Жизнь ломает людей без шума, без криков, без слез, незаметно. ©Максим Горький Жизнь ничего не дает бесплатно, и всему, что преподносится судьбой, тайно определена своя цена. ©Стефан Цвейг
— Ну, здравствуй. Дочь. — ошарашенным голосом проговорил Союз. Он, мягко говоря, был в шоке. Кроме того, что ранее дверь ему открыла собака, что он принял с трудом, так ещё и его ребёнок про наркотики проговорился. И ладно, если бы обычные, хотя это совсем не ладно, но это один из тех, что использовались в сороковых годах, на войне, у врага. Откуда она о них узнала? Как в этом завязана эта странная псина? При чём тут Фриц? М-да… Не сильно понятная ситуация получилась, даже при учёте того, что один из виновников сего «торжества» мирно сопел в углу. «Ему действительно настолько наплевать?» — непроизвольно пронеслась мысль в голове у Советов, но он практически сразу её откинул, не хватало ещё о собаке задумываться. Пусть даже он не совсем уверен что это обычное животное. Хоть отец и воспринял это происшествие не слишком близко к сердцу, во всяком случае так можно было понять по внешним проявлениям. Дочь же была на грани смешивания паники и истерики. «Блять» — это была одна из немногих мыслей, в данный момент роящихся в голове у девушки. Вообще она редко матерится, только когда её уже окончательно вывели, да и то мысленно, обычно не переходя на практику. Сейчас же она корила себя за такую огромную оплошность. «Ну как можно было так проебаться? Нахера я крикнула?! Почему просто не прошла спокойно, как обычно.?! Какого хрена он тут вообще делает? Блять, меня же теперь точно убьют. Отец не выносит таких тем, а тут ещё я ляпнула. Ладно Раша, но меня отец считал приличной девочкой без каких либо вредных привычек. Что я натворила… Земля мне пухом» — Девушка мысленно перекрестилась, параллельно перечитывая откуда-то известные ей молитвы. Неосознанно её мозг начал подкидывать примеры самых изощрённых расправ. Конечно, отец до такого не опустится, но вот подсознанию перебирать дальше это всё не помешало. — И что всё это означает? — Всё ещё не отходя от шока промямлил Союз. Организм, ещё не отошедший от такого, не позволял своему хозяину говорить в полный голос. Оставалось только «выдавливать» из себя слова. Побыстрее бы это прошло. — Э-э-э… — Немного опешив от неожиданного прерывания тишины, Беларусь не знала что ответить. Да и сама она не совсем отошла от своих «фантазий», но немного успокоившись, попыталась оправдаться — П-пап, я всё объясню… Это не то, о чём ты подумал… — Ну и о чём же я мог подумать, когда моя дочь заговорила о наркотиках?! — Вспылил отец, но увидя и так зашуганное лицо дочери попытался успокоится. Когда это более менее получилось, он продолжил — Ну и как ты мне это объяснишь? — А-э… Для этого мне нужен будет Фриц, можно я его позову? — Или она не увидела мирно сопящего пса, что был буквально с боку, или страх перед отцом немного затормаживает работу мозга. — Ну валяй, мне интересно услышать ответ. — Фриц?! — Немного истерично позвала того Беларусь. Но псина спала, причём довольно крепко, складывалось чувство, будто его даже танк под боком не разбудит — Адик! Адик! — Хр… — Поморщившись от громких звуков под ухом, названный обратил внимание на причину его пробуждения. — Что? — Подойди сюда — Девушка на всякий случай отошла подальше от животного. Спросонья немец не совсем осознавал, в чём дело, да и не сразу соорентировался. Грёбаная пелена! Но когда это прошло, он довольно резво подошёл к Белке. Ади был без одежды, ибо Рейх был категорически против, а Союз нагрянул весьма внезапно. — Что? Ре… — Когда до кресла оставалось несколько шагов, он заметил СССР. Высоченный мужчина под два метра, пусть он и сидел на диване, смотрел на него, как на восьмое чудо света. А когда ты ещё сможешь