Омега-альфа

— Привет, — слышит Чондэ, когда уже почти в лобби вошел. Он оглядывается — и видит Джонина. Который сильно опирается на трость, словно сам, без опоры стоять не может. Явно с коленом что-то не то… Чондэ вздыхает и делает два шага навстречу — быть грубым с человеком, которому, похоже, и так досталось, вежливость не позволяет. — Привет. Какими судьбами? — Извиниться думал, — улыбается Джонин. Очень подкупающе улыбается, открыто и ярко, даже посылать неловко. Пусть и хочется — неприятно все же вспоминать, как тебя били трое альф. — Мы же вроде все выяснили. — Да, еще в участке: Джонин, Сэхун и Минхо попросили прощения, и Чондэ не сомневается, что искренне — для них явно стало оч-ч-чень неприятным сюрпризом, что они втроем почти избили омегу, который к тому же дать сдачи нормально не мог из-за мигрени. А уж когда поняли, что «Бекки», за честь которого они вступились, альфа… Таких вытянутых лиц с настолько круглыми глазами Чондэ не видел, наверное, никогда. Поэтому он и не держит зла на этих трех придурков — понимает: они в какой-то мере тоже жертвы невольно-дурацкого розыгрыша с Бекки-Чжианом — но общаться с ними все равно не тянет. — И еще я хотел пригласить тебя кофе выпить. — А это зачем? — вздыхает Чондэ. Предложение Джонина слишком похоже на подкат, а Чондэ только этого сейчас для полного «счастья» и не хватает. Как будто Джина с Бэкхеном ему мало… — Просто ты классный, — улыбается Джонин на этот раз с явной заинтересованностью. Очень характерной, чисто альфьей. Ну точно, подкат. — Слушай, Джонин, — начинает Чондэ намеренно не слишком вежливо и не скрывая раздражения — обычно такой тон на подкатывающих действует лучше всяких слов, — ты хороший парень, правда, но меня будет очень устраивать взаимное вежливое «привет» при встрече… — Это ты из-за того, что мы на тебя напали, да? Чондэ вздыхает. Когда на тебя так виновато-трогательно смотрит, хамить трудно. Поэтому он отвечает честно: — Нет. Просто… у меня крайне все весело сейчас в личной жизни, поэтому я повышенно необщителен. — Ну вот и отвлечешься. — Да, улыбка Джонина — это нечто. Оружие массового поражения. Или просто Чондэ такой слабак? — Ну пойдем, ну пожалуйста. В конце концов, — Джонин хитро прищуривается, — я едва хожу из-за ран, полученных в битве из-за тебя. — Из-за какого меня? Джин тебя так не бил. — Чондэ точно помнит: Джин перекинул Джонина за спину, перехватив за руку, а потом врезал в солнечное. И в участке Джонин точно не хромал, а выбитое колено хуже трещины в кости, с ним даже на адреналине не побегаешь. — Ким Сокджин не единственный твой альфа, который круто дерется, — хмыкает Джонин. — Бэкхен? Вы же вроде выяснили все тогда. — Ну да, в тот вечер, Чондэ даже сквозь постукольный туман в голове заметил, Бэкхен пришел домой подавленный и крайне задумчивый, а утром, за завтраком, рассказал про ультиматум, который ему эта троица поставила. И было совсем не похоже, чтобы Бэкхен рвался в драку и кому-то что-то доказывать — наоборот, он казался человеком, которого загнали в угол и которому теперь как минимум предстоит сделать нечто не очень неприятное. С чего он потом-то вздумал кулаками махать? — Он сказал, что нам все равно надо сделать внушение на будущее, чтобы мы больше втроем на одного не лезли, — легкомысленно пожимает плечами Джонин. — И навалял нам всем троим по очереди. — Минхо с Сэхуном теперь тоже хромают? — Нет, только я, — мотает головой Джонин и почему-то сразу становится очень похож на огромного щенка. Или медвежонка. — Они синяками отделались. А со