Ахтунг, товарищи. Ближе к концу этой главы присутствует детальное описание крови, трупов, ранений
Если вам неприятно читать подобное, не заставляйте себя, эта часть текста не несёт важной сюжетной информации
***
— То есть, ты утверждаешь, что я какая-то неведомая херня из японской мифологии?! — Адик был одновременно сбит с толку и весьма зол. Какая-то там страна, которую он ещё в пелёнках видел, называет его, Адольфа Гитлера, фюрера, хоть и бывшего, Германии, каким-то не то куцуне, не то кенцуне, в общем, неведомой херью, которая приглядывает за воплощением Третьего Рейха. Хоть в глубине души Адольф и признавал, что он всегда прикрывал и будет прикрывать жопу Рейха, но признать это вслух остатки гордости не позволяли. Одно дела — согласиться с Беларусью в каком-нибудь споре, другое же — признать правоту практически незнакомого человека, что вот так, из ничего пытается поменять твою точку зрения. — Я уже несколько раз повторяла, Адольф-сан, вы — дух-защитник Третьего Рейха и, в добавок ко всему, кицунэ. Кицунэ — очень сильный лис-оборотень, что способен повлиять на абсолютно любого человека. Вы можете из такой формы превратиться полностью в лиса? Только так мы сможем узнать, насколько вы сильны. — С какой стати я должен доверять тебе, Япония? В этом мире пока есть лишь одно существо, которому я могу полностью довериться — я сам, и лишь одной доверять — Беларуси. Даже Рейху, тому, с кем я с самого его детства, я не могу доверять или доверить что-то. — Я вас просто прошу, Адольф-сан. Мы можем доказать вам нашу теорию, поверьте, вам понравится, мы просим лишь посмотреть на лиса. Эти дебаты продолжались уже несколько часов, и это была не первая стычка страны и духа. Уже на протяжении нескольких дней Япа при каждой удобной возможности пытается доказать что-то резко ставшему несговорчивым Адику. Беларусь же явно чувствовала себя лишней в этих ярых стычках, она же не слышала и, уж тем более, не видела немца и не могла принять участие в операции по переубеждении бывшего фюрера. — А что я получу взамен? Промывку мозгов и лишусь моего последнего козыря, — неожиданно задал вопрос немец. «Неужели получилось? Два дня не были потрачены напрасно, » — пронеслось у Японии в голове. Азиатка теперь старалась сохранить свои позиции и окончательно добить поддавшегося арийца. — Почему вы так думаете? Вы — кицунэ, один из немногих сильнейших существ в мире, козырей у вас ещё полно, нужно лишь принять их, — приходилось действовать всё осторожнее, дабы лишь несильно подтолкнуть Адика. — Адик, — вдруг неожиданно подала голос молчавшая до сих пор Беларусь, по всей видимости, ей уже осточертело её бездействие, — хоть я тебя и не вижу, я прошу тебя, покажи то, о чём просит Япония — Бел, ну зачем тебе это? — уже немного спокойнее спросил Адольф. — Возможно, это как-то поможет нам всем… — очень тихо ответила девушка — Пожалуйста, Адик… На лице арийца изобразилось непродолжительное обдумывание, а после прозвучали заветные слова: — Что-ж. Допустим. Однако, после этого вы докажете мне кое-что, вернее, сделаете это. Не дожидаясь очевидного вопроса о том, что же именно они должны были для него сделать, немец сложил руки наподобии того, что он использовал для смены облика, но всё же немного по-другому. Средние и указательные пальцы на обоих руках были по-прежнему вытянуты, но правая рука находилась ниже левой и получалось, что оставшиеся три пальца: большой, безымянный и мизинец обхватывали два эти вытянутые пальца. Свободные три пальца на правой же руке обхватывали уже не пальцы, а саму кисть и запястье.* Всего пятнадцать секунд, и перед страной уже сидел огромный чёрно-голубой лис с хвостами, из-за размера, пушистости и постоянной подвижности которых было невозможно сосчитать их. По размеру он был значительно больше Фрица, хоть тот и имел внушительные габариты. Витиеватые аквамариновые узоры оплетали чёрные хвосты так же, как и в человеческой форме, но выглядело это всё гораздо масштабнее и красивее. — Сколько же их…? — восхищённо прошептала Япония. — Девять. Девять хвостов, — услышала девушка густой бас, по всей видимости, принадлежавший лису, — Довольна? Я могу возвращаться назад? — Эх… Ладно… Цель, в общем-то, достигнута… — с значительным сожалением разрешила страна. — Ну, а теперь, моё условие, — проговорил уже нормальным голосом вернувшийся в человеческую форму Адик. — Что вы предлагаете? — с долей испуга в голосе спросила нэко. — Докажите мне свои слова. Докажите мне, что я дух-защитник хранитель или как вы там меня назвали. — Н-но… Как? — Яп, что он говорит? Что нужно сделать? — Адольф-сан хочет, чтобы мы доказали ему наши слова. — А