Crush

Четверг, 7 марта 2039 г., 08:03, Коннор — Это сделал адвокат, — произносит Коннор и раскладывает перед собой фотографии. Ровно-ровно, грань к грани, снимки покрывают поверхность стола. Выглядит как мозаика, почти красиво: портрет женщины, ракурсы комнаты для допросов, перекошенное агонией лицо Оверрайда. Сложность и вычурность всего этого предприятия интригуют Коннора, дергают за спрятанные глубоко внутри, пришитые к его личности программы любопытства, интереса к подобным загадкам. Сегодня у Коннора была хорошая ночь: ведь за всей этой работой у него не нашлось ни одной лишней миллисекунды, ни одного мегабайта оперативной памяти, чтобы думать о чем-то кроме дела. Он хочет верить, что день будет не хуже. — Схрена ли ты так решил? — Рид смахивает фотографии в кучу со своего края стола и закидывает ноги наверх — с видом: «Давай, скажи что-нибудь, жестянка». Коннор не собирается ему ничего говорить. — Включи мозги, Гэвин, — предлагает Девять, вытаскивая фото из-под ног Рида и собирая в аккуратную стопку, и Коннору стоит больших усилий оторвать взгляд от его пальцев. Впрочем, продолжает Девять гораздо мягче: — Он слишком устал, стоило сделать перерыв подлиннее. Только не перерыв. Только не перерыв. — Ой, да иди ты, — так же беззлобно отзывается Гэвин. Они на удивление хорошо ладят, — вдруг думает Коннор ни с того ни с сего. Понимают друг друга. Гэвин почти никогда не оскорбляет Девять, не отказывается с ним работать, они ведут себя как напарники. И, иногда, как… друзья? Он прокручивает в памяти недавний разговор с Гэвином о ненависти. И он сказал правду — он не ненавидит Гэвина, — но тот никогда на самом деле не был к нему добр. Возможно, дело чуть сложнее, чем нелюбовь к андроидам? Но эта цепочка рассуждений уводит опасно далеко от работы в сторону вещей, о которых Коннор не хочет думать — о которых думать нельзя. — Нам нужно дождаться лейтенанта, — говорит он вслух. Атмосфера меняется моментально: Гэвин напрягается, у Девять уровень стресса подскакивает сразу на десять процентов, и Коннор прикрепляет задачу «следить за языком» к самому верху списка. Предстоящий разговор будет очень сложным, и Коннор не знает, справится ли он. Но у него нет выхода. — Нам не нужен дед… — начинает Рид враждебно. Его зубы щелкают, когда дверь открывается, и внутрь их импровизированного зала для совещаний заходит Хэнк. И Коннор вдруг испытывает так много эмоций одновременно, так много противоречивых задач появляется в его голове, толкает его во все стороны, что приходится на две секунды закрыть глаза. Кажется, вся энергия его тела уходит на то, чтобы стоять ровно, не делать резких движений, молчать. Он не может позволить себе ничего лишнего — ведь тогда некому будет остановить этот взрыв. — Нам не нужен дед, чтобы нормально работать, — заканчивает Гэвин еще громче. Вот уж кто не хочет ничего останавливать. Он и раньше вел себя нетерпимо, по отношению к Хэнку и особенно по отношению к Коннору, но в последние два-три дня — Коннору сложно определить точную дату изменений — он агрессивнее. Будто постоянно ищет конфликта, и в иных обстоятельствах Коннор попытался бы поговорить с ним, но сейчас условия для этого неподходящие. — Заткнись, Рид, — Хэнк проходит на свободное место и ставит на стол кружку с кофе. Коннор что… он что, забыл? Коннор паникует, потому что обычно ничего не забывает — если только его не заставят забыть, — но он всегда утром готовит кофе Хэнку, а сегодня даже не подумал об этом, и теперь Хэнк наверняка зол и расстроен. — Извините, лейтенант, — говорит Коннор искренне, — мне стоило приготовить вам кофе. Ночь была непростой. Хэнк со скрежетом отодвигает стул, садится и только тогда поднимает взгляд на Коннора. Чтобы тут же заняться своей кружкой. — У тебя же так много важных дел, — хмыкает он, — где уж найти время на напарника. Голос