увидеть пса, который: во первых, ходит и открывает тебе двери, во вторых — разговаривает? — А-а… — Всё ещё отстранённо «удивился» Адольф. Похоже, ему даже сейчас немного фиолетово. — Ну вот. — начала страна, когда пёс устроился у её ног. Адольфу нравилось так делать. Возможно, это было связано с его ролью в жизни, возможно с чем-то ещё, но он просто обожал подчиняться. — Нам нужно кое-что объяснить. — Что конкретно? Мой окрас, голос или что? — «Какого хрена он такой спокойный?!» — как реактивный самолёт пронеслась мысль у коммуниста. Неизвестно почему его интересует такая реакция псины на эту ситуацию, но этот пофигизм уже начинал раздражать. — Ну… — Белка наклонилась к зверю и шепнула — Это на счёт первитина. — А-а… — «Проговорилась значит, молодец, что ещё сказать» — Ну хорошо, что конкретно интересует? — Зачем он понадобился НАМ — она особенно выделила слово «Нам». Наверное, придется посвятить в это всё и её отца. Главное теперь — остаться в живых. — А-м, хорошо. Союз, подойдите сюда. — русский, погрузившись в зыбучие пески размышлений, не сразу понял, что к нему обратились, но когда всё же допёр, вывалил вопросы прямо в морду Адику. — Ты кто такой? Почему ты можешь говорить? Ты что вообще за создание такое? — Возможно, со стороны эти вопросы могли бы показаться глупыми и несуразными, но в такой ситуации это как раз самое то. «Он меня забыл?» — ожидаемая мысль явилась к «Фрицу». Не, ну серьёзно. Они не виделись от силы месяц, у Совета проблемы с памятью? Сомневаюсь, что можно не запомнить полутораметровую говорящую помесь человека с животным. — Мне… Нужно что-то о себе рассказывать? — Адик посмотрел на Беларусь взглядом а-ля «Он действительно не помнит?», но в ответ получил лишь пожимание плечами. — Мой «хозяин», вроде уже всё рассказал. — Мне никто ничего не говорил. Поэтому соизволь ответить. Говори чётко и ясно: кто такой и с какими намерениями ты тут. — Пх… — Создавалось чувство присутствия на допросе, от такого сравнения Адик усмехнулся, но этого никто не заметил. — Адольф. Адольф Алоисович Гитлер, к вашим услугам. Я есть никто иной, как реальная шизофрения вашего врага — Третьего Рейха. По происхождению я немец. Призван спасать жопу «хозяина» от неприятностей. — «Вроде тебя» — мысленно добавил представившийся. — Хорошо, а где тогда сам Рейх? — описание больше подходило на бредни душевнобольного. Хотя… Возможно так и было, ведь он сам представился, как «фантазия» того, кто умер больше семидесяти лет назад. Хоть и факт отменной фантазии диктатора был известен большинству, настолько сильной и реальной Советы представить её не мог. Однако, несмотря на этот бред, Союзу было весьма интересно, что же будет дальше. — В данный момент, Рейх преспокойно дремлет где-нибудь в закутке подсознания. Или, возможно, пересматривает воспоминания. Он сейчас не в самой хорошей форме, если можно так выразиться. — И что же с ним произошло? — в голосе Союза чувствовалось недоверие. Ну не мог он доверять какой-то немецкой швали, с которой он был знаком минут пять, да ещё и представившимся второй личностью самого Третьего Рейха. Ну не подозрительно ли? — Вы наверняка слышали про «сыворотку суперсолдата». Ну знаете, нацистский эксперимент, все дела. — Ариец решил напомнить об одной новости, ранее услышанной ещё в лесу. Может вспомнит. — Ну, и? — Так вот, когда вы, русские, уже подходили к Берлину, Рейх, в попытке суицида, перепутал высохшую сыворотку с кристалликами цианида, а пистолет заклинило. Из-за чего, его запасной план с простреленной башкой не удался. И он просто отключился. — И где же он сейчас? — Всё ещё с опаской спросил Совет. История вполне походила на правду, Рейх всегда отличался небольшой невнимательностью, поэтому такое могло произойти. Но, поверить на слово он не