Юноши со станции утешения

Джэхёну было страшно умирать, но ещё страшнее – наблюдать за другими смертями. Все они в одной лодке, и любая царапина, любой синяк, любой порез могли привести к кончине. Опытные работники уже привыкли, что долго здесь никто не задерживался, поэтому ограничивали круг приятелей, а про друзей даже не заводили разговоров. В таком месте никто никому не друг, потому что не хотелось возвращаться со смены и слышать, как твоего приятеля просто задушили ради забавы. За друзей страшно, а эти чувства мешали работать. Проститутки только обменивались друг с другом повседневными фразами из вежливости и скрывались в своих комнатах. Все боялись привязаться к кому-нибудь, ведь с привязанностью приходил очередной букет проблем, который в повседневной жизни ими вовсе не являлся. Распределение по группам очень нравилось Джэхёну. Ему всё равно, что состоящие в одной группе не испытывали друг к другу тёплых чувств, не переживали за жизни. Его радовала даже такая иллюзия дружбы, которая и со стороны на неё не походила. Привязываться к коллегам нельзя, думал Джэхён, но не мог не отметить проявление заботы со стороны старших. Он на станции только четыре дня, но за это время ему дали понять, что помощь всё-таки можно ожидать. Тэиль в первый же день дал неделю, чтобы освоиться на станции, понимая, что ему придётся работать и за Чона. Донён, хоть и беспардонно, предложил провести мастер-класс, потому что переживал за первый день работы. А Тэён проявил уважение к умершей коллеге, которая даже не являлась членом их группы, и искренне пожалел её. Джэхён смотрел на своих хёнов и понимал, что они улучшат даже самый мучительный день в его жизни. Он не хотел однажды проснуться и увидеть пустой стул на кухне. Наблюдал за остальными и пытался прочитать их эмоции, но те слишком опытны и уже научились показывать совсем не то, что у них на душе. Но даже маленькая улыбка на чужом лице успокаивала и придавала Джэхёну уверенности. Он видел, как младшие беззаботно могли перед уходом обсуждать пасмурную погоду, оценивать постоянных клиентов по внешнему виду и смеяться над хозяйкой станции. Словно они блокировали неприятные воспоминания, боль и страх. Словно уже научились отделять тело от души и сдержано относились к своей основной работе. Возможно, что Джэхён многого не знал, и они до сих пор с трудом переживали каждый рабочий день, бились в истерике, до дрожи в коленях ненавидели, как произносят их японское имя.Громко плакали, но их плач мешался со стенаниями других людей, кусались и царапались, но перестали после первой угрозы выбить зубы и вырвать ногти. Джэхёну не позволено наблюдать за работой других, поэтому о чужом состоянии после смены мог только догадываться. В голове всё ещё не укладывалось, что Чону придётся спать за деньги. Отдавать своё тело напрокат и полностью отключать голову ради собственного стабильного эмоционального состояния. Джэхён не скрывал, что ему страшно, и хотел поделиться мыслями с остальными. Донён, к счастью, всё вчера понял и не исполнил бы запланированное, даже если бы их вчера не отвлекли. Он сам через это прошёл и пытался только облегчить боль и дать несколько советов. Джэхёну хотелось поделиться этим и с Тэёном. Они не особо много разговаривали, однако Тэён производил впечатление заботливого и чуткого хёна, готового возложить на свои плечи проблемы всей группы и в одиночку с ними разбираться. Тэён выглядел вечно печальным и отстранённым, но таким совсем не