Кто мы друг для друга?

Рука мягко касается рельефного торса, испещренного шрамами. Он втягивает живот, стоит только холодным подушечкам пальцев коснуться кожи. Слишком умиротворяюще, будто бы такое каждый день происходит. Затянувшуюся тишину прерывает сухой, надрывистый кашель. Парень отворачивается, когда взгляд невольно падает на сестру, что с опечаленным видом уставилась на его рану, которая выглядела хуже остальных. Он снова промолчал, снова не сказал, какое трудное было задание, и что он мог погибнуть, но из последних сил цеплялся за жизнь, лишь бы вновь услышать опоясывающий, мягкий голос, который навсегда будет для него родным, любимым и неповторимым. Да, голос его сестры, словно услада для ушей, словно он затмевает собой щебетание птиц, которое настолько приятно звучит, насколько это возможно. — Брат... — Девушка откладывает медикаменты в аптечку, краем глаза следя за своим старшим и единственным братом. — Прошу тебя, отдохни... Она по-грустному улыбается, целует его в щёку и уходит, закрывая за собой дверь. Тревога новой волной накатывает с головы до пят, полностью поглощая. Почему он ничего не сказал? Почему вновь промолчал, пока она оставалась в мнимой безопасности с "Чёрными ящерицами"? Они ведь тоже жизнями рискуют! Но её брат никогда не скажет, насколько опасная была миссия, лишь бы сестра лишний раз не волновалась. Руки дрожат неизвестно от чего, неизвестно по какой причине и не понятно, прекратят ли они так трястись, будто бы Гин эпилепсик. На самом деле ей просто тревожно. Брат почти ничего не говорит, лишь кратко кивает, целует её в макушку, а после старается быстрее уйти, избегая частых вопросов по типу: "Ты надолго?" "Может, останешься?" "Ты ведь вернёшься, да?.." Последний вопрос Гин начала задавать частенько. Боится за него, не может представить, что Рюноске встрял и не может вернуться домой, к ней... Ведь он всегда обещает вернуться, мягко обнять сестру, позволяя ей уткнуться в его плечо, крепко сжать одежду, благодаря всех, кого возможно только лишь за то, что "Бешеный пёс" вновь вернулся домой, пускай и побитый, но вернулся. Тревога начинает отступать уже ближе ко сну, когда девушка заканчивает мыть посуду, вновь заваривает себе зелёный чай и идёт в свою комнату, закрываясь там до самого утра, вновь позволяя мыслям, подобно рою пчёл, кружится в её голове. За дверьми Гин выгорает... С лица спадает вся краска, которая была только возможна. Она бледнее обычного, бледнее луны, которая сейчас возвышается над безмолвным портовым городком. Выходной... Точно, это её последний выходной, а потом Акутагава возвращается к работе. Вновь вернутся бумажные волокиты, нервотрёпки с напарником и нудные монологи Хигучи о том, как она любит старшего брата Гин. Раздражает... Мафиози ставит кружку на стол, раздражённо выдыхает, присаживаясь на стул. Вновь это непонятное раздражение, которое появляется слишком часто, особенно вот в такие дни, когда Рюноске возвращается домой израненным, вновь молчаливо-неприступным. Она должна была давно привыкнуть, но сердце не унимается... Даже если у неё выходной, даже если она на задание, то всё равно неизвестная тревога будет появляться всё чаще и чаще, как бы девушка этого не хотела. Дымок, исходящий от ещё горячего чая, разносил приятный, успокаивающий запах каких-то трав. Гин не помнит, где брала этот чай, но помнит, что он прекрасно успокаивает, как сейчас. Раздражение и тревога вновь начали угасать, стоило только носу уловить этот прекрасный запах. Это слишком для неё, для её морального состояния... Без брата Гин не будет такой уверенной, не будет такой спокойной на работе, а дома вообще сойдёт с ума от одиночества, от чёртовой тишины, которую не способен заглушить громкий телевизор, ведь Рюноске сам по себе тихий, вот только не для неё. Для этой девушки — её брат далеко не тихий, а наоборот. Любое его действие, любое слово, как шелест жухлой листвы в осеннюю пору. Гин очень нравится этот звук, по большей части из-за ассоциаций с Рюноске, который для неё очень важен. Когда сидеть становится невыносимо, девушка перебирается на кровать, падает на неё и долгое время пытается не думать ни о чём, абсолютно отдаваясь ночной тишине, которая поглощает тягуче-медленно, заставляя думать не о том, о чём хотелось бы. Гин не любит именно эти моменты, ведь думает она совершенно не о том, позволяя мыслям быть беспорядочными, какими они были днём, пока брат не вернулся. После вся эта неразбериха улеглась, позволяя мыслить разумно, пускай и не так, как хочется. Тыльная сторона ладони накрывает глаза, в то время, как вторая рука бессильно сжимает одеяло. Она устала. Сильно устала. Морфей начинает захват разума с самых дальних уголков, ехидно посмеиваясь, как какой-то паразит, забравшийся в голову несчастной девушки. А Гин только и рада отдаться этому чувству, устало закрывая глаза, ровно дыша, отпуская ни в чём неповинное одеяло, медленно погружаясь в приятное царство грёз.