Ты неси, река, мой венок...

      Фёдор ещё держал Лену за руку. Да он и не отпускал бы, если бы она не смущалась так сильно, поэтому он всё же нехотя отпустил её хрупкую ладонь. Все вокруг смеялись и умилялись, к Елене тут же подбежали её восторженные подруги, отчего она засмущалась ещё больше. — До встречи, Елена, — счастливо улыбнулся ей Фёдор и ушёл к своим друзьям. Всё-таки дальнейшие обряды да веселья для парней и девушек были разными.       Стояла глубокая ночь. Всего через пару часов начнёт заниматься заря, а значит настало время для самого главного обряда для девушек. Все они, от четырнадцати до восемнадцати собирались вместе, выбирали самую красивую из них, обряжали её в ночную рубашку да в цветочные бусы и пояса. На голову ей надевали пышный и пёстрый венок и давали ещё по нескольку в руки. Они выходили в лес на опушку, становились кругом, а в центре оставалась девушка с венками. Вместе они заводили обрядовую песню и медленно ходили по кругу. Время от времени они протягивали свои руки вперёд, навстречу так же протянутым рукам девушки в центре с венками. Это было одно из самых красивых и волшебных гаданий. У девушки, которая возьмёт старый сухой венок, судьба будет нелёгкая, а любовь несчастная, девушка, которая возьмёт самый густой и богатый на цветы венок, родит много здоровых детей. Венок, где будет больше дубовых сучков, сулит сильного и крепкого мужа, а венок с берёзовыми веточками — крепкое девичье здоровье и красу. Сейчас девушки в красивых нарядах собирались у леса, приносили заготовленные венки. Когда все подошли, они стали обсуждать кто же из них самая красивая. Имя Маруси звучало чаще остальных, но вопреки этому она почему-то потупила взгляд. Гомон поутих, и все обратили на Марусю вопрошающие взгляды. Одна только Тоня смотрела на Марусю с укором, возмущением и даже толикой пренебрежения. Оказалось, девчонка на празднике поцеловалась с парнем, а Тоня это видела. Незадолго до главного обряда она стала давить на Марусю, ведь только невинные девушки могут участвовать в нём. Естественно, Марусе стало страшно, ведь если она не признается сама, всё расскажет Тоня, а это будет ещё страшнее. Поэтому, стыдясь, Маруся выложила всё как на духу. Елене, почему-то, совсем не хотелось ругать её. Хотелось пожалеть и успокоить. Впрочем, и остальные девушки тоже не стали на неё нападать. — Ну раз Маруся не может, давайте буду я, — предложила Тоня. От такой самовлюблённости всем стало не по себе. Всё-таки девицу красит скромность. — А я предлагаю Елену. Смотрите, какая она у нас красавица. И ведь потом ещё краше станет, — сказала другая девушка. — Ну что вы, — опешила Никитина. Может она и была не дурна, но она совсем не ожидала, что кто-нибудь предложит её. — Я согласна! — воскликнула Ульяна. Ещё несколько девушек поддержали её. Так и порешили. Наконец-то все направились в лес.       Девушки рассредоточились на опушке. Сначала они снесли все венки в центр, чтобы Елене было проще их взять, затем стали распускать косы да снимать нательные крестики, ведь это обязательное условие при гадании. Несколько девушек обнажили Елену и помогли облачиться в тонкую белую ночную рубашку. Затем девичьи пальцы стали оплетать всю её цветами и расплетать её густые длинные косы. Когда всё было готово, они заняли свои места на опушке. Никитина волновалась. Кто-то из девушек затянул песню. Остальные тонкие голоса стали один за одним вливаться в песню, словно ручьи вливаются в одну речку. Весь мир вокруг будто затих, прислушиваясь к мистически красивому песнопению. Елена раздавала венок за венком, чувствуя единение с природой и душевное равновесие. Небо над хмурым тёмным лесом стало светлеть.       Елена вернулась домой под утро, из-за чего проспала до обеда. Любящий и вечно балующий единственную дочку отец встретил её добрым хохотом в обед в горнице. — Ну что, выспалась, гулёна? — Папенька! — Никитина ещё не видела его, вернувшегося из очередного плаванья. Они наконец обнялись. — Обедай, каша в печи стоит. Потом я тебе подарки покажу. Елена кивнула и стала накрывать на стол. — А ты, папенька, отобедал уже? Михаил одобрительно кивнул и сел за стол напротив Елены. — Я вот что спросить хотел, дочка. Ты с кем это вчера через костёр прыгала? Не с тем ли, что тебе письма всю зиму и весну писал? — С тем, папенька, — от таких расспросов девушке стало не по себе. «Неужели он ругать меня станет?» — думала она. Но лицо Никитина было вовсе не грозным, но задумчивым. — Ты может его в дом хоть приведёшь, покажешь, чтобы я его в лицо знал. — Ладно тебе, отец, говорю же: несерьёзно ещё всё у них, — в кухню вошёл Александр. Михаил громко вздохнул:  — Ладно, чёрт с вами, с молодыми, — и вышел из комнаты. — Волнуется он о тебе, Ленка, — заключил старший брат.