являлся. У него было больше всех смен, но он никогда не жаловался на это, словно был рад, что остальным не надо лишний раз проходить через девять кругов ада. Он лучше сам и обслужит, и помучается, и снова подумает, что жить уже не так хочется, как в начале. Джэхён не видел, чтобы Тэён с кем-то близко общался. Вчера, к примеру, ему удалось увидеть приятную картину, как Джено крепко обнимал Донёна и смотрел на него глазами, полными переживания. Донён спокойно относился к своей жестокой судьбе и не думал заканчивать свою жизнь, потому что здесь пока ещё жил человек, который скрашивал даже самые чёрные события и вызывал улыбку одним только появлением. Хотелось бы тоже приносить кому-то радость и быть той самой причиной, по которой жизнь лучше смерти. Именно на такие мысли Тэён наталкивал Джэхёна, маяча на кухне. Старший лепил комочки из риса и аккуратно заворачивал их в бумагу. Джэхён же сидел за столом и наблюдал на этой уютной картиной. Выглядело всё тепло и по-домашнему, но голые грязные окна сразу пробуждали от иллюзий. Сейчас прекрасный момент, чтобы беззаботно поболтать и узнать друг друга лучше, и Чон его упускать не собирался. – Можем поговорить? – тихо начал он. – О чём? – Тэён слегка улыбнулся и присел за стол рядом с Джэхёном, поставив перед ним рисовый комок. – Не здесь. Не хочу, чтобы нас кто-то слышал. Тэён понимающе кивнул, встал и направился к выходу из кухни, подозвав Джэхёна рукой. Они прошлись по длинному коридору до самой дальней комнаты – комнаты старшего. Они вошли внутрь, закрыли за собой дверь и присели на кровать. Джэхён осмотрелся и понял: все комнаты были одинаково обустроены, одной площади и расположены на солнечной стороне. Все были в одинаковых условиях, и Чона удивило, что японцы задумались даже об этом. – Слушаю тебя, – сказал Тэён и прилёг на кровать. Джэхён тщательно перебирал слова в голове, чтобы вопрос не звучал слишком навязчиво и развязно. Не хотелось показывать интерес к чужой жизни, ведь здесь так не принято. Работники слишком закрыты в себе, поэтому любое проявление желания что-то разузнать воспринималось в штыки. – Как ты сюда попал, хён? Я чувствую себя здесь некомфортно. Как-то непривычно, и я не знаю, как с этим справляться. – Оторвали от дома? – Тэён засмеялся. – Да, это тяжёлое чувство, я понимаю. Я тоже не понимал, куда себя девать в первые дни, и с трудом привыкал к правилам, что придумали старожилы. – Очень страшно в самый первый момент, но он с каждым днём уходит, но на его месте появляется тревога, – признался Джэхён. – Я пытаюсь себя успокоить. Наблюдаю за вами вне рабочих часов, общаюсь и настраиваюсь, но не могу добиться полного спокойствия. Я понимаю, что и ты, и Тэиль-хён, и Донён-хён, и младшие не обращаете внимания на то, чем занимаетесь, но ведь и вы не были такими сдержанными, когда только прибыли сюда. Скажи мне, хён, – Джэхён взял Тэёна за руку, – насколько болезненные эти воспоминания? Тэён не любил вспоминать о своём прошлом. Мысли о семье, которую больше никогда не увидишь, о беззаботных днях, когда можно пропустить занятие или погонять кошек, что так и желали поймать голубей, заставляли чувствовать безысходность. О прошлом можно было вспоминать, но эти воспоминания приносили только боль в сердце. Тэён никогда не скрывал, чем занимался до станции, всегда отвечал на вопросы и говорил правду, хоть воспоминания и приносили неприятные ощущения после. Если Джэхён и хотел что-то узнать, то ему было незачем отвечать тишиной. – Я