***
После объяснений Холмс снова пропал. Поначалу я испытывал странное спокойствие – убежденность Холмса плодотворно повлияла на мои расшатанные нервы. Но лишь до тех пор, пока мне не привиделся снова очередной кошмар. Холмс той ночью отсутствовал, но он предупредил меня об этом. Уснул я быстро, и спустя какое-то время передо мной уже мелькали цветные картинки. Началось все с кошмаров о военном прошлом, в которых все шло по привычному сценарию. – Стреляйте по команде: три… два… один... огонь! Раздалась нестройная череда выстрелов. Пленные падали в только что вырытые ими же самими могилы. Звенящую тишину огласил бешенный вскрик капитана: – Рядовой Ватсон, почему вы не подчинились приказу?! – Я не буду стрелять в пленных, капитан. Это преступление. – Что ты сказал? – голос капитана, приблизившегося ко мне, звучал угрожающе тихо. – Повтори. – Я отказываюсь стрелять по разоруженным пленным солдатам, потому как это действие считается преступным и бесчестным. Раздался хлесткий звук затрещины. – Ублюдок! Щенок! Да ты знаешь, сколько честных британских солдат погибло от рук этих беспощадных дикарей?! Как ты думаешь, они думали о чести, когда делали это, а?! – Я не буду стрелять, – делая между словами паузу, повторил я. – Стреляй! – вместе с очередным приказом меня настиг ещё один удар, на этот раз под ребра. – Я сказал стреляй! – Я… не буду… – я согнулся от боли. В глазах потемнело на долю секунды, но чужие руки грубо меня встряхнули, ставя на ноги. – Ты выстрелишь… сейчас же, понял? – капитан смотрел прямо в глаза, и взгляд его был словно у взбешенного быка. – Нет… – успел лишь произнести я, прежде чем меня снова грубо встряхнули. Капитан сунул оружие мне в руки, удерживая ружье за приклад, и положил палец на курок. Секунда – и мой палец сгибается под давлением чужого пальца, раздаётся выстрел, и последний пленный, до этого со страхом наблюдавший эту сцену, упал замертво. – Поверь мне, они не стоят жалости, – сказал капитан и оттолкнул меня. Я потерял равновесие на пару мгновений, но все же смог удержаться на ногах. Тошнота подступала к горлу, а боль в ребрах была столь сильной, что я зажмурился. Открыв глаза, я оказался уже не под жарким солнцем Афганистана, а в родной Англии. Я находился в доме Каррингтонов. Смутное беспокойство овладело мной, когда я понял, что дом пуст. Я поспешил в сторону комнаты Питера, так как искал именно его. Дверь скрипнула, и передо мной предстала ужасная картина – тело моего возлюбленного с неестественно изогнутой шеей повисло в петле. Я упал на колени и сдавленно всхлипнул, закрыв ладонями лицо. Что-то острое под ногами причинило мне боль даже сквозь плотную ткань брюк. Эта боль заставила меня опомниться, и я отвел руки от лица – теперь передо мной шумел Рейхенбахский водопад, а под моими коленями сплотились нестройными рядами булыжники. Я посмотрел на свои руки: в одной была сжата предсмертная записка Холмса, в другой – револьвер. Я взвыл. Сердце будто сковало железным обручем. «Какой смысл жить, если самый близкий мне человек погиб?» – пронеслась в моей голове мысль, словно кто-то прошептал мне ее на ухо. Не раздумывая, я взвел курок и выстрелил в голову. Пробуждение было резким. Я соскочил с кровати и лишь потом понял, что за выстрел я принял хлопнувшую дверь гостиной. Мое сердце бешено билось о ребра. Кто мог пробраться на Бейкер-стрит ночью?! Всё еще находясь под влиянием сна я принялся нашаривать револьвер в ящике тумбы. Когда оружие наконец было найдено, я на цыпочках вышел из спальни и тихо прикрыл за собой дверь. Прокравшись в гостиную, я увидел длинную тень, стоящую у камина. – Не двигайтесь, – выпалил я напряженным шепотом, почему-то боясь разбудить Холмса и миссис