love like you

      До жути знакомые двухэтажные частные дома медленно уплывали назад.        Отпечатывающийся кипенно-белым неотстирывающимся пятном на смольной душе Омы район расстилался полотном под его уверенными шагами, за которыми крылась необъятная усталость и некий страх от неизвестности, что его ждала впереди: до дома по адресу, который ему кинул короткой смс-кой Саихара, оставалось чуть больше полутора квартала.       Машины быстро проносились у тротуара, норовя так и сбить медленно шагающего вдоль дороги Кокичи, доказывали ему один неоспоримый факт, который юноша зарубил себе на носу ещё давным-давно — здесь ему абсолютно никто рад и не был.       В последний раз ему пришлось здесь бывать почти полтора года назад, когда он оканчивал среднюю школу — один из самых счастливых моментов в его жизни, почему — Ома помнил смутно, как и то, почему он переехал из этого района в соседний и не пошёл, как его уже бывшие одноклассники, в пристроенный рядом корпус для старшеклассников.        Если ему не изменяла память, школа сама по себе была неплохой и даже стояла далеко не на последнем месте в рейтинге старших школ по Японии, и практически в пятёрке лучших их префектуры.       Стоя на перекрёстке с тускло мигающим светофором, который так и не поменяли со времени его последней прогулки по этой улице, Кокичи осмотрелся и понял, что ещё один поворот налево, и перед ним откроется вид на его бывшую среднюю школу: наверняка, там сделали хороший ремонт, может даже в спортивном зале поменяли напольное покрытие, о которое, при падении, можно было заработать огромное количество ссадин и шрамов, почти навсегда остающихся на коленках и локтях.       От одной мысли об этом Кокичи нежно улыбнулся и, стоило ему лишь услышать тихое пиликанье светофора, продолжил идти. Может быть, Саихара с ним и учился в одной средней школе? — хотя, такую мысль Ома отбросил сразу же.       Наверняка он бы запомнил его, хотя, если бы они и учились вместе, то вероятнее всего Шуичи сидел в А классе, одном из самых умных, в то время как фиолетоволосый развлекался в В — он никогда особо не относил себя к умникам, хотя ему не раз говорили о неплохих аналитических способностях. В С классе Кокичи вообще никого не знал, и даже не представлял себе о том, кто там мог учиться, хотя это было абсолютно не так.       Дом Саихары мало чем внешне отличался от того же дома Омы — небольшой двухэтажный домик, разве что трава на лужайке была ярко-зелёного цвета и возле небольшой лестницы, поднимающейся на крыльцо, по бокам расположились пышными пёстрыми коврами две клумбы с побелённой оградкой: за домом явно хорошо ухаживали (на этой мысли Кокичи опечаленно усмехнулся, представляя, как бы это выглядело на его участке).       Оставаясь в приятном удивлении от увиденного всего лишь при входе, Ома представлял себе, как же выглядит дом изнутри.       Ступени и вовсе не скрипели, так что юноша без лишнего шума поднялся наверх и, сомневаясь в правильности своего поступка и такого быстрого соглашения на довольно странную для Шуичи просьбу, указательным пальцем нажал на дверной звонок.       За стенами послышалось приятная чистая мелодия, от которой так и веяло жизнелюбием до блевоты. Через несколько секунд послышались быстрые гулкие шаги, спускавшиеся по лестнице практически на бегу. Дверь моментально открылась, и на пороге стоял взъерошенный Шуичи в своей домашней одежде — признаться, в таком виде Ома его мог лицезреть впервые.       Растрёпанные тёмные волосы не скрывались за этой мрачной кепкой, которая, как позже увидел Кокичи, висела в прихожей на вешалке.       На однокласснике была надета растянутая серая футболка огромного размера, из-за чего широкий оттянутый ворот слегка оголял изгиб точёной ключицы. Непонятно-тёмного цвета шорты чуть выше колен мешком висели на исхудавших бёдрах Саихары, и Ома явно испытывал в данный момент на себе огромнейшее давление. Кокичи несколько раз прокашлялся и поправил съехавший воротник фиолетовой кофты на серебристый застёжке, которую он напялил на чёрную, заляпанную каким-то чересчур вкусным соусом футболку с принтом непопулярной поп-группы.       — Ох, — с облегчением выдохнул Саихара, хватая одноклассника за запястье и буквально втаскивая в свой дом, попутно захлопывая входную дверь и закрывая её на железный засов, — Я рад, что ты пришёл, спасибо, — Оме не нужно было большого труда, чтобы понять, что Саихара о чём-то беспокоился: голос трясся, и большие пальцы на руках сплелись и теребили друг друга с невероятной скоростью.       Темноволосый подбежал к лестнице, стоящей в конце недлинного коридора, прямо напротив входа, и сказал:        — Раздевайся и поднимайся наверх, комната вторая по коридору слева, лады? — и, получив глухое ага, затопав по лестнице вверх, скрылся из виду. Кокичи пожал плечами, думая, на что же он подписался, и нехотя повесил кофту на крючок рядом с кепкой Шуичи.       Ожидания Омы насчёт внутреннего интерьера дома Шуичи были вполне оправданы: за ним следили, и не абы как, а очень даже хорошо.       На все стены в коридоре и, вероятнее всего, в большинстве комнат, были наклеены обои европейского стиля бледно-жёлтого цвета с длинными, тянущимися от пола к потолку, розоватыми полосками, между которыми теснились мелкие изображения таких же розовых цветочков с ярко-зелёными листьями.       В тянущемся вдаль коридоре было всего лишь четыре двери, ведущие в разные комнаты: две друг напротив друга — гостиная и кухня, одна — на одной стороне с кухней — по всей видимости, ванная, и последняя, ведущая на задний дворик, с которой в большей степени доносился аромат летних цветов.       Вдоль всего коридора время от времени встречались небольшие высокие столики коричневого цвета с такими же высокими зелёными растениями в резных горшках: глядя на эту приятную для глаз картинку Кокичи было ясно, что Саихара живёт в полной и достаточно обеспеченной семье, или, как минимум, с матерью точно.       На стенах были развешаны всевозможные фотографии в тех же коричневых рамках, сочетающихся по цвету со столиками. Изучать их было одно удовольствие.       Поднявшись на второй этаж, Кокичи увидел залитый солнцем второй коридор, заканчивающийся на этот раз уже окном, которое выходило на передний дворик, откуда Ома, собственно, и пришёл.       Комната Шуичи, вторая по коридору слева, как оказалось, была одной из последних: напротив неё по всей видимости располагалась ещё одна спальня, или же чей-то личный рабочий кабинет.       Насколько хорошо разбирался в семье Саихары Ома, вроде как, его родители работали в полиции, где, собственно, и познакомились, и как минимум два раза в неделю пропадают на ночных дежурствах, так что Шуичи, бывает, остаётся в доме совсем один. Но Кокичи знал об этом только по слухам, а смелости и вообще какого-либо желания спросить у Саихары об этом лично особо не было.       Вдоль коридора, уже без столиков с цветами, висели всё так же красивые рамки. Воздух, шедший внутрь коридора из конечного окна, трепал полупрозрачная салатово-жёлтую короткую занавеску.       Дверь спальни Шуичи была пригласительно открыта, и Ома подошёл к ней вплотную и украдкой заглянул внутрь.       В отличие от того, что Ома увидел в доме чуть ранее, комната Саихары была отделана в более тёмных тонах — стены выкрашены в тёмно-синий цвет, на них — всё так же висели фоторамки, но уже со светлым, цвета слоновой кости, обрамлением.       Одно окно, выходящее на передний дворик, было небольшим и располагалось над небольшим письменным столом с каким-то моднявым серебристый ноутбуком, было зашторено плотными тяжёлыми шторами в тон стенам с серебристыми вертикальным полосами.       Узкая полоса света освещала покрытый мягким серым ковром светлого цвета пол. Комната выглядела вполне современной: в стеллаже около стола была высокая полка с музыкальным центром, множество различных плакатов развешаны по стенам, не занимаемыми фотографиями.       