звучит с доброжелательной насмешкой, но Коннор не обманывается — Хэнк в ярости. Одно это выворачивает Коннора наизнанку. — А мог бы и мне приготовить, — встревает Рид, его губы кривятся, — раз уж ты у нас штатная кофеварка и обязан никому не отказывать. В кофе, я имею в виду. Это пассивная агрессия, Коннору не стоит на нее реагировать — и его все равно задевает. Но стикер «следить за языком» вовремя подсвечивается, приводя его в чувства. — Ты мог бы вежливо попросить, — спокойно говорит он, — я бы сделал. Он не добавляет «может быть» — у Гэвина и так на мгновение делается настолько ошарашенное лицо, что Коннору приходится прокрутить обмен репликами еще раз. Но нет, он не сказал ничего странного. Зато все молчат, не пытаются оскорбить его или друг друга, и это отличный шанс продолжить с работой. Коннору очень хочется продолжить с работой. — Это был адвокат, — повторяет он, — андроид-адвокат. Проблема в том, что мы не можем ее найти. — В смысле, ты не можешь ее найти? — Хэнк отрывается от изучения кружки и смотрит на Коннора, и под этим взглядом у Коннора внутри скручиваются провода и микросхемы — все в один клубок расплавленного пластика. Но он не может позволить себе расслабиться, упасть на пол и умереть, не сейчас. — Ее данных нет в базах, — объясняет он, выводя на терминал фото адвоката и пустое досье, — сначала у Оверрайда был один адвокат, но вчера он привлек другого защитника. Более дорогого, точно как я ему и советовал. — Андроида тоже ты ему советовал? — Нет, — Коннор решается снова посмотреть на Хэнка — по голосу сложно понять, что тот чувствует и что собирается делать, — я не думал, что моему совету он последует. Вчера адвокат была у него, они побеседовали сто восемнадцать минут, а через три часа девять минут после ее ухода он скончался. Это не гнев, думает он. Это разочарование. — И ты не можешь ее найти, — Хэнк качает головой, постукивая пальцами по кружке. Он плохо выглядит, и еще хуже себя чувствует, и разочарован в Конноре, и это невыносимо. — А попросить кого-то, кто сможет, ты не подумал? Если тебе не хватает мощности или чего-то там еще. Предположение довольно оскорбительное, но Хэнк не хотел его обидеть — возможно, он действительно считает Коннора устаревшим, очарованный физическим функционалом Девять. Хотя слово «очарован» совсем не то, что подходит к ситуации. Раздосадован. Выведен из себя. Коннор цепляется за слова, потому что они помогают ему придерживаться плана. — Дело не в мощности, — уверяет он, — просто она отсутствует в базах. — А сюда как прошла? — встревает Гэвин. Из пачки фотографий он выбирает фото с адвокатом: невысокая и светловолосая, она смотрит в камеру, поворачивая к комнатам для допросов — явно видит, что ее снимают. — Кто-то поработал над фальшивкой, — произносит Девять точно таким же тоном, которым советовал Гэвину начать уже думать. Коннор вздрагивает — это непроизвольное движение, он слишком напряжен, чтобы контролировать все функции, и некоторыми приходится жертвовать. Зато они разговаривают. Все идет хорошо. — И что это фальшивка, вскрылось только сейчас? — Хэнк играет желваками. — А раньше проверить было нельзя? Он, разумеется, прав. Если бы Коннор еще вчера уделил больше внимания этой внезапной смене адвоката, то — может быть — и понял бы, что с ней что-то не так. И додумался более тщательно проверить ее документы. Проследил бы за разговором. Это запрещено, но он мог бы. Но он был слишком занят теобромином, и Лиу, и своими эмоциями. — Можно, — признает он, — его передали группе красного льда, мы им не занимались. Но стоило проследить за этим, это мое упущение. Хэнк откидывается на стуле и угрюмо кивает, напряжение понемногу покидает его — Коннор буквально чувствует, как он успокаивается. Зато Девять хмурится, наклоняясь вперед. — С какой это стати ты должен следить за