как? — Я сейчас это выясняю. — Раз я хранитель, — подождав пока девушки договорятся, продолжал Адик, — значит, я должен кого-то защищать. В моём случае это Рейх. Так почему бы вам не сделать меня защитником Белы? Я же могу приглядывать сразу за двумя. — В-возможно… Я попробую поискать информацию, а вы пока, может, как-то обозначите место своего нахождения и Беларусь расскажет вам про кицунэ? — Ну, раз уж ты согласилась, давай, послушаю. Япония ушла в комнату, искать информацию. Вернее, можно было надеяться, что она пошла искать именно её, ведь наверняка никто не знал. Немец же укутался в пледик и приготовился слушать дочь Союза. — В общем, Адик, кицунэ — это такой лис-оборотень, который может изменить любого человека. Чем больше хвостов, тем этот лис сильнее. Он имеет две основные формы — это лис с, в твоём случае, девятью хвостами, и человек с теми же хвостами. Но он может принять чей угодно облик… — Отчитывала девушка зазубренный текст, но её довольно грубо перебили. Бел, я знаю, что я могу делать. Я могу стать кем угодно, но знала бы ты, насколько это больно и как много энергии это требует… Ты мне что-то новое расскажи. — появилась из ниоткуда надпись на чисто-белом до сего времени листочке, лежавшем неподалёку. Почерк был слегка угловатый, с наклоном влево, но довольно ровный. — Вау… — только и смогла произнести страна, — Может, расскажешь, про то, о чём уже знаешь? Не против, если вместо этого я расскажу свою историю? Ты будешь первая, кто об этом узнает, может, тебе потом будет легче объяснять. — это довольно длинное послание было написано на удивление быстро. — Конечно, давай. Если что, мы сможем сжечь бумагу и об этом никто не узнает. Ну что ж, раз ты согласна… Можешь идти, заниматься своими делами. Я принесу, когда закончу. — Ну не-е… Я буду читать сразу, как напишешь, у нас же диалог. Ладно. Всё началось ещё очень давно, в раннем детстве Рейха. В один момент, когда его отец, ГИ, после продолжительных побоев, уж не знаю за что, но скорее всего за какой-нибудь незначительный проступок, запер мальчика в подвале, я появился. Я не помню, где был до этого момента, не помню, кем был, не помню абсолютно ничего. Я был уже таким, каким меня только что видела Япония и был в оригинальной форме: мужчина лет 25-30 с короткими чёрными волосами, красными глазами, четырьмя чёрно-голубыми лисьими хостами и лисьим ушами вместо обычных, человеческих. Из одежды на мне были шорты на подтяжках, рубаха и сандалии с высокими полосатыми носками. Дурацкий прикид, согласна? Я появился и тут же увидел Рейха. Видимо, он тоже меня видел и сильно испугался. Я попытался поговорить с ним, и он на удивление легко пошёл со мной на контакт. Он рассказал о себе, о жёстком отце и о друге, которого недавно потерял. Потом он спросил меня, «Как тебя зовут?» и меня словно осенило. Не знаю, что это было, просто в голове неожиданно появилось моё имя и информация обо мне. Я представился, мы пообщались. Не знаю, сколько мы там сидели, но выпустили Рейха в половине двенадцатого ночи, хотя заперли ещё до завтрака. Так вот и получилось. Потом я просто жил в месте, которое я назвал «Подсознание» и, находясь в нём, я открыл для себя возможность менять облик и брать контроль над телом Рейха. Потом мы с Рейхом просто делили тело. Я иногда менялся с ним, когда ему было совсем тяжело. Он просто рос, развивался и всё такое, а я смотрел со стороны. Мы переживали одно и то же, я чувствовал его эмоции. Он больше никогда не видел моей формы. Я ненавижу её, ненавижу в ней всё. Поэтому Рейх видел того самого человека со стрижкой «андеркат» и этими «чудесными» усами-щёточкой, ну ты поняла, того типичного Гитлера. Потом, когда он получил хоть немного свободы выбора, он пытался косить под меня и получилось то, что получилось. Но характеры у нас были совершенно разные. В итоге, он пришёл к власти, назвался моим именем и… Ну ты знаешь, что там было. Я не очень хотел участвовать во всей той кровавой мясорубке, которую он устроил, и начало войны стало поводом к тому, что я просто «пропал» для него. По факту, я всё же был, но Рейх не видел, не слышал и никак не мог контактировать со мной. Вернулся назад я лишь в тот судьбоносный день, когда этот придурок вместо яда нажрался «новейшей разработки немецких учёных». Потом его пожалели его собственные солдаты и мы три четверти века шлялись по лесам-полям и всему такому. Последние три года мы провели под Воронежем. Уж не знаю, как нас из Германии занесло в такую жопу мира, но факт остаётся фактом. Рейх в своём собачьем виде привыкал к здешнему климату. Жарился летом, морозил задницу зимой ну и вот, собственно говоря. Потом ты всё знаешь. Я привязан к Рейху, из-за чего сделал выводы о том, что я просто плод его воображения. Если слова Японии правда — я буду очень рад стать твоим защитником, да и вообще, мне очень понравилась ты, и я бы хотел сделать для тебя что-то приятное и не бесполезное. По факту, я тебе обязан чем-то очень дорогим, но вот, не знаю, чем именно… Адольф тяжело вздохнул и отложил карандаш, который Беларусь не видела. — Ну вот. Теперь остаётся лишь ждать ответа, — вновь в пустоту прозвучали его слова. Он был истощён, не столько физически, сколько морально, но, вместе с тем, чувствовал приятное облегчение, словно с сердца свалился огромный валун.***
