Сложное решение

Ванцзи проснулся на рассвете, открыл глаза и с некоторым удивлением обнаружил, что лежит в постели, а не возле хижины, где он уснул прошлым вечером. Очевидно, Вэй Ин принес его и не стал будить. Вэй Ин… непостижимый… опасный… жестокий… издевающийся… насмешливый… заботливый… нежный… любимый… По-прежнему любимый. Ванцзи не задавался вопросом, можно ли любить такого, как ужасный Старейшина Илина; Вэй Ин, при всей своей безжалостности, в его глазах не был монстром, но его жестокость наносила сердцу глубокие раны, и питала опасения, что, не удержав контроль над тьмой, он может скатиться в безумие, окончательно теряя свою душу. Вэй Ин назвал это лицемерием. Если бы так! Ванцзи не нужно было выбирать между любовью и ненавистью, — он любил, никогда не переставал любить Вэй Ина. Но он спрашивал себя, вправе ли говорить о любви, если она не безоговорочна, если есть границы, которые он не готов ради нее переступить. Эти мысли терзали его сердце долгое время, не находя ни выхода, ни решения. Но что-то изменилось после того, как он, наконец, с трудом поведал Вэй Ину о своих чувствах и мотивах, и услышал его приговор; и теперь в душе Ванцзи воцарилось неожиданное спокойствие, готовность принять все, что бы ни последовало. Ванцзи медленно поднялся на ноги, осторожно передвигаясь, выбрался из хижины. Ноги держали его уже лучше, чем накануне, и, хотя от напряжения он уже через пару шагов был весь в холодном поту, кажется, подгибаться не собирались. Дойдя до озера, он остановился, подумал, неловко стянул с себя верхнее одеяние и зашел в воду. Не удержался на ногах, плюхнулся на каменистое дно и остался сидеть по горло в прохладной чистой воде, приятно омывавшей тело, погрузившись в медитацию. Шумный всплеск и всколыхнувшаяся вода, плеснувшая в лицо, заставили Ванцзи резко пробудиться и открыть глаза. В некотором отдалении от берега, там, где дно обрывалось в глубину и поверхность озера была свободной от широких листьев лотоса, он увидел голову вынырнувшего пловца. Вэй Ин плыл, мощно загребая обеими руками одновременно, словно водный дракон. Ванцзи зачарованно следил за его движениями, слегка завидуя: выросший в холодных Облачных Глубинах, он мог держаться на воде, но никогда не учился плавать. Вдоволь поплавав, Вэй Усянь вышел на мелководье рядом с Ванцзи, молча протянул ему руку, рывком помогая подняться. Ванцзи не удержал равновесия и врезался в его обнаженную грудь. Вэй Усянь поддержал его другой рукой, но тут же отстранил от себя. — На ногах едва держишься, зачем один полез в воду? Или утопиться решил? — бесстрастно спросил он. — Вода освежает. Я… медитировал. — Топай к берегу. Я принесу еду… Или тебя отнести? Ванцзи, внезапно смутившись, отрицательно качнул головой, и Вэй Усянь, даже не позаботившись одеться, скрылся в хижине. Несколько минут спустя он вернулся с корзинкой, наполненной какой-то снедью, поставил ее перед Ванцзи, и, хмыкнув на деликатно отведенный от его наготы взгляд, натянул валявшиеся рядом штаны. Вэй Усянь доставал из корзинки чаши с едой, расставляя их прямо на земле. Ванцзи пригляделся и удивленно спросил: — Вэнь Нин? — Угм. Он решил, что в Юньмэне скудно с едой, наготовил всего, пришлось тащить сюда, не пропадать же добру. Он кивнул на еду, и принялся есть, не дожидаясь Ванцзи. Тот поколебался, потом все же взял палочки и одну из чаш и принялся есть с удивившим его самого аппетитом. Закончив есть, Ванцзи отложил палочки и тихо спросил: — Гуцинь?.. — Цзеу-цзюнь оставил, когда уходил… вместе с твоей лентой, — без всякого выражения ответил Вэй Усянь, что-то жуя и глядя в сторону озера. — Не думал, что ты уже сможешь играть… — Только… простую мелодию. — Неважно… Вэй Усянь прекратил есть, потянулся к руке Ванцзи и какое-то время слушал его пульс. Потом сказал: — Ты лучше ощущаешь, в каком состоянии сейчас твоя ци. Как думаешь, сколько времени нужно на восстановление? — Для нормальной циркуляции — около года, до прежнего уровня — 20-30 лет, — ответил Ванцзи после недолгого размышления. Вэй Усянь кивнул, видимо, это совпадало и с его оценкой. Он больше ничего не сказал, и Ванцзи не стал спрашивать. Все равно Вэй Ин отвечал только на те вопросы, на которые хотел ответить. — Раз ты