***
Любой день имеет право быть добрым, однако этот определённо не вписывался в эти рамки. Студенты наконец-то закончили с распаковкой нового оборудования и им на помощь пришли несколько взрослых мужчин, начавших сборку и установку аппаратуры. Разумеется, это бы не обошлось без использования перфоратора и других весьма шумных инструментов, поэтому Гриша и Рейх уже полдня «наслаждались» звуками ремонта. Альберт ушёл домой по каким-то неотложным делам и обещал вернуться только вечером, поэтому подопытные были предоставлены сами себе. Рейх лежал на полу на смятой простыне, изредка покашливая и наблюдал за работой строителей, Воронеж же разглядывал металлический скальпель, которым его лишили правой конечности. Видимо, немец в спешке забыл убрать его на место и оставил в зоне досягаемости воплощения. Стрелки небольших настольных часов, ненадолго позаимствованных в логове уборщицы, приближались к двум дня, когда в помещение вошёл тот, кого вовсе не ожидали — Германия. Воплощение обвёл глазами изолятор, подмечая изменения в нём, а после обратил внимание на сидевших в нём существ. — Wo ist Albert? (нем. Где Альберт?) — Холодно поинтересовался он, поправляя очки на переносице. Григорий повернул голову в его сторону и с вопросом глянул на парня, однако почти сразу отвёл взгляд. Рейх дёрнулся. В отличии от своего товарища по несчастью, он понял вопрос и уже приготовился к не очень приятным высказываниям в сторону лаборанта. Младший немец прошёл глубже в помещение, закрывая за собой дверь. Этот жест заставил город напрячься, он сильнее сжал острый скальпель в руке, готовый защищаться. Герман подошёл к лежащему псу, сел рядом с ним на корточки, а рукой довольно крепко сжал его морду за скулы и повернул в свою сторону, заставляя волкособа смотреть прямо себе в глаза. — Hey, du weißt, wo er ist, nicht wahr? (нем. Хей, ты же знаешь где он, не так ли?) — Спросил страна, делая сильный акцент на конце вопроса и явно показывая своё доминирование в этой ситуации. Третий попытался сделать вид, что разума в нём не наблюдается, и что он не понял, однако это выглядело весьма фальшиво и неубедительно. — Ich weiß, dass du mich verstehst. Komm schon, sag es mir, ich werde es nicht zweimal wiederholen. (нем. Я же знаю, что ты понимаешь меня. Давай, говори, я не стану повторять дважды.) Понимая, что закосить под дурачка уже не удастся, нацист решил повернуть ситуацию в свою сторону: — Wir haben dich lange nicht gesehen, Deutschland, (нем. Давно же мы с тобой не виделись, Германия,) — прохрипел он, а после попытался прикрыть лицо лапами и зашёлся в кашле. Из-за долгого молчания говорить было сложно, а сам голос оставлял желать лучшего. — Sie haben also überlebt? Ich gebe zu, du hast es geschafft, mich zu überraschen (нем. Так ты всё-таки выжил? Признаю, тебе удалось удивить меня,) — воплощение старался держаться как можно более холодно и отстранённо, что у него, к слову, неплохо получалось. — Warum umarmst du deinen geliebten Papa nicht? (нем. А ты, что же, не обнимешь любимого папочку?) — Wenn Sie auf alles zurückblicken, was Sie getan haben, sollten Sie mir dankbar sein, dass ich Sie nicht erstochen habe, sobald Sie mit mir gesprochen haben. (нем. Оглядываясь на всё, что ты сделал, тебе стоит быть благодарным мне за то, что я не прирезал тебя, как только ты заговорил со мной.) — Nun gut, sei nicht so unhöflich zu mir. Hast du schlecht mit mir gelebt? (нем. Ну-ну, не будь со мной таким грубым. Разве ты плохо жил со мной?) — Wenn Sie denken, dass ich am Ende für all Ihre Sünden bezahlen musste, etwas Gutes, dann denken Sie nicht, dass jemand anderes Ihrer falschen Meinung zustimmen wird. (нем. Если ты считаешь то, что за все твои грехи в итоге пришлось расплачиваться мне, чем-то хорошим, то не думай, что кто-то ещё будет согласен с твоим ущербным мнением.) — Also verachten Sie mich doch? Verdiene ich diese Behandlung und sogar von meinem eigenen Sohn? Komm schon, komm her, umarme deinen Vater, wir