Через время и пространство

      — Вам надо сменить своё отношение к работе.       Мидория смотрит на психотерапевта, как на ненормального, а затем вновь зависает в телефоне, просматривая сканы отчётов за прошедший месяц, потому что что-то не сходится с цифрами, которые есть у ассоциации.       — Что вы имеете в виду? — спрашивает он чисто из вежливости, наконец замечая ошибку и печатая ответ секретарю.       — Что за пределами вашей работы тоже есть жизнь.       — В смысле? — Мидория ошалело моргает, боясь представить, какая жизнь может быть за пределами геройства.       Ему нужно вести свой собственный сайт, потому что он не доверяет никому отвечать на вопросы своих поклонников (в детстве он действительно бы хотел, чтобы на его вопросы отвечали настоящие про, а не пиар-менеджеры с заготовленными ответами), нужно вести инстаграмм, нужно вести твиттер, желательно с какими-то умными мыслями и тредами, а не псевдо-вдохновляющими цитатами, которые бесят новое поколение подростков; на нём также висят отчёты за прошедший месяц, пожарная инспекция и реальная геройская деятельность. На следующей неделе большой саммит по поводу безопасности в Тартаре.       Мол, разве что-то ещё должно быть?       — Вы даже не допускаете, что у вас могут быть другие дела, кроме вашей работы? — женщина спрашивает его с такой интонацией, будто он душевнобольной, и спасибо, даже если он потерян в работе, это не значит, что он потерян для социальных навыков.       — Это то, к чему я стремился с детства. Зачем мне что-то ещё? — Мидория задаёт резонный вопрос и блокирует телефон, чтобы полностью выразить своё недоумение и раздражение ситуацией.       — Когда вы последний раз видели ваших родителей?       Мидория хочет сыронизировать, что никогда, потому что их двоих вместе он и правда давно не видел. Затем всё же задумывается ради приличия, потому что мама иногда оставляет ему еду в холодильнике, так что ему не мешает её поблагодарить чуть больше. Потом он понимает, что, возможно, даже не помнит, когда последний раз с ней общался: может, это было Рождество позапрошлого года, а может, вечеринка по поводу открытия агентства… Тем не менее, он умнее того, чтобы выдавать себя лицом, поэтому просто улыбается лёгкой улыбкой.       — Не знаю, может, год назад.       — Вы считаете, что это нормально?       — С её волнением нам лучше не видеться вживую.       Он думает, что ставит точку, поэтому собирается уходить. Но женщина думает иначе, поэтому показывает взглядом сидеть.       — Знаете, Деку-сан, вам надо встретиться с друзьями. Расслабиться. Вы знаете, как оказались здесь? — Мидория машет головой, потому что нет, он не знает, почему ему внезапно надо пройти психическую проверку здоровья. — Ваша секретарша сказала, что вы спали в своём офисе на столе в час дня после того, как вы всю неделю ночевали там, хотя она это только подозревает, поскольку вы должны были просто закрыть здание, но, видимо, предпочли не уходить.       Его заставляют уйти в отпуск.       Его вышвыривают из собственного агентства и заставляют выйти в вынужденный отпуск. Скопленных дней ему хватает на целый год, но ему говорят: «Просто неделя, Деку-сан, расслабьтесь и выспитесь».       Когда он приходит в свою квартиру, злой и расстроенный, он понимает, что вообще не знает, что делать.       Хотя когда на полу остаётся след от его носков, а на самих носках — серость, он решает, что можно потратить день на чистку. Вычищает всю комнату, под диваном и за шкафами, делает и сухую, и влажную уборку. На это, к огромному сожалению, уходит всего восемь часов.       Когда он пытается зайти в твиттер, то понимает, что секретарша взяла и сменила пароль. На все его официальные соцсети. В официальном аккаунте его инсты есть новая фотография из окна третьего этажа агентства, где его вышвыривают пинком на улицу; она подписана как «Вынужденный отпуск».       