***
Село Воробьёво. 1565 год.
Настала весна. Начала пробуждаться природа, и на душе как-то тоже стало свежо. Впереди была славная Масленица. Её люди всегда отмечали с размахом, ведь зима как-никак утомляла. Воздух ещё был прохладным, и снега только начинали сходить. Лена с отцом вымыли да принарядили всю избу, навели порядок и во дворе, а следом стали и к празднику готовиться. Купеческая дочь полезла по сундукам. Все самые тёплые меха подальше убирала: морозов больше не будет, а что полегче да понаряднее укладывала поближе. Весь следующий день с самого утра она стояла у печи, но мысли её были совсем не о блинах. Неизвестно: были румяны её щеки от жара или от смущения, ведь совсем скоро мог приехать Фёдор. У неё было много времени, чтобы подумать об отношениях между ними. Он всё ещё нравился ей, но глубоко внутри у девушки затаилось сомнение. Действительно ли она ему нужна? Стоит ли ей рассчитывать на серьезное совместное будущее? Да, ей всего шестнадцать, но и дружить сначала с одним парнем, потом с другим — непорядочно. В честь праздника Александру дали целых четыре дня отгула. Отчий дом встретил его теплом, вкусной едой, гордым за него отцом и совсем уже взрослой сестрой. А утром следующего дня всё семейство Никитиных отправилось на главную улицу села, что была полна людей. Всё вокруг было пропитано праздничной атмосферой. Тут и там стояли столы с угощениями да лавки, женщины затевали одну веселую песню за другой, скоморохи веселили народ, неподалёку, на склоне, молодёжь пускала вниз подожжённые колёса, отовсюду слышалась трель глиняных детских свистулек. Праздник только начинался. Ярый вороной жеребец въехал в Слободу. На нём, гордо держась в седле, сидел Фёдор. Он смотрел прямо перед собой уверенно, высоко задрав голову. На нём была дорогая шуба, а под ней пока незнакомое для не приближенных ко двору людям чёрное одеяние; на пальцах — перстни, сапоги хорошие, дорогие. Весь его вид говорил о том, что теперь он занимает какую-то твёрдую, хорошую позицию при дворе и обладает явно не последней значимостью; что в свои двадцать лет он прославил себя не просто как сына воеводы Алексея Басманова, а как одного из первых опричников. Слобода встречала его торжественно. Желая поприветствовать празднующих, да самому покрасоваться, он решил проехать по главной улице. К тому же, там могла быть Елена, а в Воробьёво приехал он во многом именно из-за неё. Взгляды в его сторону были направлены заинтересованные, изучающие. Но это была бы не подмосковная слобода, если бы подобные люди удивляли местных. В конце концов, здесь тоже было немало знатных особ, а теперь прибавилась ещё одна. Пока он праздно общался с людьми, да рассказывал, как там в Москве, точно ощущал на себе чей-то пристальный взгляд. Сначала он не придал этому значения, но потом неосознанно стал искать источник беспокойства, пока не наткнулся на пару ярких зелёных глаз. Елена. Он всегда замечал её первым, но в этот раз он даже с трудом узнал её: она повзрослела, стан её сделался очень женственным, что было заметно даже с полушубком, надетым на неё, взгляд у неё тоже изменился, стал ещё осознаннее, серьезнее. Отец часто намекает ему, чтобы он поскорее сыскал себе московскую невесту, но Фёдор уверен: если бы отец увидел Никитину, он бы и мечтать о другой невестке не смог. Басманов зашагал к ней. По пути в село он обдумывал, что скажет ей при встрече, как подарит гостинцы, но сейчас почему-то мысли покинули его голову. Он изменился, изменилась и она. — Ну здравствуй, Елена, — он лучезарно улыбнулся. Всем своим поведением сейчас он будто говорил: «Ну что, хорош я для тебя?» Неподалёку стоял и Александр, прожигающий Фёдора взглядом. Ему явно не понравились эти изменения. — Здравствуй, — ни холодно, ни тепло ответила ему Никитина. — Али не рада ты мне, голубушка? — Рада, — она всё-таки несильно улыбнулась. «А вот ты очень даже хороша, Елена, » — продолжал в голове Фёдор. — Взял меня царь-батюшка в опричники, хорошо теперь у меня всё, — он поправил свою шевелюру. — Вижу. — Я тебе подарков привёз, — Басманов достал из-за пазухи яркий цветной платок. Похожие сейчас были на многих женщинах и девушках, но этот был краше всех: большой, с кисточками на краях, расшитый золотыми нитями да украшенный яркими тесьмами. Купеческую дочь сложно было удивить подобными дарами, однако по сердцу пришёлся ей этот платок. — Это ещё не всё, — опричник полез во внутренний карман своей шубы, достал оттуда небольшой бархатный мешочек и протянул Лене. — Что там? — А ты открой, увидишь. Так она и сделала. Аккуратно раздвинув края мешочка она достала увесистый, но не громоздкий браслет из зелёного нефрита, который как нельзя лучше