haben dich so lange nicht gesehen, (нем. Так ты всё-таки меня презираешь? Разве я заслужил такого обращения, да ещё и от собственного сына? Ну же, иди сюда, обними папу, мы же так давно не виделись с тобой,) — старший немец вытянул лапы, пытаясь достать до лица сына, однако Герман отодвинулся. Уже с явным раздражением он повторил свой вопрос, всё ещё сжимая голову пса: — Also sagst du mir, wo ist Albert? (нем. Так ты скажешь, где Альберт?) — А после, сдвинув очки чуть вниз, добавил, — Oder wollen Sie, dass ich diese Informationen erhalte? (нем. Или ты хочешь, чтобы я выпытывал эту информацию?) Рейх попытался засмеяться, все ещё надеясь, что от него отстанут. Воплощение терпеливо ждал, пока его папаша любезно прекратит это представление и наконец ответит на поставленный вопрос. И без того напряжённая обстановка отнюдь не стремилась меняться. Отец и сын сверлили друг друга взглядами, пытаясь добиться хоть чего-нибудь, а искомый Альберт всё никак не хотел появляться. Внезапно со стороны койки, где до этого преспокойно сидел Гриша, раздалось некое подобие стона. — Ч-что у вас… происходит? — слабым голосом спросил он, приподнимая голову — Ничего abscheulich (нем. страшного), просто небольшая неувязочка, — быстро ответил Третий, пытаясь вырваться из хватки сына и отползти на безопасное расстояние. — Не подскажете, где Альберт? — в свою очередь задал вопрос Германия. — А, это… Он… Ему нужно было отойти. А вы зачем-то ищете его? — Да, мне нужно обсудить с ним кое-что. Не знаете, когда он вернётся, герр… Извините, напомните своё имя. — Можно просто Григорий. Хотя по большому счёту мне уже всё равно… — Благодарю, герр Грегор, как ваше самочувствие? — Да всё как и было, — Воронеж выдавил подобие усмешки, пытаясь показать, что всё не так уж и плохо, — вы, кажется, спрашивали про Альберта? — Спрашивал. Так вы знаете, когда он вернётся? — Он говорил, что придёт вечером. — Насколько поздно. — Я… не знаю, честно. — Хорошо, я вас понял. На этом их небольшой разговор окончился, и страна вновь обратил своё внимание на волка. — Weißt du, warum du noch atmest? (нем. Знаешь, почему ты ещё дышишь?) — прошипел он. — Sind damit verbundene Gefühle noch erwacht? (нем. Неужели родственные чувства всё же пробудились?) — Das hier, (нем. Вот это,) — парень указал на тонкую папку с бумагами, — DNA-Testbericht. Und wissen Sie, was er gezeigt hat? (нем. отчёт о проведении ДНК-теста. И знаешь, что он показал?) — I frage mich, was? (нем. Интересно, что же?) — пёс пытался говорить максимально свободно, не показывая волнение. — Die Ähnlichkeit Ihrer DNA mit einer Speichelprobe, die aus Ampullenfragmenten entnommen wurde, sowie mit anderen Proben von Dingen, die zur Inkarnation des Dritten Reiches gehörten, ist hundertprozentig. (нем. Схожесть твоего ДНК с образцом слюны, взятом с осколков ампулы, а также с другими образцами, снятых с вещей, принадлежавших воплощению Третьего Рейха — сто процентов.) — Ja wirklich? (нем. Да неужели?) — старший немец повёл несуществующей бровью. — Ich werde den nächsten Rat erreichen und dann kommst du nicht davon, (нем. Я добьюсь проведения очередного Совета и тогда ты уже не отвертишься,) — продолжал шипеть Герман, предусмотрительно убрав ценные бумаги подальше от морды своего отца. — Du denkst vielleicht, du kannst etwas tun. (нем. Можно подумать, у тебя что-то получится.) — Ach ja, «geliebter Papa», diesmal werde ich es besser machen. (нем. О да, «любимый папочка», на этот раз у меня всё получится как нальзя лучше.) Старший немец хотел ответить что-то колкое и обидное, но Герман поспешно удалился, притворив дверь.***
