Жар погони

Голдштейн была расстроена — это ясно читалось по её лицу, и Персивалю резко захотелось сказать, чтобы она взяла себя в руки. Чтобы никто не видел, как она кривит губы и морщит нос всякий раз, когда говорит Пиквери. — Я думаю, будет лучше, если мы отложим дело Бенсона до тех пор, пока не поймаем это существо, — Персиваль прислушался к своему голосу и на мгновение восхитился тем, как он спокоен и ровен, в то время его сердце бешено колотилось от эха захлопнувшейся за Ньютом двери. — Мы должны посвятить всех доступных авроров обследованию канализации. Пиквери сосредоточенно царапала записку на клочке бумаги, поджав губы. Казалось, она была единственной в комнате, кто не пошатнулся от неожиданного ухода Ньюта. — Прекрасно, — сказала она. — Как вы планируете провести этот поиск?.. Но с Ньютом все будет хорошо. Персиваль, конечно, не ожидал, что Пиквери отпустит его в таком публичном и резком виде (так, что у него все время бегали мурашки по коже, и он не мог даже взглянуть на магозоолога), но Ньют получит должное вознаграждение... Хотя он был автором бестселлера, так что вряд ли нуждался в деньгах... Но ему наверняка будет приятно проводить больше времени со своими животными, не так ли? Да о чем речь? Конечно, он будет рад наконец избавиться от общества Персиваля. — Я не хочу, чтобы Лейкс за что-то отвечал, — резко сказала Пиквери. — Кто еще у нас есть?.. Ньют больше не будет слоняться вокруг МАКУСА, в этом Персиваль был уверен: Пиквери была слишком сурова с ним, чтобы он мог вернуться в ближайшее время. Единственной причиной его приезда были Голдштейн, и ему не нужно было проделывать этот путь до Вулворт-билдинг, чтобы увидеть их. Ньют даже не жил в Нью-Йорке, и он, вероятно, скоро вернется в Европу и Персиваль больше никогда его не увидит. Персиваль запнулся на имени Бентридж, уставившись на руку Пиквери, застывшую над списком, и почувствовал, как внезапный жар разливается по его щекам. Возможно, он никогда больше не увидит Ньюта... — Грейвс? — Что?.. Прошу прощения... Да, Бентридж. Поставьте ее на первое место. В любом случае, так будет лучше; Ньют никогда бы не смог ответить на его чувства — они были слишком неестественными и неосознанными. Персиваль должен был сам отступить от той связи, что возникла между ними, и именно поэтому он порекомендовал отстранить Ньюта от дела в первую очередь. Более эгоистичная его часть содрогнулась от страха при мысли о том, что он никогда больше не увидит магозоолога, никогда не увидит как тот заикается, краснеет и заботится о своих существах. Персиваль понимал, что это неправильно, но никак не мог забыть выражение лица Ньюта после того, как поцеловал его, — запыхавшегося, раскрасневшегося от удивления и с розовым оттенком румянца под россыпью веснушек. Персиваль также понимал и то, что он украл этот поцелуй, но воспоминание о нем все еще заставляло чувствовать себя так, словно он сгорает от жара... — Грейвс! — Прости, Серафина, — сказал Персиваль. — Думаю, мне нужно кое-что обсудить с моими аврорами. Может, вернемся к этому позже? — Ты ведь понимаешь, что ходишь по очень тонкому льду, не так ли? — Я все прекрасно понимаю. Серафина стиснула зубы и резко отбросила ручку на стол. — Отлично, — сказала она, — иди. И не возвращайся ко мне без списка всех доступных авроров для работы. Персиваль понимающе кивнул и встал. Голдштейн поспешила последовать за ним, когда он повернулся к двери, открыл ее и вышел в коридор. Как только за ними закрылась дверь, Голдштейн прошипела: — Пошли вы к черту. — Персиваль предполагал, что подобное произойдёт, поэтому и бровью не повел: — Осторожнее, Голдштейн, — сказал он, не глядя на нее. — Президент все еще слышит нас. — Мне все равно! Вы не имели права так обращаться с Ньютом. Я понимаю, что вы