мог. Доказательства предъявите — подумает. — Пх. Тело перед тобой, а личность, как уже говорилось, далеко в подсознании. — «Спит мразь этакая, я тут должен распинаться вместо него, а он отдыхает.» — Это как? — Для большего понимания спросил собеседник. — Я же говорил. Я его РЕАЛЬНАЯ шизофрения. Две личности в одном теле. Вот только, обычно люди страдают от подобного расстройства, а он сумел подружиться. Ещё в раннем детстве. Если объяснить более понятно, как это различить, то когда тело контролирует он, то глаза голубые, мои же красные. Я частенько замещаю его, боюсь, что скоро это придётся делать на постоянной основе. «Вот, блять, лишнего ляпнул» — В смысле? Из-за чего? — Чтобы сыворотка подействовала правильно, необходимо наблюдение личного врача, а так же в первое время требуются некоторые препараты для большего контроля сознания. В условиях окончания мировой войны, свержения диктатуры, густого леса и полного отсутствия преданных фюреру арийцев, сделать это было невозможно. Из-за чего появлялись задатки обычного дикого зверя. Проще говоря, Рейх постепенно деградирует, становясь обычным животным. — Хорошо, допустим. А наркотики-то вам зачем? — Если процесс начался, то запустить его в обратную сторону должен помочь метамфетамин. Таблетка стандартного размера, из пайка танкиста, например. Это даст возможность потихоньку переводить животные инстинкты на более человечные и обдуманные. Иными словами, мы сможем наблюдать эволюцию в ускоренном режиме. Ну, как в ускоренном. Несколько недель, месяц придётся всё же подождать. Но способ точно будет работать. Проверено на лучших заключённых. Освенцим никогда больше не видел таких здоровых и живучих особей. — Под конец Фриц немного окунулся в те воспоминания, когда он вместе с Рейхом наблюдали за всеми изменениями происходящими в арестантах, их чувств и желаний. Интересное дело было, да и полезное. Вот сейчас помогает. Не всё, что делалось при ВМВ — плохое. — Кстати, я чувствую, что Рейх сейчас пересматривает как раз моменты из крематория и полегона. М-м… Чудные были времена. — Можно без подробностей? — Конечно, я же их не привожу. — Ладно. Может, покажешь мне Рейха? — Нет. Он всё тут разнесёт на щепки из ДСП, да и наблюдать низшую степень деградации? Серьёзно? Я не думаю, что вам это будет интересно. Полагаю, вы ещё вдоволь насмотритесь на него. — Ну ладно. Полагаю, с тобой можно будет даже пообщаться. Я надеюсь, ты не как Рейх. И, однако, что ты такое? В плане тела. — Смесь человека, волка, собаки и кота. Не хочу хвастаться, но я во многом превосхожу «хозяина». В плане большей сдержанности и меньшей агрессии в первую очередь. Но боюсь, вам будет не слишком комфортно общаться со мной. — И почему же? — На данный вопрос, ариец встал, выпрямился, и плюхнул левую лапу на живот вытянул правую. — Я национал-социалист и НИКОГДА не откажусь от своей идеологии и целях, поставленных ею. Но можете не волноваться — с вами буду общаться без негатива, предрассудков или высокомерия, как могло бы быть с Рейхом. — Адольф вёл себя довольно смело. Зря конечно, но видя, что Беларусь встала бы на сторону зверя. Русский решил подыграть. Интересно же было посмотреть, во что это выльется. Скандалить сейчас явно не в его пользу, да и не столь многое теряет. — Это единственное, что я хотел услышать. Давай просто забудем на время про всё, происходящее в моменты, когда мы действовали как государства. — Ну так что? Мир? — Мир. С тобой конечно, а с той нацистской псиной нет. — Как вам угодно, я не вмешиваюсь. И можно мы перейдём на «ты»? — Разумеется. Новоиспечённые «союзники» удалились в комнату, обсуждая ядерное оружие, а Беларусь стояла в полном шоке. Это было самое странное, что она увидела за сегодня, пусть новость о первитине то же была не самая лёгкая, но