Чёрный бархат

«Ты пришёл убить меня. Пожалуйста, успокойся и хорошо прицелься. Ты убиваешь человека». Эрнесто Че Гевара

      Стив не помнил, что с ним происходило последние часа три. Он не знал, как оказался в спальне какого-то притона, и уж точно понятия не имел, почему на нём нет одежды. Внутри всё горело, будто все его силы и душу выжгли напрочь, оставив только пустоту. Он сполз с кровати и на ватных ногах дотащился до ближайшей облезлой перекошенной двери, как оказалось, в ванную. Тело колотило и бросало то в холод, то в лихорадочный жар. Он удивлялся тому факту, что ещё не сдох.       В заплёванном зеркале над ржавой расколотой раковиной на него смотрел угашенный в сопли мужик с синющими глазами то ли от налитых кровью белков, то ли от зрачков размером с блюдца. На бледной коже проступали сизые пятна и красочные полосы от нехилой хватки ладоней. Мышцы ныли.       Казалось, сил на какие-то эмоции уже не осталось, и всё же голову захлестнула паника.       Срочно вспомнить. Хоть что-то. Надо вернуть себя в реальность, за что-то зацепиться. Его по-прежнему накрывало секундными флэшбеками где-то на границе мысленного взора. В него стреляли, значит, он должен был умереть? А если уже? И вокруг уже не его мир. Ад.       Подержав голову под струёй ледяной воды и хватая её же пересохшим ртом, Стив стал нащупывать какие-то фрагменты. Вспышки обрывочных воспоминаний. Пугающих, нереальных. На него глядели безжалостные глаза того парня. Дьявольские глаза, от которых хотелось забиться в угол и зажать рот рукой.       Под утро русский увёл его из «Вальехо» в «одно хорошее местечко». Стив особо не сопротивлялся: он и впрямь нажрался, правда, не до такой степени, чтобы ловить настолько мощные трипы от одного только виски. Кажется, он выпытывал у того, где его подружка. А потом они завалились сюда, и русский достал пакетик с кислотой.       Пиздец. Закрыться в притоне с типом, которого знаешь от силы пару часов, чтобы вместе обдолбаться дурью неизвестного состава и происхождения? А, нет, поправочка: с типом, подозреваемым в отравлении русского диссидента, с агентом русской, мать её, разведки!       Наверное, Стив понадеялся на чутьё. Или на отточенный навык сопротивления психическому воздействию. В конце концов, русский долбил с ним на пару, с большим знанием дела, надо сказать: он не мог подсунуть ему яд. Вообще-то по всем правилам вступать в переговоры с информатором следовало встречи с седьмой. Стив спросил себя: а как поступила бы Пегги? Она учила его управлять сознанием, вела специальные лекции в Центре. Видимо, Стив решил, что риск того стоил: его немножко накроет, но ничего такого не случиться, чтобы выбить его из реальности. Он лишь усыпит бдительность информатора, вотрётся в доверие и всё такое. Нюх диктовал ему, что этот парень — тот, кто ему нужен.       Блядский чёрный бархат, чтоб его!       Во всяком случае, Стив себя ничем не выдал. Ну, вроде как. Они вынюхали по дорожке, и поначалу эффекта не было никакого. Он вспомнил, как сидел на краю стола, когда повернулся к сидящему рядом русскому, и у того зрачки стали мутные, как будто оледенели, затянув собой радужку. В тот момент подкралось жуткое осознание: вот сейчас, началось.       В секунду до Стива дошло:       — Это не MDMA?       Нет, это было не экстези. Он представлял, как действует обычная кислота, но от этой херни его за миг пробрало диким нечеловеческим возбуждением, каждый долбаный нейрон в теле. И с каждой секундой пёрло сильней. Их обоих.       Удержавшись за косяк, Стив вбежал обратно в комнату. Взгляд напряжённо выхватывал разбросанные предметы, кромешный бардак, который они здесь устроили. И снова флэшбеки. Жар. Животная похоть.       Господи боже… Они трахнулись.       