Иногда Мидория ненавидит своих людей.       Итак, он качает несколько игр, вспоминает пароль от нетфликса и просматривает два сериала залпом.       (ему всё ещё нечего делать)       Оба сериала оказываются хуже среднего, так что у него теперь настроение ещё хуже, отписка от нетфликса и шесть дней чувства, что ему хочется выползти из своей кожи.       На второй день он едет к матери. Она встречает его со слезами на глазах прямо на улице, и это всё становится очень неловко, особенно когда его рубашка промокает спереди насквозь. От Инко приятно пахнет сладкими духами, выпечкой и детством, а её любимая розовая кофта всё такая же мягкая. Это вызывает в Изуку первобытное чувство того, что он хочет защитить мать.       Она провожает его в дом, они пьют чай и понимают, что им на самом деле не о чем разговаривать. Мол, конечно, они восполняют все пробелы во времени, когда не видели друг друга:       — Это новая кофеварка?       — Ой, да, старая сломалась.       — Сказала бы, я бы починил, мам.       — Как я могу отвлекать тебя?       Или:       — Откуда этот шрам?       — О, арматура насквозь прошла сквозь руку, когда я помогал расчищать завалы.       — …Понятно.       Им на самом деле нечего обсудить, у них нет никаких общих тем, они не зависят друг от друга, а их миры никак не сталкиваются между собой. Они не хотят тревожить старые раны, не хотят вскрывать или узнавать о новых, так что разговор постоянно затихает за очередным глотком чая.       Очень скоро это становится слишком неловко для них обоих, так что они прощаются через три часа, и мама говорит ему заходить почаще.       У Изуку ещё целый вечер, так что от безделья он подключает нетфликс обратно, снова разочаровывается и снова отписывается. Он пытается играть в скачанную игру на ПК, но пальцы постоянно попадают мимо нужных кнопок, мышка слишком сильно дёргается, а геймплей в принципе отстой, так что Мидория начинает беситься ещё больше.       Он не может заснуть половину ночи, ворочаясь и представляя, что, если сегодня кто-то погиб. Что, если бы он был в патруле, у той женщины, которую показывали по новостям, не украли бы сумочку. Что, если он не увидел какое-то преступление, просто потому что его нет на работе, а остальные всё просто пропустили?       На третий день он звонит Каччану.       — Кто-то умер? — он спрашивает серьёзно, потому что, по правде говоря, это единственная серьёзная причина, чтобы Мидория действительно звонил ему.       — Меня уволили, — выпаливает Изуку.       — Ха?       — Они просто выгнали меня из моего агентства на неделю, Каччан, я не знаю, что делать, они говорят, что это что-то про трудоголизм, но просто я чувствую, будто хочу выпрыгнуть из своей кожи, и ты же знаешь мою причуду, я просто не могу сидеть и ничего не делать, Каччан…       — Стоп.       Там есть тяжёлая пауза, словно Бакуго думает о чём-то упорно, и Изуку действительно сам молчит, впервые не желая выпрыгнуть из собственных штанов.       — Может, они правильно сделали, — в конце концов выдаёт Бакуго, и Мидория устало стонет, не ожидая подобной подставы. — Ты понимаешь, что даже я переписываюсь чаще с Круглолицей, чем ты? А она вроде как твоя подруга.       — Вы работаете в одном агентстве, — замечает Мидория. — В любом случае, это среда, Каччан! Я не знаю, что делать!       — Убери квартиру.       — Уже.       — Посети тётю.       — Вчера посетил.       — …Посмотри сериал?       — Каждый из трёх был полным дерьмом.       — Ну чёрт возьми, — Бакуго устало вздыхает и чем-то шуршит. — У тебя что, нет хобби?       — Я веду сам все свои геройские аккаунты в сети.       Бакуго снова вздыхает и почти стонет в трубку.       — Знаешь, они действительно правы. Тебе нужно что-то, кроме работы.       