***
Пока Человек-паук добирался до уже-точно-бывшей работы, он успел насочинять все возможные варианты событий, каждый следующий из которых был страшнее предыдущего. Когда же он, наконец, подлетел к заднему дворику пиццерии, тремор рук не давал открыть чертову заедающую дверь. Подросток с упоением дергал за неё, но она не поддавалась. Ясная мысль блеснула в мозгах. Питер понял, что он заезженный эгоист. Сегодня выходной. С каких это пор кто-то будет ждать его наглую рожу на работе? Но, с какой-то стороны это не так уж и плохо, в конце концов, если он не накрутит себя сильнее, то он успеет морально подготовиться к встрече. Но, как только он отвернулся от двери, её распахнули, стукая звуком удара ручки об стену по голове. Питер вздрогнул и медленно развернулся. — Какого черта, Паук. Я еще вчера от тебя устал, а сегодня ты выламываешь своей чертовой суперсилой мою дверь. Рассерженный голос тут же заставил подростка вспомнить события прошлого. Тихий судорожный выдох сжал легкие. — П-простите. Мистер Грин. Я просто хотел сказать, что мне надо уволиться,— под конец предложения речь стала похожей на скороговорку.— Я п-подумал, что будет лучше, если я сделаю это в выходной. Без... Неожиданностей?.. — он уже всем телом желал, чтобы эта только начавшаяся пытка закончилась. Зрачки не хотели держаться на месте бегая по человеку напротив и темным стенам, а мозг снова и снова придумывал в голове план экстренного отступления, мешая думать о разговоре. Мужчина замер, как будто размышляя над сказанным, но в его мимике промелькнуло раздражение. Питер спрятал руки за спиной, чтобы не показывать трясущиеся руки. В глазах щипали зарождающиеся слезы, легкие мелко подрагивали в груди в преддверии истерики. Паучок понимал, что долго он не продержится и если не сбежит, то "взрыв" произойдет прямо здесь. В этот момент и появилось это странное свербящее чувство снова. Возможно, оно и стало катализатором... Три... — П-простите. Я... Я предупредил, а значит, вы вооружены,— нервный смех прорезал горло.— Мне н-нужно идти. Еще раз простите. Два... Он выстрелил паутиной в железную обшивку крыши и подлетел в воздух. Три... Кислород выбило из легких, заставляя неконтролируемо скрючиться вокруг живота. Боль. Худое тело шмякнулось на холодную крышу. Пальцы судорожно мяли старую уже-не-красную ткань толстовки, а глаза смотрели в пустоту неба перед собой. Зудящее чувство всë не уходило. Оно только увеличивало ощущение слежки. Страх. «Он идëт.» «Я не ушел достаточно далеко.» «Он придет за мной.» Жар разнесся по телу. Ноги сами подскочили, удерживая на себе ослабевшее тело. Цепная реакция. В голове только и мелькнуло мысль: "кладбище"— Паучок несется со скоростью ветра, подгоняемый им в спину, только и успевая выстреливать липкой субстанцией в стороны. «Он знает. Он ищет.» «Бежать, бежать... Бежать как можно дальше. Быстрее.» Питер боялся обернуться, боялся увидеть Тень, несущуюся за ним в погоне, настигая его секунда за секундой. Веки широко раскрылись, запуская в глаза больше света. Линзы на маске полностью побелели. Только чтобы Тьма была подальше. Подросток не дышит. Но тратит кислород на движение. В глазах темнеет. Паучье чутьë орёт как сумасшедшее, заставляя двигаться дальше из последних сил. Сила вытекает из рук, и это ощущается почти на рецепторном уровне. Тело само несется на высокие дома, прокладывая себе путь. Теперь Питер бежит по крышам. Он не замечает, когда вздыхает, и это страшно. Он не может остановиться, и это страшно. В его голове все мысли преграждаются только одним словом. «Страшно...» И это страшно. Он не контролирует своë тело. Он бесполезен. Он не нужен. Он жалок. Нога спотыкается о какой-то выступ на очередной просмоленной поверхности, и Питер чувствует, как кожа сжигается о грубую ткань, как лоб ударяется о плоскую поверхность. Как кровь начинает литься из носа. Глаза закрываются, и подростка отпускает в небытие.***
