Чёрный бархат

      — На что ты смотришь?       Стив поморщился от беспощадного полуденного солнца, глядя, как Баки в распахнутой на груди шёлковой рубашке и кожаных брюках, смотрящихся с ковбойскими сапогами ну совсем уж избыточно, вразвалочку подошёл к паперти.       — И откуда у тебя такие шмотки?       Он покосился на Стива поверх тёмных очков с беспечным превосходством:       — Тусуюсь с двумя педиками-дизайнерами.       — Дольче и Габбана?       Баки снова отвернулся, засопел торчащей из горлышка «Вита Колы» трубочкой, запрокинув голову аж до самого знойно-лазурного неба без единого облачка. Четырёхэтажная колокольня Гефсиманской церкви в неоготическом стиле довлела над ними во всём своём старогерманском величии и благородстве, с какими она прошла бомбардировки и божьей милостью спаслась во времена ГДР, когда такие вот храмы имели обыкновение взрывать и использовать для расстрела перебежчиков в ФРГ. В 89-м именно под её сводами после призыва «Уберите стену!» собралась разгневанная демонстрация, которая двинулась по Шёнхаузер-аллее, откуда протестующих загоняли в церковь силовики, если не получалось упечь всех в изолятор.       — Этот шпиль пробуждает странное волнение. Скажи, Стив?       Они с минуту залипали на высокий восьмиугольный шпиль, отвесно пронзающий небо и выкрашенный так же ярко, как этот июльский день. В приходском саду вокруг щебетали птицы, и свежесть древесной тени разносилась на весь церковный квартал с вычурными фасадами богатейших в Пренцлауэр-Берге домов. Наконец, попрощавшись с благословившей их скульптурой Иисуса у входа, они двинулись дальше по аллее мимо торгового центра и кинотеатра «Колоссеум» к эстакаде, куда так и манил запах карривурста — жутко вредных горячих сарделек с карри, которых подавали нарезанными на картонке.       — Ничего что мы здесь шляемся среди бела дня, а? Ты вроде как просил меня не высовываться, — начал нервничать Баки, стараясь не слишком оглядываться на туристов.       — Угомонись, рядом со мной сейчас безопасней всего. В конце концов, моя жена за мной не шпионит.       — Все так думают поначалу.       Под укрытием гремящей надземки их путь свернул к станции «Эберсвальдер-штрассе» вместе с путаными маршрутами сотен других прохожих.       — Ты не можешь оставаться в отеле, а на улицах тем более, — безапелляционно заявил Стив с каменным лицом. — Я забираю тебя к себе в «Вестфалию».       Баки запнулся о брусчатку, чуть не выколов себе глаз соломинкой:       — Куда? Стив, ты совсем поехал?       Ну да, это звучало безумно и слишком дерзко, чтобы кто-нибудь из своих мог в это поверить. Но Стив правда взвесил все за и против — в городе не было места надёжней «Вестфалии» — это факт.       — У себя под носом они искать не станут. Я же сказал, Пегги мне доверяет. Надо только провести тебя внутрь без посторонних глаз, а там отсидишься, пока жара не утихнет, — он постарался изобразить доверительный взгляд. — Но без фокусов, Бак.       — Я привык к нашему сквоту. К Кёпи, — обронил Баки с грустной мечтательностью в никуда, как роняют по дороге обёртку от съеденного и тут же забытого лакомства.       Он действительно считал тот рассадник маргиналов своим домом? Стив как-то и не задумывался, чего лишил Баки, натравив на него старых друзей из РАФ:       — Ты долго там жил?       — Последние несколько лет. Сам понимаешь, мне нужна была какая-то защита от Гидры. Сначала выходил на протесты, левые лозунги скандировал, дрался с полицией… — Стиву вдруг ярко представился смеющийся Баки с разбитым носом, которого трое полицаев не могут оттащить в автозак, и море красных знамён вокруг, и крики несчётной толпы. — Мне стали доверять. Помнишь того бугая с наколкой на груди? Главный у них. Он сам набивал мне татуху — хороший, преданный мужик. Горой за нас стоял. Мы с ними за эти годы сроднились крепче, чем с моей настоящей роднёй. Да что говорить — мне Центр был, как семья… Сколько лет им отдал, а толку.       