мной, он сказал, не рассчитал. — Ну-ну. — Что-то Чондэ сомневается: с Бэкхеном такого «не рассчитал» не случалось лет с пятнадцати. Похоже, Джонин получил за то, что был, можно сказать, зачинщиком — если б «Бекки» ему как омега не нравился, хрен бы эта троица к «Чену» полезла, максимум сочла бы подонком и демонстративно перестала общаться. Выходит, Джонин и правда в какой-то мере пострадал в драке из-за Чондэ. Что ж… — Ладно, — вздыхает Чондэ. — Кофе так кофе. Найти в субботу кофейню со свободными столиками — почти нереально. А уж рядом с Сеульским лесом… Да еще у Джонина колено выбито, не походишь по парку со стаканчиком в руках. Поэтому Чондэ пригласил Джонина в лаунж, решив: уж там-то точно есть где присесть. Может, и зря пригласил: не клеится здесь приятный разговор ни о чем. Прогулка и атмосфера кофейни, оживленно-веселая, тепло-уютная или мечтательно-творческая, наверное, сгладили бы неловкость, но… Поэтому Чондэ прерывает бодрую болтовню Джонина и спрашивает то, что действительно интересует: — Вы правда поставили Бэкхену ультиматум? Ну, чтобы он Чанелю все рассказал? — Ну да, — не стал увиливать Джонин, еще и плечами пожал, будто это что-то само собой разумеющееся. — А вам не кажется, что это их дело? Бэкхен же у него не деньги хочет своровать, просто недоразумение, хотел как лучше и вляпался. — Мне б не понравилось, если б меня так обманывал человек, которому я доверяю. И Чанелю вряд ли понравится. Аргумент. Хотя… — К тому же Бекки явно к нему неровно дышит. Так что лучше пусть сознается. А вот это уже точно аргумент. Не поспоришь. Это приятелями можно быть и с интернет-маской, а романы крутить… ну, в общем-то, тоже можно, но лучше не стоит. Чревато. — А еще Бекки по-тихому гадит Ким Менсу, чтобы Чанель от него ушел. — И правильно делает. С Менсу вообще ничего начинать не стоит. — За что ты его так не любишь? — хмыкает Джонин. — Нормальный же парень вроде. — Вроде, — кивает Чондэ, не удержавшись от смешка. — Это ты из-за его брата? — Нет. Просто он… — Чондэ замолкает. А что сказать-то? Менсу не настолько подонок, чтобы двумя словами объяснить, почему антипатия Чондэ не просто субъективное «мне такие парни неприятны» или иррациональное «чую, он тот еще гад, только скрывает», а пускаться в долгие объяснения не хочется, — поэтому Чондэ вздыхает, говоря: — В общем, друзья и прошлые отношения кое-что о человеке говорят. — Его друзья что, к тебе реально подкатывали? — Один. Второй только над Бэкхеном смеялся. Вместе с первым. — И сильно подкатывал, что получил? — А тебе-то что? — хмыкает Чондэ. Ему не слишком нравится, куда разговор свернул: он-то от Джонина, как от друга Чанеля, ожидал расспросов «а что там было с прошлыми отношениями Ким Менсу», а все свелось к подкатам. — Думаешь, не получишь ли тоже? — Ну да, — кивает Джонин вроде все с той же веселой легкомысленностью, но совсем не похоже, что в шутку. Ну охренеть. — Ты что, думаешь, я буду встречаться с альфой, который меня со своими дружками чуть не избил?! — Вот да, после такого подкатывать к омеге, да еще всерьез — это даже не наглость. Чондэ не знает слова, которым эту крайнюю степень бесстыдства и самоуверенности можно назвать. — Чондэ, я понимаю, что ты вряд ли сможешь это забыть, — начинает Джонин предельно серьезно. — Правда, понимаю. И даже если ты нас простил, то тебе будет трудно перешагнуть через воспоминания и смотреть на меня как на альфу, с которым ты мог бы встречаться. Но, знаешь, я готов работать над… впечатлением, которое произвожу на тебя. И доказывать, что я