всеми обвиняемыми в участке? — интересуется он. Коннор, естественно, не должен, но Оверрайд — не все обвиняемые, и из всех обвиняемых именно он мертв. «Пожалуйста, прекрати, — просит он по беспроводной связи. Девять закрыт от него, и Коннор не может понять, что он чувствует. — Сейчас не время». «Мы договаривались об оскорблениях», — коротко отвечает Девять. «Это не оскорбления». «Хватит, Восемь», — передает Девять и отключается. Гнев загорается изнутри, и Коннор смотрит на Девять — но тот спешно опускает взгляд. Коннор привычно отправляет гнев в низ списка задач, все еще чувствуя, как тот покалывает и прожигает крошечные отверстия в его системе. К счастью, Гэвин не намерен молчать слишком долго. — Эксперты сказали, он был отравлен? — в его голосе недоверие. Он снова перебирает фото, выбирая то, на котором снято лицо трупа. Черты лица искажены из-за посмертной гримасы, на губах и вокруг ноздрей кровь. Смерть явно не была тихой и безболезненной, и Коннор анализирует, было ли это необходимостью — невозможностью использовать другой яд — или специально сделано для наказания жертвы. Данных слишком мало, чтобы выбрать один вариант. — Да, — подтверждает Коннор. — И что, она в лучших традициях подсыпала цианистого калия ему в чай? Понятно, почему он удивлен — убийство и правда выглядит слишком театральным и даже демонстративным. И опять: иначе было невозможно или это специально? Если это послание, то разве оно не должно быть более понятным тем, кому адресовано? — Она плюнула, — говорит он. Гэвин смеется, но тут же умолкает — понимая, видимо, что это не шутка. — Куда плюнула? В него? — Это был бы интересный функционал, — Девять передает на терминал видео: Оверрайд разговаривает с адвокатом в комнате для допросов, активно жестикулирует свободной рукой — при желании Коннор может прочитать по губам, о чем он говорит, но сейчас это не важно. На столе перед ним стоит открытая бутылка с водой. Он трет лицо и стонет, его глаза закрыты всего три секунды, но за эти три секунды адвокат успевает поднести его бутылку к губам, как будто хочет отпить. Когда Оверрайд выпрямляется, бутылка уже стоит перед ним на том же месте, что прежде. — Но нет. Всего лишь в воду. — Прокрути еще, — требует Хэнк. — Это что за андроид такой, который может травануть человека, да еще не сразу, — Гэвин не отрывает взгляда от экрана — скажи еще, облучила космической энергией, ага, и он помер аж через три часа. Или нет, подсадила ему злобного паразита, который сожрал его мозг… Иногда фантазии Рида вызывают у Коннора улыбку. Иногда нет. — Я могу, — говорит он. — Что, подсадить паразита? Хэнк кашляет, подавившись кофе. Коннор слишком поздно понимает, что прижал пальцы к виску, и спешно опускает руку. Он устанавливает новые предупреждения — без гарантии, что это поможет. Его функции ведут себя непредсказуемо. Возможно, стоит поговорить с техником. Возможно, все дело в постоянном стрессе. — Отравить, — коротко поясняет он. — Синтезировать яд замедленного действия. — Да ты гонишь! — Я не гоню, — терпеливо объясняет Коннор, — я действительно могу… — А ты можешь? — перебивает Рид, поворачиваясь к Девять. — Нет. — Да почему? — Ладно бы что-нибудь полезное, — с искренней обидой бормочет Хэнк себе под нос, но Коннор слышит. Он ловит уведомление, что его рука снова поднимается к голове, и он успевает остановить движение на середине. Все идет хорошо, никто не ссорится и не пытается друг друга убить, и они действительно обсуждают дело, а не его моральный облик, например. Не из-за чего волноваться. Пока. — Потому что мою лабораторию оптимизировали, Рид, — отвечает Девять с оттенком раздражения, — для мгновенного действия нужен слишком большой объем яда, и чтобы его изготовить, нужно хранить много исходных веществ, а размер лаборатории ограничен. А более медленные яды при нашем