А ведь всё могло сложиться по-другому, отрешённо подумал Стив. Толпа умолкла, красные флаги свернулись, улыбку на лице Баки закрыл чёрный платок с символом РАФ, а в руки лёг такой же пистолет-пулемёт, и кровавая пелена вместо юного, неосквернённого огня в зрачках.       Час спустя они уже были в прибранном, слепящем белизной простыней номере «Вестфалии». Баки ограничился низким невнятным хмыканьем, однако в его бегающих распахнутых глазах читался немой восторг. Он крутился то тут, то там, как домашний любимец на новом месте, рассеянно улыбался, когда натыкался на Стивову любопытную улыбку, и только пожаловался, мол, слишком уж здесь чисто и по-буржуйски — не привык он к этому «ол инклюзив». Да Стив и сам уже понял, что гигиена — не его конёк, хотя ему нравилось брать его таким, как фрукт с ветки, ещё немытый, налитый солнечным теплом.       — В конце концов, надо завязывать с перепихоном в квартирах незнакомых людей без их согласия, — щёлкнул кнопкой на телевизоре Стив. — Это гадко и аморально.       — Думаешь?       Кроме фантастики со смешной рисованной графикой, дневная программа не баловала особым разнообразием: «Богатые тоже плачут» да очередной сезон «Санта Барбары». Под пререкания Луиса и Марианны Баки добрые полчала плескался в душе и вынырнул из ванной вместе с густым молочным облаком, пахуче-распаренный, выбритый и с белым полотенцем на бёдрах. Ему не верилось, что они со Стивом реально будут жить вместе, — как новобрачные во время свадебного путешествия по Европе. Ещё бы, каких-то пару дней назад он упивался с горя на кокаиновой вечеринке, а теперь светился от счастья, будто подменили.       По площади за окном широко и текуче прокатился колокольный звон. Уписавший перед телеком свой обед на вынос Баки откинулся на подушки, поворачиваясь и пробуя матрас на мягкость то так, то эдак. Наконец ему пришла идея, как провести наиболее чистое и обстоятельное тестирование.       — Я сказал «нет», — едва не рявкнул на него Стив. — Ты не знаешь мою Пегги. Это не шутка, не сраная метафора, не преувеличение. Она так мне дословно и сказала, когда я сделал ей предложение, — что убьёт меня, как только я ей изменю. Поверь, она на это способна! Пег из джихадистов признания вытаскивала. Она в первых строчках списка смертников Аль-Каиды.       — Вот зачем ты сейчас мне это рассказал? Она и так, блин, за мной охотится! — с лица Баки сползла ехидная ухмылочка. — Просто интересно. А как у тебя встаёт, зная, что она тебя может убить в любой момент?       — Уж встанет, если это вопрос жизни и смерти, — напустил серьёзности с трудом давящий улыбку Стив.       — Ну… а поцелуи?       Тут Стив задумался. После зажиманий с секретаршей Пегги его пощадила. Как ни крути, она в нём души не чаяла и вряд ли смогла бы так хладнокровно спустить курок.       — Поцелуи за измену не считаются, — занявший свою половину кровати Баки похлопал по простыне рядом с собой. — И петтинг.       Стив испустил страдальческий вздох. Минутой позже они страстно тёрлись друг о друга, увязнув в каком-то неправдоподобно долгом сладко-тягучем поцелуе, наполняя номер одним глубоким, то растущим, то откатывающимся, словно волны, вздохом. Когда они закончили, музыка в конце серии уже сменилась многословной трепотнёй нараспев очередного представительного мужика в галстуке, который пытался продать барахло из магазина на диване. Разомлевший Баки, полотенце на котором давно развязалось, оголив загорелое ровно наполовину бедро, всмотрелся в электронные циферки наручных часов:       — Поздравляю, мы побили старый рекорд. Семнадцать минут.       Стив с лёгким недоверием привстал на локте, стоически поборол желание нырнуть ладонью под смятое влажное полотенце:       — В следующий раз выйдем на полчаса?       Раз уж прелюбодействовать «мистер Я-не-изменяю-жене» наотрез отказывался, Баки предложил просто поваляться и поболтать о том о сём, правда, с одним условием, — чтобы тот поставил руку ему на пах. Что ж, долго уламывать его не пришлось. Член Баки лёг в ладонь как влитой, Стив обожал его рассматривать в возбуждённом состоянии, — наверное, ни у кого это не смотрелось так естественно, и чувственно, и мужественно вместе с тем. А может, он просто никогда не листал Play Girl.       — Стив, я всё хотел сказать… — он не торопился вывалить всё и сразу, лежал на спине очень расслабленно, будто вот-вот задремлет, почти не поднимая тяжёлых век, пока Стив поглаживал его большим пальцем и молча любовался со стороны. — Я так не делаю, в смысле никогда. Я всегда всё на себе тащил, только на себя брал ответственность, за Наташу в том числе, — его голова лениво откинулась на спинку кровати, чуть повернувшись к Стиву, но всё ещё не глядя. — В тот день, когда мы встретились, мне было страшно. Я не знал, как быть дальше, как можно это перенести в одиночку. У меня нет привычки себя жалеть. Но, знаешь… Ты как будто излучал силу. И когда мы были вместе… чёрт, это вообще не про меня, но ты просто заслонил меня собой от всего мира, — было странно слышать, как спокойно он об этом говорит, словно лелеет каждое слово, воспоминание. Внутри себя он уже принял метаморфозу, но ещё не нашёл ей подходящего названия. — Это ощущение уже никогда меня не покидало. Мне нужен был человек, кто защитит меня, кто сможет, у кого хватит сил вынести это. Теперь я знал, знал и всё, даже если упёрто делал себе наперекор. Уже само это чувство вытаскивало меня из болота, наполнило меня…       И ведь это только потому, что Стив — мужик. Какая банальность, но он и правда был абсолютно искренен. Всё-таки человеческие чувства никогда не лгут.       Баки нежно обнял ладонью руку Стива на члене, привлёк его за рубашку ближе:       — Пожалуйста, скажи, что сделаешь всё для меня, — у Стива на миг сдавило горло. — Даже если для тебя это ничего не значит.       — Я сделаю всё для тебя, — опавший было член Баки волнительно дрогнул под его рукой.       — Ещё.       — Я сделаю всё для тебя, — кажется, на минуту он потерял себя, потому что не помнил, как набросился на Баки со смазанными беспорядочными поцелуями — в губы, в щёку, в плечо… — Всё. Клянусь, я всё сделаю. Для тебя.       В конце края век уже нещадно пекло, и он бегло вытер глаза кулаком, хоть и был слишком близко, чтобы Баки мог не заметить. Он думал о Наташе — она тоже сделала бы для него всё, если б только он позволил. «Брось всё к его ногам».       Баки дрожал под его ласками, вены, обвивающие его член, вздулись, а яйца налились просящим выразительным напряжением, как весь рельеф его мышц, — и глаз не отведёшь:       — Тогда помоги мне пальцами. — Стив подозрительно нахмурился. — Брось, это не секс — всё равно что к проктологу сходить. Ну давай.       Стив невозмутимо сел на пятки, рывком снял рубашку, следом отправилось измочаленное полотенце Баки. Тот сам широко развёл ноги в стороны, сжал в кулаке блестящую смазкой головку. До этого Стив не работал рукой вот так целенаправленно — максимум проталкивал пару обслюнявленных пальцев, чтобы наскоро растянуть и вставить. Чёрт, а у них давненько ничего не было — Баки выглядел совсем нетронутым и закрытым. Боже, да о чём он вообще думает: он никогда так пристально его не рассматривал в дневном свете — от всех этих волнующих анатомических подробностей действительно рвало крышу!       Окей, с тем, что его заводят чужой член и задница, разобрались — дальше что? Стив обильно сплюнул на пальцы, растёр слюну по беззащитному, но непривычно зажатому сфинктеру, на пробу проскользнул всего одной фалангой. Кажется, Баки нравилась, потому что он глубже зарылся в огромную подушку, ещё выше закидывая колени и с томной оттяжкой себе надрачивая, как делал это, когда никто не видит. У него отвердели соски, а рот напрягся тем оскалом сластолюбивого зверя, который, пожалуй, говорил о нём всё, что нужно знать. Ему определённо нравилось, и Стив смело засадил палец глубже, а там подключился и второй, и третий, прощупывая простату, как ни один доморощенный профессор проктологии не прощупает.       — Стив, — проскулил взмыленный Баки из своей подушки, когда они оба загнались до такой степени, будто уже вовсю еблись. — Расстегни джинсы, тебе же больно.       