Сложное решение

… Цзян Чэн полировал свой меч, глядя перед собой в глубокой задумчивости. Он, как обычно, сидел на приступке в зале приемов Пристани Лотоса, время от времени отпивая глоток прохладного лотосового чая, принесенного заранее девушкой-служанкой. Никто не смел беспокоить главу клана по пустякам, и сюда не долетали посторонние шумы, поэтому вокруг царила тишина. Мертвая тишина, как называл ее Цзян Чэн, ненавидя это отсутствие живых звуков, смеха и непринужденных разговоров. Родители, сестра и ее малыш были мертвы; Вэй Усянь… лучше бы он умер вместе с ними. Уже почти три месяца прошло после событий в Башне Карпа. С помощью глав и старейшин малых кланов, ему и Лань Сичэню удалось решить основные вопросы управления пострадавшими кланами Цзинь и Не. Имена кланов были сохранены, по крайней мере, на первое время, выбраны временные главы, подконтрольные совету, в который входили и главы малых кланов. Сохранившие свою жизнь заклинатели не обладали ни особыми силами, ни амбициями, поэтому без возражений подчинились совету. В почти годовой войне против Старейшины Илина многие кланы были обескровлены и лишились самых сильных своих представителей, а после событий в Башне Карпа даже самые отчаянные поняли, что против Старейшины Илина у них нет ни малейшего шанса. Поэтому, когда Вэй Усянь исчез, оставив свое предостережение, все были счастливы. Жизнь вернулась в спокойную колею. Цзян Чэн был настроен скептически, он не верил, что Вэй Усянь действительно отступил, и поэтому все время находился в напряженном ожидании. Лань Сичэнь пытался убеждать его, что Вэй Усянь серьезно решил остановиться, но напряжение не отпускало Цзян Чэна. Его плохие предчувствия вдруг стали реальностью, когда стройная фигура в черном одеянии бесшумно появилась прямо перед ним. Выведенный из задумчивости появлением Вэй Усяня, Цзян Чэн не испугался и не запаниковал, хоть и напрягся внутренне. Кому, как не Вэй Усяню, с детства исследовавшему все самые потайные уголки Пристани Лотоса, знать, как пробраться незамеченным. Он выжидательно смотрел на того, продолжая полировать свой меч, и молчал. Вэй Усянь тоже не сказал ни слова, подошел, уселся рядом на расстоянии вытянутой руки, сосредоточенно наблюдая движение рук Цзян Чэна. Так прошло несколько минут. Наконец, Цзян Чэн убрал меч в ножны, налил лотосового чая в маленькую чашу, поднялся и, повернувшись к Вэй Усяню, с легким поклоном протянул ее. Выражение лица его при этом вполне можно было бы назвать свирепым. Вэй Усянь чуть приподнял в усмешке уголок рта, принял протянутую чашу, сделал глоток, и продолжал молчать. Цзян Чэн не выдержал: — Могу ли я сесть в присутствии Вашего Темного Могущества? — голос его сочился сарказмом. Вэй Усянь хмыкнул, качнул головой и жестом пригласил его сесть. — У тебя, конечно, всегда был отвратительный характер, Цзян Чэн, но кто бы мог подумать, что даже заклинание императива не сможет заставить тебя сдерживать язык. — Заставь меня заткнуться, если не нравится, — ядовито отозвался тот, садясь на прежнее место. — Что тебе здесь надо? Снова захотелось острых ощущений? — Давай поосторожней со словами, а то я и разозлиться могу, — миролюбиво отозвался Вэй Усянь. — Расскажи лучше, что тут творится. С подробностями и без злобных выпадов. Цзян Чэн заскрипел зубами, но таков был императив в действии, ему ничего не оставалось, как начать рассказ. Впрочем, он и сам постепенно увлекся. То и дело мелькало «глава Лань» то, «глава Лань» сё, — они действительно проводили вместе с Лань Сичэнем много времени, занимаясь управленческими делами. Вэй Усянь слушал, не перебивая. — В общем, ты позаботился о том, чтобы на ближайший десяток лет в кланах не осталось по-настоящему сильных заклинателей, — неприязненно продолжал Цзян Чэн. — Главе Лань особенно досталось: трое старейшин мертвы, Лань Цижэнь стал бесполезной марионеткой, Ханьгуан-цзюнь… глава Лань сам страшнее смерти стал, но даже слышать не хочет об отдыхе… В этот момент Цзян Чэн вдруг вспомнил, кому он это говорит, и