Зверь

      На дворе шёл 2020 год. С момента победы в Великой Отечественной войне прошло семьдесят пять лет. Союз уже перестал существовать в качестве страны, но всё ещё мог присутствовать на собрании стран. Он ходил туда время от времени, но сейчас ехал в свой небольшой домик в лесу. СССР отнюдь не хотел скрыться от проблем, но здраво рассудив, пришёл к выводу, что его детям и так сейчас нелегко, а он не имел права вмешиваться в работу его уже совсем взрослых отпрысков, так что был бы только балластом и отвлекающим фактором. Поэтому решил выехать в пригород столицы Черноземья*, подальше от Москвы, пока всё это не кончится. Он планировал провести оставшуюся часть лета в гордом одиночестве, вдали от шумных городов с их бесконечной суетой, вдали от бесконечных проблем его детей. Он хотел прожить лето отрезанным от внешнего мира.       Коммунист ехал на заднем сиденье большого ПАЗика, направлявшегося на дачи. Автобус был забит дачниками. Люди ехали с огромными сумками, рюкзаками, некоторые держали то, что не уместилось, в руках. Как-никак самый разгар дачного сезона. И всем было наплевать на пандемию: огурцы, помидоры и вишня были важнее. Так что в конце поездки Союз был почти полностью измазан землёй, удобрениями, отравой для муравьёв и чем-то ещё. «—Ох уж эти садоводы! Всё что надо и не надо на дачу прут!» — пронеслось в голове русского.       Наконец-то, спустя полтора часа тряски в дачном автобусе, он на месте. Дачники спешно покидали ПАЗик, направляясь в сторону своих участков. Подождав, пока большая часть людей покинет салон автобуса, он наконец смог встать со своего места. Выйдя, он направился в сторону леса.       Он шёл по едва заметной лесной тропинке, вдыхая чистый воздух и неповторимый хвойный аромат. Телефон был выключен, его никто не донимал по различным пустяковым вопросам, ведь он формально не страна. Союз ощущал лёгкость. За спиной будто выросли крылья, на боль в спине не было и намёка, он чувствовал себя пятнадцатилетним подростком, казалось, даже зрение прояснилось.       Тропинка вывела его на лесную опушку. Там стоял небольшой ухоженный деревянный домик. Комната, кухня и просторный чердак. Что ещё нужно для счастья? СССР построил его недавно, как раз для того, чтобы отдыхать вдали от цивилизации.       Заборчик, которым был обнесён дом, мог называться таковым весьма условно. Он был низенький и служил только для того, чтобы примерно наметить территорию, на которой стоял дом русского. Калитка закрывалась на задвижку, чтобы не хлопала от ветра. Дверь, как и сам дом тоже была деревянная, но, в отличии от калитки, туда был врезан нормальный человеческий замок.       Союз открыл дверь и вошёл в свои владения. Последний раз он был тут ещё зимой. Ничего не изменилось, лишь пыль теперь застилала всё своим ковром: пол, мебель, забытые зимние вещи. Прямо у входа стояла пара лыж. Советы тогда вынужден был спешно отъехать и забыл убрать их на чердак.        На часах было 10:15, и СССР принялся за уборку. Первым делом он убрал лыжи на чердак, открыл баллон с пропаном, чтобы приготовить еды, завёл старенькие часы, помыл полы и вытер пыль. Теперь дом выглядел обжито, и там было более... уютно? Коммунист закончил всё ближе к обеду. — Пожалуй схожу-ка я на прогулку перед едой. Может, найду чего?       И с этими словами русский покинул жилище и направился в лес. Несмотря на полуденный зной в лесу было прохладно. Отчасти из-за того что рядом находилась река, отчасти потому что лес был хвойным, и высокие кроны многолетних сосен переплетались меж собой, образовывая некий купол.       Он шёл, наслаждаясь погожим летним днём. Однако на душе у него было неспокойно. Какое-то призрачное чувство тревоги преследовало его с того момента, как он приехал сюда. Это чувство он выработал ещё во время войны, и оно ещё никогда не подводило его. Хотя, что могло с ним приключиться? На его широком армейском поясе покоилась кобура с его вечным спутником — ТТ. Союз всегда брал его, когда отъезжал далеко от дома. Но всё-таки на душе было неспокойно. Почему-то он думал о Рейхе. Но ведь всем известно — он совершил самоубийство аж семьдесят пять лет назад! Его солдаты сами подробно рассказали, как нашли его в бункере мёртвым, завернули в одеяло, чтобы никто не видел его лица и сожгли. Даже предоставили доказательства — осколки ампулы с его кровью. Те осколки настолько сильно и отчётливо воняли горьким миндалём, что сомнений не оставалось — там был цианид калия. Сильнейший яд, убивавший за несколько секунд. Хотя, сколько не копали в том месте, даже намёка на труп не было. А если предположить, что он чудом выжил? Что если яд не подействовал? Да нет, быть такого не может! Прошло три четверти века, он бы непременно выдал себя или сдох бы от времени! Хотя, страны же не умирают просто так. Они могут погибнуть лишь если на их место взошёл наследник, или же если их свергли, но точно не от старости. Нет! Он сдох и точка! Даже не умер, а сдох как собака.       Из внутренней борьбы его вывел тихий шорох в кустах. Реакция Союза была молниеносной: он выхватил пистолет и выстрелил. Возможно это было глупо с его стороны, но военный рефлекс дал о себе знать. Кажется, он попал, так как услышал, то ли крик, то ли вой раненого животного. И что-то чёрное, кажется, лохматое, определённо с хвостом и ушами выскочило из кустов. Это был весьма странный зверь. СССР никогда прежде не видел таких существ. Его крик был чем-то похож на человеческий, но это была не обезьяна, да и откуда взяться обезьянам под Воронежем? «Тварь» не была похожа на волка: слишком длинные лапы, для медведя она была слишком худой и маленькой, да и на лисицу она была не похожа: цвет не тот. Существо резко рвануло со скоростью хорошей охотничьей собаки куда-то в чащу леса. Советы так и не смог его догнать.