ведёте себя так, будто у вас нет чувств, но вы должны были проявить хотя бы своё уважение к нему. Особенно после всего, что он сделал для нас! — Я очень уважаю мистера Скамандера. — Персиваль зашагал вперёд, глядя прямо перед собой. Голдштейн поспешила за ним, все еще яростно сверкая глазами. — Очевидно, что нет! — выплюнула она. — Если бы у вас была хоть капля уважения к кому-то, кроме себя, вы бы поняли, что ваши действия ужасны и что вы не имели права так... — Голдштейн. — Да вам же все равно! — та повысила голос, не обратив внимания на предупреждающий тон Персиваля, когда они дошли до конца коридора. — Ньют вложил всего себя в это дело, чтобы помочь нам. Помочь вам! Вы хоть знаете, что он никогда не просил компенсации? Он делал это, потому что ПРОСТО хотел помочь, и вы отплатили ему публичным унижением? Персиваль резко остановился на месте. — Я буду очень признателен, Голдштейн, если ты вспомнишь, что я все ещё твой начальник, — раздраженно сказал он, стиснув зубы, чтобы не выдать того, что ему действительно хотелось сказать. — И ты будешь обращаться ко мне соответственно, если только... — его внимание отвлекло какое-то движение на подоконнике, и он замолчал, озадаченно нахмурившись. — Если только что?.. — Голдштейн скрестила руки на груди и расправила плечи, чтобы выглядеть более устрашающе. — Вы и меня отстраните от дела? Если бы я не беспокоилась о судьбе Нью-Йорка, я бы сказал вам: пожалуйста, вперёд. Это было что-то маленькое и зеленое — Персиваль сразу же узнал его. Он молниеносно двинулся вперед, присев на корточки, чтобы получше разглядеть существо. — Мистер Грейвс? Что вы... Пикетт? — Какого черта ты здесь делаешь? Существо — кажется, лечурка, как называл его Ньют, — размахивало крошечными ручками, похожими на веточки, и издавало пронзительный писк, которого Персиваль сначала даже не расслышал. Он не был уверен в том, насколько хорошо существо воспринимает окружающий мир, но его крошечная мордочка выглядела почти испуганной. Голдштейн взволнованно заглянула ему через плечо, когда Персиваль протянул лечурке раскрытую ладонь. — Но Пикетт все время с Ньютом, — пробормотала она. — Ньют бы никогда его не бросил. Лечурка была такой легкой, что казалось, будто Персиваля щекочет воздух. Как только он подполз ближе, то снова начал прыгать и размахивать покрытыми листьями ручками, все еще издавая симфонию резких, душераздирающих писков. — Мистер Грейвс, — Голдштейн подергала Персиваля за рукав, чтобы отвлечь его от задумчивости. — Вы меня слышите? Ньют никогда не оставил бы Пикетта одного. Персиваль уставился на нее — та уставилась на него в ответ. Одним быстрым движением Персиваль раскрыл карман своего пальто и сунул туда лечурку. Он резко развернулся на каблуках и пронёсся через открытую дверь в главный коридор, направляясь к лифту вместе с Голдштейн. — Атриум, — раздражённо бросил он домовому эльфу, чувствуя, как лечурка извивается у него в кармане. Он протиснулся сквозь двери лифта, прежде чем они успели полностью открыться, и поспешил в атриум, торопливо оглядывая толпу в надежде увидеть знакомую кудрявую макушку. Он обогнул тележку с медикаментами, которую везли две волшебницы в направлении лазарета, чуть не врезавшись в неё, и замер на свежем воздухе, тяжело дыша и оглядывая улицу: шел дождь, тротуары были заполнены людьми с черными зонтикам и поднятыми воротниками пальто... но синего нигде не было видно. — Мистер Грейвс, — прошипела Голдштейн. Он позволил оттащить себя в сторону, а затем ощутил резкое давление аппарирования. Они приземлились перед закрытой дверью квартиры Голдштейн. Тина отперла ее и ворвалась внутрь с криком: — Ньют! — Тина? Что случилось? — Куини выглянула из соседней комнаты и теперь в замешательстве наблюдала за тем, как Голдштейн бегает