Зверь

       Союз вздрогнул и широко открыл глаза. Вокруг царила практически полная темнота, а сам он лежал на мягкой двуспальной кровати. «Приснилось?»        Русский протянул руку, пытаясь достать телефон с туалетного столика. На дисплее, неприятно слепя глаза, незамедлительно высветилось русское, а после и немецкое время. В Берлине в данный момент было около семи утра. Солнце только начинало вставать, если вообще встало, но просыпаться всё-таки надо было.        Советы сел на кровати и немного огляделся. В темноте мало что можно было разглядеть, но одно было видно точно: кровать Воронежа была пуста и даже заправлена.        Спал коммунист, кстати, в очень неудобной позе. Всё его тело затекло, а шея жутко болела. Даже мягкий ортопедический матрас не сгладил этого эффекта. Разумеется, славянин не выспался и причиной тому была не только неудобная поза. Вечерние размышления не принесли пользы и вылились в очень странный кошмар, а отсутствие Григория после пробуждения ещё сильнее усилило его эффект.        Сегодня должен был быть первый рабочий день. Вернее, не совсем рабочий день в прямом смысле этого слова. Сегодня должен был начаться эксперимент. В чём он будет заключаться и почему будет длиться более двух недель, Союз не знал, но шестым чувством чувствовал, что что-то из этого да выйдет.        Русский медленно встал, чуть не падая обратно, и на затёкших ногах поплёлся к окну, чтобы впустить в номер хоть капельку света. Погода на улице была ровно такая же, как и вчера: пасмурная и холодная. Настроение уже прочно закрепилось внизу и подниматься не планировало, поэтому Советы с кислой рожей поплёлся во вторую небольшую комнатку. Она была похожа на небольшую кухоньку, однако никакого кухонного гарнитура, и уж тем более плиты, не наблюдалось. Зато стоял небольшой столик с парой удобных кресел. На стене висел плазменный телевизор.        В кресле как раз и обнаружился Гриша. Он был в кое-то веки нормально вымыт, причёсан и одет в более-менее приличную одежду, а именно чёрный свитер с высоким горлом и нормальные, даже не порванные где-нибудь на заднице джинсы. В общем, вид у него был такой, словно он с минуты на минуту идёт на самое важное событие в своей жизни. — Наконец-то Вы проснулись, товарищ Союз, — спокойно поприветствовал вошедшего город, — Вы же помните, что нам сегодня к десяти часам нужно быть у лаборатории? И что Ганс заберёт нас в половину десятого. — Гриша… — протянул ещё не совсем проснувшийся Союз, — только семь утра… — Вообще-то уже половина восьмого. У нас всего два часа на сборы, а мы ещё даже не завтракали, — Воронеж замялся, а после быстро прибавил, — нет, Вы не подумайте. Я могу и без завтрака, в конце концов, до этого я и по нескольку дней не ел, я просто за Вас переживаю. Я знаю, что весь бюджет на Вас, поэтому прошу, выделите немного средств, я сбегаю хоть кофе Вам куплю. — Мгх, Гриша, перестань говорить так, словно не заслуживаешь нормального человеческого обращения. Мы с