Хадсон. – Иначе я выстрелю. Руки вверх! Тень послушно вскинула руки, после чего заговорила голосом Холмса: – Неужели вы не признаете меня? Бросьте револьвер, Ватсон, – голос был спокоен, слишком спокоен. Я не поверил своим ушам. – Если вы вооружены, бросьте оружие на пол и в сторону, – все так же шепотом сказал я, медленно приближаясь к тени. – Умоляю, зажгите уже свечу, друг мой. Он что, издевался?! Иначе как объяснить то показное спокойствие, с которым все говорилось. Будто я маленький ребенок! И все же я послушался совета – свет бы тут точно не помешал, лучше видеть врага в лицо. – Ни с места, – буркнул я, зажав револьвер под мышкой и зажигая свечу. Вспыхнувшее пламя резко осветило комнату, и я наконец смог опознать таинственную тень. Это действительно был Холмс. Я поставил подсвечник на стол. Мышцы внезапно ослабли и револьвер сам выскользнул из рук. – Черт побери… – прошептал я, находясь на гране истерики. Видимо я все же расплакался, потому что не сразу, но почувствовал, как меня притянули в крепкие объятия, и словно убаюкивая, принялись укачивать. Я прижался к теплому телу, пряча лицо на чужой груди. Затем тепло исчезло, отстранившись, и платок коснулся моих глаз и щек. Над ухом зазвучал знакомый низкий голос: – Что же вы так, милый мой… Я ведь принес вам хорошие вести. Ш-ш-ш, давайте-ка сядем на диван, вы выпьете бренди, а потом мы поговорим. Холмс довел меня до дивана и усадил. Я все еще изредка всхлипывал, молча уставившись куда-то в пол. Заботливые руки Холмса заставили меня вернуться в реальность: стакан бренди оказался у моих губ, а мою голову придерживали. – Пейте, – безапелляционным тоном произнес Холмс. Я послушно выпил все до дна, и только после этого стакан исчез. Холмс сел рядом, обнимая меня и утягивая к спинке дивана. Я тут же прильнул к нему. – Совсем забыл, что вы отлучились из дому, – прошептал я ему куда-то в плечо. – Я так и подумал, – совершенно спокойно ответил Холмс, поглаживая меня по спине. Он молчал какое-то время, затем продолжил: – Мои опасения подтвердились. Миссис Уилсон действительно целенаправленно следит за вами. У меня уже есть план, который мы обсудили с инспектором Лестрейдом. Я заговорил не сразу, пытаясь понять, что меня ожидает. – И каким образом вы собираетесь поймать её? – Ну, мы устроим засаду. Всю прошлую неделю я не только собирал сведения, но и следил за миссис Уилсон и выяснил, в какие дни она особенно усиленно за вами следит. Оказалось, что чаще всего это четверг и воскресенье. А если учесть тот факт, что послезавтра будет годовщина смерти… – Холмс запнулся, но имя все же назвал, – Питера, то, полагаю, миссис Уилсон настроена действовать решительно. – Я так понимаю, ловить вы собираетесь на живца? То есть на меня? – спросил я, слыша собственный голос как в тумане. – Да. Вы же не собираетесь отказываться? – Холмс ободряюще сжал мое плечо. – Нет, – ответил я. – Конечно, я согласен. Не думаю, что выдастся более удобный случай. – Это правда, – сказал Холмс, и я почувствовал, как он кивнул головой. – О вашей безопасности мы тоже позаботились. Лестрейд дал согласие на содействие, поэтому он и ещё двое констеблей в гражданском смешаются в толпе. – И всё же, как именно вы планируете всё провернуть? – спросил я, подразумевая арест. – Послезавтра к шести вечера вы отправитесь в клуб. Проведете там час, не больше, и вернетесь на Бейкер-стрит. По дороге из клуба отпустите кеб пораньше, чтобы пройтись до квартиры пешком. Скорее всего, нападение случится именно в этот временной отрезок. Я почувствовал, как тяжело вздохнул Холмс. Он переживал, хоть и скрывал это изо всех сил. – Что ж… Покончим наконец с этим делом. Я рад, что всё разрешится. Холмс снова вздохнул