по квартире, заглядывая в каждую комнату. Ее волосы были красиво уложены, а сама она была одета в платье, которое больше подходило для роскошного вечера. Однако выглядела девушка так, будто только наполовину закончила макияж. — Ньют вернулся домой? — спросила Голдштейн, открывая крышку чемодана. — Нет. Вообще-то я думала, что он все еще с тобой. Мистер Грейвс? Что происходит? — Ньют! — крикнула Голдштейн и спрыгнула вниз. У Персиваля пересохло во рту. Он должен был последовать за Голдштейн, но боялся. Боялся войти в это теплое место, которое ассоциировалось у него с Ньютом, и обнаружить его пустым. Пикетт все еще шевелился в его кармане, и Персиваль осторожно протянул руку, чтобы вытащить его, оставив сидеть на своей ладони. — Мистер Грейвс, это что... это Пикетт? — Куини подошла к нему и протянула сложенные чашечкой ладони. Персиваль молча передал ей лечурку, наблюдая за тем, как она с удивлением рассматривает существо. Тот все ещё пищал и размахивал всеми своими конечностями, отчаянно перекатываясь в ее руках. — В чем дело, Пикетт? Что случилось? Сейчас у Персиваля не было времени обдумывать абсурдность этой попытки общения. Он резко обернулся, когда Голдштейн высунула голову из чемодана. — Его там нет, — сказала она. — Тина, что происходит? Где Ньют? — спросила Куини, осторожно переставляя руки, чтобы Пикетт имел больше пространства для маневров. — Мы сами не знаем, — Тина вылезла из чемодана, подтянув ноги и перекинув их через край. — Мы пошли на встречу с Пиквери, а потом они с мистером Грейвсом его уволили, и... — Вы... что? — потрясенно спросила Куини, и Персиваль опустил глаза. — А потом он сказал, что идет домой, но когда мы с мистером Грейвсом вышли из кабинета, Пикетт ждал нас на подоконнике и... Вы только посмотрите на него, он не замолкает! Они повернулись к существу, что дергало Куини за большой палец и быстро размахивало головой. — Ну, может, он просто пошёл обходным путём, — предположила Куини. — Я... Я сейчас быстро позвоню Якобу, — она прижала Пикетта к груди и поспешила в свою спальню. Персиваль посмотрел ей вслед. — Он никуда не ходит без Пикетта, — пробормотала Голдштейн позади него. — Я знаю. — Как вы думаете, он... — Давай просто подождем твою сестру. Сердце Персиваля билось так сильно, как никогда раньше. Он закрыл глаза, пытаясь представить, куда мог пойти Ньют. Если его не было в чемодане, то он мог быть с одним из его друзей... А если его не было в чемодане, и его не было со своим другом, то?.. А ещё он оставил одно из своих существ, которое сильно привязано к нему... — Якоб не видел его весь день, — сказала Куини, возвращаясь в гостиную. Она пересадила Пикетта на свое плечо, и теперь он крепко сжимал розовую ткань ее платья, раскачиваясь в такт ее шагам. — Чёрт! — выругалась Голдштейн. Персиваль снова закрыл глаза, чувствуя свой бешеный пульс в ушах. Он вспомнил лицо Ньюта в кабинете, когда Персиваль осмелился бегло взглянуть на него. Вспомнил это лицо, полное смятения... Он выглядел как щенок, которого только что пнули. А пнул его не кто иной, как Персиваль. Господи, что же он наделал? На его напряжённые плечи легли чьи-то маленькие ручки, и Персиваль открыл глаза, глядя на Куини, которая смотрела на него с такой тревогой, что Персиваль, возможно, смутился бы, если бы не был охвачен паникой. — Мистер Грейвс, — сказала она, и ее голос казался приглушенным, как будто доносился откуда-то издалека, — присядьте. Персиваль позволил ей отвести себя к кухонному столу и тяжело опустился на один из деревянных стульев, отводя взгляд на свои руки. Как давно они дрожат? — Сэр? — Персиваль взглянул на Голдштейн, которая внимательно наблюдала за ним, приподняв брови. — Да? — Я спросила, не думаете ли вы, что нам следует послать поисковую группу прямо