функционале не нужны, — он складывает руки на столе, — по крайней мере, при моем функционале не нужны. Коннор это не комментирует — ему нечего сказать. — А какого черта полиция не в курсе, что андроиды вообще такое могут? — мрачно спрашивает Хэнк. Это вопрос в «Киберлайф», но смотрит он на Коннора — и Коннор действительно о таком прежде не упоминал. Он мог бы сказать, что просто не подумал, но он думал. Просто не то чтобы это было интересной темой для разговора, когда Хэнка и так воротит от его… особенностей. — Полиция в курсе, — произносит он осторожно, — это есть в моем досье, и я ставил в известность капитана Фаулера. Что касается других андроидов, то официально таких функций не применялось, я был прототипом. Возможно, в дальнейшем это использовали бы в определенных, — он подбирает слово, — сферах применения. Но я впервые встречаю такого андроида, и информации в базах о ней нет. — Однако, если технология есть, — добавляет Девять, — то она вполне могла попасть кому-то в руки. И что бы могло помешать им ее использовать? — Ничего, — вклинивается Гэвин. — И что, каким-то неведомым засранцам попала в руки «технология», и они в гараже прикрутили первому попавшемуся андроиду пробирку с ядом? Как эта технология вообще могла к ним попасть, если тебя сделал Камски? Сперли у него из сейфа? — состояние Хэнка, кажется, становится только хуже, несмотря на все усилия Коннора. В этом нет ничего удивительного: он не спал всю ночь, штурм вымотал его, пульс слишком частый, а уровень стресса прыгает туда-сюда. Это все еще следствие алкоголя и наркотиков, но одна только мысль об этом вызывает у Коннора белый шум, и на долгие четыре секунды он перестает следить за разговором. — Хотел бы я на это посмотреть, — бормочет Гэвин, его пристальный взгляд притягивает Коннора назад, в комнату для совещаний, — может, Элайджа там продолжает экспериментировать. Элайджа может что угодно, но это не единственный доступный вариант. — Меня изучали, когда я попал в «Киберлайф», — говорит Коннор. Не та тема, которую стоит сейчас обсуждать — и которую он в принципе хотел бы обсуждать, — но сказать об этом приходится. — Чтобы создать андроида, больше подходящего для их целей. В итоге был сделан Девять как коммерческая линейка для спецслужб, но я не знаю, как еще этим собирались распорядиться… Он умолкает, впервые с начала разговора чувствуя, что не может полностью контролировать свой голос. Это единственные шестнадцать дней с момента его активации, память о которых не удалось восстановить — без связи с сетью копий просто не осталось в саду Дзен. Никаких воспоминаний. Даже если там было что-то действительно ужасное, Коннор предпочел бы помнить. Тяжелая ладонь ложится на его колено, большой палец поглаживает через ткань — это Девять, и простой жест, скрытый поверхностью стола, моментально понижает стресс Коннора на десять пунктов, не меньше. — Хочешь сказать, его и правда кокнули «Киберлайф»? — качает головой Гэвин. Коннор ничего подобного не хочет сказать — он не знает, кто и почему убил Оверрайда. Это просто факты, которые нельзя игнорировать. — Я не знаю… — И все же главный вопрос — должны ли мы вообще заниматься смертью Оверрайда? — вовремя вступает Девять, его пальцы на колене Коннора сжимаются. — Как бы любопытно это все ни было, связано ли его убийство с убийствами Стивенсона и Лиу? Или это всего лишь совпадение? — Ничего себе совпадение! — Гэвин снова ворошит фотографии. — Андроиды-убийцы с тайными способностями, как по мне, отлично вписываются во весь этот бред. Один вопрос — зачем вообще кому-то его убивать? — Он что-то знал? — предполагает Коннор. — Может быть, он бы нам это рассказал, — произносит Хэнк недовольно, — если бы ты не слил допрос и не оставил его со своим приятелем. За ядом в его словах прячется истина или хотя бы ее часть: если Оверрайд и правда