Жар погони

Когда-то Персиваль считал прогулки по МАКУСА одним из самых своих любимых занятий среди дня. Он редко отваживался выйти из своего кабинета, так как был занят бумажной работой в любое время дня и ночи. Но когда его вызывали в другую часть здания или нужно было идти и решать какую-то проблему, он сразу же надевал свое самое раздраженное выражение лица — то, которое гарантировало, что к нему никто не подойдёт. Он знал, что внушает страх, потому что потратил годы на создание этого образа. Он и Пиквери работали рука об руку на протяжении всей своей карьеры, создавая друг друга, чтобы добраться до соответствующих должностей. Несколько раз они чуть не уничтожили друг друга, но, к счастью, сумели сохранить хоть какую-то дружбу. Их появление среди простого народа всегда привлекало взгляды, вызывало перешептывания и испуганные съеживания. И всё это бесконечно забавляло Персиваля. Теперь же все было по-другому. Да, все перешептывались и смотрели еще пристальнее, чем прежде, но по жестам своих подчиненных Персиваль быстро понял, что больше не создаёт должного эффекта. После того, как они работали бок о бок с Гриндевальдом, они не боялись больше ничего. Конечно, кроме того, что это может случиться снова. Персиваль знал о слухах, которые распространились после того, как стало известно о выгодном положении Гриндевальда. Пиквери, конечно, устранила большинство из них, прежде чем Грейвс вернулся, но в течение нескольких месяцев он все же слышал обрывки разговоров шепотом, слушал, как его имя мелькает от человека к человеку... Он слышал всевозможные варианты этой истории: например, как он всегда работал на Гриндевальда и был просто политической марионеткой, или он, вероятно, все еще является Гриндевальдом, и это только вопрос времени, когда на них снова нападут. Многие также задавались вопросом, почему ему все еще дозволено быть директором магической безопасности, если он даже не в состоянии защитить себя. На это Персиваль ничего не ответил, потому что это было первое, о чем он спросил Пиквери по возвращении. — Не говори ерунды, — возмутилась она, когда Грейвс спросил, отпускает ли она его. — Ты вернешься в свой департамент в понедельник. — Я бы все понял, если бы меня уволили, — пробормотал Персиваль. — Начнутся разговоры... — К черту разговоры. — Отрезала Пиквери. — Они были и будут всегда. Ты хорошо справляешься со своей работой, Персиваль, и я отказываюсь увольнять тебя за одну оплошность. Один монументальный промах, да, но моя точка зрения остается в силе. С тобой мы сильнее, чем без тебя, и это мое последнее слово. Первые несколько месяцев он провел, работая на износ, постоянно беспокоясь о том, что сегодня упадет молоток и его уволят. Пиквери была с ним до обидного мягка, прощая любые вспышки темперамента или ошибки на поле боя. Он не привык находиться в таком положении, не привык, чтобы его жалели и баловали. Каждый день он не мог избавиться от назойливого вопроса, который не давал ему спать по ночам: почему никто не заметил подмены? Конечно, он понимал, что его общественная жизнь не совсем процветает: он отдалился от школьных друзей, не виделся ни с кем вне работы, вообще не ходил на свидания с тех пор, как жил в Ильверморни, и даже там это были простые интрижки... Но все же. Никто не заметил, как его заменил самый темный волшебник в истории. Неужели он действительно такой ужасный? После нескольких месяцев того, что другие могли бы назвать хандрой, а он — умственной обработкой, он с удвоенной энергией погрузился в работу, чтобы не задумываться над этим вопросом. Поначалу он пытался смягчиться — загладить многолетнее дурное настроение, но последующее падение уважения заставило его снова вернуться к выкрикам и лающим приказам. В конце концов, дело было сделано, и Персиваль сказал себе, что ему все равно — любят его или нет, лишь бы