и уткнулся носом в мои волосы. – Теперь ваш черед рассказывать. В объятиях Холмса я уже не испытывал того страха, который завладел мной в моих снах, а от бренди все, что я говорил, воспринималось будто со стороны. Поэтому я довольно спокойно смог пересказать увиденное. Но лишь до момента у водопада. Во время пересказа событий у Рейхенбахского водопада я вцепился в Холмса мертвой хваткой. – Обещайте! – прошептал я, закончив рассказывать сон. – Обещайте, что больше не покинете меня как тогда. Что не умрете раньше. Я не вынесу… Продолжить я не смог, так как Холмс заставил меня замолчать самым предсказуемым способом – он меня поцеловал. – Двери? – спросил я, прильнув к Холмсу. – Закрыты, не переживайте, – пальцами он зарылся в мои волосы, массируя затылок. Я притянул его ближе для поцелуя. Руки мои заскользили по стройным бокам, сжимая в объятиях, а его мягкие губы чувственно отвечали мне. Поцелуй оборвался, и я окончательно размяк, положив голову Холмсу на грудь. – Мне страшно, – прошептал я. – Знаю. Но это не означает, что вы трус, мой дорогой. Что бы вы там себе ни надумали, – сказал Холмс, поглаживая мое плечо. – Увы, но мне тяжело согласиться с вами. Я всегда бежал от проблем. Я бежал из Афганистана, как только понял, что моя жизнь висит на волоске. Я до последнего не хотел вам рассказывать о своём прошлом и проблемах, возникших в настоящем. Я боялся, что вы меня не поймете и осудите. Ранее я бежал от своих чувств к вам, как вам уже известно. – Да, но всё же признание между нами состоялось, – по тону Холмса я предположил, что он улыбнулся. – Храбрость – это не бесстрашие. Это решимость действовать дальше, несмотря на страх. И как бы вы себя ни корили, как раз храбрости вам не занимать. Сколько раз вы приходили мне на помощь и спасали мою жизнь? Я горько усмехнулся. – Что ж, видимо вы, как всегда, правы, Холмс, – он шумно втянул воздух, когда я уткнулся в ткань его одежды. – Вы весь день пропадали, решая проблемы. Я скучал. – Я тоже, – хрипловатый голос Холмса отозвался где-то в области моего желудка приятным спазмом. – Я тоже скучал, милый мой.Глава 4. Томительное ожидание
1 августа 2020 г. в 17:33
После разговора о той части моей биографии, по поводу которой я испытываю душевные муки, Холмс оставил лишь короткую записку и исчез. Записка гласила:
«Не отчаивайтесь и не впадайте в уныние. Не вините себя ни в чем. Я отлучаюсь лишь по делам, а не из-за нашего последнего разговора. Ваш ШХ».
Три дня Холмс где-то пропадал, возвращаясь поздно вечером или ночью. Если мой друг не был слишком изможден, то ужинал со мной, при этом не обронив ни слова о том, чем он был занят в течение дня. Я и не настаивал: Холмс выглядел уставшим, да и я все еще был взволнован после разговора, поэтому принял решение пожалеть нас обоих во избежание ненужных препирательств. Я уже привык к подобной таинственности Холмса: ему всегда требовалось некоторое время, чтобы собрать воедино все необходимые факты и сделать вывод. И пока Холмс не был уверен в том, что его выводы верны, он предпочитал молчать. И все-таки тревожное ожидание сделало дело, и на четвертый день, когда я застал моего друга завтракающим в гостиной, я не выдержал и устроил допрос.
– Холмс, – я постарался изобразить спокойствие, но в итоге мой тон показался мне излишне строгим, – вы же понимаете, что если ваши дела, о которых вы упомянули в записке несколько дней назад, касаются меня, то лучше посвятить меня в детали вашего расследования?
Холмс доел к тому времени свой омлет и принялся за кофе.
– Конечно же понимаю, мой дорогой Ватсон. И я полностью согласен с вами в том, что должен поделиться тем, что мне удалось узнать. Однако не требуйте от меня слишком многого.