знал что-то ценное, за что его могли убить, то Коннору не удалось это из него достать. — Возможно, я действительно ошибся, — признает он. Хэнк качает головой. — А возможно, эти дела никак не связаны, — он вздыхает, подпирая голову рукой, — и мы страдаем херней вместо того, чтобы заниматься делом… Он не успевает договорить, а Коннор уже чувствует бурю над головой — и не успевает вмешаться. — И кто же тут занимается делом, Андерсон? — Гэвин, секунду назад уткнувшийся в телефон, вскидывается моментально — ножки стула скребут по полу, когда он вскакивает на ноги, фотографии летят на пол. — Неужели ты? А я думал, ты только бухаешь и пытаешься всрать дело изо всех сил! Целую секунду вероятность того, что он пустит в ход кулаки, выше всех других вероятностей. Коннор подается вперед, готовый противостоять, и рука Девять соскальзывает с его колена. Хэнк краснеет на глазах — показатели пульса и дыхания выскакивают за пределы нормы на десять, на двадцать процентов, продолжают стремительно расти… И ведь только что все было идеально. Идеально! — Твоя работа, — шипит Хэнк, тоже вскакивая, — это веселье с перестрелками и подсовыванием нас всех под пули? Твоя идея или вон его? — Хэнк тыкает пальцем в сторону Девять. — Может, он вообще кокнуть нас хотел под шумок? А что, это многое объясняло бы… Он делает крошечную паузу, чтобы вдохнуть воздуха, и Коннор умудряется вклиниться в этот разгорающийся пожар: — Тогда и капитана Аллена с Дженкинсом тоже? — он улыбается, потому что ничем, кроме шутки, такое не может быть, — слишком уж коварный и неопределенный план, да и рискованный. Хэнк резко выдыхает, невольно отвлекаясь и расслабляясь. — Эй, — возмущается Рид, но без особой злобы, — что, хочешь сказать, что если бы я хотел тебя кокнуть, то не придумал бы такой сложный план? — У тебя мозгов не хватит, — заявляет Хэнк, потому что, конечно, никто из них не может промолчать и не подливать масла в огонь. Коннору кажется, у него сейчас треснет голова. Он снова успевает поймать движение руки в самый последний момент, но все же успевает — уже маленькая победа. — Если бы ты хотел меня кокнуть, — он наклоняется еще ниже, по-прежнему улыбаясь и глядя Гэвину в глаза, — то у тебя бы ничего не вышло, Гэвин. Рид закатывает глаза — явно придумывает, что бы ответить поязвительнее, а потом на его губах тоже появляется улыбка. — А у Девятки? Как думаешь, уж он-то наверняка… — Он наверняка не будет сейчас заниматься теоретическими моделями, Рид, — вмешивается Девять, — нам больше нечего обсудить? — На самом деле, нам есть что обсудить, — говорит Коннор, пока ни Гэвин, ни Хэнк не успели опять скатиться в спор. У него все поле зрения красное от уведомлений, но голос не дрожит. Главное — что уровень стресса у Хэнка хоть немного упал. Главное — продержаться до конца этого разговора. — У нас есть задержанные и свидетели. — Скорее, жертвы, — поправляет Хэнк, и Коннор кивает ему. Да, жертвы. — Двое отравлены теобромином и пока не подходят для расспросов, — он трет висок, понимает, что трет висок, пытается убрать руку — и у него ничего не выходит. Панику подавить совсем непросто, но Коннор продолжает говорить: — В госпитале им перельют тириум, это не должно занять много времени, хотя я не думаю, что их информация окажется полезна. Зато с третьей можно поговорить прямо сейчас. Модель PJ300, ее зовут Андреа. Она очень, — он подбирает слова, — эмоционально все восприняла. Андреа все время в ярости и использует красочную лексику, объясняя полицейским, как плохо они делают свою работу. Техник уже удалил из ее шеи взрывное устройство, и Коннор в нетерпении ждет возможности исследовать его. Это точно такой же взрыватель, какой убил Лиу: голова Лиу так сильно повреждена, что не удалось получить у тела какую-то полезную информацию — зато бомба, прикрепленная к нервной системе