замолчал, стиснув зубы. Вэй Усянь смотрел на него с насмешливым интересом. — Лань Сичэнь навлек свои беды на себя сам, так же, как и ты, — спокойно произнес он. — Я предупреждал. — К чёрту, предупреждал он! — взорвался Цзян Чэн. — Ну да, ты у нас непобедимый монстр, чуть что — головы с плеч сносишь, и наплевать тебе, чья кровь льется, лишь бы настрогать побольше мертвецов. Смотреть жутко. Если бы не этот твой… Ханьгуан-цзюнь, ты бы уже по шею в крови увяз. Неудивительно, что люди отчаянно готовы пойти на все, чтобы избавить мир от такого, как ты. Ты… ты… Цзян Чэн сжал кулаки и несколько раз сглотнул, с трудом контролируя себя. Вэй Усянь бесстрастно выслушал его, подумал немного. — Ты, похоже, всерьез переживаешь за Лань Сичэня, раз так осмелел. — Я о тебе говорю! — Что ж ты мне раньше ничего подобного не говорил? Только это свое «ненавижу». Поздно теперь. Цзян Чэн отвел взгляд в сторону, сделал глоток чая. Долгое время оба молчали. Уже намного спокойнее и тише Цзян Чэн спросил наконец: — Твой… Ханьгуан-цзюнь… он жив хоть? — Жив. — Так и будешь над ним издеваться? Вэй Усянь внимательно посмотрел на него. — Что это за вопрос? Цзян Чэн замялся, неохотно ответил: — Ему, наверно, очень тяжело быть рядом с тобой. Тебе ведь он нравился… раньше. Вэй Усянь рассмеялся. — Ты точно переживаешь за Лань Сичэня, Цзян Чэн! Вон, даже его братца приплел… Какая тебе разница, ты ведь всегда недолюбливал Лань Ванцзи. Цзян Чэн нахмурился. Догадка Вэй Усяня была верной, он в самом деле переживал о Лань Сичэне. Глава Лань выглядел изнуренным, разрываясь между своим кланом и множеством проблем, касающихся других кланов. И еще, он очень тревожился о своем младшем брате, не зная, в каком состоянии тот находится. Цзян Чэну было известно, что Вэй Усянь принес едва живого Ванцзи на земли его клана, и поселился среди лотосовых озер в отдаленной хижине, обитателей которой он выгнал и отправил к Цзян Чэну с сообщением, что любой, кто попробует переступить порог, умрет. Поэтому Цзян Чэн тоже ничего не знал. — Ты не ответил, — упрямо сказал он. — И не собираюсь, — безразлично отозвался Вэй Усянь. — Тебя это не касается, а Лань Сичэнь пусть переживает дальше. Вэй Усянь поднялся и насмешливо сказал: — Пойду я. В следующий раз будь гостеприимнее, Цзян Чэн. Что это такое, даже вина мне не предложил? Он направился к выходу, и Цзян Чэн, неожиданно для самого себя, вдруг тихо спросил вслед: — Ты в самом деле остановился? Не станешь больше убивать? Стоя на пороге, Вэй Усянь ответил, не оборачиваясь: — Если меня не вынудят. — Немного подумав, он добавил, — Скажи Цзеу-цзюню, я сниму заклинание марионетки с Лань Цижэня и тех парнишек, если он позаботится о том, чтобы от старика не было проблем. Но его самого видеть не желаю. И с этими словами Вэй Усянь растворился в темноте. … Вернувшись, Вэй Усянь застал Ванцзи за медитацией. Тому становилось все лучше, и, хотя он еще не вставал с постели, но зато посвящал медитации большую часть дня. Он открыл глаза, когда Вэй Усянь вошел, во взгляде ожидание и тревога. — Ты слишком много медитируешь, — ровно сказал Вэй Усянь, вытаскивая из пакета, который он принес, паровую булочку и протягивая ее Ванцзи. Ванцзи взял булочку, но продолжал держать ее в руке, не принимаясь за еду. Немного погодя, он спросил нерешительно: — Ты… хочешь, чтобы я прекратил? Взгляд Вэй Усяня был долгим и странным, на мгновение в нем промелькнули и исчезли яростные багровые сполохи. — Да, — грубо ответил он, и взгляд Ванцзи наполнился болью. — Прекрати. Совсем. Вытащив из пакета еще одну булочку, он впился в нее зубами и отошел к столу, где стоял кувшин с вином. Положив пакет, схватил кувшин и жадно приложился к нему. — Хорошо, — раздался сзади спокойный голос. Вэй Усянь медленно обернулся. — Повтори. — Я не буду больше медитировать. Никогда, — серьезно пообещал Ванцзи. Кувшин взорвался осколками, так сильно Вэй Усянь сжал его в руке. — Такой послушный. Будешь делать все, что скажу? — издевательски процедил он. — Да. — Убьешь Лань Сичэня?