Тем временем, в России, а вернее, в Москве, на Красной Площади происходила встреча отца и сына. — Всё же решил приехать пораньше? Я рад, что ты серьёзно отнёсся к этому, батя, — поприветствовал новоприбывшее воплощение Россия. — Как видишь, сына. Что у тебя тут такого? — Пойдём, лучше поговорить об этом в помещении. К великому удивлению Союза, Росс повёл коммуниста в противоположную сторону, к ближайшим многоэтажкам. — Сына, ты же сказал, что мы будем обсуждать это в помещении. Почему мы идём в противоположном направлении? — Бать, — русский даже остановился на мгновенье, — ты что, думал, что мы будем обсуждать настолько серьёзные вещи прямо у меня в кабинете? — Всё настолько серьёзно? — Конечно, а ты что думал? Я тебя по пустякам вызывать из этих ебеней не буду. — Ты что ебенями назвал? — Воронеж твой, ну, а как по-другому? Находится в какой-то жопе, столица хер знает чего, ещё и границу с этим Укропом порядочную имеет. — Ты опять поссорился с Украиной? — Ещё нет, но в любой момент могу. Спустя десять минут Руся уже открывал дверь его второй квартиры. Она у него была как гостевая, да и просто про запас. В деньгах у воплощения страны недостатка не было, поэтому он мог позволить себе подобную роскошь. — Неплохая квартирка. Больше моей раза так в два, — отпустил свой комментарий Советы. — Это маленькая, я ей не пользуюсь особо, просто рядом с работой, удобно. — Я тебя понял. Давай, выкладывай, что хотел сказать. — Можешь не торопиться, ты тут на несколько дней минимум, так что для начала, присядь и выслушай меня. — С кем таким важным у тебя встреча была, что ты такие слова выучил? — Бля, бать, не начинай, я сам не в восторге, но приходится мириться с обстоятельствами. — М-да… Крепко же тебя пришибли… — Да не пришибали меня, слушать будешь или нет?! — Конечно-конечно, начинай, — славянин устроился на диване и приготовился слушать «очень важный» доклад от сына. — Ты уже, неверное, знаешь, — начал Россия деловым тоном, — в Германии в этом году нашли одну из разработок нацистских учёных в военные годы. Назван был этот состав «Сыворотка суперсолдата», его цель — посредством смешения генов человека и животного улучшить его физические характеристики. Его формулу до сих пор не составили, поэтому мы не знаем, как и из чего она сделана, но найдено было много образцов, поэтому рабочий материал пока есть. Изначально, скорее всего, она задумывалась как жидкость, но как видно на некоторых образцах, из-за повышенной температуры и времени она приобретает структуру белых кристалликов внешне похожих на сахар или, цианистый калий. — Я что-то не понял, ты к чему клонишь? — Были найдены добровольцы, согласившиеся испытать состав на себе. Результат получился неоднозначным: большинство тестеров выжили, но несколько умерли от болевого шока ещё до начала действия состава. После принятия этой сыворотки у пациентов наблюдались схожие симптомы, такие как боль по всему телу, расширение зрачков, как после принятия наркотиков, а после обморок, потеря сознания. У некоторых так же наблюдалось удушье. После обморока учёные наблюдали практически чудо: прямо на их глазах кости ломались, меняли форму и срастались буквально за несколько минут. Все видимые изменения произошли меньше чем за полчаса, после чего подопытные перестали подавать признаки жизни, пульс был слабый. На этой стадии и во время изменения организма так же несколько человек умерло от болевого шока, а также остановки сердца. — Сына, мне не интересно слушать, кто там от чего умер, давай по существу говори. — Бать, дослушай сначала. В конце эксперимента учёные получили симбиоз человека, волка, лисицы, собаки и кота. При этом никто из испытуемых не жаловался на боль в конечностях которые, по факту, всего несколько часов назад были переломаны и срощены полностью по-другому. Вот как выглядели существа, получившиеся после эксперимента: среднего роста, прямоходящие, но изредка опирающиеся на передние конечности, шерсть короткая, в цвет волос