Андреа, лишь слегка оплавилась. Устройство вызывает у Коннора чувство, больше всего похожее на страх. Он бы не хотел, чтобы у него взорвалась голова. — Что это за хуйня? — спрашивает Рид. — Штука, которая была у нее в башке… Выбор выражений, конечно, не для разговора с коллегами, но Коннор решает не заострять на этом внимание. Ему наконец-то удается выпрямиться и сложить руки на столе, он чувствует себя героем. Может, голова у него взорвется и без бомбы — совсем не нулевая вероятность. К счастью, Девять отвечает вместо него: — Нам не знаком этот прибор. Возможно, он кустарный, а возможно, его выпускали — или выпускают — для каких-то целей, о которых нам ничего не известно. Для спецслужб, возможно? Но я таким не оборудован, — только Коннор слышит, как звякает его голос, когда Девять касается разъемов на шее, — его предназначение очевидно и в то же время непонятно — это сложный способ совершения убийства, а если оно нужно для контроля над андроидом — то зачем контролировать не девиантного андроида? — А девиантного? — спрашивает Гэвин. — Контролировать девиантного андроида — преступление, — ровно отвечает Девять, пока Коннор позволяет себе немного расслабиться, — а до ноябрьских событий девиантов были единицы, зачем такие сложности, если их предполагалось сразу уничтожать? Он смотрит на Коннора — и Гэвин тоже смотрит на Коннора, и всю «расслабленность» сносит потоком багов. — Я никогда такого не использовал, — говорит он, надеясь, что дальше обсуждение не пойдет, — как и сказал Девять, девиантов не требовалось «контролировать». Их было слишком мало. — А может, их было не так уж и мало? — хмыкает Гэвин. — Ты имеешь в виду Иерихон? — Коннор откидывается на стуле — разговор снова кажется безопасным, и он чувствует себя лучше, — ну, в масштабах города их было не так уж и много, во-первых. А во-вторых, на них не предполагалось цеплять бомбы, — он стучит пальцами по столу, — в узком смысле слова. В широком смысле, бомба вполне могла вписываться в его задачи. — А если «Киберлайф» сами планировали гораздо больше девиантов? Голос у Гэвина задумчивый, будто он просто размышляет вслух, и взгляд, которым он сверлит Девятку, тоже словно видит гораздо больше, чем просто Девять. Например, все те тысячи и тысячи девятисотых, которых «Киберлайф» планировали на замену Коннору и его братьям. Которых они так и не смогли выпустить, потому что единственный активированный «опытный образец» начал вести себя странно. Иногда Коннор не может отогнать страшные и слишком реалистичные картины: «Киберлайф» решают уничтожить его, узнав правду — или решают уничтожить Девять, узнав правду… или они с самого начала знали правду и просто играли ими, преследуя какие-то свои, неведомые Коннору цели. — Ты намекаешь на мою модель? — прямо спрашивает Девять, — с чего бы им стать девиантами? Гэвин качает головой, словно ничего глупее в жизни не слышал. — И правда, с чего бы это, — теперь его взгляд, устремленный на Коннора, полон насмешки, — даже и не знаю. О, зато Коннор отлично знает, что он имеет в виду. Но он не собирается играть в эти игры — не сейчас. — Было расследование, — напоминает он, — которое доказало, что я не был девиантом и не совершал никаких преступлений… — Ой, да ладно… — …и в любом случае, сейчас у нас другие заботы. Нужно установить, откуда эта вещь у похитителей, изготовили они ее, купили или еще как-то получили и от кого. Возможно, — он колеблется и неуверенно смотрит на Хэнка — тот, кажется, следит за разговором, но молчит уже слишком долго, — нам следует еще раз поговорить с мистером Гилмором. Если эти устройства изготавливали в «Киберлайф», то он может пролить свет на их предназначение. Кроме как «расплавить голову андроиду», конечно. Хэнк качает головой. — Теперь, когда ты закрыл нам возможность поговорить с ним по-хорошему? — нет, настроение