Справа от стола была широкая кровать с белым постельным бельём, над ней — небольшое бра, единственный включённый на данный момент источник света в комнате. Под кроватью были запиханы несколько книжек, возможно, уже прочитанных. Рядом с кроватью — небольшой узкий бельевой шкаф.       В целом, комната напоминала саму по себе комнату Кокичи, только выглядела более ухоженной и навороченной, сделанной даже с некоторой любовью, из-за чего юноша вместе со своими опасениями быстро проглотил небольшую крупинку зависти и вошёл внутрь.        Внутри пахло приятной ванилью, что очень даже неожиданно для комнаты мальчика. Саихара сидел на кровати и всё так же теребил друг о друга большие пальцы, прикусывая нижнюю губу, о чём-то волнуясь.       — Ну так что? — поинтересовался Кокичи, оперевшись локтём о дверной проём, привлекая к себе внимание Шуичи. Одноклассник вскочил с кровати и встал в похожую чем-то на оборонительную стойку, — Зачем позвал?       — А-а? Да… — вся уверенность, таящаяся до этого в его голсе, резко куда-то исчезла, когда дело дошло до объяснения Оме, зачем он его сюда притащил. Саихара, сделав глубокий вдох, на выдохе выпалил: — Ну, короче, я решил, что хочу забыть Акаматсу-сан и напиться.       — Ты что решил? — подавился неверящим смешком Кокичи, спрятав вылетающий позыв смеха изо рта ладонью, ссылаясь на глупую неуместную шутку Саихары, пока тот не открыл нижний глубокий ящичек стола и не обнажил штук шесть-восемь баночек некрепкого алкоголя.       Тут уже Оме было не до смеха.       — Ты, блять, сейчас серьёзно? — мат невольно вырвался у него изо рта. Несмотря на свой скверный характер и пошлые шуточки в сторону одноклассников, он практически никогда не склонялся к тому, чтобы начать их крыть трёхэтажным матом.       Говорил, что не особо хочется быть подобным Ируме, хотя ему просто было приятно оставаться в некоторой степени воспитанным человеком.       — Ладно, хорошо… — Ома приложил ладонь, закрывая ей свои глаза и лоб, немного спуская голову вниз, пытаясь смириться с огромной глупостью, кроющейся где-то под черепной коробкой Саихары, — а я тебе тогда зачем?       — Ну-у, знаешь… — невнятно что-то прокряхтел парень, почесав затылок правой рукой, — Я особо никогда и не пил… Только пару раз, и то, просто подурачиться… — Кокичи сразу смекнул, к чему этот дурак клонит, и не знал, какой выходки от него ещё ожидать.       — Нет, нет и ещё раз нет! — прикрикнул на одноклассника Ома, скрестив на груди руки, — Я не собираюсь поддерживать твоё малолетнее пьянство, — категорически заявил юноша, развернувшись от Саихары в попытках поскорее смыться и не ввязываться в его дурацкие приключения, ведь по закону любого фильма после такой пьянки по поводу «забыть любовь всей жизни» наутро бывает и больно, и плохо, и сердце не утешается всё равно: это всё бессмысленная трата денег и печени. Шуичи, видя, что фиолетоволосый уже сделал несколько шагов в сторону выхода, схватил его за руку, — А-а?..       — Ну пожалуйста, Ома-кун! — взмолился темноволосый, вставая на колени. «Этого ещё мне не хватало»  — закатив глаза, подумал парень. Саихара продолжал: — Вот честно, ну вот только тебе могу доверять, правда!       — С чего такая уверенность? — пренебрежительно бросил Кокичи, пытаясь освободиться пускай и от таких желательных прикосновений.       У Саихары была горячая рука и длинные тонкие розоватые пальцы и миндальными ногтями — не то, что у самого Омы с его маленькими крысиными лапками. Ему просто не повезло уродиться с короткими пухлыми пальчиками с маленькими бусинками, вместо ногтей.       — У тебя есть куча друзей по типу того же Кайто или этого… как его там? Кибо? — на этом моменте он резко вспомнил, как этот мелкий железный гадёныш отобрал у него Широ-чан, и поморщился, — Без понятия. У них сто процентов будет больше шансов тебе помочь, на кой чёрт я тебе сдался?       Шуичи ослабил хватку, а затем и вовсе отпустил чужую руку и замолчал, смущённо опустив взгляд в пол. Выглядел он, как нашкодивший пятилетка, которого теперь нехило глодала изнутри совесть.       