И Мидория злится. Потому что какое право имеет Каччан судить его, когда сам наверняка не лучше? Изуку видел предварительные списки расчёта нового рейтинга героев, и количество раскрываемых дел Ground zero явно говорит о таком же трудоголизме, как и у него.       — Как будто ты каждый месяц навещаешь своих родителей.       — Вообще-то да. Был на прошлой неделе, — Бакуго хмыкает, будто это забавно, и Мидория чувствует, как даже его шея горит от смущения. — Знаешь, почему? Потому что я хороший сын.       — Я думал, ты выше этого.       — Никто не выше подъёбов, Деку, — Бакуго молчит ещё несколько секунд. — Ладно. Приходи ко мне, поможешь разобрать отчёты.       — Спасибо!       Итак, он приходит в агентство, и они действительно разбираются с отчётами. Вся система Бакуго каталогизирована, необходимая работа отмечена маркерами, так что Мидория по большей части вписывает нужные цифры и иногда исправляет орфографию. Вдвоём они справляются за два часа, и все эти два часа в представлении Изуку великолепны. Бумага, запах принтера, работающий сканер, сухость на кончиках пальцев — что может быть лучше?       Бакуго смотрит на Мидорию так, будто не знает, что делать с оставленным на работе ребёнком.       — Это вообще не полезно для тебя, — он обводит взглядом прибранные шкафы, которые прекрасно жили в беспорядке примерно года два, пока на их пути не встал Деку и моющая тряпка. — Хобби. Найди хобби. Встреться с друзьями.       — Но ты мой друг, Каччан, — Мидория почти стонет, и Бакуго слишком взрослый, чтобы отрицать межличностные связи, даже если ему очень хочется.       Поскольку у Ground zero нет больше патрулей, они уходят примерно в четыре дня. Мидория смотрит на Бакуго, как потерянный щенок, и Кацуки недовольно цокает.       — Что стоишь? Идём.       Они идут в неизвестном направлении, и Мидория почти счастлив просто чувствовать чужое тепло рядом. Но надобность что-то делать и дрожь в руках превышают, и его мозг мечется с одной мысли на другую, пока они не останавливаются где-то посреди торгового центра.       — Это скалодром?       — Нет, батуты, — Бакуго фыркает и заводит их внутрь.       Женщина на стойке регистрации улыбается им, кивает Бакуго и с интересом смотрит на Мидорию. Они берут снаряжение, и Бакуго сам проверяет всё. Когда Деку хочет подойти к группе, которая собирается для урока, Бакуго недовольно почти рычит и дёргает его вбок, на индивидуальный маршрут.       — Но я не…       — В этом смысл, идиот.       Так что Кацуки учит его скалолазанию. И Бакуго действительно хорош, чем-то похож не на обезьяну, а скорее на гепарда на стене, передвигается плавными движениями, легко подтягиваясь на одной руке и одновременно отвечая за их страховку. Он оглядывается вниз, чтобы обнаружить, что Изуку застрял на половине пути, не зная, куда ступить.       — Ой, давай, я знаю, что ты можешь лучше, — в голосе столько сарказма, что Мидория хмыкает и подбрасывает себя вверх на причуде.       Кажется, если это соревнование, то Бакуго побеждает — он, естественно, сильнее Мидории и имеет большую растяжку. Если честно, смотреть на его задницу снизу вверх было большим удовольствием, чем в этом хочется признаться Изуку. Но она просто такая округлая, с этими ямками, и чёртовы мышцы…       Так что, когда Бакуго провожает его до квартиры, Изуку врывается в свою комнату и, кажется, впервые за год находит первый попавшийся порно-сайт, чтобы подрочить. О, чёрт возьми, он действительно не скучает по всплескам возбуждения, словно ему снова шестнадцать. Но на экране есть подкаченный блондин, который делает массаж голому брюнету, и без лица очень просто представить, что это на самом деле он лежит там… Рука скользит быстро, и ему на самом деле достаточно трёх минут, чтобы кончить.       Какой отстой.       На четвёртый день он немного боится встречаться с Бакуго, но тот сам приходит к нему домой с пакетами продуктов, потому что:       — Я знаю, что у тебя нихрена нет, дерьмовый ботаник. Удивительно, что эти мышцы ещё на месте.       