уважали. Теперь, спустя год после того, как его нашли в той обветшалой квартире, он все еще ненавидел идти пешком от своего кабинета к кабинету Пиквери. Он пронесся через атриум с головокружительной скоростью, быстрыми и короткими шагами, не сводя глаз с места назначения. Взгляды значительно поутихли. Он знал, что его появление все еще вызывает интерес, но совершенно не тот, который он когда-то жаждал. Он вздохнул с облегчением, когда вышел в коридор, ведущий в покои президента, расправил рукава черного пальто и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. — Войдите, — ответила Пиквери, когда он постучал. Персиваль повернул золотую ручку, вырезанную в форме орлиной головы, и дверь распахнулась от его прикосновения. Кабинет Пиквери казался на удивление уютным для такой суровой женщины. Он был довольно просто украшен, и что-то в мягком свете огня, который Пиквери всегда поддерживала в камине, смягчало края величественного портрета, висевшего за ее столом, придавало изображенной на нем женщине вид задумчивый, а не угрожающий. Настоящая Пиквери в уединении своего кабинета держалась с меньшей жесткостью. Она сидела за столом, разложив перед собой бумаги, и смотрела на Персиваля поверх пера. — Персиваль, — сказала она, откладывая перо на стол. — Спасибо, что пришёл. Садись. Грейвс остался стоять, не обращая внимания на деревянный стул перед ее столом. — Госпожа президент, — сказал он, — вам что-нибудь нужно? Пиквери посмотрела на него, поджала губы и махнула рукой в сторону бумаг, чтобы они сложились в одну аккуратную стопку. — Это по поводу вашего нового дела. — Я слушаю, — Персиваль только что вернулся с осмотра трупа, после того, как Голдштейн была вынуждена вывести Скамандера из здания. Он и представить себе не мог, что тот может страдать от такой... слабости. — Я официально объявила, что вы с Голдштейн ответственные за это дело, — сказала она. — Это важнейшее расследование, так что, аврор, департамент в вашем распоряжении, пока эта... тварь не будет поймана. Я очень доверяю тебе и мисс Голдштейн, Персиваль. — Я понимаю, госпожа президент. — Надеюсь, мои инстинкты насчет нее верны, — сказала Пиквери, и тени от огня заплясали по её лицу, когда она посмотрела на Персиваля. — В прошлом она доставляла немало хлопот, но за последние несколько месяцев ее послужной список значительно вырос. — Я верю в мисс Голдштейн, мадам. В самом деле, Персиваль проникся к Голдштейн симпатией. По крайней мере настолько, насколько это было возможно. Она была новичком в команде до его исчезновения, и он даже не вспомнил ее имени, когда она появилась вместе с другими аврорами в квартире, где Гриндевальд держал его. Однако после ее возвращения он стал наблюдать за ней более пристально, и то, что он увидел, произвело на него впечатление. Легка на подъем и страстная в своем деле, она бралась за любую работу, даже если та работа была ниже уровня её мастерства, и относилась к ней, как к единственной цели. Персиваль искренне восхищался этим качеством. — Родители девочки уведомлены о её смерти, — сказала Пиквери. — Мы воздерживаемся от дальнейших расспросов до более подходящего момента. — Не думаю, что они могут еще чем-то помочь. Голдштейн уже передала мне полный отчет об их показаниях. Они ничего не знают. — Как и мы, — задумчиво ответила Пиквери, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. — У тебя есть хоть одна зацепка, Персиваль? — У меня есть несколько мест, которые я хочу исследовать. — Это основано на фактах или предположениях? — Когда Персиваль не ответил, она тяжело вздохнула. — Мне нужна зацепка в ближайшие дни, Персиваль. Комиссия уже взялась за меня в связи с тем делом про зебр, а если еще и будут какие-то смерти... Что ж, убедись, что их больше не будет. Персиваль знал, о чем она говорит: недавно группа волшебников была арестована