чтоб она осталась без выговора — её удивило. Поскольку Адольф не мог всё время главенствовать над телом, с Союзом был проведён небольшой инструктаж. Ну как — небольшой? Довольно подробный. Поскольку Беларуси нужно было всё-таки появляться в здании правительства, она не могла круглосуточно присматривать за этой парочкой. Когда Адик главный, это ещё терпимо. Он хотя бы нейтрально относится к коммунисту и не пытается кинуться на него при первой же возможности. Но Рейх это совсем другой разговор. Полуозверевший нацист, уже достаточно окрепший для того, чтобы перегрызть глотку любому неугодному, представлял серьёзную опасность. Поскольку тех лекарств в аптеках не было, нужно было заказывать через интернет, что не так уж и быстро, пришлось временно отложить план с метамфетамином. Летального исхода было бы избежать очень сложно, а кому нужен мёртвый враг, унесший с собой информацию. К тому же, Ади весьма неплохой. Было бы глупостью лишиться столь хорошего собеседника и преданного друга по причинам, которые можно было бы предотвратить. — Пап, ты всё понял? Не злить, не тревожить, при агрессии сомкнуть челюсти любой ценой. И не напоминай ему про то, что он проигравшая сторона. Ты понимаешь, это животное, оно за себя не отвечает. Обидишь — нападёт. — Да понял я, понял. Лучше скажи, где это «животное»? Зверь лежал под окном, у холодной батареи и сверлил взглядом небесных радужек его нового временного соседа. Вообще голубые глаза на фоне красно-бело-чёрной шерсти смотрелись весьма эффектно. Адик не мог произвести такого впечатления: красный с кроваво-алым не самое лучшее сочетание. Сливалось. — Всё с ним понятно, псина фашистская. — через зубы прошипел Советы. Ну не мог не подколоть. Не. Мог. — Пап. Что я говорила? — Нахмурив брови, серьёзно спросила девушка. — Ладно, ладно. Больше не повторится. — это так забавно выглядело. Казалось бы, ещё совсем недавно он, СССР, учил их уму-разуму, а сейчас собственная дочь делает ему замечания, а он оправдывается как школьник. «Смена ролей» — проскользнула сквозь дымку злости довольно смешная мысль у Рея, он усмехнулся. — На улице чудесная погода. Не хочешь прогуляться? — попытавшись сменить тему, задала вопрос Белка. — Да я пришёл только несколько часов назад. — «Еще и в парке задремал. Нагулялся вполне достаточно.» — Ну вот. Тебя целых пять часов не было на свежем воздухе. — Вообще-то не… — Отказы не принимаются. Сходи, проветрись. С Фрицем. — Я не пойду с этой псиной никуда. — А может и не с псиной, и да. О чём я говорила? — Но он реально псина! — И что? Помимо нас тут находятся не один, а два человека. — Доча. Если я сейчас схожу с ним на улицу, ты больше не будешь ко мне приставать? Я один раз схожу, и всё. — решил всё же поступиться Совет. Его дочь была такой же непреклонной как и он, и спор мог длиться до вечера. — Возможно, но я работаю, так что ты в любом случае будешь ходить с ним гулять. — Можно тогда хотя бы с Адольфом? — А это уж как получится. Сейчас ты пойдёшь с Рейхом. И готовься к тому, что жить тоже будешь с Рейхом. Ади никому ничего не обязан, он даже не человек. Пусть в отдыхе и нуждается. — Погоди. Минуту назад ты говорила обратное. — Хватить. Забивать. Мне. Голову. — Вспылила Беларусь, но быстро успокоилась. Есть дела поважнее чем с отцом спорить — У меня ещё не все бумаги разобраны. Просто сходи с Рейхом на прогулку, и будешь свободен до конца дня. Идёт? — Ладно. Ладно. Только не шуми…***