Юноша поджал губы, будто стараясь не разреветься, и Кокичи клялся себе, что если он это сделает прямо сейчас, он ему реально врежет, потому что плакать уже который раз за день, даже сейчас, когда ничего особенно не произошло, и уж тем более, перед кем-то чужим, вроде самого Омы — должно быть как минимум унизительно.       От одного взгляда не него, такого жалкого и беспомощного, сжималось сердце. Шуичи говорил сквозь плотно сомкнутые губы:       — Только ты мне сказал в тот день правду… — Кокичи удивлённо приподнял брови, готовясь сказать, что на самом деле он солгал только ради того, чтобы хорошенько выбесить Саихару и искренне не ожидал такой реакции со стороны одноклассника, но Шуичи был на шаг впереди:        — Я видел твоё лицо, Ома-кун, — все аргументы, которые в опровержение слов темноволосого Кокичи быстро перебрал в уме, враз рассыпались, — У тебя был… такой беззащитный вид, и я не думал, что ты мог мне солгать.       Саихара подбирал слова на ходу, запинаясь и повторяя одни и те же фразы снова и снова.        — Ещё… я потом поговорил с Акаматсу-сан… — на глазах проступили крупинки слёз, и сердце у Омы сжалось до невозможного. Но Шуичи быстро соориентировался и встряхнул головой:        — Но это уже неважно, честно, мне без разницы, что у неё с Амами-куном, — соврал Саихара, чтобы не нагнетать обстановку. Ложь Кокичи раскусил быстро — когда сам постоянно лжёшь, начинаешь понемногу распознавать, когда лгут другие.       Да и сам одноклассник особо врать не умел, и эти несколько жалких бриллиантовых капелек под золотистыми глазами выдали его с потрохами: ему было очень больно, и он просто пытался так себя отвлечь. Эта боль никуда не уйдёт — по своему горькому опыту знал Кокичи.        — Поэтому я искренне тебя прошу, О—       — Ладно-ладно! — грубо оборвал его Кокичи, не желая больше выслушивать гору нытья и мольбы о том, чтобы он остался, и прошёл в комнату, оставляя парня за спиной, — Только немного и без глупостей, ок?       Лицо Шуичи вмиг просияло, и он метнулся к столу, закрывая попутно дверь:       — Родители вернутся максимум завтра к вечеру, у них смена, — пояснил Шуичи, и Кокичи понял, что всё-таки его родители — полицейские, — так что если хочешь, можешь остаться хоть с ночевой, — голос юноши наполнился небывалым энтузиазмом, пока он где-то под столом гремел жестяными банками, пытаясь вытащить их на пол, не уронив.       Кокичи насмешливо хмыкнул и достал телефон, набрав сообщение дядьке, опять застрявшему на работе, что пусть ночью его не ждёт: как никак, другу помочь нужно, хотя, называть таким словом Саихару было абсолютно непривычно и в некотором роде неестественно.       Через несколько минут, когда Саихара убежал вниз за мелкими снэками, которые прикупил специально, думая, что когда пьют — обязательно должны закусывать чем-то вредным и ужасно солёным, телефон Омы раздался громкими надрывистыми воплями. Из поднятой трубки верещал разъярённый дядя:       — Кокичи, мать твою, какого хрена?! — Ома сморщил нос и недовольно отвёл телефон от правого уха, пытаясь сохранить себе хоть какой-то слух.       — Да заткнись ты уже, Господи… — пробубнил парень, мечтательно наматывая густую фиолетовую прядь на указательный палец, изводя своего опекуна окончательно, — Просто другу была нужна помощь, и—       — Будто мне, блять, есть какое-то дело то твоих пидорасов, — грубо отрезал мужчина, несколько раз грозно кашлянув в трубку, — Тебе вчерашнего было мало, а?!       У Омы от одного лишь воспоминания о том, что же произошло вчерашним вечером, начинало ныть и до выворота наизнанку колоть правое плечо.       Кокичи ласково провёл свободной рукой по ключице, спускаясь ниже, к предплечью, в красках припоминая, как дядя, впервые за несколько месяцев хорошенько надравшись, отыскал каким-то волшебным образом у Омы его ненавистную пачку с сигаретами.       — Ты разве не понял, что ты наказан? — почти сквозь зубы процедил мужчина, пытаясь надавить на юношу ещё сильнее.       В ответ он получил только длинные нудные гудки и расшатанную мелким выродком нервную систему.

