Всего лишь шутка

      Я продолжал самозабвенно утопать в поцелуе, отказываясь даже думать о том, чтобы мне бросили спасательный плот и вытащили из этой невероятной, просто сумасшедшей добровольной гибели. Да только Хани, чуть простонав, всё же оторвался от меня, сжав мои плечи своими пальцами, удерживая меня от новых посягательств. Он сжал губы, тяжело дышал через нос и не открывал своих глаз, продолжая впиваться в меня пальцами. Я же просто разглядывал его лицо, любовался, честно, просто любовался, совершенно игнорируя бешеную пляску своего сумасшедшего сердца.       — Я… — Джонхан вдруг покраснел, смутившись, глянул на меня быстро из-под своих длинных пушистых ресниц, взгляд отвёл, а у меня от его вида вибрация по всему телу пошла, я не мог собрать себя воедино, просто тонул. — Я имел ввиду немного другое…       — Что? — Господи, что я натворил?       — Я взял нам вина и персиков. Я… — Он продолжал держаться за меня, не делая даже попытки отступить в сторону. — Я это имел ввиду.       — Боже… — Хотелось провалиться сквозь землю, что же я за дурак такой.       — Но так… — Хани всё же посмотрел на меня уверенным взглядом без тени смущения, почти что с вызовом. — Так мне даже понравилось больше.       — Изв… — Я хотел начать извиняться за то, что натворил, был так несдержан, но меня решительно перебили, словно бы мои слова могли всё только испортить.       — И как тебе наш первый трезвый поцелуй? — Я застыл. В голове ещё не до конца отложилось, что мы уже целовались, а может, и не только, да вот я ничегошеньки не помнил, хотя никогда бы не хотел забыть такое, никогда бы не хотел лишиться этого воспоминания, в котором был Джонхан. Я стоял, застыв, а он начал тараторить, будто бы боялся, что я скажу что-то, что всё разрушит. — Это хорошо, что ты меня поцеловал, правда, иначе я бы выпил вина и сам к тебе полез. Так жалко звучит, я знаю, но я просто не смог бы сдержаться.       Хани отошёл от меня как-то спешно, пытался расстегнуть молнию на рюкзаке, но руки его не слушались, и получалось не очень хорошо. Я смотрел на него, слушал его нервную речь и, не выдержав этого напряжения и неуверенности, подошёл ближе и, притянув Хани за голову, снова поцеловал его. Жадно и уже совсем уверенно, никаких сомнений, я действительно этого хотел, я действительно получал невероятный отклик, никакой ошибки, всё это происходит на самом деле. Хани вдруг застонал мне в губы и, обмякнув в моих руках, прижался сильнее.       — Сумасшедший… — Он коротко целовал меня в губы, щёки, подбородок, сцеловывая меня всего в свой плен, а я понимал, что я действительно сошёл с ума, и мне было так хорошо от этого, как никогда прежде. — Ты сумасшедший… Что же ты делаешь? Что делаешь со мной? Я не смогу тебя отпустить теперь так просто, ты же наркотик, опасный, лучше и не пробовать никогда, иначе пропадёшь, точно погибнешь… Я же так старался спастись, но ты не оставил мне никаких шансов.       — Старался спастись? — Я перебирал мягкие волосы пальцами, принимая эти крошечные обжигающие поцелуи, и пытался понять, что он там бормочет.       — Если ты сейчас вдруг скажешь, что всё это ошибка, то я тебя просто утоплю, честное слово. Я на грани отчаяния.       — Спастись от чего, Хани? — Я пытался понять, но пока совершенно ничего не соображал, плавясь в чужих касаниях.       — От тебя, конечно же! От кого же мне ещё спасаться, Чоль?       — Но зачем?       — Самое ужасное — влюбиться в натурала, Сынчоль. Я не знаю, почему ты сейчас меня целуешь, я не знаю, почему ты меня целовал прежде, но ты потом делал вид, что и не было ничего, а я… я собирал себя по частям и пытался дружить с тобой дальше. Это ужасно, так ужасно, Чолли…       — Раньше? — Я пытался осознать сказанное, но Хани уже тараторил, уткнувшись мне в шею, держась за меня крепко, словно боялся, что я исчезну.       — А когда ты увидел, что мой парень зажимает кого-то в туалете и набил ему лицо за меня? Ты был бы прекрасным другом мне, но потом ты почему-то целовал моё зарёванное лицо и говорил, что я заслуживаю только лучшего и что я не должен плакать из-за уродов. — Я почти не дышал, слушая это. — Но я плакал не из-за урода, который не уважал меня, я плакал из-за тебя, потому что я не хотел с тобой дружить дальше. Дружба это не то, что мне было нужно, Чоль.       — Я целовал тебя? — Хани вжался в меня, сопя мне в шею рядом с ухом, тихонько угукнув.       — Постоянно, Чоль… — Я не знал, что сказать. — Мы все собирались выпить, веселились, а потом ты целовал меня так, что у меня коленки дрожали. Да только наутро ты снова был моим другом.       — Я не помню этого, Хани…       — Я знаю, знаю. Ты такой глупый, когда выпьешь. Добрый, весёлый, и почему-то я тебе сразу нужен. А ты-то как мне нужен, Чолли, так нужен, что я дышу с трудом, понимаешь? — Я не понимал, но, кажется, чувствовал. — Я бы не сказал тебе, если бы ты сейчас меня не поцеловал сам. Я бы напоил тебя и целовался бы с тобой, пусть бы ты даже ничего не вспомнил.       — А той ночью…       — Боже, Чоль, я честно тебе говорю, я сам ничего не помню, я ничего не планировал, ни в коем случае, я не такой урод, я тебе клянусь.       — Я не про это…       — А?..       — Это… это было впервые?       — Да, да, боже… Я почти не помню ничего, я не знаю, как это произошло. Вот мы целуемся, а вот мы уже проснулись вместе. Я бы хотел помнить, я бы так хотел помнить, Чолли…       — Как давно я тебя так мучаю, Хани?       — Ты не мучаешь меня, Чоль, я живу этим, я живу тобой. Хоть так, понимаешь?       — Как давно?       — С самого первого дня, как ты пришёл к нам. Весь такой серьёзный, насупленный, тягал железо, никого не замечая вокруг. Я места себе не находил, думал, дыру в тебе протру одним только взглядом. Мингю сразу всё понял, я даже не говорил ему ничего, если ты помнишь, это он тебя и затащил в нашу компанию. Он балбес, конечно, но очень догадливый.       — Так долго… — Я отстранил Джонхана от себя и всматривался в его поникшее лицо, он весь словно бы съёжился и стал меньше под моим взглядом. — Но твой парень? Он же тогда ещё был.       — Мне просто было одиноко, — Хани вздохнул. — А ты был недостижим, я же понимал. Но, боже, после того как ты ему навалял, я с ним больше даже не виделся, он мудак. Ни с ним не виделся, ни с кем-то другим. Я жил от встречи к встрече с тобой, мне хватало этого.       — Чувствую себя таким уродом, слов не подобрать… — Я всё это время, сам того не зная, мучил его, то притягивая к себе, то отталкивая. Хорошо же я устроился со своей алкогольной амнезией. Но надо было начать признаваться хотя бы себе во всём. — Но я хотел целовать тебя даже трезвым. Я думал, что схожу с ума, пытался избавиться от этого наваждения. Но, видимо, безуспешно… Это хорошо, что та ночь была, я наконец-то смог перестать себе врать.       — Сынчоль, я сейчас умру, честное слово. Ещё немного, и я просто умру прямо тут.       — Но почему?.. — Я разволновался, потому что Хани откровенно трясло, я прижал его к себе, пытаясь успокоить.       — Потому что всё это просто нереально, Чоль, просто невозможно. Но вот мы оба здесь, а я всё ещё не верю.       — Я тоже.       Я притянул его к себе за подбородок и оставил на его губах один нежный мягкий поцелуй. Нам предстояло ещё разобраться во всём, но теперь всё хотя бы было правильно.