теперь в состоянии сам передвигаться, я могу подольше развлечься в Юньмэне, — вдруг сказал Вэй Усянь. — Не лезь в воду. Не отходи далеко. И не делай неосторожных движений. То, что я снял с тебя ошейник, не означает, что ты свободен. — Уйдешь на много дней? — озадаченно спросил Ванцзи. — Нет. Почему ты так решил? — хмыкнул Вэй Усянь. — Твои указания… Я слишком слаб, чтобы… «делать неосторожные движения», — процитировал Ванцзи. — От тебя всего можно ожидать, Ханьгуан-цзюнь, — едко отозвался Вэй Усянь. … Вэй Усянь вскоре ушел. Вернувшись в хижину, Ванцзи увидел флейту и плеть, оставленные на столе словно специально, чтобы попались ему на глаза. Он снова медитировал; играл на гуцине; тренировал ноги, двигаясь кругами вокруг хижины, — день прошел незаметно, и Ванцзи обессиленно заснул в свое время, не дождавшись возвращения Вэй Усяня. Тот вернулся под утро, нетвердыми шагами подошел к постели, на которой спал Ванцзи, и наклонился к нему. Ванцзи проснулся от густого запаха алкоголя и, открыв глаза, встретился с бездонным взглядом темного магистра. Они смотрели друг на друга очень долго, не шевелясь, потом Вэй Усянь словно очнулся, тряхнул головой, провел обратной стороной ладони по щеке Ванцзи и с нетрезвой улыбкой произнес заплетающимся языком: — А, Ханьгуан-цзюнь, даже не знаю, чего мне хочется: то ли убить тебя, то ли зацеловать… Что ты думаешь, угм? … Я все же не стану тебя убивать… Поцелуй меня, Ханьгуан-цзюнь? Он наклонился еще ниже, почти касаясь губ Ванцзи. — Ты пьян, Вэй Ин, — мягко ответил Ванцзи. — Не поцелуешь… да, я пьян… ненавижу… даже так не могу тебя убить… не хочу… хочу тебя… вот я дурак… Он выпрямился, шагнул к своей постели, запнулся о ее край и свалился, подминая под себя сорванную циновку. Повозился еще несколько мгновений, что-то неясно бормоча, и затих. Сердце Ванцзи готово было выпрыгнуть из груди. Его поразило, настолько пьян был Вэй Ин: обычно, несколько кувшинов крепкого вина могли сделать его более разговорчивым, но он редко запинался и всегда сохранял трезвую голову. А сейчас — он был по-настоящему, в дым, пьян. И его слова… Ванцзи вздохнул. Он и не ждал, что Вэй Ин захочет снова лечь в постель с тем, кто пытался убить его. … Вэй Усянь проснулся, когда солнце начало клониться к закату. Посидел на постели, приходя в себя, отбросил в сторону зажатую в руках циновку, пробормотал какие-то проклятия, встал, помотал головой, прогоняя похмельный туман, стрелой промчался к озеру и нырнул, подняв столб воды. Ванцзи, сидевший у воды, смотрел выжидательно и уже начал волноваться, когда Вэй Усянь, наконец, вынырнул намного дальше и поплыл к берегу. Ванцзи проследил взглядом, как он вышел из воды, в полном облачении, с которого каскадом стекала вода. Посмотрел вниз на себя и хмыкнул: — Ладно, будем считать, оно требовало стирки. — Он начал стаскивать с себя одежду, развешивая ее по ближайшим кустам. Ванцзи молча наблюдал за ним, но перевел взгляд на его лицо, как только он остался совершенно обнаженным. Не глядя на него, Вэй Усянь спокойно заметил: — Не смотри на меня так, будто пыташься понять, помню ли я что-то. — А ты помнишь? — Я выпил лишку и сказал то, чего говорить не намеревался, но да, я помню все, что сказал. Забудь, это ничего не меняет. — Ты был очень сильно пьян… — это прозвучало почти как вопрос, и, хотя Ванцзи не рассчитывал на ответ, Вэй Усянь ответил: — Мы с Цзян Чэном вели «задушевную» беседу… Я бы убил этого засранца, будь чуть менее пьян. — Ты мог заставить его молчать… или говорить то, что хочешь услышать. Вэй Усянь посмотрел на него изучающим взглядом. — Лань Ванцзи, если я заставлю его молчать, это не будет беседой. А говорить лживые слова лести я лучше тебя заставлю… ах да, и заставлять не придется, ты и так на все готов. Верно? Ванцзи выдержал словесный удар, не меняя выражения лица, не отводя взгляда, лишь горько усмехнувшись про себя. Вэй Усянь вопросительно поднял бровь, вынуждая его ответить. — Мгм. Тебе прямо сейчас польстить? — серьезно спросил Ванцзи. Вэй Усянь расхохотался и, качая головой, побрел в хижину. … Три дня спустя, когда Ванцзи на рассвете открыл дверь хижины, навстречу ему из рассветного сумерка выступила знакомая фигура. — Второй молодой господин Лань.