в семье не единственный ребёнок, у меня была старшая сестра. Она была ответственнее, чем наши родные родители. Всегда заботилась обо мне в детстве, убиралась дома, готовила еду, помогала мне с уроками, если я что-то не понимал. Я очень сильно её любил и не мог представить свою жизнь без неё. В один день я пришёл домой и заметил, что она ещё не вернулась. Я ждал весь вечер. Уже домой вернулись родители, а её всё не было. Не было день, два, неделю. Всё это время я чувствовал себя ужасно. Мне было одиноко и печально. Я понимал, что человек не может где-то пропадать несколько дней, но отгонял тревожные мысли. Однажды мама поделилась своим мнением, что её могли завлечь как-то на улице и отправить на станцию утешения. Это было только предположение, но мне уже было тошно от мыслей, что мою сестру сейчас кто-то насилует. Это настолько мерзко и бесчеловечно, что я пообещал себе обязательно её вернуть домой. У меня была одноклассница, которая добровольно ушла на станцию, потому что солдаты сказали, что опустят её мать взамен на неё. Меня заинтересовало это, и на следующий день я искал японских солдат на улице. И, представляешь, нашёл! Я спросил, возможно ли обменять одного человека на другого, а они лишь смотрели на меня и улыбались. Мне было противно, но я знал, чем мне придётся заниматься. Они привезли меня на станцию, тогда ещё не было той, что на севере города, поэтому я был уверен, что сестра здесь. В тот же день я приступил к работе. – А сестру отпустили? – Джэхёну было на самом деле интересно, чем всё закончилось. – Она уже была мертва, – Тэён прикрыл глаза и глубоко вздохнул. – Это всё ложь, они так завлекают новых работников. Никто не покидает это место. Я был слишком наивен, раз подумал, что сестру действительно отпустят. Даже если бы она была жива, никто бы не вернулся домой. Из-за моей доверчивости родители остались одни. Боюсь представить их состояние: потерять обоих детей тяжело, а у моей мамы уже не то здоровье и возраст, чтобы родить третьего. – Мне жаль… – Ты не виноват, Джэхён. Я не боюсь рассказывать о своём прошлом. Я никогда ни от кого не скрывал историю собственной жизни. Не скрываю и то, чем занимаюсь здесь. Я пытался несколько раз сбежать, но меня всегда ловили и заставляли работать больше положенного. Я много чего воровал у клиентов, особенно любил опиум. Я проносил его на кухню и делил с Донёном, любил принимать перед сменой, потому что он снимал боль. Заниматься сексом стало так легко физически, хотя я всё ещё не мог мириться с тем, чем я занимаюсь. Я слышал, что у солдат много опиума, они заглушали им боль от раны, и это так. Я крепче спал, резко начал худеть и выглядеть болезненно. Мне говорили, что проститутки воровали опиум не с целью облегчить боль, а побыстрее сдохнуть. Я желал умереть и не оставлял попытки даже тогда, когда Донён отдал наши запасы другой группе, потому что видел, как на меня влиял опиум. Пойманный на желании покончить со всем этим, я пытался задушить себя с помощью одежды. Я с трудом переживал каждый новый день, сутки были невыносимо длинными, а знакомые лица всё редели и редели. Я понимал, что устал от такой жизни, но не мог ничего поделать. Мысли о том, что и Донён, и Тэиль-хён, и я больше не столкнёмся со старыми знакомыми, не увидим родителей, убивают изнутри. Джэхён не перебивал Тэёна, внимательно слушал рассказ и пытался переварить. Конечно, у многих работников станции были похожие истории. И опиум, и самоубийства были частыми и