тот самый альфа, с которым ты можешь быть рядом. Поэтому… — он опять улыбается, обезоруживающе ярко, — может, ты дашь мне шанс? Я же не прошу тебя встречаться со мной прямо сейчас, просто погуляем вместе по кафешкам походим пока. «Пока»… Вот вроде бы и правильно он все говорит, а перевернуть остатки кофе ему на голову хочется. Чтобы столь самонадеянным не был. — Нет. — Но почему?! — едва ли не подпрыгивает он. — Я же просто прошу тебя немного пообщаться со мной! — с такой обидой, словно он ребенок, которому обещанную машинку на Рождество не подарили. — Потому что. — Это все из-за того, что мы тебя напали? Ну мы правда не знали. И очень жалеем, честно-честно. — А теперь в игру пошла мимимишность — страшное оружие, да. Чондэ сам им частенько пользуется, и думал, что у него давно выработался иммунитет, это после Бэкхена-то с его щенячьими глазками. А оказалось… — Не только, — вздыхает Чондэ, сдаваясь. — Еще ты слишком настойчиво добиваешься моего «да». — Разве это плохо? — Ты меня две недели назад альфой считал. И из-за Бекки меня убить был готов. С чего ты сейчас-то ко мне приклеился? Ты ж меня ни хрена не знаешь. Не из-за запаха же? Вот да: Чондэ удивляет и несколько настораживает настойчивость Джонина. Джин тоже сразу прицепился, но с ним все понятно — физиология вообще штука такая… труднопреодолеваемая — но с Джонином-то этого нет. Конечно, запах у него очень приятный: мятная свежесть, мягкая кислинка чего-то цитрусового, то ли лайма, то ли лимона, и ненавязчивая зеленая сладость; он хорошо сочетается с манго, да — но не настолько, чтобы голову потерять. Чондэ с легкостью может назвать десятки моно-, двойных, тройных и полизапахов, которые подойдут Джонину гораздо больше. А чем еще Чондэ мог его привлечь? Не красотой же. — Я не уверен, что не знаю, — серьезно отвечает Джонин. — Когда я поговорил с Бекки нормально… в общем, я понял, с кого ты альфу срисовывал. И… я, конечно, тебя и в самом деле не знаю, но мне кажется, что Бекки срисовывал омегу с тебя. И чем больше сейчас говорю с тобой, тем больше кажется. — Ну понятно, — хмыкает Чондэ. — Запах, как у Бекки, поведение, как у Бекки… Короче, быстренько нашел, кем заменить понравившегося омежку, который неожиданно альфой оказался. А лично от меня — ни хрена. — Ну почему? Внешне ты мне всегда больше нравился. Вот это новость! — Ты же меня альфой считал! — Ну и что? — пожимает плечами Джонин. — У тебя классная улыбка, и глаза тоже. Многие оценили. — Это какие «многие»? — спрашивает Чондэ, едва подавив желание отсесть подальше — слишком уж… подозрительное заявление. — Ну… ребята на автодроме, — чуть смущенно отвечает Джонин. — Говорили, что ты так улыбаешься и смотришь, что будь ты хотя бы бетой, они б к тебе подкатили. — Извращенцы. — Нет, просто ты очень очаровательный омега, и это даже через маску альфы было видно. Вот реально: нельзя на тебя смотреть долго и не влюбиться. Чондэ никогда не думал, что падок на комплименты, но сейчас, когда услышал, что как омега очень и очень даже ничего, он прямо-таки расцвел: что-то радостно-теплое шевельнулось в груди, и сразу захотелось расправить плечи, выгнуться как-нибудь так, попривлекательней, улыбнуться пособлазнительней, глазками стрельнуть… Чондэ с раздражением передергивает плечами: вот ведь! Чуть польстили — и все, уже готов стойку «милый, я на все согласен» сделать. — То есть похожесть на Бекки и улыбка с глазами — достаточно, чтобы подкатить? — спрашивает Чондэ язвительно, чтобы свою реакцию скрыть. — Этого достаточно, чтобы попытаться узнать