В Минске всё шло так же, как и обычно. Беларусь скоро должна была вернуться с работы, и Адольф готовил по этому случаю ужин. Совсем недавно он довольно сильно подрал своей хозяйке ковролин и сейчас всячески пытался загладить свою вину, ведь считал, что простой замены повреждённого куска недостаточно. Ужин, как положено, состоял из первого, коим выступал суп, рецепт которого Адик раздобыл неизвестно где при очень странных обстоятельствах, второго, на которое шёл картофель-пюре с котлетами, а также десерта, а именно оладьев. Всё было, в целом, готово и дожидалось Беларуси, которая должна была появиться в ближайшее время. Спустя пару минут в дверь весьма ожидаемо раздался звонок. Возможно, со стороны соседей девушки, знавших, что она живёт одна, это показалось бы странным, как, впрочем, дверь, открывающаяся сама, удивила бы обычных людей, но Белку в этой ситуации не смущало совершенно ничего. Страна перешагнула через порог и прошла чуть вглубь, закрывая за собой дверь. — Сегодня, я так понимаю, грядёт что-то масштабное, да, Адик? — весело поинтересовалась она, снимая верхнюю одежду. — Как всегда в точку, Бел, — не менее жизнерадостно ответил немец. — Ну Адик, ну успокойся ты уже, я не злюсь из-за ковра и тебе вовсе не обязательно играть роль секси-горничной-дворецкого, — возможно, в мыслях воплощение была бы и не против, но здравый смысл всё же был в приоритете, поэтому вслух ничего не озвучивалось. — Я отказываюсь это комментировать, — куда-то в пустоту проговорил ариец после недолгого молчания. — Вот и не комментируй. Ты пол починил? Починил. Всё. Больше от тебя ничего не требуется, и совесть твоя чиста, — весело выдала девушка, разуваясь и проходя в комнату. Парень стоял в дверном проёме с нечитаемым выражением лица, по всей видимости, пытаясь осознать только что произошедший диалог. — Что же к столу не зовёшь, хозяюшка наша? — шутливо спросила страна, подходя к хранителю сзади. Объектом её внимания был ни что иное, как хвост, вернее, хвосты кицунэ. В человеческой форме он имел только четыре из девяти, но это всё равно выглядело довольно солидно. Шерсть на них была длинная, чёрная, с голубыми вставками и узорами, смотревшимися невероятно красиво и стильно. Разумеется, хвосты были запрещённой зоной; ещё бы гордый лис позволил кому ни попадя трогать такие важные конечности. Но, как говорится, дуракам, ой, то есть русским закон не писан, поэтому благородная славянка без зазрения совести запустила руки в мягкий мех. Адольф фыркнул, но отгонять не стал: всё-таки хозяйка. — Белка, ведёшь себя как ребёнок. Вроде бы сильная и независимая женщина, а мужчин за хвосты таскаешь, — подобного рода шутеечки частенько проскальзывали в их беседе и ни «Хозяюшка», ни «Сильная и независимая женщина» не считали их чем-то обидным и задевающим. Детское дурачество продлилось ровно настолько, чтобы не дать еде остыть, поэтому ужин достиг обитателей квартиры как раз вовремя. Загадочный суп был оценён по достоинству и всё, в целом, продвигалось неплохо, если бы не одно «но». — А мне сегодня Раша звонил, — как бы между прочим сообщила Беларусь. — И что сказал? Ответа пришлось чуть-чуть подождать, но в конечном итоге он был получен: — Да так, — девушка махнула свободной рукой, — Союз вернулся. — Давно? — Недельки две назад, на самом-то деле, — Белка продолжала вести разговор так, словно он для неё ничего не значит. — Значит, скоро привезёт Рейха? — Мимо. — Он забрал его себе и будет жить с ним? — Вновь промах. — Только не говори, что там оставил. — А вот тут в точку! Как всегда, поражаешь умом, Адик, — припомнила недавнюю ситуацию воплощение. — То есть, ты хочешь сказать, что он оставил воплощение Третьего Рейха одного на территории государства, враждебно к нему настроенного? Чем он думал?! — Ну он там не один. — Так он ещё кого-то там «забыл»?! — Помнишь того странного паренька-воплощение? — Это который Григорий? А бедненького Гришку-то зачем с этим чёртом оставили? Он же с ним не справится. — Там ещё Германия, он поможет. — Германия? Это тот, которого я ещё ссущим в пелёнки видел? Ты серьёзно думаешь, что он просто так станет помогать тому, кто настолько сильно искалечил его жизнь? В то время, как ариец уже готов был сам лично отправиться в Германию за «забытыми», Беларусь была совершенно спокойна и преспокойно уничтожала заботливо нажаренные специально для неё оладья. — Ну может он не знает, — предположила она. — Бел, вот только дурочкой не прикидывайся. Всё он знает, поэтому, собственно, к себе и вызвал. Боюсь я, как бы он там уже не был порублен на фарш для шаурмы. — Адь, шаурму от цельного куска режут, да и Рейху там резать нечего: кости одни. А ещё химия. — Тебя не смущает сам факт того, о чём я сказал? — На самом деле не особо. В конце концов, я тоже пострадавшая сторона и наоборот должна радоваться. Немец уже было открыл рот, дабы что-то сказать. Но решил этого не делать и перевёл тему.***