С горем пополам Союз всё же сумел натянуть намордник на яро сопротивлявшегося Рейха, и ближе к вечеру наша «парочка» вышла из дома. По небу плавали облака, а где-то вдалеке виднелась сероватая туча, что могла предвещать дождь. Поэтому с целью «огородить» отца и Фрица от осадков, если они всё же пойдут, Белочка дала им зонт, несмотря на все отрицания Советов. Уже выйдя на улицу в лица обоим подул холодный ветерок, от чего волкособ немного вздрогнул. Русский же, свободно и не парясь шёл вперёд, тянув за поводок вынужденного напарника, отчего тот был явно не в восторге. Ему было абсолютно плевать на то, где он находился, и Наци выражал своё неудовольствие самым явным образом, рыча и перетягивая поводок на себя. Гуляющих окружал довольно ухоженный хвойный лесок с довольно частыми кустами. Но вдоль всей дороги стояли фонарные столбы, предостерегавшие людей от столкновений и травм в тёмное время суток. Но нацику было фиолетово вообще на всё. Он и в бытность свою человеком из помещения не очень часто выходил, и как только ему предоставили возможность находиться под крышей, он тот час же ей воспользовался. Однако его, как и коммуниста никто не спрашивал, их просто выставили за дверь. Что ж не слишком умно, зато действенно. Поскольку шею всё ещё сдавливал ошейник, не давая дышать, если псина остановилась, Третий неохотно, но всё же вынужден был идти, попутно выражая своё неудовольство. — Может уже прекратишь и заткнёшься? Надоел портить обстановку. — недовольно обратился к тому Союз, которого этот «звук» порядком заебал. Всю дорогу не замолкает, как старый трактор, ей богу. — Если что-то не нравится, разрешаю уйти — съязвил «собеседник» ещё более утробно рыча. Ему компания русского была не в радость, от слова совсем. — Поверь, я с удовольствием бы ушёл куда подальше от твоей могилки, но не хочу быть похороненым там же Белкой, — Рейх нервно сглотнул. Эта фраза могла быть сказана вполне серьёзно, не даром у русского тоже были «лагеря смерти» — Поэтому просто заткнись и наслаждайся, пока есть возможность, псина. Последний раз рыкнув, отвернувшись и немного ослабив шаг, Третий решил не испытывать слабое терпение коммуниста, тем самым огородив себя от возможной смерти. Союз, довольный своей работой, продолжил разглядывание пейзажа. Тем временем тучи всё сгущались, но оба, занятые своими мыслями, упустили этот факт из виду. Гуляли они довольно долго. Не меньше часа, а то и больше. За это время они успели несколько раз поспорить, Рейх отхватил крепких русских пиздюлей, а Советы же просто купил бутылочку «Балтики» и уселся на скамейку дышать свежим воздухом. Третьего же, из соображений безопасности, он привязал к спинке всё той же скамьи, и тот сидел на почти до максимума натянутом поводке и зализывал повреждённые места. «Больно, однако» Только сейчас Нерушимый заметил, насколько сильно потемнело и похолодало. Та, прежде едва заметная, тучка выросла в размерах и теперь застилала всё небо, не давая пробиться даже маленькому лучику света. Ниоткуда подул холодный, пронизывающий до костей ветер. Зря Союз дочку не послушал, и пошёл без куртки. Лето в этом году вообще странным было. Некоторые листья потихоньку желтели, хоть и был только конец июля. Ветер подхватывал их, кружил и медленно опускал на землю. Хоть Наци было и холодно лежать на голой земле, он старался никак не выдавать этого. Мало ли, опять от коммуняки попадёт. К хорошему быстро привыкаешь. Казалось бы. Он более семидесяти лет провёл в русских лесах, а сейчас просто ветер, но зверь реально подмерзал. Но это было не самым страшным. Воспоминания. Да, они бывают приятны. Однако, не в случае бывшего фюрера. Каждый раз, как он оставался наедине с собой, они накатывались неподъёмной тяжестью. Все те люди, ни в чём неповинные заключённые. Старики, женщины, дети. Их измождённые тела. Те кучи трупов. Крематорий. Лаборатории. Тот вход, со лживой фразой «Труд освобождает». Всё это… Для чего? Он был одержим манией величия. Шёл на поводу у своих комплексов и страхов. Тогда Адольф исчез. Он ушёл тогда, вернувшись лишь через несколько лет после мутации. А Рейх, самовлюблённый