за публичное истязание стаи зебр в зоопарке. На восемьдесят немагов было наложено заклинание забвения в тот день. — Я понял, госпожа президент. Пиквери смерила его оценивающим взглядом. Персиваль стоял неподвижно, не сводя глаз с её стола. — Я хотела бы поговорить с тобой о мистере Скамандере, — сказала Пиквери после минутного молчания. — По поводу? — нахмурился Персиваль. — Ты не имел удовольствия присутствовать при его последнем визите в Америку, — сказала она, — и поэтому не понимаешь, какой элемент... хаоса он несет с собой. — Думаю, что понимаю, мадам. Скамандер часто фигурировал в репортажах о происшествии с Гриндевальдом, и Персиваль вспомнил, как с недоверием читал о беспорядке, который тот устроил в палатах для казней, о том, как он, сестры Голдштейн и один из немагов спаслись с помощью какого-то адского существа, которое убило одного аврора и ранило нескольких других. — Я позволила ему взяться за это дело только потому, что, когда речь заходит о существах, он знает абсолютно все, — сказала Пиквери, — а не потому, что я ему доверяю. Мистер Скамандер непредсказуем, что делает его угрозой для себя и окружающих. — Он опасен? — Неумышленно, — сухо ответила Пиквери. — Я не сомневаюсь, что он уже нарушил дюжину законов. Он и мисс Голдштейн — слишком неблагоразумная комбинация. Тебе придется быть настороже. — Обязательно. Внезапно он вспомнил странную динамику, возникшую между этими двумя, и то, как Голдштейн защищала Скамандера с такой яростной страстью. Вспомнил то, как она, казалось, не решалась прикоснуться к нему, осторожничала, и подумал: не было ли в их отношениях некого романтического элемента? Персиваль внутренне застонал... Он терпеть не мог иметь дело с влюбленными коллегами... — Что ты о нем думаешь? — Простите? — Я наняла его в качестве консультанта, предварительно не обсудив это с тобой, — пояснила Пиквери, — но мне нужно твое мнение. Как думаешь, сможешь ли ты работать с ним? Персиваль нахмурился. Если быть честным, Скамандер сбивал его с толку. После всех отчетов, что он прочел, он ожидал увидеть кого-то более энергичного. Человек, которого он встретил сегодня утром, был совсем другим: нескладный, неуклюжий, с неуверенной улыбкой на лице, всегда держался на заднем плане, сгорбив плечи, как будто старался казаться меньше. Персиваль всего дважды заметил, как тот смотрел ему прямо в глаза, и ему совершенно не нравилась идея тащить кого-то столь мягкого и робкого в бой вместе с собой. — Я не уверен, — ответил он, — но если его опыт действительно таков, как вы говорите, я смогу этим воспользоваться. Пиквери указала тонким пальцем в сторону книжной полки, и томик соскользнул с нее, подпрыгнув в воздухе перед Персивалем. Он протянул руку и с любопытством взял его, взглянув на обложку. Это была красивая книга в мягком зеленом кожаном переплете с золотым тиснением. — Фантастические твари и где они обитают, — прочел он вслух и взглянул на Пиквери, которая поднялась, чтобы включить кофемашину, стоящую на стойке позади ее стола. — Прочти автора, — бросила она через плечо. Персиваль опустил глаза. — Ньютон Скамандер. Этот парень издал книгу? — Только не говори, что не слышал, — фыркнула Пиквери, взмахнув волшебной палочкой, открывая шкаф. — Он уже продал тысячи экземпляров, а книга выходит только второй месяц. Он на пути к тому, чтобы побить рекорды. — Она про животных... — Персиваль проследил за тем, как кофейник поднялся в воздух и наклонился, чтобы вылить дымящуюся струю темной жидкости в каждую кружку, наполнив кабинет горьким запахом крепкого кофе. — Это самое полное руководство, когда-либо опубликованное по магическим существам, — поправила Пиквери, — и мистер Скамандер знает гораздо больше, чем написано там. Он может оказаться бесценным, если уделит этому делу все свое внимание, — она взяла обе кружки и поднесла одну