Его хлопают по животу, и от этого места расходится волна тепла. На секунду Мидория перестаёт дышать, но собирает себя по кусочкам снова и идёт на кухню, чтобы просто обнаружить, как Бакуго раскладывает продукты на стойке и начинает готовить.       Готовить на его кухне.       — Эй, ты думал, что просто оставишь работу на меня? — Бакуго рычит, и Мидория тут же подскакивает, чтобы помочь нарезать овощи.       Кацуки учит его новому рецепту, и готовка вместе с Каччаном — не совсем весело, это скорее похоже на своеобразную форму морального и физического рабства. Но теперь холодильник забит на неделю, так что может ли Мидория жаловаться?       Затем они смотрят какой-то очень дерьмовый фильм про шину-убийцу, постоянно касаясь коленями друг друга, сталкиваясь пальцами в общей миске попкорна и иногда завывая от смеха на груди друг друга. В конце Изуку даже утирает слезу с глаза.       А затем понимает, что никуда не хочет уходить.       На следующий день происходит большой случай: автомобильная катастрофа на автостраде из-за побега злодея, три жертвы уже установлены, остальные пока под вопросом. Тогда мысли вновь охватывают мозг Деку: ему надо быть там, он должен помочь, и вообще, если бы он был там изначально, ничего бы из этого не произошло.       На самом деле это не мысли. Он звонит в агентство с приказом подготовить его костюм, потому что у него изъяли даже запасной, но слышит твёрдое:       — Нет. У вас отпуск.       Мидория ещё раз смотрит на экран, видя кровь, слёзы и крики людей.       Его руки чешутся, словно под кожей ползают противные насекомые, и он пытается достать их ногтями, почти разрывая и оставляя красные полосы на предплечьях. Потом у него на руках есть собственная кровь, но ему видится кровь чужая, и дышать, как дышать, что такое вдох, слишком больно, невыносимобольнодышатьнельзя.       Вдох.       Перед глазами лицо Кацуки, совершенно напуганное, и это гораздо страшнее, чем новости по телевизору.       — Каччан? — Изуку хрипит, не понимая, почему в его квартире Бакуго. Тот выдыхает резко, и только сейчас Мидория замечает, как крепко его руки сжимаются чужими и разведены.       Крови действительно много.       Они молчат почти неловко, но затем Бакуго идёт в ванную, достаёт аптечку и обрабатывает его раны. Они не могут пойти с этим в госпиталь, они оба знают это, потому что будет ещё одна проверка, более тщательная, и тогда кто знает, что они на самом деле найдут в его плохо работающем мозге, хреново справляющимся с обработкой реальности.       — Тебе надо доверять другим хоть немного, — Бакуго почти шепчет, когда обматывает бинты вокруг рук Изуку. — Нельзя быть везде.       Мидория молчит, не потому что согласен. Их работа как раз в том, чтобы быть везде. Нельзя свалить свою работу на другого, когда каждая секунда может стоить жизни гражданскому, когда есть причуды, которые не справляются с причудами определённых злодеев, когда можно просто сделать больше, потому что героев больше.       Геройство — не курица в магазине, которую купит кто-то другой, если не купишь ты.       Бакуго ведёт его в бар. Там есть вроде как их общие друзья, и Мидория действительно немного скучает по Очако и Ииде, но всегда чувствует себя третьим колесом, когда они смотрят друг на друга. Он больше молчит и пьёт, чем рассказывает другим что-то новое или обсуждает какие-то новости (потому что, если честно, он не знает никаких новостей). Там есть Киришима, который пытается развести его на разговор, но затыкается, когда видит бинты, и не спрашивает больше.       У Каччана отличные друзья.       