Всего лишь шутка

      Это была моя самая неловкая встреча с кем-либо за всю мою жизнь, а уж я знал толк в неловкости. Однажды в девятом классе я пригласил девочку из параллельного на свидание, но она, видимо, не поняла, что это свидание, и привела с собой подружку и… своего парня. Кто ж знал…       А в другой раз на третьем свидании с девушкой в кино я решил её поцеловать, но получил звонкую оплеуху и полное недоумения лицо. Оказалось, что мой друг, и почему только я с ним дружил — не знаю, рассказал ей, что я гей, а она обрадовалась, что будет у неё хоть один нормальный друг, который не пытается залезть ей под юбку. После этого с девушкой мы как-то больше не общались, друг ещё неделю ходил с фингалом под глазом, и больше ничто и никто не могло поставить под сомнение мою мужественность. До недавнего происшествия.       — Мы так и будем молчать? — Джонхан был тих и спокоен, но времени на раздумья он дал мне достаточно, а потому, вынырнув из не самых приятных воспоминаний, я окунулся уже в джонхановы ключицы, опять потеряв нить реальности, пока Хани тяжело не вздохнул, вытаскивая меня всё же на свет божий.       — У тебя красивые ключицы. — Джонхан чуть не выплюнул на меня кофе, который только что отпил из высокого красивого бокала, неправдоподобно увеличив от шока глаза, а я понял, что сказал это вслух. Но это действительно теперь не давало мне покоя, как оказалось, ведь раньше меня мужские ключицы вообще никак не интересовали, да и вообще ничего в мужской анатомии меня никак не будоражило. Сколько раз мы принимали душ вместе с парнями после тренировок в школе, в универе, да и сейчас. Я даже Хани видел полностью голым, но никак это не тревожило меня раньше.       — Ты позвал меня, чтобы сказать это? — Джонхан чуть скованно поёрзал на стуле, поправил воротник своего джемпера, бессмысленно, потому что, чтобы скрыть в нём ключицы и шею, нужно было надеть что-то поверх него. Я понял, что веду себя ещё более странно, чем мне казалось самому, и поднял взгляд, наткнувшись на напряжённое выражение джонхановых глаз. Кажется, он не мог понять, то ли насколько я сошёл с ума, то ли насколько я готов причинить ему какой-либо дискомфорт.       — Нет. — Что говорить дальше, я не знал, оказалось, что не придумал, хоть и думал два дня почти без перерыва на сон и еду. Джонхан раздражённо закатил глаза и цокнул, решив брать всё в свои руки, очень красивые, кстати, руки:       — Пока мы не состарились, ожидая тебя, я скажу первым. — Хани отвёл вдруг взгляд, и я впервые увидел, что он действительно более изящный, более тонкий, чем я привык его видеть как своего друга Джонхана из тренажёрки, а ещё — что он очень волнуется, и, скорее всего, я не получу по лицу сегодня только из-за этого его волнения. — Я тебя не соблазнял! Я клянусь тебе! То, что я гей, совсем не значит, что я пытаюсь залезть ко всем мужикам в штаны. Так что я не знаю, как объяснить произошедшее. Но я никогда бы не стал так поступать ни с тобой, ни с кем-либо вообще. С тобой особенно, Чоль, боже, ты же мой друг.       — Что? — Я вообще не понял, к чему он это всё сказал. Он что, думал, что я считаю, что это он меня затащил в постель? Все эти дни, что я пытался осознать, что это я затащил его в постель?       — Ты не глухой, я не буду повторять этого дважды! Мне и так… — Хани попытался подобрать нужное слово, а я как заворожённый смотрел, как на его щеках проступает румянец, пока он отводит от меня взгляд, — не очень комфортно.       — Извини. — Я опустил взгляд, уткнувшись в нетронутый кофе, я не мог сделать и глотка, не боясь, что он встанет поперёк горла. Джонхан разочарованно вздохнул.       — Опять? У тебя на всё есть только «извини»? — Джонхан злился, а я всё ещё не понял, что мне делать. — Или сейчас ещё подъедут истории про «ничего не значащие ошибки»? Сынчоль, я тут перед тобой душу открываю, после того как, кажется, открыл не только её, а ты мне опять бросаешь «извини»? — Огромного труда мне стоило ещё раз не извиниться, но я сдержался, и, кажется, Джонхан заметил этот порыв, недобро блеснув на меня своими сощуренными глазами. — Или это издевательство такое? Ты, может, столько времени втирался ко мне в доверие, чтобы усыпить мою бдительность, а потом унизить меня? Тогда почему без свидетелей, почему не на публику?       — Хани, боже, нет! — Он так разозлился, что я испугался, что сейчас меня точно побьют: удар у него был поставлен хорошо, а я бы не посмел защищаться, принимая заслуженное наказание. Но чего я не ожидал, так это того, что Хани вдруг задрожит всем телом и уткнётся лицом в свои ладошки. Он же не плакать собрался? Нет же? Я испуганно протянул руку к нему, чуть коснувшись чёлки этой его растрёпанной, открывая лоб и пальцы длинные, закрывающие лицо. Джонхан удивлённо дёрнулся и посмотрел на меня затравленно. — Я не поступил бы с тобой так никогда. Мне легче подраться с тобой, я не очень хорош в интригах.       — В драке бы начистил тебе рожу. — Хани фыркнул в сторону, отводя взгляд.       — Поэтому я никогда с тобой не спаррингую, у Мингю в последний раз почти две недели сходил синяк с носа, а я не могу похвастаться таким ростом, чтобы попытаться хотя бы увернуться от твоего удара. — Хани откровенно засмеялся, после чего всё же повернулся ко мне, но смотрел почему-то очень грустными глазами. Стало не так страшно говорить, но слова подбирал я уже тщательнее. — Я действительно хотел извиниться за то, что я такой болван. Я был растерян и нёс какую-то невероятную ахинею, смысла которой я так до сих пор и не понял, но она была явно из разряда «один раз — не…» — Джонхан внимательно глянул на меня, прищурившись, а я аж сбился, прокашлявшись, прежде чем продолжил: — «не считается». Я испугался. Я сейчас не знаю точно, чего именно, но я испугался просто до дрожи, честно. И я не подумал о твоих чувствах и о том, что ты, как и я, проснулся в чужих объятиях, совершенно не понимая, что произошло. Я прошу извинить меня за это. Я… Я не хочу терять такого друга, оказалось, что я очень к вам всем привязался. Ко всем вместе и к тебе в частности. Простишь ли ты меня или мне готовить лицо для битья?       — Ты клоун, ты знал? — Последние свои слова я действительно уже почти дурашливо кривлялся, чем вызвал несерьёзное негодование, но Хани улыбнулся, и это всё того стоило.       — Возможно, когда-то кто-то упоминал об этом в разговоре. — Я делал вид, что хмурюсь, старательно вспоминая что-то, а Хани уже рассмеялся по-настоящему, и мне показалось, что дальше можно будет жить, если всё будет хорошо и он будет смеяться. Я улыбнулся в ответ, напряжённо вглядываясь в его расслабившееся лицо. — Но я действительно надеюсь, что ты меня простишь…       — Да я и не держал зла, я просто… — он перебил меня, но не смог договорить, потому что я уже не мог остановиться.       — … потому что, кажется, ты мне нравишься…