идиот, взяв себе его имя, руководил ещё неокрепшей после Версальского договора страной. Он сделал ещё хуже, чем было. Ади… Такой добрый, родной, близкий друг, что всегда поддержит и поможет. Даже он тогда отвернулся от него. А ведь он был почти что совестью и здравомыслием Наци. Всегда принимал верные решения, не ошибался, никому не вредил. Он… Просто ушёл тогда. Хотя… Когда вернулся, был уже не тем. Он был так холоден с потерявшим всё Тройкой. Винил его, кричал. Только спустя так много лет, Наци понял, как ошибался. Ведь Адольф был прав. Прав во всём. Во всех своих обвинениях. Рейха нужно повесить, как изменника и врага номер один. Но зачем судьба дала второй шанс такому, как он? Поиграться и посмотреть, что же будет? Он ведь не заслуживает прощения… И вновь эти покалеченные тушки… Чем же нужно заплатить, чтобы они не всплывали вновь перед глазами? Смертью… Кровью за кровь… Однако, его вечно спасают. Солдаты, Адик, Союз, Беларусь… Для чего это всё? После такого не выживают. После такого ни один из воинов не достоин ходить по этой земле, впитавшей столько крови. Жизнь невозможно наладить… Единственный выход — суицид? Но что он даст? Блаженную пустоту или вечные адские муки? Оттуда ведь не возвращаются… Вздохнув, русский встал и потянулся, спина немного захрустела. Посмотрев на пса, коммунист отвязал ранее привязанный к лавочке поводок и дёрнул, тем самым отвлекая Третьего от «самобичевания». Дёрнув сильнее, Советы заставил немца встать, но тот, как только «раненная» лапа коснулась земли, вновь упал. — Может встанешь? Или хочешь остаться тут привязанным под дождем? Я устрою. — Будто сам с собой, хорошо что прохожих не было, обратился к псу старший. Он в отличии от «раненого» не горит желанием простыть. Недовольно зыркнув на того, бывший диктатор попытался встать, опираясь на дерево, пока русский громко выдохнул. Это будет долго. Стараясь не тревожить повреждённую конечность, Рейх подошёл. Это будет проблематично. Уже выходя из парка, на Союза упало пару капель, а посмотрев наверх, он заметил чёрную тучу. «Дождь будет не дождём, а ливнем» — мелькнула вполне ожидаемая мысль. Недалеко показалась молния, а через несколько секунд — гром. Рейх заметно вздрогнул. «Он всегда не любил подобную погоду…» — от прежней улыбки не осталось и следа. Из мороси всё перетекло в неслабый дождь с грозой и два врага вынуждены были со всех ног бежать до подъезда Беларуси.***
Пока два злейших врага пытались не попереубивать друг друга на прогулке, Адольф Алоисович путешествовал по мирам своего подсознания. Остановился он на самом подходящем для него в данный момент. Поскольку он дико устал за дни своего, почти непрерывного бодрствования, он выбрал именно релаксовый пляж. На нём он мог позволить себе всё, что только пожелает, а в первую очередь, вновь увидеть своё настоящее обличие. Прикрыв глаза, он ощутил тепло, распространяющееся по всему телу, а когда же вновь открыл, почувствовал приятный холодок на коже. Подойдя к материализовавшемуся неподалёку зеркалу, он увидел мужчину лет тридцати с кубиками на пресе, стрижкой «андеркат» с зачесом спава-налево на тёмно-русых волосах, несуразно выглядящими усами, выстреженными небольшим квадратом и в красных плавках в мелкую свастику.