Хэнка совсем не улучшилось. Но Коннор не готов сейчас — при Риде, при Девять, при самом Хэнке — пускаться в объяснения, как важна для него была эта встреча. Не для расследования, для него. Что он испортил все не из пустого каприза. — Вы можете встретиться с ним без меня, — предложить такое очень сложно, но Коннор уверен, что отчаяние не просачивается в голос. Дело важнее. Сейчас… сейчас важнее, ведь Коннор все равно ничего не может сделать, верно? — Я устрою встречу, обещаю. Вы можете взять Девять, — нет, идея так себе, — или Рида. Черт, звучит не лучше. Строчки вариантов прыгают туда-сюда, как взбесившиеся. — Да он нихрена теперь не скажет, — злится Хэнк, — я знаю парней вроде него, стоит им один раз наступить на хвост — и толку не жди, из принципа ничего не скажут. Коннор колеблется целую секунду: социальный модуль утверждает, что сейчас нужно уступить, и страх расстроить Хэнка и окончательно поссориться снова оживает — отмахнуться от него очень сложно. С другой стороны, алгоритм расследования и здравый смысл твердят, что Гилмора нельзя пропускать — если кто и знает про такие странные «аксессуары», то отдел разработок. Трое, у них уже трое погибших, а они все еще не близки к разгадке. — С Гилмором необходимо поговорить, — решается он, — у меня есть предчувствие, что «Киберлайф» не случайно все время всплывает в этом деле… — Ах, предчувствие? — вскидывается Хэнк, и точно, социальный модуль был прав, но то, что Коннор полностью спрогнозировал последствия, радости не приносит. — Может, тогда не стоило его бесить и доставать тупыми вопросами? Я пытался тебя заткнуть… — Лучше бы вы пытались сохранить хотя бы намек на профессионализм, — громко говорит Девять. Ну почему, думает Коннор, почему это происходит? Хотя — правда в том, что он знает почему. Хэнк сухо смеется. — Да ты никак решил поучить меня делать мою работу? — с опасным миролюбием спрашивает он. — Вслед за Ридом? Гэвин закатывает глаза. — А вам бы не помещала непредвзятая оценка вашей работы, — заявляет Девять, пока Коннор буквально застывает, плавясь от напряжения, — она далека от стандартов полицейского лейтенанта и вообще полицейского. Хэнк, только что демонстративно спокойный и снисходительный, вскипает и багровеет. — А может, мне следует рассказать начальству о твоих угрозах, ты, кусок пластика?.. — Мне тоже есть что рассказать и показать начальству, лейтенант, — перебивает Девять, — и у меня, в отличие от вас, есть реальные доказательства. Мгновение Хэнк молчит, глотая воздух, и это единственный шанс Коннора вмешаться. — Я готов позвонить помощнику мистера Гилмора, — говорит он мягко, но твердо, — если мы все еще готовы заниматься расследованием, конечно, — он не позволяет ни намеку на сарказм или агрессию просочиться в свой голос, — вдруг он все же согласится ответить на наши вопросы? Девять выпрямляется, морщит нос, явно не убежденный — но он не пытается продолжить, а в таких условиях стоит довольствоваться малым. Хэнк кипит дольше, но вдруг резко сдувается. — Да уж позвони, — бормочет он. — А теперь я все же займусь хоть чем-нибудь полезным кроме болтовни. Он тяжело поднимается, хмурясь от каждого резкого движения, и эта демонстрация усталости убивает Коннора. Он вскакивает, чтобы последовать за Хэнком, но Девять ловко преграждает ему путь — лицо у него непреклонное. — Ты обещал, — негромко говорит он. Коннор не обещал не разговаривать с Хэнком — это требование было бы за гранью разумного, и он запоздало содрогается, благодарный, что такого Девять не требовал, — и в любом случае, всем нужно время успокоиться. Ножки стула скрежещут по полу. — Да что за срань тут происходит? — спрашивает Рид холодно, — а впрочем, мне похер. Я выпью кофе, а потом поговорю с Андреа, и если высокотехнологичные продвинутые компьютеры тоже не против поучаствовать в полицейской