Я кивнул, выражая согласие и сел за стол. Однако несмотря на последние слова, я был намерен вывести моего друга на чистую воду, если он начнет утаивать от меня что-то.
– Последние дни мне пришлось совершить много прогулок и поездок по Лондону, чтобы разобраться в некоторых деталях. И вот что мне удалось разузнать из моих поисков. Прелестная мисс Каррингтон, о которой вы мне поведали, нынче известна под именем миссис Эмбер Уилсон. Разбитая горем тогда еще мисс Каррингтон все же не теряла времени даром. Через два с половиной года после трагедии она познакомилась с одним человеком – Джереми Уилсоном, молодым стряпчим и по совместительству главным помощником в конторе юридических услуг мистера Фредерика Грейсона. Уилсон был небогат, но подавал большие надежды, возможно поэтому мисс Каррингтон и уцепилась так за него. Через месяц после знакомства молодые люди объявили о помолвке, еще через месяц состоялась свадебная церемония – весьма скромная, разумеется.
Чуть позже, через год после свадьбы, случается удачное для мистера Уилсона событие – его хозяин, пожилой мистер Грейсон, умирает. Он позаботился о деле своей жизни, и так как наследников у покойного не было, то права на владение конторой Грейсон завещал Уилсону, как самому талантливому его помощнику. Тут можно было бы предположить убийство, если бы не одна деталь: Уилсон не знал о том, что получит контору после смерти Грейсона. Вступив во владение, Уилсон получил так желаемый им и его женой достаток. Он стал успешен и известен, а значит и вхож в общество. Новые связи, новые знакомства – в том числе с женщинами. Это не могло не повлиять на миссис Уилсон. У нее стали случаться приступы ревности. В гневе она устраивала скандалы своему мужу. В итоге случилось нечто из ряда вон – однажды миссис Уилсон настолько приревновала своего мужа к очередной клиентке, что напала на него с ножом. К счастью, покушение не удалось. Несчастный муж после всех страданий был вынужден отправить свою жену в лечебницу для душевнобольных. Там Эмбер Уилсон и провела последние пять лет. Месяц назад ей неизвестным образом удалось сбежать.
Холмс умолк, а я погрузился в свои воспоминания. Я и представить не мог, что бедняжку Эм постигнет такая судьба, отчего чувство вины взыграло с новой силой, сковав по рукам и ногам. От приступа самобичевания меня отвлек звук чашки, со звоном водруженной обратно на блюдечко. Холмс допил свой кофе.
– Ватсон, – тихо протянул он. – Вернитесь в нашу реальность. Я знаю, что вы снова вините себя во всем. Не стоит. И как бы ни прискорбно мне было это сообщать, я более чем уверен, что вы не страдаете от галлюцинаций. Именно миссис Уилсон отправила то странное письмо и являлась вам днем все это время.
– Но Холмс, ведь именно я повинен в такой плачевной судьбе Эмбер, пусть и косвенно.
Я нервно взъерошил волосы.
– Нет, милый мой, – Холмс протянул руку через стол и накрыл своей ладонью мою. – Ваш отец был склонен к вспышкам гнева и жестокости, а вы были молоды и не имели достаточно средств для того, чтобы жить уединенно. Родители Каррингтонов тоже не отличались уравновешенностью, судя по тому, что мне удалось узнать. Мать была авторитетом в семействе, перед которой даже отец отступал. Одним словом – деспот.
– Так и есть, – вздохнул я, в который раз поражаясь умению моего друга разыскивать нужные для расследования сведения.
– Так вот, – продолжил Холмс, – возможно некоторые черты матери передались и Эмбер, а смерть любимого брата усугубила их. Поверьте, рано или поздно дурная наследственность дала бы о себе знать. Тут могло повлиять что угодно, но случилось то, что случилось.
– Может вы и правы, Холмс. Но я имею представление о том, как обращаются с пациентами в домах для душевнобольных. Это не та судьба, которую заслуживает любой человек, даже если он и совершил преступление.