человека, покрывает всё тело, череп с вытянутой мордой, сильно напоминает гривистого волка. Конечности длинные, свойственные семейству собачьих и кошачьих. Лапы большие, волчьи, но со втягивающимися когтями. Хвост по форме напоминает немецкую овчарку. Уши — нечто среднее между волком и кошкой, длинные. У особей мужского пола наблюдается нечто вроде гривы на шее, как у обычного волка, у особей же женского пола абсолютно отсутствует какой-либо намёк на грудь, соски и молочные железы. Всё остальное же не сильно отличается от человека. Особи так же сохранили способность говорить на обычном, человеческом языке, хотя собачья морда не сильно-то подходит для этого. — К чему ты клонишь? Раз рассказал, то уж и объясни. — Я ещё не закончил, — Рашу уже начинало бесить, что отец постоянно перебивает его, — после завершения эксперимента многие просили убить их, дабы они не мучились, те же, кто остался жив и не сошёл с ума был уничтожен другим способом. Этот состав имеет побочный эффект — разум человека медленно смешивается и объединяется с волей зверя, человек постепенно превращается в собаку и никому не известно, как это остановить. После окончательного объединения максимальный срок жизни такого существа — полгода. Об этой сыворотке знали лишь два человека: Йозеф Мёнгеле, тот, кто её, собственно и изобрёл, и непосредственно сам Гитлер, Третий Рейх. Мёнгеле умер ещё в семьдесят девятом году, Третий Рейх тоже,предположительно, мёртв. — А почему предположительно? Хочешь сказать, не добили мы фашистскую тварь? — Я не могу ничего утверждать наверняка, но ты видел питомца Белки? — А что с ним не так? — Его окрас не типичен для собак, да, к тому же, его телосложение, мягко говоря, странно. Ты видел, что получится, если поставить его на задние лапы: человек с ушами, хвостом и более длинными руками. — Почему ты решил, что это именно он? — Союз был предельно спокоен, так как уже успел подзабыть историю его знакомства с Фрицем. — Ну ты смотри. Сыворотка была изобретена именно в Третьем Рейхе. Окрас пса — красный, белый и чёрный. А это цвета флага Третьего Рейха. Фриц — немецкое имя. Да и вообще, он мне кажется подозрительным. Он слишком умный для пса, не бывает таких собак. — Твои рассуждения отчасти логичны… И что ты мне предлагаешь?***
— Поэтому ты НЕ галлюцинация. Ты живое существо, живое самостоятельное существо, — отчаянно жестикулируя, Беларусь, уподобившись её подруге, читала лекции Адику. Это продолжалось уже около полутора часов и кицунэ уже порядком подустал, но виду подавать не собирался. Внезапно, дверь открылась «с ноги» и в комнату чуть ли не влетела довольная Япония. Взгляду нарушительницы спокойствия предстала следующая картина: Беларусь энергично размахивала руками и пыталась что-то объяснить Адольфу. Сам же немец, демонстрируя многозадачность на уровне Юлия Цезаря, рисовал портрет девушки левой рукой, правой что-то писал ей на листочке, при этом напевая немецкую военную песню и, в добавок ко всему слушал весь тот поток трудных для понимания выражений, который извергала Белка. Так мало того, он делал это всё с настолько каменным еблищем, как будто каждый день занимается таким. — О, Япония, ты что-то нашла? — прервав свою словесную тириаду поприветствовала подругу дочь СССР. — Да. Это, по идее, должно сработать. Адик, посмотришь? Ариец слегка кивнул и, не отрываясь от своего основного занятия — растушёвки теней пальцем за неимением чего-либо другого, заглянул в экран ноутбука. — Ты где вообще это откопала? Думаешь, это сработает? — Ну, пока не попробуем, не узнаем. — Нет, ты серьёзно думаешь, что такая херня сработает? Дай лист или что-нибудь ещё, я сам попробую. — Эм… Ну ла-адно, тебе виднее… Японка подала арийцу лист бумаги из стопки, лежащей на столе. Фюрер окончательно оторвался от практически завершённого портрета. Он навис над листом бумаги, подперев голову руками, на его лице изобразилось напряжение. Решив не мешать, девушка взяла в руки скетчбук, который тот час же материализовался. — Яп, что это? — Сейчас узнаем. Девушки с замиранием сердца открыли небольшую кожаную книжечку. На первой странице каллиграфическим почерком было написано по-немецки «Adolph Hitler». И, по всей видимости, проба карандаша. После шли зарисовки незнакомых странам мест и людей. Было несколько зарисовок матери Японии, ЯИ, и молодого Союза. В конце же заполненных страниц страны обнаружили портрет Союза уже настоящего времени, несколько стилизованных зарисовок Рейха-пса и портреты их самих. Просидев неподвижно над листом около пяти минут, Адик так и не смог ничего придумать или вспомнить. Неожиданно, перед глазами пронеслась короткая яркая вспышка, и в его сознании резко появился точный план проведения ритуала и его составляющие. Карандаш быстро зашуршал по бумаге, записывая всё, что потребуется. Вот что требовалось:Письменное согласие обоих сторон