любимыми гостями, что, к сожалению, показывало местный уровень отчаяния. Джэхён ещё не дошёл до этого уровня, но он уверен, что хватало одной протянутой руки, чтобы полностью забыться в боли и страхе. – Меня поймали, когда я возвращался со школы, – начал Чон, – меня предупреждали родители, что выходить на улицу опасно, но я не переживал по этому поводу даже тогда, когда украли нашу учительницу по японскому. Думал, что раз я мужчина, то меня это не коснётся, однако японцы не только животные, но и извращенцы, наслаждающиеся насилием над юношами. – А насиловать девушек не извращение? – Я не это имел в виду. Женская проституция всегда была масштабнее мужской, поэтому подсознательно я надеялся, что меня не ждёт жизнь на станции, но судьба решила меня огорчить. Я живу в старом бараке, не могу смотреть в глаза проходящим мимо девушкам, потому что боюсь поймать в их взгляде боль. Мне очень жалко их, ведь их график куда плотнее нашего, хотя женщин на станции чуть ли не втрое больше, чем мужчин. Я каждый день гуляю от своей комнаты до кухни и обратно в ожидании первого дня работы, однако мне так плохо, словно меня ждёт не секс, а казнь. Я не могу успокоиться. – Я понимаю, – Тэён привстал и обнял Джэхёна за плечи, – у всех такая реакция, это нормально. Я знаю, что Донён тебе предлагал попробовать вчера, но ты отказался, а зря. Он умеет подбадривать и снимать смущение, понимающий и аккуратный. Я не могу лично это подтвердить, но Джено, Джемин и Донхёк были довольны. Если ты хочешь, то я могу помочь, но не обещаю, что будет так же ванильно, как могло бы быть с Донёном. Джэхён подумал, что будет пользоваться популярностью, когда начнёт работать, потому что это уже второй человек, предложивший с ним переспать. Если работники так и рвались помочь с первым сексом, то от солдат отбоя не будет. Джэхён хотел посмеяться над собственной мыслью, если бы не знал истинного намерения помочь. А оно только вызывало слёзы. – Нет? – Тэён, не услышав ответа, пожалел, что предложил. – Тогда ты можешь понаблюдать за тем, как я это делаю. Если решишься, то я постараюсь договориться с клиентом, и ты сможешь побыть свидетелем. Наблюдение не сравнится с участием, но может дать хотя бы шаблон. Тэёну очень неловко такое предлагать, и он ещё сильнее смутился, когда увидел улыбку на лице Джэхёна. Младшему понравилось предложение понаблюдать за чужой работой. Его возбуждала мысль, что он может увидеть Тэёна за обслуживанием. Чон бы смотрел только на него, полностью игнорируя мерзкого солдата, ловил бы ухом каждый стон и сдерживал улыбку. Джэхён мысленно ударил себя по лицу, потому что он только что выслушал историю прошлого, которую Тэён рассказал, вспоминая самые болезненные моменты, а теперь думал, как думали типичные японские солдаты. Если бы Джэхён не уважал своих коллег, он бы легко завалил Тэёна. Старший на станции уже долго, его плохо кормят, поэтому всё тело очень худое и слабое. Джэхён не пробыл и недели, так что ещё не успел потерять массу, поэтому он пытался контролировать силу, когда находился с остальными. Вот и сейчас он взял Тэёна за запястье, но даже не сжал, потому что боялся, что кость просто треснет. – Джэхён? – Тэён не помнил, когда он в последний раз чувствовал смущение. – Я согласен. – На что? На первое предложение или… – На оба, если можно, хён, – Джэхён улыбнулся и направился к выходу, – спасибо, что согласился рассказать. Когда Чон вышел из комнаты, он услышал «Ах ты проказник!» и громкий смех.