сейчас, или... — Поисковая группа, — повторил Персиваль. — Да. Да, это отличная идея, Тина... Голдштейн... Мы должны немедленно послать одну, если он... Если Ньют... — Сэр? Персиваль потер себя за переносицу. Черт. Кажется, разочарование все-таки просочилось сквозь всепоглощающую панику, охватившую его тело. — Тина, может быть, дашь нам несколько минут? — услышал он шепот Куини, обращенный к сестре. — Голдштейн, — сказал Персиваль, стараясь говорить как можно спокойнее. — Иди и собери всех авроров для поисков. Ты уже слышала о моих запланированных подразделениях. Я разрешаю тебе делать все, что ты сочтешь нужным. Если кто-то будет против, передай: не хотят помогать — пусть занимаются своим заявлением об увольнении. — Но... сэр... — Иди, Тина, — мягко подтолкнула её Куини. Краем глаза Персиваль уловил, как Куини взяла сестру за руку и крепко сжала ее. — Голдштейн, — обе девушки повернулись и посмотрели на него с одинаковым выражением мрачности на лицах. — Начните поиски с канализационной системы. Голдштейн коротко кивнула, а затем повернулась и поспешила к двери, исчезнув за ней с громким хлопком. Дрожь побежала по плечам Персиваля, и он повел ими, пытаясь остановить. Он отвел лопатки назад так далеко, что они заболели. Ему нужно прекратить панику, нужно все обдумать, чтобы быть полезным для всех. — Мистер Грейвс, — Куини присела перед ним на колени, разгладив платье, и посмотрела на него снизу-вверх. Пикетт стоял у нее на плече и цеплялся за прядь ее светлых волос, чтобы не упасть. Они оба уставились на Персиваля, когда он потянулся, пытаясь унять дрожь, которая пробежала по его спине и уже перешла на глаза. — Что случилось? — голос Куини был серьезнее, чем когда-либо. — Я уверен, что вы уже все поняли, — Персиваль не ощущал, как ее легилименция давит на его защитные барьеры, но все равно чувствовал себя полностью раздетым под ее взглядом. Он откинулся назад, сжимая пальцами деревянные подлокотники, чтобы попытаться стабилизировать себя. — Это моя вина, — сказал он, гордясь своим ровным голосом. Сейчас он не хотел говорить. Он хотел двигаться и помогать, но если он продолжит молчать, то чувство вины, казалось, может проделать дыру в его животе. — Мне кажется, я... я мог его расстроить. — Тина сказала, что вы его уволили? — Я попросил Пиквери отстранить его от дела. Да. — Но почему? Потому что он боялся. Он попросту боялся своих чувств, когда видел, как Ньют смеётся и улыбается, или вообще делает любое движение. Боялся того, что почувствовал, когда поцеловал его... — Это к делу не относится. — Отрезал он, глубоко вдыхая через нос и пытаясь успокоиться; у него определенно не было времени на эмоциональный срыв. — Благодарю вас, как всегда, за гостеприимство, мисс Голдштейн, но сейчас мне нужно пойти и помочь моим аврорам. Персиваль был далек от религии, но решил, что именно божественное вмешательство помогло ему подняться на ноги. Он уже почти подошел к двери, когда сзади раздался голос Куини: — Вы любите его. Персиваль уставился на дверную ручку, чувствуя пульс на запястье и пустоту в голове: Голдштейн все ещё не было в его мыслях, но притворяться было бесполезно. — Это так очевидно? — Кажется, для всех, кроме него. Персиваль покачал головой. Нет. У него нет времени. Ньют попал в беду, и это его вина. Сейчас он не может позволить себе быть захваченным своими эмоциями, когда у него есть работа, которую он должен выполнить. — Чувствовать — это нормально, мистер Грейвс. — Я ценю вашу заботу, мисс Голдштейн, но у меня каждая секунда на счету, — Персиваль открыл дверь и прежде чем закрыть ее, он слегка поколебался, а затем выпалил, не глядя на Куини: — Простите. Он закрыл дверь и повернулся к лестнице. Это он втянул Ньюта в эту историю, и теперь он обязан вытащить его обратно.