Вечное лето

Я, конечно, не эксперт и ни в коем случае не врач или психолог, но заметил тенденцию в человеке — не ценить того, что имеешь сейчас. Ну, как это говорится — имея не ценим, потерявши плачем. Когда болеем и нос заложен, сразу вспоминается, как прекрасно было чувствовать запахи и вообще дышать; когда расстаемся с кем-то — тут же накатывает скука и одиночество и та ностальгия, если можно так выразиться, по времени проведенному вместе. Но страшнее всего этого лично для меня сейчас — потеря дорогого лета. Лето проскочило мимо, улизнуло как тень с земли или радуга с неба и оставило после себя какую-то тоску. Мне вот нравится сравнение времени с песком, просачивающимся через пальцы и растворяющимся от ветра… или типа того. Банально, да, но я и сам своего рода «банален», ведь не успел насладиться этим мгновением и сижу, скучаю вот. Я как обычно из года в год наивно полагал, что для нас уготовано вечное лето с этой деревней, этими тополями и березами у моего дома, спелой малиной и парным молоком, Кантом и Ленским. А сейчас вот уже август. Август! У Ленского, видно, подцепил сентиментальной чепухи, чего уж судить, я прощаю себя за это. Прощаю, во-первых, потому что сердечность качество, какое-никакое, но редкостное в наше время, здесь никто не спорит; во-вторых, это было мое последнее вечное лето и пропустить его сейчас — преступление. Ведь что там дальше? Экзамены, поступления и вуаля! — никаких каникул. Эти месяцы последние, а дальше только учеба в каком-нибудь вузе, где буду я этакий труженик губить свое здоровье, а между лекциями вспоминать, как хорошо было мне здесь в этой деревне. Но с другой стороны нечего мне сейчас сопли распускать. Все-таки не все на свете я проебал. Конечно, предыдущие лет девять я провел у себя в городе и почти ничего не помню с тех времен, но сейчас-то все наверстал! Теперь есть что вспоминать. С улыбкой буду вспоминать я это лето. Например, как мы ходили на речку и ловили лягушек, а потом таскали их с собой до вечера, пока не пускали обратно в воду. Или как доили ту корову, вероятно, то было самое будоражащее событие за три месяца и никто никогда не поверит, что я сделал это. И не важно! Туда же воспоминания о каждой нашей с Володей беседе, которая затягивалась до глубокой ночи, пока нас не разгоняли по домам. Однажды никто не посмел тревожить нас, потому что он ночевал у меня в дядин отъезд и о, как это было! мы видели звезды из окна и Ленский читал мне свои стихи. К слову, не самые дурные стихи на мой взгляд. Тогда я сказал ему, что справедливо будет публиковать их, он обещал подумать. Самое главное как по мне событие — это Кант. Не знаю, мог ли помыслить когда-то, что забота о маленьком комочке поможет мне избавиться если не от большей части, то от какой-то точно части моих головняков. Я имею в виду, я больше не могу считать себя никчемным человеком, если вырастил кота. Да еще какого кота! Котище! Как мне дороги все наши забавы и как тяжело мне будет с ними расстаться. Пускай осталось еще несколько дней, но все же. Я не могу прогнать эти мысли уже вторую неделю. Зато могу прогнать себя с веранды. Погода решила напоследок немного порадовать солнечным теплом и безветрием. Я спустился с крылечка и пошел за кусты малины, где раньше была моя детская песочница, а сейчас небольшая мягко усеянная белым клевером полянка. Я улегся на траву и всмотрелся в голубое и безоблачное небо. Здесь бы никто не смог найти меня, хотя, наверное, никто и не искал бы, тем мне и нравилось это место. Подо мной прохладная почва, клевер щекочет уши, а солнце греет лицо и ладони. Прикрывая глаза, мне снова чудилось лето, а потом осень. Кажется, что сентябрь не так плох со всеми этими жухлыми листьями и осенней романтикой… и настроение такое радостно-тревожное от ощущения скорого золотого царства, но в тоже время грусть по переменам не отпускает. Я решил, что нужно позже поделиться этими мыслями с Ленским. Он-то точно поймет меня, да наговорит еще больше всякого. Почему-то я твердо убежден, что он переживает еще сильнее. Тем временем Кант подошел ко мне и ткнулся розовым носиком в ладонь. Я глянул на него одним глазом: повзрослевший котик совсем не был похож на тот пищащий шерстяной клубочек, каким мы его подобрали, наоборот, он гордо сидел, зажмурившись, раздувал усы сытый и довольный. Его черная шерстка блестела в солнечных лучах