тобой сейчас сходим в какое-нибудь кафе и нормально поедим. Вон, поблизости кофейня есть неплохая, — русский протянул свою Нокию* с открытыми Гугл-картами немного опешившему Григорию, — ты у нас уже одет, готов, так сказать, поэтому подожди минут пятнадцать, я в душ пойду, переоденусь и пойдём. — Х-хорошо, товарищ Союз, — Воронеж опять смутился от чего-то. Странный парень. Хотя по факту и не парень вовсе…        Пока коммунист принимал душ и выбирал, трусы в горошек или в полосочку ему надеть, воплощение Воронежа рассматривал свою правую руку. Во всяком случае, казалось, что занят был он именно этим. По факту он сидел в неком полу-трансе и смотрел сквозь свою искалеченную конечность.        Из-за этой руки его никуда не берут, из-за чего приходится работать в лаборатории чуть ли не мальчиком на побегушках за сумму, которой едва хватает хотя бы на то, чтобы оплатить коммуналку и обеспечить себя минимальным количеством еды на месяц.        Работа была не сахар, приходилось постоянно таскать что-то, работать с химикатами без защиты и унижаться перед начальством и другими сотрудниками. А что поделаешь? Больной, еле стоящий на ногах калека никому не нужен. Да. Вся проблема была именно в этом. Григорий был слишком слаб для физической работы и слишком беден для умственной. Его нынешний работодатель взял его только из жалости и нехватки рабочих рук и по сути мог выгнать в любое время.        А ещё ему сильно попадало за внешний вид. При каждой проверке его пытались спрятать куда подальше от глаз проверяющего, что, впрочем, не всегда получалось. Белая, даже сероватая кожа с белыми волосами, ярко-красными глазами и такой же яркой одной единственной красно-жёлтой прядью смотрелась более, чем нелогично. Такой «работник» сразу же бросался в глаза и привлекал много ненужного внимания. Сотрудники даже прозвали Гришу «белым упырём» из-за этого.        Очень плохое зрение, как и дикая худоба было очередной его особенностью. И проблема была даже не в работе с химикатами без защиты, хотя и в этом тоже. Если посмотреть на всю картину обобщённо, то несложно догадаться, что Воронеж является альбиносом. А ни для кого не секрет, что кожа альбиносов, как и любой другой орган, те же глаза, например, очень чувствительны к свету и ультрафиолетовым лучам. Любой контакт с солнцем, даже в относительно пасмурную погоду, может повлечь за собой ожог этими самыми лучами. Это, разумеется, не обошло и глаза. Они были просто наполовину выжжены из-за невозможности их защитить. Хорошие тёмные очки и несколько тюбиков солнцезащитного крема могли бы уберечь Григория от многих неприятностей… — Ты чего, заснул что-ли? — СССР стоял уже в ушанке и куртке и щёлкал пальцами прямо перед носом Гриши. — Н-нет, товарищ Союз, п-просто задумался. — Оно и видно. Давай, надевай свои раздолбанные кроссы да пойдём уже. Жрать хочется шо пиздец.        Город собрался быстро, и уже через несколько минут они покидали здание отеля в поисках той самой кофейни.