Мел, желательно белый
Свечи
Ритуальный нож
Мята или её эфирное масло
Кофе, не зёрна, а именно напиток
Печенье
Ночное время суток
Белая одежда для всех участников
— И это всё? — ознакомившись с перечнем необходимого, удивилась Япа, сравнивая с огромным списком того, что отрыла она, — Мы же, вроде как, будем чуть ли не духа в Беларусь заключать, зачем все эти кофе, печеньки? — Надо. Потом всё объясню. Вы точно согласны? Этот вариант сто процентов сработает. — Да, если, конечно, это не имеет подводных камней. Ну типа продажи души дьяволу или ещё чего. После всего того, что я тут увидела и услышала от вас и от мамы я уже ничему не удивлюсь. Даже существованию дьявола. — Ты мне не доверяешь, — немец усмехнулся, выглядело это странно и не совсем к месту, — Беларусь в любом случае узнает обо всём после завершения ритуала, ну, а так-то, подумай, какой дьявол? Я всего лишь существо, смысл жизни которого — прикрывать жопу хозяина от всякой хуйни. — Ну, мало ли. Мы не знаем, чего можно ожидать от самого фюрера Германии. — Всё же не доверяешь… Я не причастен к деяниям Рейха, но я уже смирился, никто никогда не поймёт это, и, тем более, не примет этого… В конечном итоге азиатка просто не смогла больше терпеть вида обиженной мордашки Адольфа. На самом же деле это был один из его хитрых трюков на который попадались все, кто когда-либо вынуждал немца его использовать. Ритуал решили проводить через два дня. В ту ночь как раз должно было быть полнолуние. Оно, конечно, обязательно не требовалось, однако и лишним не было. Вся подготовка заняла не слишком-то много времени. Больше всего пришлось повозиться с одеждой, ведь найти чисто-белую одежду без каких-либо рисунков или вставок другого цвета намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Но время неумолительно бежало и знаменательный день настал. И начался он не с кофе, а с оглушительного воя Фрица в половине седьмого. Пёс словно с цепи сорвался: носился по все квартире, истошно выл, лаял и, то и дело, кидался на двери, стены, мебель и обитателей жилища. — Небось чувствует, что сегодня будет, — предположила Беларусь. — Возможно… Но почему такая реакция? Это же, по идее, безопасно для него. — Проблема в том, что «по идее»… Мы не знаем наверняка, что будет. Многочисленные попытки усмирить, хрен знает откуда взявшегося, дикого нрава немца отняли у девушек приличное количество столь драгоценного сейчас времени, и это не могло не огорчать. Ещё и Адик с начала дня так и не выходил. Ничего нормально не выходило, да и делать что-либо желания не возникало от слова совсем. Создавалось ощущение, что удача, если она вообще существует, повернулась к странам своей задней частью и активно это демонстрировала. Но, как говорил кто-то из мудрых, «Если судьба повернулась к тебе жопой, воспользуйся моментом и отымей её», ну или как-то так, славянка точно не помнила, но решила опробовать эту мудрость в действии. Однако она не имела ни малейшего представления о том, как воплотить эти золотые слова на практике. Девушка решила разобраться с проблемой коллективно, но Япония даже и не слышала этих золотых слов, не то, что бы знала, как это должно выглядеть. Адольф, которого тоже настигла неожиданная чёрная полоса, так и не высовывался из своего относительно безопасного убежища. Ближе к одиннадцати жильцы квартиры начали готовиться к предстоящим действам. Фрица, ранее развязанного и отпущенного, вновь связали, натянули намордник и заперли в комнате Японии. Залу, а именно в ней планировали проводить «секретные махинации», хорошенько вымыли и слегка переоборудовали: растащили мебель по углам, дабы в центре было достаточно места. Пол, разумеется, хорошенько отмыли, а окна плотно зашторили. После этого по всей комнате расставили свечи, а в нескольких укромных углах оставили эфирное масло мяты и ароматный кофе. За пятнадцать минут соизволил появиться главный действующий персонаж — Адик. Он был в достаточно свободных чисто-белых штанах с манжетами на конце штанин, белой майке и чем-то наподобии накидки-плаща. На ногах не было ничего и даже самый слухмённый не смог бы уловить неслышных шагов босых ног. Даже азиатка, хоть и была наделена осторожностью и слухом кошки, абсолютно не заметила возникшего буквально из ниоткуда немца. — Одевайтесь, скоро начнём, — непривычным мягким шёпотом, приказал он. Японка передала его слова Белке, и они торопливо удалились. Фюрер тем временем