~

      Когда первые две банки практически опустели, парней уже нехило развезло, несмотря на то, что Ома даже практически и не пил.       На часах было уже около восьми часов, а от тех закусок, которые Шуичи не так уж и давно бегал обновлять на кухню, практически ничего и не осталось, как и от действительно интересных тем для какого-либо разговора:       — Ита-ак… — протянул Ома, неизвестно от чего начав по-девичьи хихикать и качаться вперёд-назад, сидя на краю чужой кровати.       Шуичи с раскрасневшимися щеками (которого, между прочим, унесло с пива первым из-за его неопытности) сидел справа от одноклассника на кровати, прижавшись спиной к изголовью.       — Где планируешь учиться после старшей школы, м?       — Ну-у… — смущённо почесал затылок Шуичи, несколько раз забавно икнув, — Я всегда мечтал пойти на детектива, если честно, только не смейся! — Кокичи, не планируя даже улыбаться, чтобы хорошенько выбесить одноклассника, наигранно-громко расхохотался, за что получил лёгкий пинок пяткой по правому плечу, из-за чего Ома немного простонал: попал прямо на последствия вчерашней стычки с дядей, — Тогда ты, мистер президент, куда собираешься?       — Хм… — Ома, специально переигрывая, поднёс два пальца к подбородку и сделал вид, что очень усердно думает о своём будущем, — Сопьюсь и умру где-нибудь в канаве, без понятия, я не думаю о будущем!       — Дурак! — громко засмеялся Шуичи, прикрыв рот левой ладонью, а другой рукой, слегка наклонив корпус тела, потянулся за почти допитой всего лишь первой банкой: пил он неспеша, никуда не торопясь, пытаясь растянуть удовольствие, как только вообще возможно, — Ладно, теперь мой вопрос, — Кокичи явно заметил, что одной полулитровой баночки с пивом Саихаре вполне хватило.       Его стеснение мигом куда-то улетучилось и разговаривал он уже с Омой абсолютно на любые темы, даже самые смущающие, из-за чего он не постеснялся задать несколько даже провокационный вопрос, чем обычный:        — Ты когда-нибудь целовался с парнями? — сказал Шуичи это тихо, так, будто их сейчас мог услышать кто-то посторонний и прилюдно обсмеять. Кокичи задумался.       — Нет, наверное, — ответил Ома и тут же сам себе бесстыдно соврал.       На его памяти неосознанно стоял бессердечный блок, не пропускающий старые воспоминания, да и сам Кокичи против не был: слишком страшно думать о том, что всё это когда-то давно происходило с ним, а рассказывать об этом кому-то — стыдно и невозможно, разве что Широганэ, которая в обмен показала Оме все свои пыльные тощие скелеты в чёрном матовом шкафу.       — А ты, Саихара-ча-а-ан? — сладким голосом пролепетал Кокичи, несколько раз кукольно хлопнув реснички. Шуичи сделал глубокий вдох и снова попытался его толкнуть в плечо, но одноклассник юрко увернулся от удара.       — Не, не, — замахал перед собой руками Саихара, отбрасывая на пол опустевшую баночку и взяв откуда-то слева новую, — Да не может быть. Что, даже не влюблялся что ли? — юноша повернул ключ на сто восемьдесят градусов, и напиток запенился.       — Ну-у, если вопрос про влюблённость, то… — на всего лишь одну секунду Ома остановился, пытаясь преодолеть тот самый стоящий блок, что, хоть и получилось, но довольно скверно: — Да, знаешь… Был, наверное, один случай… Да и то, невзаимный… — Саихара несколько опечаленно взглянул на друга и медленно сделал глоток, приготовившись слушать не факт, что очень уж интересную историю из прошлого.       Получив такой ожидающий чего-то взгляд, Кокичи надменно улыбнулся, выдав:        — Думал, я так тебе всё и расскажу, да? Не надейся, я и сам ничего не помню толком, — обломал Саихару фиолетововолосый парень, прямым броском баночки попадая прямиком в мусорку — очко фиолетовой команде! — Ну, разве что, это был мой лучший друг…       — Лучший друг, да?.. — ещё грустнее улыбнулся Шуичи, меняя положение своего тела. Теперь он сидел на краю кровати, как и Ома, и сверлил взглядом пальцы на ногах, болтающиеся внизу, как селёдки.       