тебя поближе, — опять улыбается Джонин, но уже весело и чуть озорно. Все-таки да, он умеет быть очень, очень милым. — Поэтому я зову тебя просто пока погулять и походить по кафешкам. Чондэ понимает: это его последний шанс не дать Джонину его очаровать. Чондэ сейчас или становится жутко злым и ехидным и говорит что-то настолько резко-грубое, что Джонин встает и молча уходит, или соглашается, сразу или чуть позже — неважно. И он… — Ладно, — сдается Чондэ. — Давай попробуем просто пообщаться. Джонин выглядит так, словно только больная нога удерживает его от того, чтобы вскочить, подхватить Чондэ на руки и закружить. И это, что скрывать, тоже льстит. — Что ты делаешь завтра? — спрашивает Джонин. Честно говоря, Чондэ ничего хорошего от этой встречи не ожидал. Еще вечером, когда начался дождь, и во всех прогнозах стояло «не закончится в ближайшие сутки», Чондэ подумал: ну вот, день насмарку. Не погуляешь, в кафе и торговых центрах будет не протолкнуться, раз воскресенье и непогода, кинотеатры Чондэ не любит, да и не поговоришь там, — а куда еще идти, чтобы «пообщаться»? На выставки-в музеи? Так там ходить-стоять надо, с выбитым коленом Джонина это не вариант. Поэтому Чондэ готовился к скучнейшему дню в своей жизни: переполненный COEX — или Ди-Кьюб Сити, или Лотте, туда тоже часто на первые недосвидания своих пока еще не парней ведут — толпа, шум, безуспешные попытки нормально поговорить и найти столик в нормальном кафе, а не на фудкорте… Но Джонин сумел удивить. Чондэ даже не знал, что в пригороде Сеула, рядом с Пукхансаном, есть питомник рысей! Не коммерческий, государственный, учрежденный министерством природоохраны. Рысей даже в заповедниках их очень, очень мало — настолько, что никак не получается изменить их статус на «редкий», они до сих пор «на грани исчезновения». Поэтому государство и решило их разводить. Чондэ впервые в жизни гладил самую настоящую рысь! И держал в руках столь огромного котенка! И при этом совсем маленького: у него еще не было ни длинных лап с большими подушечками, ни крупноватого для домашней кошки носа, как у рысят постарше, — от обычных двухнедельных котят он отличался только кисточками на ушах и слишком коротким хвостиком. И размером: раза в три, а то и в четыре больше. А так — те же еще не взрослые пропорции, та же очаровательно-трогательная неуклюжесть, те же голубые глаза, что смотрят с милой детской серьезностью, та же еще совсем цыплячья пушистость, с торчащей во все стороны мягкой шерсткой. Ну котенок котенком! Рысят постарше Чондэ тоже дали подержать на руках. И поиграть с ними. Они такие смешные! Их лапы еще очень тонкие и потому кажется слишком длинными для такого маленького тельца, а еще у них такие забавно острые… задние лодыжки (хотя Чондэ их до сих пор по привычке хочется коленями назвать, пусть ему и объяснили, что колени выше). Чондэ, увидев, как эти котята размером со взрослую кошку неуклюже бегать пытаются, сказал: «Они же на ходулях!», на что Джонин ответил: «А мне больше страусиные яйца на паучьих лапках напоминают». Чондэ долго хихикал, потому что и правда похожи. Но все равно до ужаса милые, даже когда рычать пытаются. Чондэ готов признать: это было идеальное первое недосвидание. Именно таким оно и должно быть: веселым и классным. Даже помогать чистить вольеры было интересно — мистер Мун столько всего рассказать за это время успел! Чондэ даже не представлял, что знает о рысях так мало. Не просто «ничего», а «ничего вообще» — даже представление «большая дикая кошка» не совсем верно: рысь