▼▼▼

Тэиль разрушил всеми любимую утреннюю тишину, буквально влетев на кухню и сбив сонного Донхёка.В его глазах читалась тревога, но никто из присутствующих не мог быть уверенным, почему старший так выглядел. Тэиль подошёл к столу, облокотился на него и прогнулся в спине, впуская в лёгкие воздух. Он хотел бы простоять так долго, однако не мог позволить себе эту роскошь. Время поджимало, поэтому, выпрямившись, он быстро проговорил заученный по дороге текст. – Жители города устраивают волнения. Я слышал, что планируется мятеж и атака на обе станции, но это не точно. В центре местные поругались с японцами, за что те их все перебили. Я боюсь, что это дело доберётся и до нас. Джено нахмурил брови и посмотрел на Тэиля. Ему не нравился тон, которым говорил старший. Обычно он его слышал, когда происходили масштабные для станции трагедии или проблемы, поэтому очередная новость принесла с собой страх и настоящую тревогу, с которой тяжело справиться. Мятеж в городе, находящемся под управлением японцев, казался самой безумной идеей, которая только могла прийти в голову бедным жителям, от чего только хотелось плакать и укрыться от всего мира. Если это правда, то ситуация в городе очень отчаянная. – Опять будут пытаться освободить нас? – спросил Джемин. – Неужели эти вечные попытки не дали понять, что это нереально? Они только попусту уменьшают население, глупые городские! Я на них надеяться не буду, как и покидать это место: мне в прошлый раз так сильно влетело от этой бабки, я уверен, что она наслаждается нашими страданиями. – Я твоими страданиями тоже наслаждаюсь, потому что наблюдать за тем, как такой хитрый и неуловимый лис, как ты, феерично лажает, приносит мне бесконечное удовольствие, даже жить хочется! – отозвался Донхёк. Он любил цепляться к любой мелочи, сказанной Джемином, и наблюдать за реакцией. Все в группе называли его провокатором и маленьким злодеем и со временем перестали обращать внимание на ядовитые слова, но Джемина поддеть удавалось всегда. Вот и сейчас он не упустил шанс сказать в ответ что угодно, лишь бы сказать. Тэиль лишь громко цокнул и недовольно проворчал: «Не игнорируйте мои слова». Он знал, что Джено обязательно воспримет новость серьёзно и не пойдёт сегодня на смену. Тэиль надеялся, что Огава-сан не заметит отсутствие одного человека или проигнорирует хотя бы раз. Ему не хотелось оставлять младших, но работа не могла ждать: солдаты уже поджидали у входа и считали минуты до открытия станции, чтобы в очередной раз насладиться юными телами и забыть все ужасы войны, что на них обрушилась. Жители Кёнсона не боялись за свои жизни, когда показывали японцам свои клыки. Они были рады умереть, лишь бы не чувствовать себя рабами. Нередко в городе случались мятежи, которые быстро подавлялись солдатами, от зачинщиков, конечно, избавлялись, жестоко расправлялись и ставили клеймо даже на невинных родственников.На обе станции утешения нередко нападали, потому что все знали – сюда солдаты собирались как мухи на мёд. Городские давно перестали считать проституток своими кровными братьями и сёстрами, для них было непонятно: как можно настолько лишиться гордости и позволять чужакам пользоваться своим телом? Если на станцию пробрались, то не жалеют ни японцев, ни работников. Тэиль прекрасно знал, каким статусом он обладал в глазах обычных жителей, понимал, что назад его никогда не примут, поэтому направлял все свои силы на заботу о младших коллегах. Они были в одной лодке, отвергнутые своими и униженные чужими, поэтому любая новость об очередном мятеже добавляла тяжесть сердцу и кучу лишних мыслей, которые, к счастью, были полезны тем, что отвлекали от работы.

▼▼▼