Ладони он впил в свои колени, сам устало ссутулился и издал что-то наподобие кривого смешка. На тёмной ткани чужих шорт расползались чёрные влажные пятна. Не стоило Кокичи развивать эту тему дальше.       — Хэй, хэй, хэй? Ты чего?.. — тихо, почти неслышно, прошептал Кокичи, пододвигаясь к парню почти вплотную. Он был далеко не мастером в успокоении.       Простые объятия — излишни, и самому Оме почему-то показалось, что он так просто к нему навязывается — чересчур сильно хочет его к себе прижать и снова вдохнуть приятный запах тёмных волос, почувствовать разгорячённое дыхание на шее и вновь упереться в чужое плечо острым подбородком.       Кокичи неловко положил ладонь ему на плечо — не сразу. Сначала плеча коснулись два пальца — средний и указательный, потом уже все остальные, и затем Ома держался за него всей крошечной ладошкой.       Ома никогда особо не любил чужих прикосновений, и уж тем более — касаться кого-то самому, так что даже то, что он сегодня днём принял разбитого на части одноклассника в свои кроткие и недлинные объятия должно было говорить о том, что он ему небезразличен.       Кокичи не знал, как можно было бы по-научному объяснить его поведение — просто ему не нравится близость с людьми. Возможно, травма детства, или что-то наподобие, но юноша не хотел об этом вспоминать и кому-либо рассказывать в принципе. Но несмотря ни на что, к Саихаре у него было что-то странное, какая-то небывалая и ненормальная тяга — его хотелось касаться.       «– Что значит «любить»?       — Хотеть касаться. — в какой-то интернет-статье о знаменитом русском режиссёре* прочитал Кокичи, когда готовил доклад по социологии.       Этот небольшой диалог из двух высказываний калёной кочергой отпечатался где-то у него под заледеневшем от времени и боли сердцем, где никто его — маленького и беззащитного — под твёрдым слоем льда и пыли никогда не найдёт и не тронет.       Кокичи думал, что если Саихара вновь возьмёт его за запястье, то он просто сойдёт с ума. Это и есть любовь? Широ-чан ошиблась?       Саихара медленно поднял на обеспокоенного Ому усталый взгляд, до краёв полный боли. Неужели ему и правда так больно?       Голова становилась металлической от дикой помеси алкоголя и переживаний, тянула вниз, перед светлыми глазами маячили ярко-лиловые зайчики, и руки безвольными верёвками болтались по бокам.       Сквозь стоящий перед глазами туман Шуичи разглядывал, как заворожённый, чужие глаза: яркие, цвета прыгающих по потолку зайчиков — таких же лиловых и до одури знакомых, манящие.       Шуичи сделал неуклюжее движение правой рукой и повернул корпус к опешевшему Кокичи, хватая его за левую руку и прижимая к своей груди. Напряжение, витающее в воздухе, стало невыносимым.       Кокичи, до этого величественно нёсший на своём лице тяжёлую маску самообладание, размяк и стал тем, о ком он так отчаянно хотел забыть: Кокичи Омой из класса три-В, который был до чёртиков влюблён в своего самого лучшего друга.       Саихара подался вперёд, не разбирая, кто перед ним — те же иллюзии-зайчики, заворожённый Ома, наконец вспомнящий, почему этот район его так ненавидел, или же Акаматсу-сан, которая на него даже не смотрит.       Когда Саихара медленно накрыл своими влажными, с привкусом алкоголя, но до безумия тёплыми губами его собственные, просохшие и потрескавшиеся, он не знал, как на это реагировать, и просто медленно отклонялся назад под чужим мощным давлением: сначала опирался на локтях, а затем и вовсе упал на спину, прогнувшись вперёд. Шуичи навис над ним на локтях, когда между их лицами оставалось чуть меньше пяти сантиметров. Теплота, таившаяся до этого момента на увлажнённых губах Кокичи, проскользнула внутрь горла и по гортани доползла до треснувшего от долговременных ледяных оков сердца.        