и ярко выделялась среди зеленой травы. Глаза обрели более-менее устойчивый зелено-желтый оттенок, но, как я слышал, у котят цвет глаз может меняться. Наверное, это и произойдет со временем. Котенок пересек расстояние от моей ладони до моего лица и щекотно принюхался к щеке с таким немым вопросом «ого, Жень, ты чего тут разлегся?». Я сам себе усмехнулся, представляя это. Все внимание мое переключилось на Канта и мысли развеялись. Хорошо, что малыш невольно помогает отвлечься. Кант еще немного смотрел на меня, а потом повалился рядом, переворачиваясь на спинку и открывая белый животик. Лапками он цеплялся за листики клевера и играл с ними, даже не выпуская коготки. Умилительно приятно было смотреть за ним. Я повернул голову, чтобы лучше видеть его, но вдруг Кант как подскочил и напал на мои волосы! Ему нравилось все, что могло колыхаться или шуршать, а еще ему нравились кудряшки Ленского, но, видимо, не имея их сейчас в наличии, он решил потешиться моими. Я поднял его над головой и посмотрел в круглые глазенки. В них ни капельки сожаления. Усадив его себе на грудь, я надеялся на понимание и на урчание, но котенку хотелось резвиться, и он убежал в кусты дальше бить по листьям. Что мне оставалось делать? Вздохнув так устало, как только мог и, окатив взглядом еще раз по небу, верхушкам деревьев и клеверу, я поднялся и побрел от малины куда-нибудь в другое место. «Если бы наши глаза были фотокамерами, моя память, наверное, переполнилась фотографиями неба, ну или шпорами по геометрии», — смеялся Владимир, когда мы сидели в ту ночь и смотрели в окно на звезды. Не помню, чтобы в городе когда-то небо было настолько звездным и, чтобы луна плыла в дымке облаков, как в полупрозрачном воздушном платье. «А в городе такого нет, и никогда не будет! — уверял меня Ленский, не отрываясь от неба. — Потому что там сплошь фонари да яркие вывески и весь их свет перекрывает блеклый свет луны и звезд». Мы оба тогда умно и укоризненно покивали и продолжили смотреть, пока комары не налетели. И казалось, что еще все впереди и середина июля это так мало! А вот и не мало. Во всяком случае, мы быстро оказались в середине августа, когда в очередной раз ходили в рощицу гулять. И вот, мы на последней неделе лета и уезжать не хочется совсем. Мои родители вместе с дядей удивляются, как я так «терплю» деревню и что такого здесь. Они рассчитывали, что я отсижусь всего месяц и умотаю обратно как из ссылки, да я тоже, признаюсь, так думал. А потом пришлось трижды отнекиваться и просить остаться подольше и так до конца. Мне даже начало нравится садоводство, а это уже край! Проходя мимо постепенно увядающих цветов, я вспомнил, как иногда поливал ромашки и прочие растения, и как изляпался в грязи и воде, как под палящим солнцем собирали мы клубнику. Ягоды было так много, что сейчас даже не верится, что вся кончилась. Ну, пора заканчивать хандрить, я так говорю. Жаль, конечно, но что поделаешь. Проходя обратно к крыльцу, я услышал за собой знакомый топот и обернулся, замечая Ленского. — Женя! — он окликнул меня еще раз и подошел ближе весь запыхавшийся. — Ты бежал? Мы сели на веранде, а он все не мог отдышаться. — Я убегал от собаки. — Опять? — Не опять, а снова! Что я сделаю, если она хочет моей смерти? Володя любил собак всех без исключения, кроме деревенской дворняги со всклоченной шерстью и ненавистью ко всему живому. Никто изловить ее не может, да и не пытается особо, ведь живность она не дерет, но мы подозреваем, что именно она виновата в пропаже матери Канта. Поэтому Ленский ее недолюбливает. — Погналась за тобой? — я поднялся принести ему воды. — Да, когда я шел из того магазина, мне пришлось бросить мороженое и перепрыгнуть через забор. — Жаль мороженое. Он выпил стакан воды и откинул прилипшие кудри со лба. — А меня не жаль? — А чего тебя жалеть, это не ты теперь валяешься на грязной дороге и не ты таешь под солнцем. — Верно. Ленский задумчиво топнул и вскинул голову, обращаясь ко мне и улыбаясь своей обыкновенной широкой и доброй улыбкой. — Мороженое не пережило этого дня, но кое-что у меня осталось, — он вытянул из широкого кармана своих светлых брюк плитку шоколадки и протянул ее мне. — Все для тебя! Я взял шоколад и поблагодарил его. Это было мило и забавно, не помню, чтобы такие маленькие сюрпризы настолько радовали меня раньше, но я был рад. Володя тем временем