– Хён, проснись! – Джэхён чувствовал, как кто-то тряс его за бок, но ему было лень разлепить глаза и посмотреть на нарушившего его сон. – Сходи за Тэён-хёном, пожалуйста, у нас не так много времени! – Джено? – Чон привстал и посмотрел на младшего, напуганного и тяжело дышавшего. – На другой станции убили всех проституток, нам нужно торопиться. Мы спрячемся где-нибудь или, может быть, даже сможем убежать все вместе, если нам улыбнётся удача. – Как убили? Джено, объясни подробно, я плохо понимаю, – Джэхён только проснулся и с трудом переваривал слова Джено. Почему он так резко реагировал на смерти надругом конце города и почему считал, что эту станцию ожидает та же участь? – Тэиль-хён всё правильно говорил! Всегда слушайся его, ясно? Быстрее беги в главное здание и найди Тэён-хёна, а потом возвращайся сюда. Обязательно захвати с собой что-нибудь твёрдое и в меру тяжёлое! – Джено был как на иголках, плохо контролировал эмоции и голос. Он бегал по комнате Джэхёна в поисках неизвестного предмета, пока тот лишь наблюдал за этим безумным метанием удивлёнными глазами. – Зачем? – спросил он. – Он ведь сейчас занят, поэтому тебе придётся оттащить от него солдата. Сил у тебя больше, чем у меня, но на всякий случай прихвати хоть что-то. Вон, на кухне сковороду. Джено исчез из комнаты так же быстро, как и появился, оставив Джэхёна с дюжиной вопросов и нулём ответов. Из сказанного было понятно только то, что станцию планируют атаковать и поубивать японцев, а с ними на всякий случай и работников. Джэхён не понимал, почему жители города убивали своих, но долгие раздумья сейчас никуда бы не привели, поэтому, встав с кровати, Чон быстрым шагом направился на кухню, порылся в шкафчиках и откопал старую чугунную сковороду, на которой вчера готовил Джено. Крепко схватив её за ручку, Джэхён выбежал из барака. К счастью, главное здание построено таким образом, что огромную комнату на первом этаже можно пропустить и не видеть это насилие. Однако Джэхён не знал, где находился Тэён, поэтому проверка первого этажа была обязательна, что добавляло волнения. Если Тэён на первом этаже, то незаметно для остальных оттащить от него клиента невозможно. Все мигом услышат звуки удара и прибегут посмотреть. Джэхён тихо ругал себя за то, что не уточнил у Джено, что делать в таком случае, но сейчас ничего нельзя поделать. Оставалось только проверить комнаты на втором этаже, что менее рискованно, но всё равно боязно наткнуться на незнакомых людей или слишком агрессивных солдат. На втором этаже намного тише. Джэхён стоял в коридоре, и с его места можно было легко определить, какие комнаты заняты, а какие – нет. Если прижаться к двери и хорошенько прислушаться, то можно даже определить Тэёна по голосу. Такая возможность явно обрадовала Чона, поэтому он на цыпочках подошёл к первой двери, откуда доносились громкие стоны и болезненный плач. Не услышав в плаче ничего знакомого, Джэхён подбежал к следующей и прислонил ухо, потому что звуки из комнаты были заметно тише предыдущих. По сердцу словно пропустили ток, потому что в тихих постанываниях он узнал Тэёна. Это был точно он. Джэхёну стыдно смотреть и слушать, хотя до этого Тэён позволил за ним наблюдать, но явно не в таких условиях. Подсматривать за чужим соитием нервировало и возбуждало одновременно, томные вздохи мазали по ушам как мёд, отчего Джэхён как можно тише и незаметней пытался открыть дверь, желая наконец-то увидеть заветную картину. Если бы кто-то начал описывать Тэёна в этот момент, он бы запнулся на первом же слове, потому что его внеземная красота буквально лишала дара речи и парализовала. Мечась в постели, он устало подставлял шею под губы солдата, надеялся, что тот как можно быстрее закончит. Ладони японца исследовали всё обнажённое тело, проводили большими пальцами по ключицам, сальная улыбка не исчезала с лица солдата. Он одновременно и нежно прикасался к чужой груди и рукам, и грубо и размашисто толкался в Тэёна, выдавливая из него ненастоящий стон. Джэхён то ли глядел на Тэёна, то ли наблюдал за процессом в целом, но в его голове мозаикой выстраивались события, произошедшие пару дней назад.Бывалый работник уже не в силах запоминать каждого клиента и каждую смену, но для новичка всё выглядит пёстро и ново, пугающе и волнующе. Вот и Чон не мог не сравнить уже увиденное (точнее услышанное) с тем, что было перед его глазами сейчас.