***

      С тех пор прошло два месяца. Озолотились деревья, пожухла трава. Всё вокруг сделалось каким-то особенно торжественным, будто всё в этом мире чествует и провожает лето красное. В Воробьёвой слободе всё по-прежнему добро: люди счастливы, урожай вышел славный. Дом Никитиных тоже бед не знал. У Александра всё так же хорошо шла служба, Михаил собирался в последнее в этом году плавание, Настька родила первенца — крепкого мальчика, и Ленка иногда ходила к ней посмотреть да понянчить дитя. С Фёдором у неё тоже было всё гладко. С тех пор как она перестала его от себя отталкивать, его поведение изменилось. За маской сердцееда и самовлюбленного человека скрывался понимающий, глубоко мыслящий и целеустремлённый юноша. Они проводили много времени вместе, и Елена даже успела познакомиться с его бабушкой, к которой он приезжает каждое лето сюда, в слободу. Но время неумолимо шло вперёд. Никитиной становилось всё грустнее от понимания, что Фёдор скоро снова уедет. В прошлом году он уехал только в середине октября, а значит им оставался по меньшей мере месяц. Фёдор не мог не заметить перемены в настроении возлюбленной, поэтому однажды спросил: — Чего ты печалишься, голубушка? — Ты скоро снова уедешь, — вздыхая ответила она. — Да, ещё раньше, чем в прошлом году, — с сожалением произнёс он. — Ещё раньше? — удивилась Никитина, — Почему? — Так надо. Я всё-таки царю-батюшке служу. Елена молчала. Она понимала, что это было серьёзное стремление Басманова, а значит мешать этому она не смеет. — Если я хорошо ему служить буду, возьмёт он меня в опричники. — В опричники? — переспросила Елена. — Да, это у царя-батюшки такая мысль есть. Пока я объяснить тебе не могу, но опричники будут уважаемые люди. — И ты? — И я. Вот если возьмёт меня царь-батюшка, я к Масленице приеду, — ободряюще произнёс он. — А не возьмёт? — А не возьмёт — позже приеду. Ты только жди меня, — он заботливо заправил за ухо прядку волос, упавших на Ленино лицо. — Хорошо.       Когда настал день отъезда Фёдора, Михаил Никитин был в плавании, зато Александр и Настька с малышом были дома. Басманов подъехал к дому Никитиных, но на этот раз спешился и подошёл к воротам. Прежде услыхав приближающегося наездника из дома вышел Сашка. — Стрелец, ай стрелец, позови Елену попрощаться. Отношения между молодыми людьми всё ещё оставались напряженными, поэтому Никитин не спешил выполнить просьбу Басманова. Одарив его строгим взглядом, Александр всё-таки скрылся за воротами и зашёл в дом. Не прошло и минуты, как он вернулся, но уже с Еленой, на которой не было лица. Она уже знала, что пришла пора прощаться. Никитина молча подошла к Фёдору, чтобы обнять его, но пристальное наблюдение брата смущало её. — Не бойся, — юноша даже развёл руки, как бы приглашая девушку в свои объятия. Елена коротко выдохнула и сделала шаг вперёд, обнимая причину своих радостей и горестей. — Чем меньше будешь по мне грустить, тем быстрее время пройдёт, — утешающе шепнул ей на ухо Фёдор. Дуновение прохладного осеннего ветра заставило девушку поёжиться, но тепло Басманова быстро согрело и успокоило её. Она чётко поняла, что отпускать его ей не хочется. — Мне пора, — полушёпотом произнёс он. Никитина последний раз заглянула в серые глаза. Его взгляд был таким ласковым, мягким, грустным и очень-очень родным. — До встречи, Елена, сказал он, сев в седло. — До встречи, — ответила она, вернувшись к брату. Он уехал.       Настя, держа ребёнка в одной руке, второй рукой утешающе гладила Никитину по голове: — Хватит тебе, девица, красоту свою всю выплакаешь. — Не выплакаю-ю-ю, — плача отвечала она. — Я вообще не понимаю, что ты в нем нашла?! — слегка раздражённо отметил ходивший из угла в угол Александр. — Он хороший, он Царю слу-у-жит, — всхлипывая отвечала ему сестра. — Это я Царю служу. А он что там делает — неизвестно, — он замолчал ненадолго, будто решаясь говорить или нет, а потом добавил чуть тише, — Думаешь, в Москве девок мало? — Ну-ка цыц! — прикрикнула ему Настя, — Чего ты ей настроение ещё больше портишь, да глупости ей навязываешь! Иди отсюда! Лена начала плакать пуще прежнего. Так бы она и проплакала весь вечер, если бы Настя не попросила ей следить за ребёнком, пока она с домашними делами управляется. — Настя, а как ты думаешь, у него там правда девки? — Коли есть у него там девки, он бы к тебе попрощаться не заезжал и писем тебе не писал бы. Вот если писать будет, значит всё хорошо.       Настя, став мамой, казалось, набиралась мудрости изо дня в день. Теперь она и по хозяйству управлялась ловчее, и Ленку советами всякими наставляла, что было, пожалуй, самым важным для девочки, у которой нет матери.