Омега-альфа

Черт, как же голова болит… — Ну что? — До неприличия бодрый, жизнерадостный голос отзывается резкой болью в висках и затылке. — Топиться пойдешь или как? Джин открывает глаза и видит перед собой какого-то парня с розовыми волосами. Тот улыбается, протягивает стакан и блистер с двумя таблетками: — На, выпей. Легче станет. Джин выдавливает таблетки и запивает, а потом снова закрывает глаза. Когда там начинают действовать все антипохмелины? Минут через двадцать? Вроде да. Значит, надо просто посидеть пока, не шевелясь… — Эй, ты как там? Может, скорую? — Помолчи, а? — И, подумав, что это прозвучало слишком резко и неоправданно грубо, Джин поясняет: — Мне просто тишина сейчас нужна… от звуков плохо. — Никто меня еще так не затыкал! — весело говорит парень, и особо высокие нотки в конце фразы словно молотком по вискам бьют. Джин невольно морщится, и парень, видимо, это заметил, раз добавляет уже гораздо тише и мягче: — Хорошо, я молчу. Как полегчает, дашь знать, ладно? — Ладно, — отвечает Джин, потому что кивнуть сейчас — все равно что головой о стену с размаха приложиться: резкая боль, как от сильного удара обо что-то твердое. — Дам… Парень действительно молчит, и вообще старается вести себя как можно тише: Джин слышит осторожность в явно босых шагах, и в шорохах, похоже, страниц книги, и в негромком, глухо-мягком стуке кружки по столу, словно парень и в самом деле пытается быть бесшумным. Получается у него не очень, но Джин все равно благодарен. И не только за тишину, но и за то, что подобрал и к себе привел… Почему, кстати? Ведь… Ладно, этот вопрос Джин оставит на потом. Когда сможет думать нормально, а не сквозь боль… Черт знает сколько времени прошло — Джину показалось, что минут десять, не больше, но он, похоже, задремал, и на миг нахлынувшая мягкая темнота могла вовсе и не миг продлиться — но боль почти исчезла. Чуть ноет в висках — но это мелочь. Она бы даже тренироваться не помешала. Джин открывает глаза и осматривается. Место незнакомое. И… в общем, та дыра, которую он когда-то снимал в Гарлеме, чтобы там курить травку и нюхать кокс, просто хоромы по сравнению с этой… гм, квартирой. Комната Джина, наверное, ее раза в два больше, а с гардеробной и ванной — во все три. И обстановка такая… ну, если б дело было в Штатах, Джин бы сказал: с гаражных распродаж всякий хлам понатащили. Но в Корее это, вроде, не принято. И сам парень… Розовые волосы в их стране носят только айдолы, но парень на них не похож. И дело даже не в чертах, довольно резких и хищных: все айдолы, которых Джин видел, даже трейни, были какие-то… замилашенные: у них эгье маской на лицо наросло, в мимику намертво въелось, а тут… Было что-то насмешливо-задиристое в губах парня, чуть изогнутых скорее в усмешке, чем улыбке. И во взгляде, наверное, тоже. Парень словно почувствовал, что Джин на него смотрит, и поворачивает к нему голову: — О, да ты проснулся! Я уж думал, так до вечера и продрыхнешь! — Я долго спал? — Часа два. — А сейчас… сколько времени? — Наверняка много. Джин сомневается, что в первый раз он проснулся часов в семь-восемь, наверняка уже тогда было… не рано. — Пять доходит. Удивительно, что никто не звонил еще… А кстати: — Где мой айфон? — Держи, — парень берет и кидает Джину то, что было айфоном еще вчера. Сегодня это просто битый хлам, можно даже не пытаться его включать. — Если что, его не я так. Оно уже было. — Ясно, — вздыхает Джин. И как теперь добраться до дома? Такси не вызовешь. И не заплатишь за него — карточек у Джина нет, у него же все бесконтактно, современно и, чтоб его, надежно. — Слушай, можно мне твой телефон, а? — Бери, — кивает парень и подает Джину довольно дешевый и уже очень явно не новый смартфон. — Хочешь позвонить и отчитаться, что с моста не сиганул? — Ну… Мне еще такси бы вызвать… Но… В общем, можно, я попрошу тебе сейчас денег скинуть, а ты мне потом вызовешь? — Да не вопрос. — Спасибо, — благодарно кивает Джин и набирает Джуну. — О, объявился, — фыркает братец после Джинова «это я». — Ты где хоть? — Я… не знаю. — Джин понимает, что и в самом деле не знает. Вчера вечером он шел в сторону Итэвона, чтобы напиться — и все. А вот куда его потом занесло… — Ты наш омежечка, за своей задницей не уследивший, от кого и откуда тебя забирать надо? — Ниоткуда, — говорит Джин. Видеть сейчас Джуна (и терпеть его показательные выступления) не