Ибо имя ей было — Тьма

      На четвёртом уроке боевой магии Перенель быстрее всех освоила жалящее заклинание и даже помогла нескольким незадачливым пуффендуйцам. На самом деле, осваивать там было нечего, так как заклинание было известно ей с младших курсов в Шармбатоне, но всё же она была лучшей в ту промозглую, дышащую серой скукой среду, пусть и в чём-то совершенно незначительном.       После занятия Перенель нарочно долго собиралась, старательно игнорируя дёрганные кивки Николаса, ожидающего, что она пойдёт с ним. А когда класс опустел, подошла к Бабе Яге, впиваясь ногтями в потеющие от необъяснимого страха ладони.              — Профессор, если позволите, я хотела бы, я бы хотела дополнительно заниматься боевой магией. Я считаю Вас самой искусной ныне живущей волшебницей, и, если бы Вы могли, если у вас есть время, это было бы огромной честью для меня.              Перенель ненавидела себя в этот момент. Все слова куда-то улетучились, колени предательски дрожали, а язык словно распух и поворачивался с ленивой тяжестью плотоядного слизняка. Быть может, о как часто теперь повоторяла она это «быть может», не прояви она тогда слабость, всё было бы по-другому.              Баба Яга задержала на ней долгий изучающий взгляд. Чёрные пылающие угли. Её глаза прожигали насквозь, словно пытаясь отыскать что-то, спрятанное глубоко внутри или, быть может, вовсе несуществущее. Она усмехнулась. Она всегда усмехалась. Холодная надменность. Интересно, каково это, жить с осознанием полного превосходства над любым, кто тебе встретится? Скрещенные на груди руки. Каково, погубить тысячи невинных людей и с непостижимым бесстрастием, бесстрашностью, прийти в школу чародейства и волшебства учить их детей, каждый из которых больше всего на свете желает твоей смерти?              — Мне очень жаль.       Ложь. Ледяная, прикрытая надменной улыбкой, ложь.       — Но боюсь, это невозможно. Я не даю дополнительных уроков. За редким исключением. Здесь я не вижу причин его делать.              Перенель с мучительным усилием оторвала взгляд от пола и заглянула в огнедышащую бездну чёрных глаз. Кажется, ей ещё не приходилось делать ничего тяжелее.       — Профессор, Вы недооцениваете мои способности. Я была одной из лучших в Шармбатоне и…       — Я полагаю, Вас ждут.              Гордость. Высокомерие. Смертельный яд, стекающий по острию ледяного клинка.              Перенель медленно обернулась. Николас со встревоженным видом заглядывал в класс.              Больше всего на свете ей хотелось убежать. Убежать прямо сейчас, спрятаться в одном из тёмных пустующих классов. Скрыться от всего мира и никогда больше не показываться, как сделал это в своё время отец. Рыдать, пока не иссохнут слёзы, пока не потрескаются губы, пока не останется расколовшаяся надвое пустая оболочка, наполненная вместо боли и чувств холодным воздухом. Бить в бессилии по каменным стенам, до тех пор пока на руках не лопнет тонкая кожа, не потекут алые ручейки между пальцами, не затупятся колющие грудь кинжалы.              Перенель вышла из класса, с трудом передвигая ноги. Чувствуя, как провожает каждый её шаг беспощадное ледяное пламя.              — Всё в порядке? Тебе нужна помощь?              Чьи-то слова бессмысленным гудением звенели в воздухе. А со всех сторон давила удушающая тишина. Перенель забыла, где находится, и зачем ей нужны были дополнительные занятия. Хотелось лишь избавиться от пронзительной беспричинной боли. Хотелось ударить идущего рядом изо всех сил. Наслать запрещённое проклятие. Заставить биться в раздирающих тело конвульсиях, лишь бы полегчало. А неизвестный всё шёл рядом, всё сыпал вопросами, не позволял заплакать и проявить слабость. И чем дольше он говорил, чем дольше они шли, тем сильнее Перенель хотелось выплеснуть на него свою собственную боль.              Но человек был слишком добр и мягок, слишком добродушен и беззащитен. Он не хотел предоставить повод для собственного уничтожения. Не мог произнести ни одного колючего слова, ни одного упрёка. Напротив, он заставлял внутреннее «я» вздрагивать словно от щекотки, его слова умиротворяющим бальзамом смазывали воспалённое сознание, движения его рук заставляли сердце стучать в предсмертной гонке, взгляд серебристых глаз дарил спокойствие и защиту.              Перенель резко остановилась и посмотрела на человека. Она по-прежнему не могла разобрать, что именно он говорит, слова словно потеряли свой смысл. Но это было не важно. Она наклонилась вперёд и поцеловала человека. Сладкие яблоки и осенний дождь.              Николас — вот его имя. Философский камень — вот её цель. Любовь — вот человеческое проклятье.              Бежать и не оглядываться.              — Подожди!              Окно распахнулось, и тысячи осенних листьев облепили Николаса.       

***

      Бледный лунный свет рассеянным туманом застилал комнату, освещая одинокую фигуру напротив окна.              Перенель сидела на полу, прижавшись спиной к стене и подтянув к груди колени. Время от времени её губы растягивались в горькой усмешке, а голова безвольно покачивалась из стороны в сторону.              События сегодняшнего дня пульсировали в висках тупой болью, не позволяя избавиться от воспоминаний. Но чувства постепенно успокаивались, лишь изредка накатывая ленивыми обессилившими волнами.              Теперь, оглядываясь назад, Перенель не могла понять, почему отреагировала именно так. Первая попытка войти в доверие к Бабе Яге провалилась, но никто не добивается успеха с первого раза. Наверное.              «Главное, сражаться снова и снова» — когда-то сказал отец. Сказал, а спустя несколько лет сломался, переломился рябиновым деревом во время грозы. Какая ирония. Нет, этот пример вспоминать не стоило.              Но сильнее, чем отказ Бабы Яги, Перенель беспокоил поцелуй с Николасом. Даже не сам поцелуй, а то, что он означал. Запертая дверь, к которой подобрали ключ, выпустив наружу глубоко запрятанных химер. До этого момента, Перенель даже не замечала тонкие ростки чувств, взрастающие где-то в глубине. Пробивающие себе путь к самому сердцу, чтобы в один момент дьявольскими силками опутать его, разрушить выстроенную башню планов, заставить отказаться от собственных целей и желаний.              Но, быть может, это вовсе не обязательно?       Перенель на мгновение закрыла глаза.              Она завладевает философским камнем и обретает вечную жизнь. Жизнь, которую можно разделить на двоих. Жена и муж — великие алхимики, изменившие мир. Они уничтожат все записи о философском камне, убедят магический мир, что открыли способ его создания. Будут существовать в вечности рука об руку, поддерживая друг друга всегда и во всём.              Николас никогда не согласится в одиночестве владеть таким могуществом, не разделив его с остальными.              Перенель открыла глаза.       — Что может быть хуже, чем влюбиться в него? — прошептала она, вопросительно вглядываясь в рассеянную тьму лунной ночи.              «Ты знаешь, что. Влюбиться в неё» — ответил ядовитый голос из глубин подсознания.              Любовь делает человека слабым. Любовь к другому или к другим. Ей придётся объясниться завтра с Николасом. Нельзя позволить чувствам разрушить твою жизнь. Следует придумать новый способ, как подступиться к Бабе Яге, произвести на неё впечатление. Надеяться, что у Николаса нет никаких чувств. Что у неё есть шансы покорить Тёмную Леди.