Питер видит свет. Только свет. Больше ничего вокруг. Он даже не помнит, где он... Что он?.. Мыслей нет, они плавают где-то вдали, превращаясь в шелест в ушах. Странная легкость. Но двигать чем-либо кажется таким расточительством редкого наслаждения, когда ни о чем не думаешь, ни о чем не переживаешь. Никаких обязанностей, никакой боли и сожаления. Недолго. Громыхнуло. На грудь что-то свалилось, придавливая к земле. Легкость испарилась, не оставляя и следа света. Но тело все равно не двигается. Оно словно отделилось от сознания. Страх. Опять страх. Что-то опять преследует его, но он не может сбежать. Питер хочет открыть веки, увидеть, но контроль над телом потерян. Он двигает глазными яблоками, стараясь найти просвет. Пытается открыть рот. Закричать. Но собственное тело подводит его, дразня возможностью ворочать глазами без возможности увидеть. Шум забирается через уши в мозг всë дальше, глубже. Жарко. Только пальцы холодят друг друга. Он чувствует... Чувствует их. Голова взрывается болью, посылая еë дальше, к онемевшим мышцам. Всë тело горит. Тихая пытка. Питер не может издать ни звука. Что-то подходит ближе. Мерещатся шаркающие шаги. «Он пришёл. Он будет мстить.» В мыслях встает образ бороды, а над ними... Недовольные глаза. Они впиваются в Питера, протыкая его насквозь. Грудь придавливает еще сильнее. Дышать становится еще тяжелее. Это долго. «Прошла уже целая вечность.» «Это карма. Я подвел человека, буду подводить и дальше. Если выживу и в этот раз...» Такое с Питером впервые, он всегда мог убежать, всегда мог переместиться в угол, прикрывая беззащитную спину, мог видеть, мог закричать и заплакать. Это еще страшнее. Гравитация словно усилилась в три раза, и Человек-паук не может и пальцем шевельнуть, а кто-то ходит рядом. Кружит вокруг обездвиженного тела. Питер почти видит в темноте хладнокровную ухмылку. "Где же твоя хвалимая сила?" « "Так жалок." "Ты не достоин этой силы. Из-за тебя погибли все твои близкие люди. Способен ли ты защитить чужих?" "Ты не помог им, и никто не поможет тебе. Ты не нужен, Вселенная ошиблась." Питер уничтожал самого себя. «Да, ты не достоин жить. Но... Ты не имеешь права умереть. Бен умер за тебя. Ты не имеешь права нарушить его волю. Тебе была дана сила, а ты не можешь поднять своë тощее тело? Грëбаный эгоист. Ты не Питер Паркер. Ты Человек-паук. Ты обязан быть сильным.» Подросток сжал зубы, пытаясь сесть. Мышцы болели, а голова была весом со слона. «Не имеешь права.» Рывок. И он сел, сжимая пальцы в кулаки до кровавых полумесяцев на ладонях и распахивая глаза. Он зол. Зол на жалкого себя. Вспышка. Снова громыхнуло. Мокро. Человек-паук раскачивается и переносит вес на колени, поднимая голову к небу. Дождь низвергается с небес, очищая землю и наказывая Паука. Одежда промокла насквозь. Он пытается осмотреться вокруг себя сквозь заплывшую маску. Настоящий потоп. Подросток пересиливает чертову слабость и поднимает себя на дрожащие ноги. Он должен добраться.***
Питер был истощен слишком сильно, чтобы быть способным продолжать путь сверху, он был вынужден спуститься на землю и перебегать с места на место в поисках следующего навесного убежища по привычному пути. Дождь все не прекращал идти, лишь ненадолго ослабевая и взрываясь с новой силой. Одежда уже сваливалась с Питера не только из-за его телесной тонкости, но и от водной тяжести. Маска противно липла к лицу, но снять ее было нельзя, а рукава, вытянувшись вниз, не давали свободного доступа к шутерам. Во время панической атаки его всë же понесло в нужном направлении, и он преодолел большую часть пути, но до кладбища оставалось еще полчаса ходьбы. Все передвижения подросток делал на автомате, полностью погрузившись в привычное самокопание. Очнулся он лишь когда чуть ли не въехал в тонкую стену жёлтого прилавка.***
Этот цветочный ларек всегда оснащал Человека-паука цветами. Он был здесь частым покупателем, поэтому ему даже делали скидку, хотя он и пытался отнекиваться. Хозяин, старый миловидный, как бы это ни было странно, мужчина, преданный своему делу, часто говорил, что Паучок напоминает ему внука, которого он потерял по причине травли из-за его белой шевелюры. А Питеру это было знакомо, он только не мог понять, узнал ли дедуля как-то, что он тоже был подвержен нападению школьников только из-за того, что его внешность не соответствовала странным нормам, или просто рассказывает ему то, чем хочется поделиться, но он всë же всегда чувствовал себя ужасно после этих историй. Его не покидало чувство, что Человек-паук виноват в каждой подобной смерти. Тем не менее, старик всегда показывал свои странные "суперспособности". — Здравствуй, мой маленький герой,— так же он приветствовал его и в первую их встречу, Питер уже давно перестал думать над тем, почему он решил, что Человек-паук маленький.