***

— Б-бел, всё хорошо? — сквозь какую-то мутную пелену слышался смутно знакомый мужской голос, — Бел?        Перед глазами всё расплывалось. Последнее более-менее осмысленное воспоминание — разговор о чём-то с тем самым голосом. После всё шло невнятными урывками, больше походившими на бред сумасшедшего. Кровь, трупы, нескончаемый коридор… Мерзкие картины продолжали всплывать с более и более ужасающими подробностями. — Белка! — голос усилился, и что-то стало трясти её за плечи.              Глаза, вопреки тряске, слипались, а увиденная на миг картина распадалась на бессмысленные мазки. Девушка хотела проснуться. Она хотела узнать тот до боли знакомый голос. Хотела, но не могла. Тело сделалось ватным, густая пелена полностью заглушала органы чувств. — Чёрт, Белка! Я знал, что не надо было этого делать! Очнись! — надрывался голос, сильнее сжимая бессознательное тело за руки. — Очнуться? — прозвучал тихий голос девушки в её же сознании, — Зачем?        Беларусь противоречила самой себе, но ничего не могла поделать. Ей было так хорошо в этом состоянии. Хоть она практически ничего не слышала и была слепа, она чувствовала, как что-то мягкое окутывает тело со всех сторон. Оно нежно согревало, приглушая крики немца. — Здесь так тепло и хорошо… — вновь еле-слышно проговорила она, растягивая слова. Голос её был лишён интонации, хотя вряд ли кто-то мог услышать его, — Зачем мне идти туда…?        Вдруг неожиданно что-то в районе груди больно кольнуло. Ощущение было мимолётным, но настолько сильным, что даже эта пелена не смогла подавить его. Сонная дымка моментально спала, и девушка открыла глаза.        Адольф стоял практически вплотную к дивану, на котором, как оказалось, лежала Беларусь. Его руки лежали у неё на груди, от них исходило лёгкое серебристо-синее свечение. — Адик? — слабым голосом спросила страна. — Ehre sei allen Göttern! (нем. Слава всем богам!) Беларусь, ты наконец-то очнулась! — ариец поднял руки с груди девушки и виновато посмотрел ей в глаза, — Прости, не стоило этого делать… — Но я же сама напросилась… — славянка попыталась подняться, но толком сделать этого не получилось. Лучший результат, которого ей удалось добиться – сесть, оперевшись на спинку дивана, и то с помощью Адика. — Не думаю, что тебе стоит сейчас вообще вставать. Лучшим решением будет опять заснуть, но на этот раз без этого дикого кошмара. — Н-нет, Адик, всё нормально. Я в порядке… — Бел, это серьёзно. Сейчас не время для самопожертвования. Не изображай героя и просто согласись со мной. Иначе, — Адольф вздохнул и поднял руку на уровень глаз сидящей девушки, — мне придётся превысить свои полномочия.        Хоть из-за постоянного контроля сна и огромной по продолжительности восстанавливающей техники немцу самому едва хватало силы поддерживать нынешнюю форму, он готов был даже потерять сознание на несколько суток, лишь бы у Беларуси получилось выкарабкаться из этого состояния.        «Крайняя степень, » — подметил он про себя — «нужно немедленно заканчивать.» Но вопреки своим же заметкам, ариец непоколебимо стоял перед страной, сливая остатки энергии** в пустоту. — Л-ладно, я поняла. Но всё же… — хотела было что-то возразить Белка, но Адольф абсолютно не тактично прервал её. Тяжело дыша, немец нагнулся к ней, опуская ладонь на её голову. — Прости… Но договоришь попозже.        Ничего особенного не произошло, однако кицунэ рухнул на диван лицом вниз, а позже и вовсе сполз на пол. На большее его не хватило. Беларусь, сидевшая в недоумении на диване, попыталась встать. Конечности отказывались повиноваться, и у девушки вновь ничего не вышло. В такой ситуации единственным выходом было последовать советам Адика и вновь улечься спать. «Надеюсь, с тобой всё будет хорошо, Адольф.»        Страна вновь провалилась в сон, граничащий с беспамятством. Однако что-то было не так. Она словно слышала чьи-то лёгкие шаги, принадлежавшие явно не Адольфу Алоисовичу в его кирзовых сапогах сорок шестого размера. Причём это явно был не какой-то очередной глюк, девушка отчётливо их слышала.        На этом странности не закончились. Что-то, или вернее, кто-то, продолжал свою непонятную деятельность. Слышно было смутно, Бела всё-таки спала, но вот то, что «это существо» подняло довольно тяжёлого Адика и положило на диван рядом с ней, она знала точно. После следовали какие-то загадочные звуки, шелест бумаги и резкая тишина. Слышно было только, как её дух-хранитель ровно, но тихо дышит.