подходил к цвету её глаз. И с этим подарком Басманов ей угодил, за что она его поблагодарила. — Прогуляемся ненадолго? — Мне нужно у папеньки разрешения спросить. — Я сам спрошу, веди меня к нему, — неожиданно для девушки выдал брюнет. Фёдор доселе не был знаком с отцом Елены, но считал это обязательным. В конце концов это покажет серьёзность его намерений, и тогда Михаил наверняка благословит их женитьбу в будущем. Никитина понимала, что однажды их познакомить всё равно придётся, так пусть лучше это произойдёт сейчас, чем потом как-то напряжённо и строго. — Здравия да с праздником Масленицы Вас, Михаил Александрович, — приветливо улыбаясь и почтительно поклонившись поприветствовал купца Басманов. — Здравствуй-здравствуй, Алексеев сын. Что-то вы, молодые, рано пришли, заигрыш то завтра, — хмыкнул в ответ Никитин. — И то верно, — рассмеялся он, — Только мне с Вашей дочкой поговорить надо, разрешите? Купец ответил не сразу, прежде переглянувшись с сыном. Взгляд Александра ничего хорошего не значил, да и отец больно радостным не выглядел. — Идите, только ненадолго. Сюда её потом приведёшь. Фёдор снова поклонился и поблагодарил Лениного отца. И хотя он пойти им позволил, сама девушка была скорее обеспокоена, чем рада. Неужто Фёдор ему не понравился? Или может отец вообще никого рядом с ней пока видеть не желает? Дома в любом случае её ждал разговор, а пока поговорить надо с Басмановым. — Скучала ли ты по мне? Ждала меня? — Скучала, ждала, — Елена вспомнила как первое время плакала ночью в подушку. — Будешь ты со мной как прежде встречаться? Елена замешкалась, и опричник это заметил. Его удивило сомнение Никитиной, ведь когда он уезжал, она отпускать его не хотела, а теперь вот так себя ведёт. — Московские девки уж получше меня, наверное, — спокойным голосом сказала она. Фёдор глубоко вздохнул. Он посмотрел куда-то вдаль, слегка нахмурился, напрягся, из-за чего шаг его стал немного быстрее, а потом ответил: — Я служу там при Царе, вечно слушаю его, по поручениям мотаюсь, стараюсь ему во всём угодить. Ты думаешь, у меня время есть по девкам ходить? Или даже если бы время было, если бы ходил по девкам, стал бы я к тебе сюда приезжать? Подумай! Подумай хорошенько и ответ мне скажешь! Раз уж ты так сомнениями терзаешься, может мне и не приезжать боле? А что? И тебе спокойнее, и я может действительно по девкам пойду. Елене стало неудобно. Фёдор никогда прежде так на неё не ругался. Может, правда нет никаких девок у него в Москве. Он же работает, старается, чин себе получше да уважение при дворе зарабатывает, к одной только ней сюда приезжает, а она такие вещи постыдные про него думает. — Прости меня, Феденька, не сердись. И ты меня пойми. Я ведь сижу здесь, о чём и думать не знаю, тебя по полгода не вижу, — жалобно ответила она. Стало понятно, что ответ Басманова устроил. Лицо его снова сделалось спокойным и уверенным. — А ты не грусти, подожди, я тебя потом в жёны возьму, и ты всегда со мною будешь, — ободряюще заявил он. — А когда? — Ну… Это у меня пока только служба в гору пошла, там мне ещё утвердиться надобно. Я в этом году в начале лета уеду… — Так рано? — перебила его Лена. — А ты как думала? Я теперь опричник, не просто мальчик на побегушках. Мне царёвы поручения выполнять нужно. Это несомненно радовало Фёдора, но не Никитину. Она понимала, что для него это важно, и ей следовало бы радоваться его успехам, только вот из-за этого видеться они будут всё реже, а разлука для влюблённых самое жестокое наказание. — А вернёшься когда? — Пока не знаю. Рано ещё об этом говорить. Только весна началась, у нас ещё много времени вместе, — он заулыбался. — И то верно, — улыбнулась и Елена, — Ну что, теперь обратно на праздник? В обед все Никитины собрались за одним столом. Александр и Михаил продолжали квасить, но, конечно, в меру. Лена подавала им блюда и обедала сама. Они разговаривали о всяком, и девушка с замиранием сердца слушала каждую новую тему из разговора, потому что боялась, что речь всё же зайдёт о Фёдоре. Но чему быть, того не миновать. — Изменился этот твой Басманов, — невесело заметил Сашка. Купец со стуком поставил кружку на стол: — И всё-таки неспокойно мне, дочка. Вижу, положение он занимает хорошее, а чем заслужил — не понятно. — Прав ты, отец. Кто знает чем он там выслуживается? Вот ты, Лена, знаешь? — бросил ей Александр. — Нет, — она опустила глаза в пол и стояла, не колыхаясь. — Полно тебе, Сашка, девка-то тут причём, — отец обратился сначала к сыну, а потом сказал уже дочери, — Ты вот что: будь осторожнее, не торопись, присматривайся, слишком близко подпускать не смей. Поняла? — Поняла, папенька, — закивала она. На этом их разговор и кончился.