— Плохая погода тоже тебя не сломила? Мой Фредди тоже любил такую погоду... — Здравствуйте, мистер Уайт,— он уже не отвечал на упоминания о его несчастном внуке.— Какие цветы посоветуете сегодня? — Да, малыш, чувствую...— он помолчал, вглядываясь в белые линзы маски.— Сегодня... Я должен...— он тихонечко вздохнул.— Сегодня я сделаю тебе два букета. Ты, мальчик мой, и вправду стал мне дорогим, я чувствую в тебе близкую душу. Но... Обещай, что не будешь пытаться за них заплатить! — и что-то в его взгляде удержало от пререкания. Он отвернулся к прилавку, начиная что-то искать и связывать. Питер просто молча смотрел за окно. Почему-то ему не хотелось наблюдать за старичком сегодня, хотя обычно это было ему интересно... Спустя некоторое время, мистер Уайт настойчиво всунул герою первый букет. Он был маленьким, и не таким, как всегда: было очень странное сочетание растений. Хотя, если они станут гербарием, то будет очень красиво. — Это, мальчик мой, Цикламен,— Питер помнил этот цветок. Тётя... Она любила выращивать цветы, когда у них еще был свой дом.— А это... Ты и сам знаешь, не дурак поди...— он мягко улыбнулся, заставляя Паучка повторить искривление губ за собой. — Д-да,— голос почему-то охрип.— дубовые листья... Знак дружбы!— он улыбнулся под маской так широко, что мышцы свело с непривычки, но не мог остановиться. Его так давно никто не называл другом, хоть и таким специфичным способом. Они часто так переговаривались. Когда мистер Уайт узнал, что Паучок разбирается в этом чуть ли не так же хорошо, как он сам, то очень обрадовался, не переставая сравнивать Питера со своим внуком. Но почти всегда он желал Человеку-пауку удачи или здоровья, хотя это и было несколько комично тем, что потом паренëк нес эти цветы на могилу, но это не казалось неправильным им обоим. — Да, малыш,— он смотрел на паренька с небольшим выжиданием, и Питер снова вернулся к букету. — А это...— он не мог вспомнить, сколько бы не старался, но у него было предчувствие, что это что-то не очень хорошее.— Я-я... Не могу вспомнить,— вся его фигура показывала, как он расстроен. — Ну-ну, герой, наверное, это к лучшему,— но Питер так не думал, его поддерживало даже чутьë. Старик снова отошел, чтобы заняться другим букетом, а Питер в это время натужно думал о значении цветка. Когда хозяин снова к нему повернулся, то он уже почти поймал мысль за хвост, но отвлëкся, и она канула в небытие. Второй букет был еще страннее, его составные части даже немного не сочетались между собой. Белый гиацинт. «Очарование. Нет, не то. Что-то другое... Молитва. Будет молиться за меня?»— Паучок немного опешил, всë это ему уже совсем не нравилось.— «Бегония.»— Он резко вздернул голову, впериваясь взглядом в старика. Он словно знал. Точно знал. Теперь Питер был уверен в том, что он имеет связь с антинаучной магией.— «Остерегаться... Но чего? Если он и раньше всë понимал, то... Неужели что-то может быть еще хуже. Что еще должно случиться?»— Он чувствовал, как апатия начинает накатывать на него волнами. Дедуля лишь обнадëживающе улыбнулся ему, собирая по кусочкам обратно. «И мак... «Это же мак? Но он молочный, белый. Наверное, он просто снова сравнивает меня с внуком?..»— Но боковым зрением Питер увидел, как мужчина качает головой. Он снова поднял голову. — Нет, мой герой, белый мак– цветок утешения. Поверь мне, не сдавайся, и для тебя наступят счастливые времена...— старик замолчал, жмуря голубые глаза в нежной улыбке. «Это так успокаивает...» — Смотри-ка, а вот и ливень наш прошел, деревца напоил, травку полил. Все же, не вечно солнцу светить, да и тебе легче... Ну, беги, мой герой, и не забывай меня, пропаданец.— Питер под маской улыбнулся, тоже замечая перемену в погоде, и на душе стало так легко, как не было уже очень долго. Помахав старику на прощание, Человек-паук выбежал из желтого домика, направляясь в сторону кладбища.***