Персивалю. Он молча принял её и попытался вернуть книгу, но Пиквери подняла руку. — Оставь себе, — сказала она, и на ее губах заиграла кривая усмешка. — Возможно, научит тебя кое-чему. Персиваль не думал, что какая-то информация окажется полезной, и не думал, что сможет спокойно прочесть её, не представляя того, как её автор бледнеет при виде обычного мертвого тела. Он не мог себе представить, чтобы Скамандер сел писать книгу, тем более такой бестселлер, как этот. «Но писатели, как правило, застенчивы‎, — предположил он. — ‎Быть может, в этом есть своя изюминка»‎. Он сунул книгу в карман пальто, а затем поднес кружку к губам, чтобы сделать глоток. Напиток обжег ему рот изнутри, но это было как раз то что нужно после долгого рабочего дня. Ещё и приготовлено так, как он любил: очень крепкий, с капелькой молока. — Я хочу, чтобы ты приглядывал за ним, — Пиквери, держа кружку обеими руками, встала рядом с Персивалем, говоря с серьезным выражением лица. — Я не могу доверить эту работу Голдштейн: она позволит своим эмоциям влиять на ее суждения. Но ты должен быть уверен, что Скамандер не собирается делать ничего опасного. — Например? — Например, попытаться спасти то, что убивает людей. Персиваль поднял брови. — Только безумец способен на это. Пиквери фыркнула. — Уверяю тебя, мистер Скамандер лишь немного более рационален, чем безумец, — сказала она, и её темные глаза блеснули в тусклом свете. — Следи за ним, Персиваль. Когда речь заходит об опасных существах, ему нельзя доверять. Этот человек не позволит никакому закону встать у него на пути. — Прекрасно, — пробормотал Персиваль. Пиквери наблюдала за ним, стоя так близко, что они могли касаться локтями. — Ты снова не спал, — заявила она с упрёком. Персиваль тяжело вздохнул. — Мадам. — Если бы я не могла видеть сквозь чары, я бы не была президентом, — пояснила она, вернувшись обратно к своему столу, и взмахнула рукой, чтобы деревянный стул заменило мягкое кресло. — Сядь... Пожалуйста, Персиваль. Мгновение Персиваль сжимал в руке кружку, отчего у него защипало пальцы, и наконец сдался. Он опустился на стул, а Серафина чопорно заняла свое место, внимательно наблюдая за ним. — Не хочешь объяснить, что за мешки под глазами, которые ты пытаешься спрятать? — спросила она, потягивая свой кофе. — Несколько поздних ночей, — ответил Персиваль. — Ничего необычного. — Снова кошмары? — нахмурилась Пиквери, и Персиваль поднял глаза к потолку; это было большой ошибкой — рассказать ей об этом. — Нет, — солгал он. — Просто наводил порядок в документах после некомпетентности моего департамента. Пиквери подула на чашку с кофе, рассеивая клубящийся пар. — Ты всегда винишь работу. — Работа всегда виновата. — Ты не так хитер, как думаешь, Персиваль, — вот он, тот мягкий тон, которым Пиквери разговаривала с ним в первые месяцы после возвращения. Это вновь заставило кровь Персиваля медленно закипать. — Я понимаю, что это тяжело, но твое выздоровление было поистине сложным, и... — Мадам президент, — машинально отрезал Грейвс, — уверяю вас, что я... — Оставь это, Персиваль, ты никогда раньше не называл меня «Мадам президент», — скривила губы Пиквери. — Я прекрасно помню момент дерзости, когда ты назвал меня «Проклятой дрянью» на рождественской вечеринке у моей матери. — Я уже неоднократно извинялся за это, — пробормотал Персиваль. — Но, если честно, ты называла меня снобом. Пиквери снова фыркнула. — Ты — сноб, Персиваль. Когда в последний раз ты ел бифштекс, который стоил меньше, чем обучение в Ильверморни? — Ты снова преувеличиваешь, Серафина. — Так говорят только снобы. Персиваль выдавил улыбку. Пиквери вернула её в ответ. — Дай мне знать, если тебе понадобится поговорить, Персиваль, — сказала она. — Мой кабинет всегда открыт. — Я знаю, — кивнул Персиваль, задумчиво глядя вниз, в глубины своего кофе. — И я благодарен.