Однако если сцена с Йерим не вызывала ничего, кроме ужаса, то Тэён заставлял Джэхёна постепенно чувствовать возбуждение. Ладони настолько вспотели, что он почти не выронил сковороду и не сдал себя. Глаза не могли остановиться на какой-то одной точке, они постоянно блуждали, как и дрожащие руки солдата, оглаживающие такое же дрожащее то ли от холода, то ли от страха тело. Он не торопился, как того хотел Тэён, а лишь рвано двигался, почти выходил и снова проникал, наблюдая за лицом проститутки, пытаясь разглядеть нотки хотя бы фальшивого, но удовольствия. Джэхён перевёл взгляд на Тэёна и заметил, как тот сильно сжимал губы, сдерживал стоны в себе и щурил глаза, не желая видеть лицо перед ним. Солдат сам себе задавал ритм, не беспокоясь о состоянии партнёра, поэтому голова Тэёна постоянно тряслась, не имея даже опоры в виде подушки. Возможно, он отсчитывал про себя секунды в надежде на скорое окончание или молился, но в любом случае пытался отвлечь себя от японца и секса. По лицу чётко читалась боль, это было похоже на бесконечную пытку, к которой до сих пор не мог привыкнуть Тэён. Конечно, как привыкнешь к тому, как разрушали по кусочкам душу, буквально вытрахивали её и не позволяли облегчить опиумом мучения, наслаждаясь чужими слезами и кровью. Наблюдать можно вечно, однако Джэхён ограничен во времени и не мог дожидаться конца акта, это условие вынуждало его воспользоваться сковородой, чему он искренне был рад. Он заметил, что чем дольше наблюдал за Тэёном, тем тяжелее было оторваться. Наслаждение от насилия по ту сторону двери вызывало тошноту, Джэхён ругал себя за садистское желание подождать ещё чуть-чуть, но его разум был сильнее инстинктов. Отойдя от двери на метр, он со всей силы, что у него пока осталась, ударил по ней ногой. Та с лёгкостью открылась, полностью обнажая Чону людей внутри. На секунду ему показалось, что Тэён испугался: он поднялся на локтях и хотел прижать колени к груди, но японец ему не позволил. На его лице была непонятная гримаса, похожая на смесь удивления и злости, но реагировал он слишком медленно, даже когда Джэхён стремительно направлялся в его сторону, с каждой долей секунды меняясь в лице. Японец просто сидел на кровати, до сих пор не выйдя из Тэёна, и следил, как над его головой поднимался чугун. Необычайно лёгкий, но способный задержать пулю материал. Чон обещал себе не колебаться, поэтому, ударив по лицу, он не остановился. Одного удара недостаточно, надо оттащить и добить, хлестать со всей силы в ожидании потери памяти. У них нет времени на убийство, хотя бы вырубить и убежать. Тэён оттолкнул солдата ногами, слез с члена и наблюдал за Джэхёном, который уже свалил тело на пол, уселся на него сверху и несколько раз ритмично бил по лицу сковородой, что-то шепча. По телу пробежала дрожь, Ли не понимал, почему его прервали, и боялся, что за насилие над клиентом Огава-сан накажет по полной программе. Он встал с кровати, опустил взгляд вниз и увидел свою робу, слегка помятую, но чистую. Спустя несколько серий ударов солдат перестал сжимать лодыжки Джэхёна, его хватка ослабла, поэтому Джэхён успокоился, встал и повернулся в сторону Тэёна, ожидая увидеть его уже одетым и готовым к выходу. Он не ошибся: платье на месте, пояс правильно завязан, но по лицу Тэёна было видно, что его что-то не устраивало, однако сейчас определённо не время на обсуждение внутренних проблем, поэтому Чон схватил старшего за руку и повёл прочь из главного здания. Тот в свою очередь направился в противоположную от выхода сторону, что вызвало недоумение. – Хён, нам надо уходить, ты куда? – Я в ванную, – отрезал Тэён. – Это не может подождать? Скоро сюда придут местные и всё здесь разрушат, душ не настолько важное дело, чтобы тратить на него время. – Не может! – Ли вырвался из сильной хватки и зло посмотрел в глаза напротив. – Я не могу позволить себе ходить в таком состоянии, моему телу и мне всегда нужен душ после смены. Джэхён не смог остановить его, а поэтому лишь смотрел в отдалявшуюся от него спину и ждал её возвращения.