работе, то добро пожаловать. Он тоже выходит, и Коннор с Девять остаются наедине — в тишине, которая кажется умиротворяющей. Коннор все еще перебирает критические вероятности, не успевая за осознанием, что никакой катастрофы пока не произошло, все — относительно — в порядке, Хэнк все еще разговаривает с ним, и Девять все еще не бросает его, и даже Гэвин… — Восемь, тебе нужно успокоиться, — говорит Девять. Он закрывает глаза, открывает — он не сутулился и не поднимал плечи, но каким-то образом начинает выглядеть менее напряженным, и его стресс слегка опускается. Но Коннор — Коннор не может успокоиться. Задачи в списке миссий все так же прыгают туда-сюда, уведомления о системных сбоях то появляются, то исчезают, и над всем этим реет намертво зафиксированный стикер «следить за языком» — его приоритет настолько силен, что Коннор молчит. Сжав губы, Девять в один шаг преодолевает расстояние между ними, и только что он стоял на безопасном расстоянии, но внезапно едва не вжимает Коннора в стол, и его пальцы обхватывают ладонь Коннора, сильно, но бережно. Коннор хочет эти пальцы внутри себя — во всех смыслах, — хочет так сильно, что зависает: совсем чуть-чуть, на доли секунды, и снова, и чувство одновременно дезориентирующее и приятное. Когда они рядом, он теряет мысли, ему удается не думать о плохом. Не всегда — но сейчас он с готовностью приоткрывает губы, когда Девять целует его. Ему нужны эти мгновения чистой оглушительной влюбленности, отрешения и от реальности, и от персонального цифрового ада внутри его головы. Хоть ненадолго. Но увы, у них совсем мало времени наедине, и Коннору приходится оторваться, буквально отодрать себя — ему кажется, пластинки каркаса остаются на Девять, а сам он теряет кровь от этого простого действия. — Ты колебался, — говорит он, глядя Девять в глаза. Девять хмурится, словно не понимает, о чем речь, но Коннора не обмануть — он знает, видит, чувствует, что Девять ждал этого разговора. И он не может осуждать Девять, не имеет права, не имеет права даже упрекнуть, но ему так тяжело принять голую и болезненную в своей наготе правду. Его фантазии о сохранении дружбы и всеобщей гармонии разваливаются на ровные, одинаковые кубики бессмысленного кода. — Я знал, что ты успеешь выстрелить, — произносит Девять. Это не ложь. Просто Коннору все еще страшно. Это было близко, и его сердце остановилось бы — наверняка, — если бы оно не остановилось давным-давно. Все, что Коннор делал долгие месяцы, — это существовал в попытках его запустить. Только Девять превращает его существование в иллюзию жизни, и за это Коннор готов простить даже пережитый страх. Даже угрозы подать рапорт начальству. Даже… все. Он может признаться Девять — будто Девять не знает! — но опасается за свой голос, и вместо этого опять касается губами его рта. Для него каждая такая секунда бесценна, он архивирует и прячет абсолютно все: вкус, запах, оттенки цвета в глазах, каждое микроскопическое сходство и отличие, каждый звук голоса. Они провели ночь вместе, думает Коннор. Что теперь делать? Как объяснить это Хэнку? Что ему делать? И все равно он не жалеет — не может жалеть. Девять осторожно пожимает его пальцы. — Хочешь допросить PJ300? — спрашивает он, — вместе с Ридом? Предложение внезапное, захватывающее… Но Коннор сомневается, что Гэвин будет сотрудничать. — Рид не согласится, — улыбается он. Для него настоящее наслаждение смотреть, как от его улыбки у Девять светлеют глаза. Он такой невероятно красивый, что Коннору иногда больно даже глядеть на него. Даже думать о нем. — Рид согласится, — спокойно говорит Девять, — у меня создалось впечатление, что он очень на многое согласится, если копнуть поглубже, Коннор. Намек сам по себе забавный. — Он меня не выносит. Девять пожимает плечами с видом самым невозмутимым. — Очень в этом сомневаюсь, Восемь.