Уперевшись левой коленкой в чужой пах, Саихара властно надавил на него, вызывая у Омы непроизвольный стон.       — С-саихара-ча-ан? Чт-то ты-ы… — Ома неловко откинул голову назад, жадно вдыхая воздух. Щёки — вечно фарфорового цвета — вспыхнули ярким пурпуром. Шуичи неторопливо провёл розовым язычком по десне, и Ома шумно выдохнул скопившийся в лёгких воздух.       Живот начинало непривычно крутить, предвещая что-то очень и очень плохое, но, Господи, кому ведь не плевать? Кокичи, закатывая глаза от таких желанных прикосновений, мечтательно промурлыкал на ушко Саихаре и думал о том, что всё же Широ-чан была не права.       Шуичи ласково провёл ногтями двумя пальцев от острого точёного подбородка дорожку вниз, огибая выступающие из-под такой неприлично лишней футболки ключицы, проводя пару раз вокруг чуть привставших от одного лишь поцелуя бледно-розовых сосков, заострив небольшое внимание на нижней части живота, что, несомненно, вскружило Кокичи голову, что он прогнулся в спине, закатывая глубоко под нависшие плотными чёрными шторами веки глаза от накатившей волны наслаждения, которая собиралась в том месте в запутанный и мудрёный узел.       На глубоком выдохе Ома хриплым взволнованным голосом вскрикнул, давя подступивший к горлу стон, даже в такой ситуации пытаясь не сбить своё хладнокровие:       — Я… Я правда люблю тебя, Саиха… Саиха-а… — последние слова заглушились выпустившимся наружу кряхтением, спрятанным тут же за стиснутыми зубами. Саихара самодовольно улыбнулся, запуская ошалевшую руку под ненужную уже серую майку — таким его Кокичи видел впервые. И не то, чтобы ему до одури было всё так приятно, как казалось ещё в самом начале. Сам факт того, что именно Шуичи касается его сейчас, что именно он видит юношу сейчас таким.       — И я, Господи… — задыхаясь от возбуждения прошептал Шуичи, прижимаясь губами к юношеской — совсем ещё детской, без признаков какой-либо даже самой мелкой, начинающей только расти щетины или микроскопических шрамиков от лезвия бритвы — молочно-белой шее, по-вампирьи впиваясь в неё зубами, легко покусывая и оставляя свои собственные багряные метки от прилившей к месту укуса крови.       — И я, Боже ж ты мой… — теряя голову от такой неимоверно желанной близости, шепчет темноволосый, запуская в чужую голову всю пятерню, и прижимая её к своему плечу, сливаясь в невероятно странных, и в то же время одних из самых без защитных объятиях, — Сколько бы я ни хотел… и ни старался… — Кокичи заметил, что однокласснику было труднее выговаривать слова, находясь в таком положении, — …я любил тебя своей самой чистой любовью, Акаматсу-сан…       Акаматсу-сан?..       Каэдэ… Акаматсу-чан которая, да?       Ему и правда кажется, что я — Акаматсу-чан?..       Лиловые зайчики жестоко проебались, когда выбирали свой собственный цвет. Под алкоголем и стрессом Шуичи Саихаре любой сладкоголосый мальчик с глазами его возлюбленной покажется ею, да ведь? Да? Да?!       Саихара всё ещё тяжёлым бременем нависал над остекленевшим лицом Омы, перебирающем в голове сотню аргументов за то, что Шуичи просто ошибся, ну, немножечко проебался, вспомнил на секунду свою подружку, и всё, ничего страшного, с кем не бывает, ладно?       Но они по одному и тому же билету, вместе с его последней верой и остатками самообладания, летели глубоко к чёрту, чтобы больше их здесь никогда и никто не видел.       Б о л ь н о       Кокичи пытался закрыть глаза и снова их открыть, думая, что всё это какой-то страшный сон и вообще — кошмар, и что ничего этого не произошло, ведь так, да?       Но вновь открывая глаза, заместо покрывшегося лёгким возбуждённым румянцем Шуичи с обезумевшими от искреннего животного восторга глазами Ома видел лишь чернь и то же самое — только давно зачем-то стёртое из памяти — смеющееся лицо тёмно-серого цвета с коротко остриженной чёлкой, делающее несколько глубоких толчков вперёд.       