«Как же удивительно... За один день успеть и настрадаться,— он хмыкнул про себя такому странному слову.— И стать чуть ли не самым счастливым человеком Америки.» Питер прошел через маленький, слегка кривой заборчик и, закрыв глаза, прошагал вперед ровно сотню шагов, а затем, повернувшись налево как солдат, прошествовал еще двенадцать. Опустившись на грязную мокрую траву перед сдвоенной могилой, подросток аккуратно положил в выемку один букет и, воровато обернувшись по сторонам и никого не обнаружив, сдернул с головы маску, с наслаждением вдыхая полной грудью, и потряс головой, сметая с белых волос капли воды. Длинная челка легла прямо на лицо, создавая ощущение защиты. Питер вообще редко снимал маску. Раньше только потому, что очень много патрулировал и избегал узнавания своей неординарной, пропавшей без вести личности, сейчас же, ко всему прочему добавилось и яркое солнце. Конечно, у него было мало шансов заболеть раком кожи или лишиться зрения из-за ультрафиолета, благодаря гену паука, но ожоги все же старались вредить ему как могли, а ощущения это не самые приятные. Питер, как обычно, молча сидел перед большим камнем. Он редко рассказывал о чем-то своим родителям. Возможно, это было грубым, но таковым это не чувствовалось. Когда-то он читал, что психологи часто советуют вести "разговор" с людьми, которых ты потерял, чтобы быстрее оправиться. Так легче отпускать. На самом деле, это не сильно помогает, но Питеру все равно не с кем разговаривать, так что он делится всем с Мэй и Беном. Но родителей он уже отпустил. С детства он думал, что если они умерли вместе, то и сейчас вместе, а это значит, что они счастливы. И подросток до сих пор так считал, это расслабляло. Время, когда даже мысль о смерти мамы и папы приносила ему дичайшую боль, посылая ночные кошмары маленькому ребенку, давно прошло. И сменилось новыми... Наверное, он просидел перед камнем где-то полчаса, когда чувство слежения, как он его про себя назвал, решило снова себя проявить. Но Питер лишь отмахнулся от него, здраво решив, что он уже сегодня достаточно напаниковался. Еще на день вперед. Подросток поднялся с колен, смотря на букет между надгробиями. "Ну-ну, герой, наверное, это к лучшему." А Питер всё не мог вспомнить. Не оборачиваясь, он устремился к другому ряду могил. Жужжание в голове всë не проходило. Он сжал маску в мокром кармане и посмотрел на небо.***
Могила дяди была пуста. Почти всегда, когда Питер приходил к нему, прошлый букет уже пропадал, так что он даже придумал для себя историю о том, что Бен забирает цветы, которые ему сильно понравились. Подросток все так же встал на колени. — Привет, дядя Бен. Сегодня я принëс тебе немного грустный букет. Но... Ты же все равно в них никогда не разбирался,— Паучок хмыкнул.— Эта неделя была трудной. Даже сложнее, чем прошлая, хотя тогда я тебе говорил то же самое,— он улыбнулся. На могиле Бена Питер старался вести себя более жизнерадостно, заставляя голос быть бодрым. Странный знакомый гул рассеивался в послегрозовом воздухе. Паучок дернулся. Но на глаза опять попалось пустое место рядом с камнем. — Ты же ищешь Мэй там, наверху? Или не наверху... То есть, я не имею в виду под землей, просто... Неизвестно же, да?.. Ну, то есть я хотел сказать, что этого я не знаю. Вот... Неважно,— Он вздохнул.— Я надеюсь, что не разлучил вас там, из-за моей эгоистичности... Мне жаль...— он еще промолчал, раздумывая, что еще рассказать.— Слушай, Бен, два года ведь прошло... Ну, с того момента... Гул приближался, раздражая непривыкшие чуткие уши. — Короче,— он попытался изобразить заинтересованность, стараясь не отщитывать секунды до приближения звука.— Помнишь, как ты испугался, когда увидел у меня тот волос?— Питер молится, чтобы этот гул пролетел мимо. С него хватит. На его задницу хватит приключений.— Ты тогда так испугался... А Мэй сразу потащила меня в больницу... Хах, так вот... Тра-та-та-та, — он постучал по коленкам как по барабану.— Я теперь совсем белый! — Не ожидал, что знаменитый спаситель Чувачок-паук, окажется расистом.— сарказм звучал в каждом слове рокочущего низкого баритона. Питер сжался, мгновенно узнавая знаменитый голос из телевизора.