***

       Как и предполагалось, около лаборатории командированных уже ждали. Германия был ещё более прилизанным, чем вчера, а на лице его отображалась та же снисходительная полуулыбка, обнажающая острые зубы. — Герр Союз, герр Воронеж, как доехали? — поинтересовался он, вновь игнорируя приветствие, — Надеюсь, сегодня мы сможем хотя бы начать исследование. Я приготовил кое-какие бумаги. — Гера… Ну что ты так сходу? — остановил тараторящего немца Советы, — Дай нам хоть внутрь пройти. Расскажи, что конкретно нужно сделать. И делай это всё как можно медленнее. — Товарищ Союз, можно было и не говорить этого, — едва слышно прошипел Воронеж. — Ах да-да, конечно. Прошу, проходите, — сын Рейха провёл белой картой у замка двери и потянул ручку на себя, — верхнюю одежду оставляйте при входе, далее можете взять лабораторную одежду. — Спасибо, товарищ Германия, — поблагодарил Григорий арийца, Союз лишь кивнул головой.        У входа на той же самой вешалке висели вчерашние халаты. Обстановка лаборатории не поменялась, но всё равно заставляла Гришу безмолвно восхищаться. Командированные неспешно раздевались, напяливая сверху плотные белые халаты, которые пахли больницей. Пока всё проходило довольно неплохо, никаких странностей не было, это была обычная лаборатория. — Вижу, вы уже переоделись, — подметил Германия как всегда неожиданно, выскакивая перед глазами русских, как чёртик из табакерки, — прошу, проходите. У меня есть некоторая информация, с которой мы сегодня будем работать. — А когда, — хотел было спросить Воронеж, но Герман вновь его перебил. Эта активность уже начинала раздражать. — Непосредственно эксперимент начнётся завтра. Мы ещё не всё подготовили, да и нужно иметь определённые знания касательно того, с чем будешь работать. — Понятно… — Григорий, кажется, расстроился из-за этого, но виду не подал. — Так что прошу, проходите. Основная информация находится здесь же, и вам не придётся никуда идти. Часть архива находится на первом ярусе, вон в том углу, — немец ткнул пальцем в воздух, указывая направление, в котором нужно было двигаться, — не беспокойтесь, её немного. В общем, располагайтесь, изучайте материалы, а я должен вас покинуть на неопределённый срок. И ещё, чуть не забыл. Я могу не вернуться, когда вы будете уходить, поэтому я оставил на столике у входа две пропускные карты. Только не потеряйте их, хорошо?        — Хорошо, Гер, иди, дальше мы сами, — ответил за двоих Союз и, крепко схватив Гришу за руку, потащил его в сторону архива. — Товарищ Союз, чего ж Вы так резко? Мы даже толком и не попрощались, — спросил город, как только они завернули за угол. — А ты не видел что-ли? — Не видел что? – Воронеж был в недоумении. — Ты не видел, как он общался? Эта улыбка, эта манера общения… Воронеж, он точно что-то замышляет! — Товарищ Союз… Вам просто показалось. Это самая обычная манера общения для человека. Я точно уверен, что Германия честный человек и просто хочет показать себя с лучшей стороны. — Воронеж, ты не понимаешь, — начал было что-то доказывать коммунист, но после замолчал и согласился, — а хотя ты прав… Да, что-то я лишнего наговорил. Пойдём, посмотрим, что они там нарыли.        Как и говорил Германия, вся нужная информация быстро нашлась. И её так же было немного. Всё, что удалось найти, это небольшую папку и парочку разрозненных листков с записями испытуемых. — М-да, негусто, — прокомментировал это «обилие» информации Григорий. — Слуш, Воронеж, а может ты сам со всем этим разберёшься? — Я могу конечно, но почему вы не хотите поучаствовать в этом процессе? — Воронеж, миленький, давай ты сам. Мне как-то впадлу этой бюрократией заниматься. Я сейчас в отель пойду, с Россией свяжусь, а ты всё прочитаешь и мне вечером потом расскажешь, хорошо? — Хорошо, товарищ Союз, как скажете, — Воронеж сел на лёгкий стул, услужливо оставленный кем-то прямо напротив стола с документацией. — Всё, спасибо, рассчитываю на тебя. Всё я побежал. Ты только постарайся до темноты вернуться, ладно? — Я Вас понял, товарищ Союз, до свидания.        После этого быстрого прощания, Советы практически со скоростью звука вылетел из здания, на ходу срывая с себя только недавно надетый халат и хватая кожанку с вешалки. Благо, ещё вчера вечером он посмотрел, какой транспорт тут ходит и заранее разменял мелочи на проезд, поэтому уже совсем скоро он ехал в салоне автобуса до отеля, где они остановились.

***

       Вечерело. Первый день работы прошёл весьма благотворно. Бумаги, которые Герман предоставил Воронежу оказались очень полезны и теперь город хотя бы примерно представлял, с чем работает. Всё это было очень интересно, и Гриша искренне не понимал, почему Союз ушёл, даже не посмотрев на документы. — Герр Воронеж? — окликнули русского откуда-то со спины. — Можно просто Григо-        Парень не успел договорить. Чьи-то руки в холодных латексных перчатках с силой сдавили его шею и стащили с насиженного стула. Из-за резкой смены положения в глазах потемнело, Воронеж не мог разглядеть, кто его душит, но осознавал, что это точно добром не кончится. — Halt die Klappe oder bereue es, (нем. Молчи, иначе пожалеешь,) — прошипел человек ему прямо на ухо и разжал руки. Голова русского упала на кафельный пол, а после неожиданный гость дополнительно ударил его затылком о плитку.        Перед глазами вновь всплыла непроглядная чёрная пелена, звуки затихли, боль от ударов заглушилась. А по щеке алыми струйками стекала тёплая кровь.        Наконец, полностью удостоверившись в том, что город потерял сознание, но пока ещё не умер, человек без особых усилий поднял лёгкую тушку Воронежа и, закинув её на плечо, потащил в сторону неприметной дверки.