критично осматривал их работу, подправляя кое-где неровно поставленные свечи и с явным удовольствием вдыхая любимый запах кофе и мяты. Как только до него донёсся едва различимый звук открытия двери, он погасил свет и вышел к девушкам с последними предписаниями. — Беларусь, от тебя не требуется ничего. Что бы ни случилось, ты не должна производить никакой самодеятельности и, что важно, сознательно не подавать вообще никаких звуков. Даже если будет адски больно, даже если всё пойдёт не по плану. После того, как я начерчу пентограмму на полу, я, заранее прости если грубо, проведу тебя в её центр, просто сядь там на колени, сядь и сиди. Но не бойся, я буду рядом, всё будет хорошо, просто доверься полностью мне на некоторое время. Япония слово в слово передала эти слова славянке. Она уже несколько раз пожалела, что согласилась на это, но сейчас было уже слишком поздно чтобы что-то изменить. Десять минут до полуночи — Япония, ты — свидетель, просто стой на месте и держи в руках нож. Ты поймёшь, когда нужно будет мне его отдать. — Да, поняла, — голос нэко звучал довольно бодро, но на самом же деле её пробивала крупная дрожь и стране с трудом удавалось сохранять самообладание. Пять минут до полуночи Всё готово. Ариец абсолютно спокоен, на этот раз «не так» пойти не может абсолютно ничего. Полночь В комнату, с наслаждением вдыхая прохладный запах, вошёл Адольф. За ним, как можно увереннее, проследовали две девушки — воплощения стран Японии и Беларуси. Страны становятся по левую и правую сторону от немца. Он опытной недрогнущей рукой выводит на полу мелом символ: свастику с наложенной на неё звездой, вписанную в идеально ровный круг. Поверх этого идут какие-то непонятные и, на первый взгляд, не несущие в себе никакого смысла символы, линии и закорючки. Ариец грубо хватает Белку за запястье и толкает в центр только что изображённого символа и, с трудом закрыв глаза, начинает что-то невнятно бубнить на немецком. Япа зачарованно слушала тот самый мягкий шёпот, вдыхала ментоловый воздух, затуманенными глазами смотрела на тёмный силуэт и крепко сжимала в руке большой нож которым можно без особых трудностей убить человека. А голос всё громче, он уже не просто звучит, он высекает неизвестные стране слова напрямую в её голове. Тело Адольфа начинает окутывать едва заметная серебристая дымка. Узоры же на его хвостах всё ощутимее источают холодный, ярко-голубой свет. С каждой секундой она сгущается всё сильнее, а голубые полосы светились уже настолько сильно, что начинали слепить. Лис уже срывается на откровенный крик, хвосты словно медленно прожигают раскалённым железом, но он терпит, не прекращает. В одну минуту боль перетекает в сумасшедший экстаз, Адик запрокидывает голову далеко назад, слышен хруст, но он продолжает сквозь боль выкрикивать слова, из глаз без зрачков текут кровавые слёзы, кровь в чистом виде. Серебристая дымка, окутавшая немца, уже полностью наконец-то добирается до Беларуси. Её длинные, даже в темноте огненно-рыжие волосы поднимаются вверх. Мгновение, и голова её с широко открытыми глазами, в которых было видно одно лишь глазное яблоко, была запрокинута не хуже, чем у арийца. Немец протягивает левую руку в сторону Японии, и та завороженно кладёт ритуальный нож прямо ему на ладонь, и фюрер точно и довольно глубоко прорезает ладонь и предплечье правой руки. Железный запах свежей крови смешался с мятой создавая сочетание, которое только сильнее раззадоривало немца. Он нанес себе ещё несколько ударов, и ещё, и ещё. Он уже полностью был измазан в собственной крови, одежда пропиталась ею, плащ был сброшен ещё в начале ритуала. Адольф подошёл к чуть ли не парящей в воздухе Беларуси и положил ей на лоб окровавленную ладонь. Это прикосновение было подобно ожогу от сильнейшего пламени. Незримый огонь нещадно жёг ладонь, но ариец терпел, получал удовольствие от всего происходящего, неистовый экстаз захлестнул его с головой, он принял полную форму лиса. Приподнявшаяся над полом девушка падает на колени, а лис ложится у её ног. Радужка славянки посекундно мигает, метаясь между ярко-алым и родным, зелёным. Огромнейший лис лижет руки, а после и лицо его новой хозяйки в знак покорности тем самым возвращая её глазам естественный вид. Белка падает, из последних сил немец совершил решающий прыжок и беларуска упала не на пол, а на мягкий бок огромного животного. Это движение станет для Адика последним за несколько дней. Оба участника ритуала потеряли сознание, и Япония не решилась их трогать.***
Предупреждаю ещё раз. Дальше можно пролистать, если вам неприятно/пугает/не нравится/вы не готовы к описание (ю) крови, трупов и т.п.