Стив едва долетел до раковины, как желудок вывернуло со всем содержимым. Тело прошибло новой волной озноба. Картинки перед глазами уже невозможно было остановить: они неслись беспорядочно, спутано и неумолимо. Забивали в его мозги толстенные сваи неприкрытой жалящей вины и растерянности. …Как их бесконтрольно потянуло друг к другу, как они целовались на том столе, долго и упоённо, как сорвали друг с друга одежду… Это чувство полной отстранённости, инакости. Все границы стёрлись, все правила приличия, неловкость, муки совести — как отрубило. Чистое влечение, чистый кайф и погружение друг в друга. Стив хотел его тело, ласкал, боготворил его. Так правильно, так по-настоящему.       Их же ничего не связывало! Как с чужим человеком можно испытать такое единение, настолько раскрепоститься? Всё было подлинным, неизменным, до последнего вздоха. Как ни с кем и никогда. По крайней мере, так казалось.       С ним он не чувствовал времени. Когда первая доза отпустила, мучительно хотелось повторить. И они догонялись ещё, а потом ещё раз: под конец Стив слизывал остатки порошка прямо с его носа и пальцев — докатился до скотского состояния. И трахался, трахался, трахался. На столе, на полу, на кровати — везде, по-всякому. Он помнил только, что русский был, как баллистическая ракета — неудержимый, взрывной, космически сексуальный и вкусный: его невозможно было не смаковать и не лапать где только можно, что Стив и делал. Кажется, его рецепторы выкрутили на максимум, ведь касания, вздохи, тепло дыхания ощущались в сотни раз сильнее, будоражили от подушечек пальцев до самого нутра. Что же они творили друг с другом… Выли, стонали, как черти, никого не стесняясь.       Он всю жизнь наивно думал, что так отпустить себя можно только с любимым человеком. Нет, это вообще был не Стив, абсолютно другой незнакомый человек, с которым у настоящего Стива нет и не может быть ничего общего! Реальный Стив любит жену. Реальный Стив не спит с мужиками без защиты под лошадиной дозой наркоты.       И тот же самый Стив радостно пускал слюни лёжа на проломанной кровати, пока парень, имени которого он до сих пор не знает, сидел верхом. Лишь в тот момент он заметил, что с руки у того свисает отклеившийся пластырь, закрывавший рану на бицепсе с внутренней стороны. Сдёрнул, не думая, и разглядел странную вещь — небольшую татуировку красной звезды с автоматом на ней.       Да он и сообразить-то ничего не успел, как в щёку ему упёрлось пистолетное дуло! Он охренел от такого поворота! Откуда вообще там взялся пистолет: его же руки и раздевали русского, — спрятать пушку было попросту негде. Но русский, сволочь, наставил дуло ему в лоб, и по дрожи в его руке, по сбитому дыханию стало ясно — терять ему нечего.       Он спустил курок. Но выстрела за сухим щелчком не последовало. Осечка.       До того как дать по газам, он бросил близкому к отключке Стиву:       — Пей побольше воды, а то мозги ссохнутся.       Стив с титаническим трудом оторвал глаза от блевотины в раковине, с ненавистью взглянул в зеркало. Осечка. Осечка спасла ему жизнь.       Этот русский. Это чудовище. Он размазал его, не дал и опомниться. Стиву словно душу вытрахали: задом не отделался. Сукин сын его опорочил, смешал с дерьмом, заразил своей испорченностью, мерзостью. Как ему жить теперь?       О чём, сука, он вообще думал? Как мог вот так подставиться? Слабак. Да, Роджерс, ты тупой слабак, ты боишься его, у тебя и сейчас яйца поджались от одной мысли об этом монстре.       Пара дней! Пара ёбаных дней в этом сраном городе, а он переступил через все личные и должностные принципы: обдолбался, уничтожил свою репутацию, изменил жене с мужиком (всё это грёбаное граффити!), повёл себя крайне непрофессионально и чуть не помер в итоге!       Но не всё потеряно. Стив раскрыл его. А теперь найдёт и закопает, живьём:       — Красная звезда… и автомат, — хрипло произнёс он, глядя себе в глаза уже без страха. — Нет, пистолет-пулемёт! Красная звезда и пистолет-пулемёт.       Наскоро одевшийся Стив выбежал из ветхого квартирного домика мимо прохлаждающихся в парадной бомжей. В «Вестфалии» только начиналась уборка номеров.