— Ich bin zurück! (нем. Я вернулся!) — выкрикнул мужчина, выходя из лифта. Ответа не последовало, чего, впрочем, и следовало ожидать. Альберт прошёл дальше, минуя кучу коробок и строительного хлама, оставленного строителями. До возобновления работы лаборатории оставалось несколько дней, и рабочим следовало бы поторопиться. В комнате, где проводились строительные работы, стояло что-то тёмное и массивное. Освещение в ней ещё не наладили и поэтому без строительных прожекторов там стояла кромешная темнота и разглядеть что-либо было проблематично. В помещении было тихо, пожалуй, даже слишком тихо, и каждый шаг, совершённый лаборантом, отдавался несильным эхом. Тишина пугала. Обычно здесь было довольно шумно: постоянно работали какие-то приборы, люди, работающие здесь, громко переговаривались меж собой. Быть может, на такую невероятную тишь влияло позднее время, в которое патологоанатом возвращался. Шёл мужчина не с пустыми руками: по пути сюда он вновь зашёл в пекарню и взял ещё немного выпечки. Так же из дома он захватил кое-какую одежду, в надежде, что хоть что-нибудь из этого подойдёт его подопытной и не будет выглядеть как безразмерный мешок. Неожиданно Альберт резко остановился и прислушался: прямо за его спиной хлопнула дверь и начали раздаваться шаги. Поступь была твёрдой и можно было чётко распознать, что человек в обуви, поэтому это не мог быть никто из подопытных. «Может, это какой-нибудь парень из стройотряда, который забыл здесь свой инструмент и теперь вернулся за ним?» — подумал немец, решив не оборачиваться и возобновить движение. Шаги не ускорялись, но всё же их владелец довольно быстро нагнал лаборанта. — Albert, hallo (нем. Альберт, здравствуй,) — произнёс человек, кладя руку на плечо своему подчинённому. Без сомнений это был Германия. Мужчина мгновенно остановился и повернулся к руководителю лицом. — Guten Abend, Herr Deutschland. Was führt Sie in einer Zeit wie dieser hierher? (нем. Добрый вечер, господин Германия. Что привело Вас сюда в такое время?) — поинтересовался он. — Ich habe nur auf dich gewartet. Können Sie in mein Büro kommen? (нем. Я как раз ждал тебя. Можешь подойти ко мне в кабинет?) — Ja, natürlich, wenn wir hier und jetzt nicht alles lösen können, komme ich natürlich. (нем. Да, конечно, если мы не можем решить всё здесь и сейчас я, конечно, подойду.) — Dies ist nicht wichtig und Sie sind nirgendwo schuldig, keine Sorge. Ich will nur nicht belauscht werden (нем. Это не что-то важное и ты нигде не провинился, не беспокойся. Просто не хочу, чтобы нас подслушивали,) — сказал Герман, указывая в сторону изолятора, где, по идее, должны были находиться подопытные. — Darf ich einige Dinge an meinen temporären Standort mitbringen? (нем. Позволите занести кое-какие вещи к месту моего временного нахождения?) — Das ist unnötig. Wir werden nicht lange brauchen, lass uns gehen (нем. В этом нет необходимости. Мы ненадолго, пойдём,) — голос младшего немца как всегда был жёстким, но угрозы в нём не чувствовалось. Уже в кабинете, находившемся этажом выше, воплощение предложил Альберту присесть и выложил на стол довольно большой продолговатый свёрток. — Irgendwelche Vorschläge, was drin ist? (нем. Есть предположения по поводу того, что внутри?) — поинтересовался он, обращаясь к подчинённому. — Ich habe keine Ahnung. Was ist, Herr Deutschland? (нем. Не имею ни малейшего понятия. Что там, господин