***
Лёгкие вновь разрывает на тысячи мельчайших частиц. Он вновь бежит на расстоянии двух шагов от смерти, с трудом и адской болью заставляя ноги шевелиться. Невыносимо тяжёлые сапоги, уже до краёв наполненные его собственной кровью, завязают в кашеобразной массе, покрывающей пол на добрые десять сантиметров. Правая рука, словно кусок тряпичной куклы болтается, затрудняя движение. Абсолютное большинство костей в ней раздроблены до состояния жижи, левая же рука и вовсе оторвана по локоть, вместо неё торчит кровоточащий обрубок. Челюсть сломана, как и большинство рёбер. Небольшой, практически севший карманный фонарик, висящий на шее не освещает ровно ничего кроме разодранной груди с торчащим мясом, костями и редкими обрывками некогда белой рубахи. С такими ранами не живут и даже не выживают. Однако он не может остановиться, как ни старается. Что-то необъяснимое заставляет его бежать, бежать прочь от лагеря, прочь от этого мерзкого смрада, прочь от этих громыхающих цепей, безумных криков, что раздаются за спиной. Всё стало походить на очень реалистичный ужастик: из стен, словно по чьему-то садистскому приказу стало сочиться что-то. Как вскоре оказалось– кровь. Ярко-красная лёгочная кровь. Однако преследователи, казалось, совсем не замечали этого. «Неужели я схожу с ума?» — мысль эта быстро проскользнула в сознании Рейха и застряла там надолго. — Schon lange (нем. Давно уже), — донёсся голос неизвестно откуда, — Hast du es nicht bemerkt? (нем. Разве не заметил?) — К-кто ты? — прокричал в тьму немец. Но в ответ не услышал ничего. Стены продолжали источать кровавые потоки, жидкости на полу было уже до середины голени. Не то что бежать, идти становилось более, чем проблематично. Сумасшедший учёный и, скорее всего, его помощник, не обращали внимания и на это и расстояние между ними и Третьим стало заметно сокращаться. Вдали появился тёмный силуэт, пути к каким-либо действиям были обрезаны. Что есть силы он бежит к тёмному силуэту в надежде на то, что это не будет второй помощник того деда. Кашеобразная жижа из, преимущественно, крови и уже начавшего гнить мяса была уже по колено, двигаться становилось всё сложнее. Лёгкие разрывались, сердце, казалось, взорвётся прямо в груди. Голову заполонил липкий, выбивающий всё остальное, страх. Однако те крохи удачи, что остались у немца всё же сработали: дверь в какую-то комнату выплыла из темноты. Из последних сил, превозмогая практически нестерпимую боль, Рейх навалился на дверь плечом, молясь, дабы она оказалась открыта и с шумом ввалился в крохотную подсобку. Стараясь действовать как можно быстрее, он всё тем же плечом закрыл дверь. Не в силах больше стоять, он опёрся спиной на только что закрытую дверь и медленно сполз вниз на грязный пол. Но вместе с этим чудесным и нереальным спасением на первый план вышли проблемы похуже: оторванная по локоть левая рука и полностью размазанная в кашу правая, а также многочисленные переломы ног, рёбер, разломленная практически надвое челюсть, огромные, глубокие раны в области груди и живота. Ко всему прочему его пробивал резкий озноб и самому Рейху казалось, что у него температура. Проверить возможности не было, однако и без этого можно было с вероятностью сто процентов приписать его к статусу «не жилец». В углу обнаружился искалеченный труп молодой женщины. За всё время, что фюрер пребывал в этом лагере, трупы абсолютно перестали вызывать у него отвращение, наоборот же, теперь он рассматривал их как потенциальную еду. И данный случай не стал исключением. Смерть-смертью, а обед по расписанию. Голод дал о себе знать и Рей, стараясь сделать это как можно безболезненнее, вгрызся в руку уже окоченевшей женщины. Скорее всего она была каким-то неудачным экспериментом, сбежавшим от верной смерти. То, что трупные пятна были довольно крупны, да и вообще от тела несло гнилью, арийца абсолютно не волновало. Кровавая трапеза продолжалась, на удивление, недолго. Слегка утолив чувство голода Рейх все же решил что-то делать со своими кровоточащими ранами. Кроме недоеденного «обеда» в подсобке ничего особо не было, но немцу удалось откопать пару кусков грязного бинта, неизвестно откуда взявшиеся куски каких-то досок и металлические прутья. Найти-то нашёл, но вот как этим воспользоваться? Что бы перебинтовать раны и уж тем более, наложить шину, нужно иметь хотя бы одну нормально работающую конечность ну или хоть возможность нормально пользоваться челюстью, но ничего из этого у Третьего не было. Кое-как, через адскую боль при каждом вздохе, немцу удалось замотать грязной полоской марли, называемой раньше «бинт», всё, до чего он смог дотянуться. Наложить шину было практически невозможно, как бы сильно он не старался. Положение Рейха было далеко не завидным, он не мог сделать буквально