вполне может жить и с людьми, быть пусть и не ласковой домашней мурлыкой, но вполне общительной и дружелюбной. Правда, для этого ее надо взять совсем котенком и правильно воспитать, и то не факт, что получится — очень многое зависит от характера рыси, есть от природы очень недоверчивые и необщительные. Но все равно: она может стать как Хани, которая очень громко мурлыкала, когда Чондэ ее за ушком чесал, и даже не огрызнулась, когда он взял на руки ее месячного сына, Лоуи. Такая огромная меховая прелесть… Если бы не обязательное требование «загородный дом с большим участком, чтобы можно было построить просторный вольер», Чондэ бы точно начал звонить Бэкхену и упрашивать взять Лоуи, раз уж он, как сказал мистер Мун, в дикой природе вряд ли приживется, слишком уж «домашняя» у него мать, она всему, чему надо, не научит… Да, Чондэ был очарован рысями. И — Джонином. Чондэ думал, что ничто не сможет перечеркнуть то воспоминание: сильная хватка на левом плече, придавленная левая стопа, когда Минхо делает замах, — но… В питомнике Джонин будто стал совсем другим человеком. Куда-то пропала развязная наглость с сексуальным подтекстом, которая, казалось, была неотделима от него: даже когда Джонин изображал милого то ли мишку, то щеночка — и вполне успешно изображал — все равно оставалась она, эта наглость, пусть и налетом, едва уловимым оттенком в улыбке-взгляде, отзвуком в голосе, небрежной плавностью в движениях, — а тут вдруг раз — и нет ее, остался простой парень, искренний и веселый. Может, конечно, это всего лишь игра воображения: сложно видеть сердцееда-соблазнителя, которого Джонин из себя все время строил, в альфе, который режет мясо для рысей и овощи для похлебки, по-доброму перешучиваясь с местным поваром, бетой с простовато-круглым, «деревенским», как говорят в Сеуле, лицом. Не вписывался прежний образ Казановы-любителя, типичного альфы-бездельника с Каннама, в этот питомник, который мало чем отличался от обычной фермы, только вольерами с рысями вместо загонов для скота, вот Чондэ и увидел совсем другого Джонина. Не того, что был там, на берегу озера… И больше ничего не мешает воспринимать его как альфу, причем не какого-нибудь, а потенциально своего. Чондэ даже немного испугался, когда за ужином их руки слегка соприкоснулись, и он смутился — и в то же время был доволен. Джонин дотронулся до него не случайно, это была… нет, не уловка — слишком очевидно для уловки, слишком открыто и просто — просто симпатия альфы к омеге, на миг проявившееся желание стать ближе. И Чондэ это понравилось: вслед за странной мгновенной неловкостью пришла теплая радость от понимания: да, его тянет ко мне. Чисто омежья реакция, знакомая только по чужим рассказам — Чондэ даже не думал, что он тоже может так откликаться на чьи-то прикосновения. Наверно, потому и чуть испугался сначала: что со мной? А потом решил: а почему, собственно, нет? Может, это тот самый выход из тупика Джин-Бэкхен — послать обоих и… Да, действительно — чем не выход? Увлечься Джонином — и Бэкхен снова просто друг, а Джин — никто. В конце концов, Джонин хорошо пахнет, да и красив… Пожалуй, даже красивее Джина. Джин — это всего лишь соответствие корейским стандартам, которые строже техники безопасности на АЭС, а вот Джонин… Чондэ, которого учили работать с разными типами внешности, оценил его сразу. И не только черты лица, настолько удачные, что у них почти нет плохих ракурсов, но и пластику, и мимику, очень выразительную донельзя, что так эффектно смотрелась бы в кадре... Хорош, очень хорош. Как