьев — если бы хоть один из его братьев выжил, — туда, куда нет хода никому, даже Девять. Он не хочет думать. Не сегодня.***
Четверг, 6 марта 2039 г., 02:10, Хэнк Хэнка будит назойливый писк телефона. Он ввинчивается, ввинчивается, ввинчивается в мозги, пока Хэнк не заставляет себя открыть глаза… Что?.. Сколько времени?.. Снаружи темно — он обнаруживает себя на диване в гостиной, за окнами явно ночь, телефон на подлокотнике светится противным голубым светом, пищит и жужжит, и Хэнк тыкает в кнопку соединения даже не поглядев, кто звонит. Какого хрена, он спал — наверное — всего часа два? — Лейтенант, — это голос Коллинза, звучит взволнованно, но у Хэнка слишком болит голова, чтобы беспокоиться. — Лейтенант, я звоню по поводу Оверрайда… он мертв.