хочется. И адрес называть почему-то тоже. — Ты это… скинь деньги на этот номер, а? Мне потом такси вызовут… ну, как смогу. — А что с тобой? — спрашивает Джун уже серьезно. — Ничего. Я просто перепил. — Точно только перепил? — Джун спрашивает с оч-ч-чень характерной интонацией — допросной. Точь-в-точь как отец, когда разборы полетов устраивает. — Точно, — морщится Джин — ему, похоже, тот почти четырехмесячный загул с коксом и травкой до смерти припоминать будут. — Я только пил. — Джин, конечно, вчерашний вечер не помнит, но вряд ли бы он смог дилера найти: в Сеуле с наркотиками очень строго, даже с употреблением, чуть что — сразу в тюрьму, поэтому, просто пристав к бармену с вопросом а-ля «слышь, братан, у кого тут можно нюхнуть купить?», и травку не достанешь, не то что колеса или кокс — даже конченые отморозки с пьяным идиотом связываться на станут, ведь сам на раз-два попадется и их на первом же вопросе сдаст. Поэтому да, вчера был только дрянной виски из того обшарпанного бара. Ну, может, и соджу потом. — Просто я вчера очень много выпил, и мне нехорошо. — И чуточку напустив слезливости в голос: — Скинешь на этот номер немного, а? — Ок, — фыркает Джун. — Давай, приходи в себя, тебе еще вечером с отцом говорить. — и отключается. Джин возвращает парню его смартфон и морщится: вечером его точно ждут пиздюли… — Тебя тошнит? — спрашивает парень. — Нет. Просто… — Джин на мгновение замолкает: а что «просто»? Не рассказывать же про Джуна с отцом первому встречному. — У меня очень специфические родственники. И их… довольно сложно в таком состоянии воспринимать. И... В общем, можно я у тебя тут немного посижу и в себя приду? — Давай, — кивает парень. — Мои в десять вернутся, если не позже, так что… — Его прерывает высокий писк. Парень нажимает на экран. — Ого! Триста тысяч! Ты где живешь-то?! — Я… — Джину почему-то неудобно говорить про «Юэн Вилладж», и он называет адрес в квартале неподалеку: там старые виллы с большими и недорогими квартирами, их обычно небогатые семьи с детьми снимают. И дойти до дома оттуда можно минут за тридцать — как раз хватит, чтобы проветриться и настроиться на разговор с отцом. — Да тут три остановки на автобусе, — хмыкает парень. — Может, я тебе лучше наличкой выдам, и ты так доедешь? — Ну давай, — кивает Джин. Это даже удобней — он сам выберет, на что садиться и где выходить. Вдруг не захочется идти пешком полчаса? — Итого тыщща триста, — открывает кошелек парень. — На, других нет, — протягивает две купюры в пять тысяч. — Может, скажешь номер карточки, чтобы я потом тебе остальное скинул? Или до банкомата дойдем, там отдам. — Не надо, — качает головой Джин. — Это… оставь себе. Как спасибо за вчерашнее. — Ну ладно, спасибо так спасибо, — хмыкает парень. — Но давай я тебя хоть кофе угощу, что ли. А то как-то уж совсем не то получается. — Давай, — не стал отказываться Джин. Потому что заплатить за себя он временно не может, а есть хочется. — Тут есть где-нибудь суп от похмелья? — Конечно, есть. В соседнем доме. — А потом окидывает Джина скептическим взглядом. — Ты только умойся сначала. А то меня там хорошо знают, и не поймут, если я туда с таким чмом заявлюсь. — Ладно, — морщится Джин и встает с дивана. Умыться действительно надо — от него ж наверняка несет, как от помойной ямы, да и вообще надо бы себя в порядок привести перед тем, как в люди выйти, так что… …парня зовут Сан. Он, оказывается, вчера подобрал Джина на улице. В прямом смысле подобрал — на клумбе. Джин, если верить Сану, там спал, свернувшись клубочком. Наверное, пил в баре рядом, а потом вышел то ли прогуляться, то ли такси поймать, сделал несколько шагов — и свалился. — Я б тебя там даже оставил, но к тебе уже начали приглядываться трое омег перезрелого возраста, — смеется Сан. — Я решил, что даже альфе будет неприятно просыпаться с каким-то левым аджосси, поэтому решил тебя от них утащить. — Спасибо, — искренне благодарит Джин. И в самом деле: если бы он еще, вдобавок ко всему, обнаружил себя утром в постели какого-то потасканного омеги за сорок… Джина передернуло от отвращения. — Правда, спасибо. — Да не за что, — отмахивается Сан и продолжает так же бодро: — Я тебя сначала хотел домой отправить, но у тебя айфон разбитый, документов не было, а добиться от тебя чего-то я не смог — ты только нес что-то о каком-то Чондэ, который целовался с другим, который его побил, а