- - - - - - - - - - - - ⊱❪ 🦊 ❫⊰ - - - - - - - - - - - -

Персиваль всегда возвращался домой пешком. Он понимал, что аппарировать будет гораздо легче и быстрее, но всегда предпочитал наслаждаться вечерней прохладой. Он думал более ясно, шагая по пустым тротуарам и прогуливаясь по тихим улицам города, не беспокоясь о документах, встречах или своих аврорах, болтающихся у его двери. Это была его единственная возможность расслабиться. В тот вечер он вернулся домой позже обычного, пройдя живописным маршрутом. Он использовал это время, чтобы составить план завтрашнего расследования. Во-первых, он вернется с Голдштейн на место преступления, чтобы исследовать место, где было найдено тело, а затем самостоятельно встретится со Скамандером. Возможно, без Голдштейн у Персиваля будет больше шансов узнать этого человека. Может быть, Скамандер уже догадывается, что это за существо, и Персиваль сможет освободить его от работы и спокойно продолжить расследование, не втягивая этого человека в драку; он не думал, что Скамандер преуспевает в любом виде дуэли — человеческой или какой-либо ещё. Он всегда поднимался по ступенькам в полной темноте, и лишь память подсказывала ему, куда ставить ноги. Войдя в вестибюль, он испытал сильное искушение использовать «Люмос», но его соседка была обычным немагом, склонным совать свой нос не в свои дела. Персиваль уже трижды использовал на ней «Обливиэйт» с тех пор, как переехал сюда. Поэтому он смело шагнул в темноту, на мгновение схватившись за перила лестницы. У входной двери он коснулся ручки, оглянулся через плечо и прошептал тихое: «Алохомора». В конце концов, он подумал, что в холле было достаточно темно для этого маневра. Персиваль захлопнул за собой дверь и включил свет в прихожей, сняв шляпу и пальто. Его квартира была довольно большая, просторная, со сводчатым потолком, так как Персиваль всегда тяготел к более грандиозной архитектуре (что вовсе не делало его снобом). Он сбросил свои туфли в прихожей и махнул рукой, чтобы задернуть шелковые занавески на окнах и включить все лампы, освещая пустое пространство. Его шаги нарушали тяжелую тишину, а плитка неприятно холодила ноги. Он прошел на кухню и на мгновение задумался, не приготовить ли ему ужин, но вместо этого взял последний кусок хлеба и наполнил стакан водой из-под крана, чтобы утолить голод. Было еще довольно рано, поэтому он вытащил несколько бумаг и откинулся на диван. Откусывая кусочки черствого хлеба, он внимательно читал отчеты, подписывая их там, где это необходимо, и добавляя комментарии для своих авроров, когда думал, что они хорошо справились со своей работой. Дойдя до дела с зебрами, он вздохнул и раздраженно потёр себя за переносицу. Иногда ему казалось, что весь мир просто сговорился против него. Когда хлеб давно кончился, а стакан опустел, он закрыл папку и протер глаза. Усталость давила на плечи, но ему все еще не хотелось ложиться спать. Со стоном он поднялся на ноги, напрягая мышцы, и зашагал по короткому коридору в ванную, решив быстро принять душ. Он оттягивал этот момент как можно дольше, стоя под горячей струей воды, пока она не начала остывать, а затем быстро выскользнул из душа и обернул полотенце вокруг бёдер. Его взгляд метнулся к зеркалу. Мгновение Персиваль осматривал себя: мешки под глазами выделялись в облаке пара, волосы были влажными и растрепанными, с проглядывающей сединой, а морщины на его лице становились всё более отчетливыми, когда он недовольно хмурился, глядя на свое отражение. Он выглядел... старым? Конечно, он понимал, что не молодеет, но никогда еще не видел себя таким измученным. Это раздражало. Пройдя в спальню, он вытер волосы и натянул ночную рубашку, а потом... ему ничего не оставалось, кроме как лечь. Он хлопнул руками, чтобы погасить свет, а затем откинулся на холодные подушки и натянул одеяло до подбородка, уставившись в темноту. Персиваль был бы не прочь насладиться уютом и тишиной, но эта часть дня была для него самой нелюбимой. Ему всегда требовалось несколько часов, прежде чем заснуть. В большинстве случаев этого даже не происходило. Оставшись наедине со своими мыслями, он все время вспоминал о неделях, проведенных в заплесневелой ванной комнате, где он чувствовал себя просто отвратительно, прижавшись спиной к твердой кафельной стене. Вспоминал звук тяжёлых шагов Гриндевальда в соседней комнате и резкий страх увидеть свое собственное лицо, ухмылявшееся ему сверху вниз. Все эти мысли заставили Персиваля крепче сжать одеяло и хмуро уставиться в потолок. Он закрыл глаза и попробовал заснуть, пытаясь думать о новом дне. Он подумал о Голдштейн и о том, как надеется вскоре повысить её в должности, чтобы иметь возможность чаще работать с ней. А потом подумал о Скамандере, с его смущенно бегающими глазами, и попытался представить себе, как тот делает хотя бы половину из того, о чем читал Персиваль. Но в конце концов все его мысли снова сводились к одному. Звенящая тишина комнаты давила на него, в то время, как разум задавал один и тот же вопрос, снова и снова: Почему никто не заметил?