К концу дня Изуку очень пьяный и очень невменяемый, так что Бакуго тащит его до квартиры. Мидория очень хочет оставить его в своих объятьях, потому что спина Каччана очень большая, накаченная, горячая и вообще красивая, а ещё такая приятная и удобная. И поскольку Изуку пьяный, он очень отчётливо говорит об этом вслух, потому что Каччана надо хвалить как можно больше.       Тот только хмыкает.       — Посмотрим, что ты скажешь утром.       Изуку просыпается с ощущением, что в его рту кто-то сдох, но в целом чувствует себя нормально, когда чистит зубы. На его диване сидит Кацуки с подогретым завтраком, который они готовили позавчера.       — Я говорю то же самое, — Изуку улыбается, оглядывая полуголого Кацуки.       И тогда есть секс.       Они не занимаются сексом все оставшиеся дни. У них слишком много травм и отсутствие такого уровня либидо, чтобы устраивать секс-марафоны. Они смотрят фильмы, смеются, обсуждают глупости в сюжете, затем смотрят два сезона «Во все тяжкие», потому что им обоим никогда не хватает времени, и где-то посередине кто-то из них плачет, но Изуку не уверен, кто именно.       Но есть секс. Много секса. И этот секс великолепен.       Там есть поддразнивания, когда Кацуки опускается перед ним на колени и хватает полужёсткий член в руку, только чтобы лизать, даже ни разу не взяв в рот, а когда Изуку стонет, говорит своим обычным голосом:       — Только не говори, что это слишком много для тебя.       Там есть какие-то невероятные тупые шутки и даже разговоры:       — Кухня, серьёзно?       — Почему нет?       Бакуго сидит на кухонной стойке, широко раздвинув ноги, и Изуку целует его в шею, двигаясь ладонями по бокам, сжимая бёдра, чтобы почувствовать мышцы.       — Тебе составить список причин?       — Ты будешь?       — Ну, во-первых, я здесь готовлю. Ты здесь готовишь. Никто на самом деле не хочет вытирать сперму и потом каждый раз представлять…       Мидория стонет не от пальцев на своих сосках, а от смеха, просто потому что почему Кацуки надо говорить одно, а делать совершенно другое? В этом есть какой-то великий замысел? Проверка на сообразительность?       А ещё в этом сексе есть чувства. И пусть Мидория слабо помнит, каково это, когда через прикосновения и взгляды можно понять всё, он всё же знает, когда видит это. Он знает по хаотичным движениям, по ухмылке и по тому, как рука Кацуки соединяет два их члена, медленно покачивая вместе с идеальным давлением. Знает по поцелуям в шею и плечи. Знает по довольной улыбке, когда движения заставляют переставать дышать. Знает по тому, что, когда его руки впиваются в спину Кацуки и царапают до крови, тот только издаёт довольный шум, а член твердеет сильнее.       Это, вроде как, немного очевидно.       — Ты в курсе, что секс не совсем похож на хобби? — устало спрашивает Бакуго, чувствуя, как простыня липнет к его боку, и всё скоро станет ещё противнее, вроде прилипшего и застывшего одновременно, но у него действительно нет сил даже подняться.       — Ты сейчас жалуешься? — Изуку спрашивает с подлинным интересом, но, если прислушаться, с толикой неуверенности, которую скрывает за жёсткими движениями. Да. Тряпка для мойки посуды — это то, что им сейчас нужно.       — Я похож на того, кто жалуется? — потому что он определённо не жалуется, ему просто очень хорошо и мучительно одиноко в постели, когда он здесь один.       — Каччан, — глаза Мидории сверкают весельем, — я теперь здоровый член общества, у которого есть что-то, кроме его работы. Я поменял отношение к жизни.       — Секс не считается.       — Отношения считаются.       — Вот как.       — Вот так.       Затем Бакуго чувствует холодную тряпку на себе, и даже если это действительно приятно (забота, забота приятна), он всё равно вырывает её из рук и вытирается сам, потому что им надо сменить простыни, хотя никто из них не хочет двигаться.       А потом есть объятья, кожа к коже и поцелуй-улыбка на лбу.       — Я действительно не очень хочу выходить на работу завтра, — Изуку шепчет, зевая.       Бакуго смеётся.