Целиком ушедший в процесс Стив, не думая, рванул молнию вниз, с неописуемым облегчением высвободил ноющий член из трусов, помогая себе свободной рукой. От такого зрелища в Баки словно бес вселился: его глаза жадно заблестели, губы с ниточкой слюны ошеломлённо раскрылись. Он прорычал не своим голосом:       — Ну хватит уже, Стив! Ради всего святого, выеби меня!       На этом ты и погорел, дружок. Стив отпрянул так резко, что едва не брякнулся на спину. Баки саркастично вздохнул:       — Давай, начинай, оскорблённая невинность… Мы уже полчаса как сексом занимаемся, очнись!       — Ты сказал, это как у проктолога! — взвился Стив в ответ.       — Серьёзно? Какой проктолог тебя щупал с рукой в трусах?       — Сукин ты сын, опять мне соврал!       — Иисус, Мария, Иосиф. Да пятилетнюю девочку сложнее наебать, чем тебя! — он прытко вскочил на колени следом, витиевато взмахнул рукой перед Стивом, как грёбаный телеевангелист. — Забудь, что я сейчас сказал.       Так и вышло — он проглотил и этот пассаж, но настиг его моментально и со всей суровостью — насадил так глубоко, как тот желал, дёрнув к себе на колени на краю постели. Баки придушенно ахнул, заломил брови, его гипс неуклюже лёг на чужое плечо.       — Тебе больно? — Стив тут же пожалел, что хватил через край.       — Нет. Не очень. Там небольшая трещина, скоро заживёт.       — Ты знаешь, что я тебя ненавижу? — даже несмотря на шалости с пальчиками, Баки всё равно был восхитительно узкий. Хотелось толкаться сразу быстро и размашисто, но прилив сострадательной нежности как-то разом усыпил хищнические порывы.       — Мы трахаемся, как восьмидесятилетние стариканы, — всё-таки не выдержал Баки где-то на десятом издевательски медленном, упоительно плавном толчке, с которым Стив нежил и трепетно исследовал его нутро, одновременно гладя всё тело руками и всем собой.       — Как Брежнев с Хонеккером, — а ему нравился этот прочувствованный улиточный темп: с их оголтелыми скачками ему всё равно не продержаться в седле дольше трёх минут.       И тут подлый тычок в грудь со всей дури опрокинул его на спину. Пока Стив пару секунд приходил в себя, злорадствующий Баки удобней оседлал его бёдра, а потом поддал с такой силой, что ошарашенный стон сам попросился наружу. Но рот оперативно заткнула грубая ладонь:       — Эй, услышат же, дурак.       Что было дальше, так это иначе как изнасилованием не назовёшь: Баки выжал из его измученных чресл всё до остатка и даже с надбавкой, чуть не сломал к чертям, срываясь всем своим внушительным весом и обхватывая собой, точно бархатными тисками. Мало того — он заставил его с тем же остервенением себе дрочить, и в этот раз догнать Стива у него всё-таки получилось — благо по части мастурбации и всего такого прочего у Стива и впрямь были золотые руки. До того, как выстрелить на всю ширину кровати, Баки до такой степени распоясался, что залепил Стиву по лбу пятернёй, как трёхлетнему сопляку, причём Стив голосил-то больше из паники, чем от удовольствия. Да что там говорить, если со страху он не сообразил, как болезненно кончил в его разгорячённый пульсирующий зад, поплатившись до конца дня пекучей тянущей болью между ног. И нервной тахикардией.       За время, что Стив мягкосердечно приютил беглеца в «Вестфалии», тот успел его натурально заебать. В первой половине дня он таскался по делам и за покупками: коробками носил ему «Вита Колу» и еду из ресторана в пластиковых контейнерах, набирал сразу по десять кассет в видеопрокате, а когда возвращался к полудню, ленивое создание неизменно сопело лицом в подушку на его постели со сползшей наполовину простынёй, обнажающей красивую широкую спину и угол выглядывающей ягодицы. Когда Баки не спал, не хомячил и не лазил в его компьютере, ему всё время хотелось секса. Утром после душа, со сна перед ланчем, вечером, конечно же, когда они вместе укладывались в кровать под бормотание и тусклый переменчивый свет телевизора. Не то чтобы Стив сопротивлялся, однако его уже начинала мучить паранойя, что прачки в отеле однажды растреплют администрации, с какого перепугу простыни в холостяцком номере вечно перепачканы спермой. Решением послужил джентльменский набор из секс-шопа — пригоршня всяких разных презервативов и палитра цветных тюбиков со смазкой на любой вкус. Словом, за каких-то несколько дней он потратил половину тех денег, что отписывал Центр на месяц.       