– Вы правы, мой друг. Внемлите моему совету: поменьше убиваться по этому поводу. Вас преследуют и угрожают смертью – письмо с легендой ведь именно об этом, – а вы думаете о благе покушавшегося. Воистину, я не перестаю поражаться доброте и всепрощению, коими вы обладаете.
Холмс снова набил трубку табаком и закурил. Видимо это было всё, о чем он собирался мне рассказать. Но меня интересовало другое.
– Вы недоговариваете Холмс, – я снова совершил выпад. – Выходит, вы полностью уверены в том, что Мара – плод моего воображения?
– Абсолютно, – Холмс прикрыл глаза, откинувшись на спинку стула. Так же, как я уверен в том, что смерть семейства Несбитт имеет вовсе не мистическое обоснование.
– И по какой же они причине умерли, по-вашему? – сухо поинтересовался я, скрестив руки на груди.
– Увы, дело оказалось довольно прозаичным. Вы слышали когда-нибудь о пагубном влиянии угарного газа на организм человека?
Я утвердительно кивнул, и Холмс продолжил:
– Так вот, я навел некоторые справки и выяснил, что дела у Несбиттов были плохи в последнее время. Семейство обеднело, отчего пришлось уволить часть прислуги, а состояние дома, в котором они жили, стало постепенно ухудшаться. Еще в лучшие времена в доме установили газовое освещение и отопление. Позже, из-за проблем с финансами Несбитты не смогли сразу устранить возникшую неполадку – в нескольких местах была утечка газа. Оттого они и ощущали холод. А галлюцинации – слуховые и зрительные – оказались результатом отравления газом. Пожар случился тоже из-за утечки, на этот раз уже фатальной. Всё это подтверждает точность результатов вскрытия. А чушь о демонах сна объясняется тем, что люди они были суеверные.
Я недобро усмехнулся. Как всегда, у Холмса все выходило легко и просто. Он всему находил объяснение, которое лежало на поверхности, но никто не обращал на него внимание. И все же я задал еще один вопрос:
– Но что тогда со мной? Неужели вы хотите сказать, что и у нас, на Бейкер-стрит, утечка? Почему же тогда только я жалуюсь на кошмары?
Холмс молчал какое-то время, отчего я нетерпеливо повторил свою просьбу:
– Холмс! Не держите меня за дурака и говорите все, как есть.
– Боже мой, Ватсон, не смотрите на меня так строго, когда произносите моё имя. У меня мурашки по коже от вашего тона, и я снова чувствую себя нашкодившим школяром.
Холмс пересел в кресло и поджал ноги к груди, обхватив руками колени и тем самым демонстрируя, что его чувства были задеты. Я знал эту игру и был готов принять её правила.
– Простите, – искренне раскаялся я. – Когда дело касается меня, я должен быть посвящен во все детали.
Холмс всё ещё сидел так в кресле, насупившись.
– Вы снова обидитесь, а я не хочу этого, – проворчал он.
– Я знаю и ценю это. Но, Холмс, я не малое дитя. Нет совершенно никакой необходимости в том, чтобы скрывать от меня что-то, что может меня огорчить.
Холмс раскурил трубку, после чего заговорил:
– Вы просто переутомились. Весна выдалась тяжелой – эпидемия инфлюэнцы не давала вам продохнуть. Преследование со стороны миссис Уилсон. А тут еще дело Несбиттов, полное всякого мистического бреда. Вы наслушались всего, вот ваше воображение и подкинуло вам кошмар.
Холмс подошел к окну и, выпустив облачко дыма, сказал:
– Все-таки забавная дама – Судьба. Не лишенная чувства иронии. Годами вас терзал невидимый отравитель – чувство вины за прошлое. С Несбиттами таким невидимкой оказался угарный газ.
Я промолчал – доводы Холмса все же показались мне достаточно убедительными. Этой весной у меня действительно было много пациентов, а уж влияние слежки и дела Несбиттов на мое состояние было трудно недооценить. Поэтому я оставил разговор, стараясь сосредоточиться на завтраке. Во время трапезы я не мог не заметить, как Холмс украдкой поглядывал на меня время от времени. Взгляд его был полон тревоги.