* — Красаучик, как сказал бы мой бывший товарищ. — любовался отражением Адик. Оторвавшись от созерцания своей мужской красоты, Алоисыч, коим его тоже назвал его бывший товарищ, скорее по привычке, чем по надобностии, оглядел прибрежную растительность на предмет наличия там непосредственно товарища. Да, он говорил о Джугашвили, вожде русского народа. То, что немец ушёл от Рейха, не значит, что он ушёл насовсем. Он лишь закрыл канал связи, и всё равно мог наблюдать за происходящим в мире. Из-за того, что связь была разорвана, он мог использовать свою силу полностью. И он иногда общался с другими политическими деятелями. Разумеется, на их родном языке и совершенно без акцента. Рейх не был в курсе, так что эти несколько лет в жизни Адика были самыми счастливыми, если, конечно, не брать в расчёт что тот, кому он помогал взял его имя и оскверняет. Солнце недавно встало, и воздух был относительно прохладный. Еле заметный ветерок обдувал тело хозяина. Вода, из-за освещения и глубины, казалась чёрной. По ней шла мелкая рябь. Прибрежная растительность поражала своей зеленью, а вода чистотой и живностью. На зеркальной поверхности то и дело отсвечивала чешуя довольно крупной рыбы, а на листьях кувшинок грелись малюсенькие черепахи и довольно крупные лягушки. Над водой летали стрекозы, в траве стрекотали кузнечики, а высоко в небе парила огромная птица. Да, хоть Адольф и немец, да только в Германии таких мест и не встретишь наверное. За годы проживания в России он всё же проникся русским духом, природой. Он смог понять этот народ… Это, конечно, может прозвучать глупо, но он даже полюбил эти бескрайние просторы. Леса, поля, реки, горы, степи, луга и самих людей. Вся вражда с братскими народами… Это лишь прикрытие. Страной правят те, кому не важно мнение народа. Украинцы, белорусы, русские… Все дети СССР… Они родня, и чего бы между ними не было, их люди всегда смогут найти общий язык и подружиться. Они вообще такой миролюбивый народ, и у всех свои особенности. Немец разбежался и прыгнул в воду с мостика. С улыбкой на лице он вынырнул через несколько метров. Сверху был довольно толстый слой тёплой водички, а снизу из источников она была холодной. Приятный переход в температуре… Поток обтекал тело. потихоньку двигая его, снимая усталость и напряжение. На протяжении всего заплыва сохранялось ощущение полёта и нереальности, будто всё это лишь красивое оформление какой-то игры. Что стоит лишь нажать на крестик, как всё пропадёт. Доплыв до пологого выхода из воды, Адик медленно вышел по мелководью на берег, попутно поправляя мокрую чёлку. Буквально по щелчку пальцев на песочке появилось большое махровое полотенце и небольшая коробка с едой. Слегка обтёршись, ариец ровно расстелил ткань на песке и достал из коробки немного еды: белого хлебушка, колбасы, уже нарезанных огурчиков и небольшой термос. Налив в его крышку чай вперемешку с настойкой боярышника и сделав бутерброд, Адик блаженно растянулся на полотенце. Да. Скорее всего он стал слишком русским, даже настойку боярышника пьёт и в чай добавляет… Хотя, что тут плохого? Ведь теперь-то с вождём можно общаться в любое время пребывания в этом чудесном месте. Правда это будет лишь его проекция, искажённая через призму Адикова мировоззрения, но это лучше, чем ничего. Бывшего вождя сейчас не заботило то, что происходило в реальном мире. Тут он всё ещё был фюрером, да и не только Германии… Он сочувствовал Рейху, вынужденному коротать время своей неактивности в своём подсознании, где все направлено против него. Где он каждый раз видит воспоминания или кошмары… Хотя они мало отличаются. Нет в настоящем Рейхе того холодного и безэмоционального садиста, да он и не мазохист… Он нечто новое, призванное страдать вечно. В аду на земле. А вот его маска, за которой он скрывается… Тот Адольф, которого Рейх создал сам, его полная противоположность. Расчетливый, жестокий садист. Убийца и диктатор, что до сих пор жив в сознании людей. Он точная копия Адика, с поправками на характер и цели в жизни. Хоть немец и нечто большее, чем просто заболевание, его облика ещё никто не видел. Во всяком случае настоящего. А сейчас время вновь сбивать маску с трусливого щенка, показывающего всем чудовище. Время вновь трудиться. — Хотя не… Ещё часок тут побуду. Может ещё и поспать удастся…