С т р а ш н о       Темнота, собравшаяся вокруг разливающейся громким неистовым хохотом фигуры сгущается — кто-то из неё тычит на них длинным сухим пальцем, кто-то плюется и говорит, что это всё — развлечение для дьявола, и место всем нам, и этому чёрному человеку, и самому Кокичи, в Аду.       Люди смеются, и боль разносится по телу. У человека нет лица, нет эмоций, нет глаз и пальцев на руках — есть только широкий-преширокий рот, растянутый в маниакальной улыбке, из которого льётся нескончаемым потоком всего лишь один вопрос, в памяти Омы находящийся за семью печатями:       «Всё ещё любишь меня, а?!» — ответ на который Кокичи так и не смог найти, даже спустя полтора года, но всё же нашёл только сейчас.       З а ч е м ?       Этим вопросом Оме приходилось задаваться время от времени: зачем он ходит в школу, зачем терпит весь этот кошмар, оставленный ему дядей, зачем вообще он пришёл сюда, к Саихаре, и для чего?       Потому что он плакал?       Потому что был разбит?       Кокичи думал, что он с ним даже чем-то похож: добрую часть времени грезить о человеке, который позже сломает тебя, разорвёт напополам, как простую веточку в лесу. Ради удовольствия, может, по случайности - это не важно.       Главное, что сломает. Главное, что это не починить. А Саихара ведь просто хотел, чтобы его любили.       И, отдаваясь в руки обезумевшему от алкоголя в крови Шуичи, о чём он мог только думать, принимая такое глупое и ненормальное решение?       Он тоже хотел быть кем-то любимым. Мама в детстве обделила вниманием, в средней школе первая — настоящая — влюблённость окончилась настоящей трагедией, и никто в этом грёбаном мире не хотел его принимать таким, какой он есть, и что плохого в том, что раз в своей жизни он просто рискнул — и тут же оказался по уши в дерьме? Абсолютно всё.       «— Что бы ты сделал, если бы Саихара-кун исчез из твоей жизни?» — вопрос-проверка на чувства от Широгане, заданный ему всего лишь несколько часов назад в скайпе, на который было безумно трудно ответить ещё тогда, но так легко принять и понять всю его суть сейчас.       «Если бы ты исчез, я бы тебя не искал» — в голове звучит максимально серьёзно и не по-детски, как обычно это бывает, — «Если бы ты исчез, мне было бы х о р о ш о».       — Прекрати, прекрати, П Р Е К Р А Т И, — с громким отчаянным криком из последних сил отталкивает от себя перевозбуждённого Шуичи так, что последний больно упирается спиной в высокое изголовье кровати, и Кокичи жалобно отползает от него в противоположную сторону, обнажённой спиной прижавшись к бельевому шкафу.       Шкаф несколько раз качнулся, и с него на пол грохнулся, расколовшись на две неравномерные части, глобус.       Саихара встряхнул головой и устало почесал переносицу, пытаясь вспомнить, что только что происходило, пока в голову не ударило одно из последних воспоминаний.       С испугом подняв быстрый взгляд на Ому, он ужаснулся:       — К-кокичи?.. — впервые позвал его по имени Шуичи, затаив дыхание. Кутая испуганное лицо в спутавшиеся тёмно-фиолетовые волосы, пряча порозовевшие поросячьи щёчки, только чтобы скрыть раненый взгляд, Ома сидел, по-собачьи прижавшись к углу, лишь бы только выдалась возможность сбежать.       По правому оголённому плечу чередой веснушек под изгибы ключицы уходили несколько свежих сигаретных ожогов, на затенённой шее при свете настенной лампы тёмными дырами зияли засосы.       На остекленевших глазах застыли, внезапно выступив, слёзы. Шуичи только что понял, как же сильно он проебался:        — Боже, прости, Ко… О-ома-кун!.. — Саихара стремительно пододвинулся ближе к вздрагивающему время от времени Оме и протянул левую ладонь вперёд, чтобы убрать слипшиеся на подбородке волосы, только чтоб взглянуть на его глаза ещё один раз, будто бы того времени ему не хватило.       Последовал громкий шлепок, и рука Саихары ненамного отлетела в сторону стены.       Раскрасневшийся и треснутый напополам, как маленькая фарфоровая куколка, брошенная капризной девочкой на пол, Кокичи быстро натянул майку, схватил отброшенную на пол кофту, и выбежал из чужой комнаты, ни сказав ни слова.