***

      Союз уже не помнил, как дошёл до дома: все мысли были заняты тем существом. Если бы не уши с хвостом и довольно маленький для человека рост, то коммунист мог бы поклясться, что это был человек.       В мистику СССР никогда не верил. Но логического объяснения столь странной мутации он не находил. — Ладно, не будем зацикливаться на этом. Сейчас есть дела и поважнее.       Русский слазил в погреб и достал оттуда несколько крупных картофелин, баночку солёных огурцов и жестянку с тушёнкой. Всё-таки был уже второй час дня. Разогрев сковороду, он положил туда уже очищенную и нарезанную кольцами луковицу. А когда кольца лука стали слегка золотистыми, добавил уже чищенный и резанный картофель. Через двадцать минут, когда картофель был почти готов, Союз выложил на сковороду половину банки тушёнки. Уже примерно через десять минут обед был готов.       Аппетитная, ещё шкварчащая картошечка с отменного качества разошедшейся на сковородке свиной тушёнкой, душистыми специями и почти незаметным луком, придающим особенную изюминку этому, казалась бы, простому блюду, заставила бы проголодаться кого угодно, особенно коммуниста, который лишь выпил чашку кофе, да и то рано утром.       Мысли о странном звере отошли на второй план. Только сейчас Советы почувствовал, насколько голоден. Он не видел смысла перекладывать еду на тарелку и ел прямо со сковороды, закусывая солёными огурчиками и привезённым из города хлебом. — Как же давно я так не выбирался на природу?       Спокойно, без шума и ежесекундных звонков с распросами и просьбами, город действительно было покинуть весьма проблематично. Да и вообще сделать что-либо тихо, когда у тебя пятнадцать, хоть и взрослых, но всё-таки детей, довольно сложно. Но сейчас Союз даже не был уверен, заметили ли то, что его нет в городе. Разумеется, насколько бы высокими, сильными, взрослыми и самостоятельными не были дети, родители всё равно видят их беспомощными трёхлетними карапузами, но пятнадцать суверенных республик уже не раз доказали, что могут постоять за себя. И поэтому СССР был спокоен, как могильная плита.        Солнце слепило в небе, а из-за близости к реке, воздух был не только горячим, но и влажным настолько, что создавалось ощущение нахождения в огромной бане, однако прохладный ветерок, опять же с реки, несколько облегчал нахождение на улице. Кузнечики радостно стрекотали в высокой траве вокруг дома. Летали какие-то жучки, Союзу даже показалось, что он видел муравьёв с крыльями. Бабочки порхали на мелких цветочках, очень удачно вписавшихся посреди мягкой, высокой травы. Жизнь текла своим чередом. Русский мог бы вечно наслаждаться этой идиллией, если бы не заприметил за деревом знакомую чёрную фигуру, умело скрывавшуюся в кустах.