ты его спас, но он тебя опять игнорирует, вот ты и пошел топиться… — Что, реально так сказал? — Джину хочется провалиться под землю. Господи, это же надо было допиться до того, чтобы начать жаловаться на жизнь первому встречному! И топиться собираться. — Ну да, — кивает Сан. — Кстати, что там у тебя произошло-то? Как всегда: омега любит плохого мальчика и держит тебя, хорошего и красивого, во френдзоне? — Я… — Снова накатывают воспоминания: Чондэ, который сам поднимает голову и подается навстречу Джонину. Тому, кто всего две недели назад его избил бы, если б не Джин. А самого Джина Чондэ все так же демонстративно игнорировал, даже «спасибо» не сказал… Неужели Джин ему теперь настолько противен, что и на простую благодарность рассчитывать не может? — Там все сложно. — Ну, ясно, — говорит Сан и начинает есть суп. Очень... упорно есть, ложка за ложкой. А до этого почти не притрагивался к еде, только говорил. — Я не хотел тебя обидеть, — вздыхает Джин. Наверное, его ответ и в самом деле прозвучал грубо: вспоминать Чондэ в объятьях Джонина больно, и эта боль против воли Джина сделала голос резким. — Я не обиделся, — качает головой Сан. — Просто меня периодически заносит, и я лезу не туда. И когда меня одергивают, я вспоминаю, что иногда лучше жевать, чем говорить. — Он фыркает. — Мне как-то друзья несколько кочанов капусты приперли, сказав, что мне постоянно надо что-то жрать, а с курочки и картошки фри я потолстею. — Друзья? — не смог сдержаться Джин. Джун, конечно, и похлеще порой номера откалывает — но это родной брат. А братьев, как и родителей, не выбирают, вот и приходится с их выкрутасами мириться. Но приятелей-приколистов почему бы и не послать? — Конечно, друзей, — кивает Сан, явно не соглашаясь. — Друг — это тот, кому можно сказать все, и он и не обидится. И кто тебе может сказать все, и ты тоже не обидишься. — Странная формулировка. — Обычная, — пожимает плечами Сан. — Мы близким позволяем больше, чем чужим. И если хорошо человека знаешь, то понимаешь, что ему говорить можно и что нельзя. У меня есть вещи, на которые я точно обижусь, и парни их не трогают. А с капустой… — Сан смеется, видимо, вспомнив что-то. — Я тоже им много чего тогда сказал. И Джин не может не улыбнуться в ответ. Нечто подобное когда-то говорил Джун — с обычным для себя циничным высокомерием. Которого у Сана нет, совсем — в его словах только искренность и простоватая открытость. Что врать, Джин часто соглашался с… фактической и логической стороной аргументов Джуна, и почти никогда — с эмоциональной. И даже если, бывало, признавал: да, ты прав, брат, — осадочек все равно оставался. А Сан… С ним, пожалуй, Джин может согласиться полностью, от и до. А еще Джин вдруг понимает: он этим утром думал о Чондэ всего несколько минут — когда Сан спросил. А так — даже и не вспоминал. И сейчас не вспоминает — над тем, что сказал Сан, размышляет… — Ты что делаешь в следующие выходные? — Чего?! — Сан даже супом подавился, сидит, откашливается теперь. — Что ты делаешь в следующие выходные? — как можно спокойнее повторяет Джин. — Парень, с чего тебя вдруг так проперло?! — Ну… Ты мне показался интересным. И симпатичным. — Да, Джину нравится смотреть на Сана. Может, черты у того и резковаты, и неидеальны — челюсть все-таки немного слишком вперед выдается — но впечатление он производит. Любоваться им получается легко. Даже слишком. — А как же твоя великая любовь, которая целовалась с другим? — фыркает Сан. — Я... о нем сегодня не думал, пока ты не сказал, что я топиться собирался. И сейчас, когда с тобой говорю, о нем не думаю. — А, вон оно что, — ухмыляется Сан. — Парень, это не я, это похмелье. Из-за него жизнь или совсем дерьмом, или лучше, чем есть, кажется. — Ну, наверное. — Джин вспоминает свой загул в Штатах и не может не признать: в словах Сана есть правда. — Но… Может, все же встретимся? Хотя бы просто так. Сан смотрит на него, насмешливо приподняв бровь. Наверное, это молчаливая реплика, и надо что-то сказать в ответ, — но Джин молчит. Он не знает, что в таких случаях обычно говорят, а импровизировать... ну, у него это всегда получалось на редкость плохо. Поэтому Джин просто ждет решения Сана. С долей обреченности: скорее всего, его в очередной, черт знает какой раз в его жизни пошлют... — Ну ладно, давай, — хмыкает Сан. — Только через неделю, в следующие мне даже дышать некогда будет.