▼▼▼

– Вы бы ещё через час пришли! – Джено злился. – Хён, я же сказал как можно быстрее забрать Тэён-хёна и возвращаться! Джэхён виновато поклонился и не пытался оправдаться. Наверняка уже все давно знали про привычку Тэёна ходить в душ после каждого клиента, поэтому медленный темп никого не удивил, но знатно взволновал: никто не знал, когда прибудут жители Кёнсона и начнут погром, но все уже договорились спрятаться в туалетах для солдат недалеко от входа на станцию и, дождавшись атаки, выбежать за ворота и бежать в город. Конечно, это опять спровоцирует перестрелку в городе, но кто виноват, что местные сами себе ставят капкан и губят мирное население? На севере солдаты уже успели перебить мятежников, волнения дошли до центра, поэтому лучше переждать волну убийств на окраине, а потом вернуться домой. К сожалению, всех проституток на станции регистрируют, документов ни у кого на руках не было, а это означало, что придётся прятаться в четырёх стенах до конца всей жизни или надеяться, что война закончится, а вместе с ней Япония оставит завоёванные земли в покое. Джэхёна не радовало такое будущее, но оно всё же было лучше станции утешения. Хоть ему и не удалось познать на себе все «прелести» помощи солдатам, недели хватило, чтобы от одного упоминания этого места тошнило и выворачивало наизнанку. Джэхён крепко держал Тэёна за руку и когда они сидели в туалете и наблюдали за происходящим через глазок, и когда сломя голову бежали к воротам, боясь оглянуться назад и не увидеть кого-то из группы. Он только слышал звуки выстрелов, многочисленные крики и плач, видел впереди жилые районы, полностью наполненные людьми, что не протолкнуться. Дыхание сбилось, ноги устали, но он всё бежал и чувствовал, что уже тащил Тэёна. Старший устал, выдохся, но не мог подвести Чона, поэтому с трудом, но перебирал ногами и смотрел по сторонам. Толпа кричала и волновалась, люди бегали, словно тараканы, хаотично передвигались в разные стороны, что вызывало трудности и проходе вперёд. Все ускорились, когда за спиной послышались выстрелы и появились японцы, они резво бросились в толпу, беспощадно толкаясь и ударяя людей, всматривались в чужие лица и искали новеньких для станции. Японская речь перемешалась с корейской, отчего понять положение солдат стало настолько трудно, что Джэхён шугался каждого болтливого прохожего, врезавшегося в него. Некоторые люди оказались на удивление спокойными, как та торговка рыбой, например. Она безмятежно водила рукой по товару, смотрела на картину, представшую перед ней, и искренне улыбалась, будто надеялась, что кто-то в такой ситуации купит у неё рыбу. Люди, живущие на вторых этажах, лишь осторожно появлялись из окон и бросали взгляды на то, как каждый на улице пытался добраться до нужного ему места. Они не боялись показать страх за других и облегчение за себя, сжимали сильно глаза и исчезали. Тэён тоже показался Джэхёну слишком спокойным, он крепко держал младшего за руку и вёл сквозь толпу. Идти было невыносимо трудно, кто-то постоянно бил локтем то в грудь, то попадал в лицо, но в такой ситуации можно и потерпеть. Вот уже виден переулок, где можно спрятаться, отдохнуть и обдумать дальнейшие действия. Джэхён указал Тэёну на угол, и они мигом к нему направились. Чон вылез первым, помог вытащить старшему ногу и не упасть. Следом за ним выглянуло лицо Донхёка, молящее помощи. Джэхён ухватил его за руку и сильно потянул на себя. Донхёк оказался таким же лёгким, как и все остальные, что уже не удивляло. Он снова посмотрел в толпу, выискивая знакомые лица и одежды, но больше не заметил ни одной тянущейся к нему руки, ни жёлтого цвета, а только услышал высокое «О, нет» за спиной. Они разделились.