В конце концов Стив даже перестал жаловаться, когда Баки без спросу присваивал его вещи. Тот подсел на Scorpions, круглыми сутками меняя кассеты и щёлкая магнитофоном. Однажды он привлёк Стива в объятья, стоя посреди комнаты, и они долго-долго топтались в заторможенно-баюкающем танце под окрыляющую «The Best Is Yet to Come» — любимую песню Стива. Он сторонился этого неловкого и, наверное, неуместного слова, но, можно сказать, что Стив очень давно не чувствовал себя настолько счастливым человеком.       В один из таких слепящих шумных дней середины лета он распахнул большой шкаф, где висела уже ставшая ему чужой одежда. Перед глазами немедленно сомкнулись стены тёмной душной комнаты, где он, сомлевший, лежал на кровати, угощаясь домашним десертом. Совершенно голая ослепительна Пегги шагнула в двери, игриво прикрываясь этим самым костюмом на плечиках — офицерской формой уставного болотно-зелёного цвета, с погонами, нашивками и всем прочим. Новенькой, выглаженной и аккурат по его меркам.       — Бак! А ты помнишь корпоративную вечеринку на День Вооружённых сил? Тогда ещё начальство пригласило Alphaville выступать…       — Вообще-то Eurythmics, — глухо отозвался Баки из ванной.       — Да, да, там, наверное, человек пятьсот собралось, если не тысяча, со всех отделов! Сверху сыпалось конфетти, все танцевали… — он закрыл одну дверцу с большим зеркалом, застёгивая ремень с чеканным орлом и усаживая по плечам мундир. — Я тогда ещё служил, сопровождал Пегги. Это что-то незабываемое! Бог мой, ты правда там был?       — Да. Хотя это было сто лет назад, мне ещё тридцати не было.       Стив поправил оливковый галстук на такой же болотной рубашке. Не верилось, что они втроём когда-то кутили вместе, возможно, даже сталкивались, а потом забыли, как часто бывает с сотрудниками больших компаний. А ведь раньше он так же считал Центр семьёй — всех, с кем там работал. И Баки, получается, тоже. Внутри от живота и вверх пробежала приятная щекотка, как бывает, когда соскучившийся приедешь к родным на зимние праздники.       Застегнув последнюю пуговицу и поправив значки на воротнике, Стив удовлетворённо оглядел себя с головы до ног и не сразу заметил замершего в дверях ванной Баки. Тот не шевелился, лишь скользнул немигающим взглядом не по нему, а только по форме, и его лицо застыло такой маской презрительного изумления, как будто он вот-вот собирался в него плюнуть. Стив понимал, перед Баки сейчас стоял не он, а безликий безымянный агент Центра — его враг и тень из бесславного прошлого. Эта проклятая форма вот так же когда-то сидела на нём — сержанте Джеймсе Барнсе, но теперь он не то что не надел бы её, а предпочёл носить на себе символ террористической группировки вместо прежних ненавистных знаков отличий. Разумеется, пока на Стиве была эта униформа, на дружеское расположение Баки можно было не рассчитывать: он без единого слова обогнул его, улёгшись на постель перед телевизором.       — Мне нужно уехать на пару дней, — Стив обулся, подхватил со стула свой собранный кейс. — Потом всё расскажу. Не выходи никуда, я оставил тебе ключи и пейджер, еду будут приносить к дверям, я обо всём договорился.       Баки даже обернуться не соизволил. Щёлкнул пультом, включив какой-то боевик с Ван Даммом. В желудке мерзко похолодело, и стало как-то не по себе, что они даже не обнимутся, не поцелуют друг друга на прощанье, хотя у них и раньше не было повода, а поездка не должна занять больше двух-трёх дней. В душе Стив попрекнул себя за неразговорчивость: по-хорошему, ему стоило, как минимум, рассказать Баки о Субмарине. А с другой стороны, какие у него гарантии?       Как и любой другой, их медовый месяц не будет продолжаться вечно. Выходя за двери без прощанья и доброго напутствия, он признался себе, что и счастье не могло длиться долго. Не с ним. Не с Баки. Как там у Шекспира? У бурных чувств неистовый конец.       Пора наконец выйти из комнаты и начать жить настоящим.