Германия?) Немец взял свёрток и передал в руки Альберту. — Ich hoffe, Sie haben in Ihrem Lebenslauf nicht gelogen und können damit umgehen. Wenn du es immer noch nicht herausfindest, ist es dein Problem. Alles ist kostenlos. (нем. Надеюсь, ты не наврал в резюме и способен разобраться с ним. Если всё же не разберёшься — твои проблемы. Всё, свободен.) — Was also, Herr Deutschland? (нем. Так что там, господин Германия?) — недоумевающе переспросил лаборант. — Ich sagte frei! (нем. Я сказал свободен!) — повысил голос страна и указал на дверь. Немец поспешно удалился из кабинета, плотно прикрывая за собой дверь. «Что бы здесь могло быть?» — думал он, пытаясь подковырнуть намертво приклеенный край бумаги ногтем, пока ехал в лифте. По поводу не такого уж и маленького пакета Германия, на удивление, ничего не спросил, хотя не заметить белый полиэтиленовый пакет, от которого, к тому же, пахло сдобой, довольно сложно. Альберт довольно быстро подошёл к двери изолятора и, постучав, вошёл внутрь. Воронеж спал, обнимая подушку единственной рукой, пёс, впрочем, занимался примерно тем же. Мужчина достал телефон и включил экран. Оказывается, было уже около восьми вечера. Патологоанатом решил не трогать подопечную и наконец-то осмотреть загадочный свёрток. Заклеен он был настолько сильно, что без чего-нибудь острого распечатать было просто нереально. К счастью, на тумбочке лежала «игрушка» Воронежа — ранее забытый скальпель, и с его помощью немцу удалось практически без труда добраться до содержимого. Внутри оказался ещё один пакет, на этот раз чёрный, из плотного полиэтилена. После того, как и этот этап был пройден, лаборанта встретила большая прямоугольная коробка, обсыпанная крупными пенопластовыми шариками и обмотанная пищевой плёнкой, дабы эти самые шарики не рассыпались. Теперь действовать нужно было осторожно. Альберт подложил под коробку более-менее распрямлённую бумагу и аккуратно разрезал плёнку. Коробка была быстро извлечена, а пенопластовый наполнитель завёрнут в бумагу и отложен в угол, от греха подальше. Первое, что немец увидел, наконец открыв крышку коробки — внушительных размеров брошюру, надпись на которой гласила: «Benutzerhandbuch», то есть, «инструкция по эксплуатации». «Инструкция? Да что там, в конце концов?!» Мужчина откинул книжечку назад и его вниманию предстал он. Поверить своим глазам было невероятно сложно и, если бы лаборант не держал коробку в руках прямо сейчас, то воспринял информацию о таком как какой-то дурацкий розыгрыш. — Es… stimmt? Ist er echt? (нем. Это… Правда? Он настоящий?) — вслух сказал патологоанатом, осторожно вынимая предмет из коробки. Этим самым предметом оказалось ни что иное, как новёхонький бионический протез. Рука была довольно тяжёлой, выполнена из металла и, судя по всему, полностью заменяющей утраченную конечность. В комплекте прилагались ремешки для более прочной фиксации, походный набор по уходу, а также несколько модулей, назначение которых было пока не слишком понятно. Теперь Альберту, всё ещё пребывавшему в культурном шоке, необходимо было прочитать внушительных размеров инструкцию, а на утро, скорее всего, провести довольно сложную операцию. Оставалось самое сложное. Тут подопытный заворочался и открыл глаза. — М-м… Альберт? Что случилось? Немец достал телефон и продиктовал в переводчик: — Ты проснулась? Извини, я не хотел тебя будить. Вот, я принёс тебе сдобы и кое-какую одежду, не хочешь посмотреть на неё утром? — Ты так добр… Прости, я думаю, она будет слишком велика для меня… — Поэтому мы утром всё примерим и посмотрим. А ещё тебя будет ждать сюрприз. — Что? Какой… Сюрприз? — Т-шш, утром. Всё утром, — опустился до шёпота немец, старательно устраняя последствия своей «большой распаковки». Возможно, Воронеж не до конца соображал, что сейчас происходит, возможно, отказывался понимать, но он послушал Альберта и повернулся на живот, уткнувшись носом в матрас, всё так же продолжая прижимать к себе сложенную вдвое подушку.