ничего, лишь лежать на холодном полу в позе эмбриона и наблюдать последние мучительные минуты своей жалкой жизни. Ноги распухли и почернели от обильного внутреннего, да и внешнего кровотечение. Руки, вернее, то, что от них осталось были в ещё более плохом состоянии. Озноб перешёл в жутчайший жар, перед глазами всё расплывалось. Уже не осознавая, что он делает, немец шептал одними губами что-то абсолютно несвязное. Неизвестные никому имена, названия звучали на странном и чужом для немца языке. Свет. Он видел свет. Такой мягкий, тёплый. Над ним стоял светловолосый парень в необычайно чистых одеждах и ярко-голубыми глазами. Всё было таким тёплым: и взгляд парня, выражавший некую жалость и сострадание, и воздух, и яркий свет, и тишина, повисшая в воздухе. — Armer Kerl… (нем. Бедняжка…) — проговорил парень на чистом немецком — Ich denke, diesmal habe ich es wirklich übertrieben. (нем. Наверное, в этот раз я и вправду загнул) — Это был тот самый загадочный Сергей. Однако выглядел он по-другому: волосы были чистыми, мягкими и вновь нежно-пшеничными. Собранные в низкий хвост они доставали ему до лопаток. Одет он был в свободные полотняные штаны, ботинки, рубаху и жилетку поверх. Всё было выполнено в приятной бело-коричневой цветовой гамме и смотрелось весьма гармонично. Через плечо у него висела довольно вместительная кожаная сумка. Парень поднял с залитого кровью пола бредящего, практически уже умершего Рейха так, словно он был не тяжелее пушинки. Абсолютно без каких-либо опасений он открыл дверь и вышел в «бесконечный» коридор. Прямо перед ним возникли фигуры нескольких обитателей концлагеря. Казалось бы, они должны наброситься и на него, ну, или, как минимум на объект их тщательной охоты — Третьего Рейха. Однако они лишь почтительно приклонили головы и расступились, давая «господину» пройти.Сергей лишь холодно кивнул на такую встречу и свернул в дверной проём, казалось, выросший в стене словно по волшебству. На самом же деле он всегда там был, Рейх не добежал совсем чуть-чуть. Пройдя немного вглубь взору открылся уютно оборудованный уголок с относительно чистым креслом, кушеткой, деревянной полочкой над ней и аккуратным светильничком на стене. Всё это отгораживалось от внешнего мира плотной занавеской, раньше висевшей над операционным столом. На него как раз и был положен изуродованный немец. Ничего не говоря, парень взял с соседнего стола бинты и спирт, которые лежали там как будто специально. Но, на удивление, отложил их и зачем-то положил руки на грудь немца, прямо на место перелома. Рейх вскрикнул, а Сергей улыбнулся. Ему нравилось причинять боль, но целью его действий сейчас было совершенно противоположное. Грудная клетка как-то странно дёрнулась и кровь полилась ещё сильнее. Ариец вновь вскрикнул и громко заскулил. Парень никак не отреагировал на это, он просто стоял, не отрывая рук от груди. Сначала его действия вызывали лишь нестерпимую боль, но уже минут через пять, немец почувствовал, что дышать стало немного легче и более безболезненно. «Что он делает?» — возникла в, до этого заполонённой болью, голове навязчивая мысль. Заметив это, Сергей переместился к раздавленной в кашу руке. Он не делал ничего нового, просто стоял, положив свои руки на изуродованную конечность, как и в случае с рёбрами, и как и там через некоторое время, не без боли и крови, конечно, мельчайшие осколки кости срослись воедино. По такому же алгоритму, неожиданный целитель прошёлся по всем местам, на которых были серьёзные раны. Что он сделал с рукой Рейх не увидел, так как ещё в самом начале этого действа потерял сознание из-за сильной боли. Руку как будто ломали вновь, причём очень медленно и с явным наслаждением. Очнулся немец всё на том же столе. Серёжа обматывал места бывших ранений и переломов стерильно-чистым бинтом и обрабатывал мелкие раны спиртом. В данный момент он достаточно туго сматывал челюсти. Одежды на немце не было, что изрядно смутило его, но он не мог ни возразить, ни вообще сказать что-либо. Самым благоразумным он посчитал продолжать имитировать обморочное состояние, и понаблюдать за тем, что же будет дальше. А ничего интересного дальше не было. Неожиданный спаситель просто закончил перевязку, если таковой можно назвать забинтовывание практически ста процентов тела, натянул на недвижимого Рейха какие-то свободные штаны и оставил лежать его на хирургическом столе. Убедившись, что пока он в таком состоянии, его никто не тронет, Рейх на этот раз уже по своей воле закрыл глаза и вновь провалился в беспамятство. Но перед тем, как окончательно абстрагироваться от внешнего мира, он услышал голос, медленный, мягкий и тёплый, он был похож на тёплую карамель: — Sei geduldig, sehr bald werden wir uns treffen. (нем. Потерпи, уже совсем скоро мы встретимся)