оператор Чондэ выбрал бы его, а не Джина. Да и не как оператор — тоже: сейчас, когда они стоят на террасе забегаловки у въезда в город, Чондэ не может не любоваться лицом Джонина, на которое так красиво падает свет фонаря, сверху и сбоку. А ведь девятерых из десяти такое освещение испортило бы, но этому нахалу даже идет... И пахнет он отлично. Не как Джин, конечно, с ума, едва учуешь, не сойдешь — но этого и не надо. Хватит того, что рядом с Джонином Чондэ хочется закрыть глаза и просто дышать мятной свежестью с кислинкой лайма и разбавленной мягкой зеленой сладостью, как оказалось, сахарного тростника. Решено: Чондэ увлечется Джонином. И выкинет всяких там из головы. — Спасибо. — У самого дома Чондэ обнимает Джонина, на миг прижимаясь к нему. Твердость мышц и тепло его тела сквозь хлопковую футболку — это приятно, даже сейчас, в жаркую духоту. А мятная свежесть приятна еще больше, от нее даже дышать, кажется, легче стало. — А поцелуй? — Чего?! — Чондэ даже подпрыгивает от такой наглости! — Мы же просто общаемся! Гуляем и по кафешкам ходим! — Ну целоваться-то это не мешает, — пожимает Джонин плечами. — Но если ты не хочешь, то можем с этим подождать. Просто… — он улыбается, озорно и совсем по-мальчишечьи, — я не мог не предложить. Но мне жаль, если я тебя обидел, — добавляет уже серьезно, и его взгляд… Нет, он не пробирает насквозь, не сводит с ума и даже не завораживает настолько, что Чондэ не соврал бы, сказав «я утонул в его глазах», — но оттого, как Джонин смотрит на него, в груди становится тепло. По-особому: как у омеги, который понимает: он нравится красивому альфе. Да, Чондэ действительно тянет к Джонину. Интересно, насколько сильно? И Чондэ подается вперед… Губы Джонина касаются его губ очень легко. Но не с осторожностью, не будто прося разрешения, как пишут в дешевых любовных романах — просто не спеша и без напора, ведь нет причин быть торопливыми и жадными. Нет страсти, как с Джином, такой сильной, что Чондэ на сколько-то мгновений даже понимать перестал, кто он и где, — но нет и неловкости, которая была с Бэкхеном поначалу. Просто альфа и омега, которые приятны друг другу и потому хотят стать ближе, но решили не спешить. Просто… И Чондэ пьянеет от этой простоты. От того, что можно целоваться с альфой вот так, не всерьез и без продолжения, и не нужно ни привыкать, ни бороться с собой; и ничего этот поцелуй по большому счету не значит, он не обещание и не признак отношений, ни будущих, ни нынешних — он лишь соприкосновение губ и ласка языка, и ни к чему не обязывает, даже согласиться встретиться еще раз. Каприз, флирт, мимолетное желание — этого достаточно, чтобы сделать шаг навстречу и не только на мгновение обнять. И как же много в том «достаточно» легкости, и как от нее кружится голова… Джонин отстраняется первым. И Чондэ не чувствует ни разочарования, ни облегчения — ему просто хорошо, и от поцелуя, и от того, что он закончился. Это так незнакомо — и так прекрасно… — Ну, пока? — мягко улыбается Джонин. — Пока, — кивает Чондэ, тоже улыбаясь в ответ. — Тогда до выходных. Я позвоню. — Окей, — кивает Чондэ, поворачивается и идет к дому. Думая: «позвоню» Джонина звучит точь-в-точь как дежурно-лживое обещание после случайной ночи — но это не пугает. Если Джонин и в самом деле больше не предложит встретиться — так тому и быть, Чондэ грустить на станет. Но будет рад увидеть Джонина еще раз, сходить куда-нибудь с ним, может, даже захочет обнять и поцеловать его еще раз... И правда: как же просто и легко. И хорошо — до невозможности…