продолжал: — …Рассветы и туманы для тебя, — Ленский не допел, потому что я боднул его в плечо, и он закатился смехом. — Ладно, хорошо! Есть планы на сегодня? — Как всегда никаких. — Отлично! Будем бездельничать! Я медленно кивнул, хотя не согласился. Не думаю, что мне хотелось провести эти дни так обычно, и я обмолвился об этом. — Может, я покажу тебе одно место здесь, думаю, тебе понравится, — я имел в виду, именно тот сокрытый малиновыми кустами пятачок клеверной полянки. Владимир сразу оживился, его глаза заблестели, а сам он не то колыхнулся, не то резко подскочил и вновь восторженно затараторил: — Ура! Женя наконец-то делится секретами! — он засмеялся без злобы, скорее совсем по-детски невинно. — Ну, вообще-то! — Хорошо, хорошо, хорошо! Показывай, давай, — он спустился вниз и только сейчас я обратил внимание на его босые ноги. Вероятно, уже привычка гулять вот так и не чувствовать боли от камешков. На пути к малине мы встретили Канта, который победоносно нес в зубах палочку и, заприметив нас, тут же приветливо поднял хвост и показал свою находку. Он выглядел как маленькая пантера и ему это льстило. Володя забрал палочку и стал шуршать ею по траве, чтобы котенок храбро бросался и ловил ее. — Мы так не дойдем, вон, за кустами уже! — закатил глаза я и, как бы мне не хотелось признавать этого, но закатывание глаз тоже своего рода привычка. Добравшись-таки до местечка Ленский так и ахнул. Он ступил в клевер и восторженно пискнул, проводя рукой по листьям малины. — Почему я увидел это только сейчас! Почему целое лето ты молчал! — если бы он не был так рад, он убил бы меня. — Ну, сладкое напоследок? — Здесь тебе будет сложно отшутиться, знай: я запомнил твой грешок, — он лег на то место, где была примята трава, где я лежал некоторое время назад. Мы сидели в тишине и смотрели на небо и мирно качающиеся тополя. Вместе не было так грустно, тем более Кант снова появился из неоткуда с новой палочкой и стал крутиться, вертеться и прыгать вокруг нас, перебрасывая ее и травинки. — А малыш подрос, так? Ты решил, что с ним будем делать дальше? — Ленского напрягал вопрос с котом. Он боялся, что мои родители не разрешат оставить Канта и увезти его в Петербург, но здесь мне чуть-чуть помог дядя. Мои родители в чем-то люди строгие, особенно отец, но даже у него есть слабые места, например, моя мама. А она в свою очередь заядлая кошатница и пару таких заявлений моего дяди о том, какой Кант умница-разумница и просто прелесть окончательно убедили ее в том, что он должен остаться у нас. Дядя передал мне эту новость так: «мать твоя, когда полностью влюбилася в кота, так сразу стала убеждать отца какой сын у него молодец-спаситель! Какой черныш молодец-охотник, главное, послушный! И, смотри — дело в шляпе». Я пересказал эти слова Владимиру вместе с похожей, на мой взгляд, старческой манерой говорить (прям как дядя), и он глубоко расслабленно вздохнул: — Хорошо то, что хорошо кончается. И быстро. — Есть такое. В последнее время наши диалоги не были такими насыщенными, как раньше. Но не из-за того, что нам больше неинтересно и что тем не осталось, по правде, мне кажется, мы настолько сблизились, что понимаем друг друга без слов. Глупость какая, да? А вот и нет. Я понимаю это, и Ленский понимает это. Мы оба осознаем наше положение, и выручает только то, что живем мы как-никак оба в Петербурге, только в разных его частях и дороги наши по сути своей пересекаться не должны. Но останавливать нас это не будет, я уверен. В какой-то момент мы негласно обещали друг другу оставаться вот так вместе, вместе продолжать растить кота и вместе любить это место в деревне. Лето кончилось, но оно успело подарить нам эту дружбу и привязанность, поэтому я не жалею. Все еще сложно свыкнуться и отпустить именно эти каникулы, потому что они кажутся мне последней частичкой моего детства, что дальше только все взрослее и взрослее. Но Ленский как-то сказал, что можно в душе оставаться ребенком, особенно, если впереди еще целый школьный год, а за ним та молодость, про которую пишут книжки. И он прав. Сейчас мы лежим вместе на этой траве, делим плитку шоколада и ждем заката с пламенными его языками и наслаждаемся тем, что имеем в данный момент. А Кант, будучи любимчиком судьбы и котом, все носился по кругу и разевал рот, чтобы словить невидимую бабочку и ни о чем не думал и ни о чем не жалел.