Insomnia

      Впервые Спайк приходит в каюту Джета, когда на «Бибопе» царит ночная тишина. Ну, почти ночная — в открытом космосе время суток определяется только по цифрам на экране бортового компьютера. Джет к этому давно привык и ложился, когда чувствовал, что пора. Исключения составляли случаи, когда он засиживался со Спайком за игрой в сеги (1) да бутылкой чего-нибудь покрепче. Такие посиделки — своего рода зализывания ран, оставшихся после охоты, — периодически заканчивались танцами в постели, практически всегда безмолвными. Тишину могли нарушить только рваное дыхание, придушенный хрип или неосторожный шепот, тут же прерываемый поцелуем, голодным и требовательным. Они никогда не говорили — ни до, ни во время, ни после, и, тем более, не обсуждали проведенные вместе ночи. Тут не о чем было говорить. Но все равно Джету казалось, что между ним и Спайком Дамокловым мечом висит тишина, полная невысказанных слов. Тишина окутывала «Бибоп» ночью, захватывая весь корабль в плен, так что был слышен только монотонный шорох лопастей вентилятора. Тишина обнимала их обоих, пока тела сплетались в единое целое на кровати Джета. Так же, в тишине, не говоря ни слова, Спайк поднимался и уходил практически сразу, а Джет отворачивался к стене и делал вид, что заснул. После ухода Спайка тишина становилась слишком давящей, как будто над головой смыкалась крышка гроба. Это было почти невыносимо.       Джет предпочитал не задумываться о том, почему Спайк вызывает у него такие странные чувства. Будто взяли шприц с жидкой тоской и вкололи под сердце. Начнешь копаться в паутине мыслей — не распутаешься. Эти ночные перепихи ничего не значат. Джет был даже удивлен, что придает этому значение. Наверное, все дело в том, что Спайк — его напарник и единственный мужчина, с которым он мог допустить хотя бы тень мысли о чем-то большем. А может, свою роль сыграло то, что после Алисы у него никого не было. Не то чтобы женщины перестали его интересовать, просто отношения на одну ночь его не привлекали. Джет считал себя в некотором роде однолюбом. А потом случился Спайк и навел в размеренной жизни Джета (насколько может быть размеренной жизнь охотника за головами) такого шороху, что о покое можно было только мечтать. Спайк удивлял, бесил, порой откровенно раздражал, вызывал желание врезать ему как следует. И все равно Джет был рад, когда он впервые пришел к нему после отбоя.       Спайк проскользнул в каюту, как тень, только было еле слышно шлепанье босых ног по полу. Чуть скрипнула кровать — он сел на край, тот, что ближе к стене. Было так тихо, что Джет слышал дыхание напарника. Он лежал на боку с краю, укрытый по пояс, подложив руку под подушку, и не открывал глаз, но чувствовал: Спайк знает, что он не спит. Тишина стала плотнее: ждала, что будет дальше. Джет тоже ждал.       По ощущениям, прошла пара минут. Кровать снова скрипнула, когда Спайк стал осторожно укладываться. Уютно и сонно зашуршала простынь. Судя по звуку, напарник принес с собой подушку и теперь взбивал ее. Основательно подготовился, ничего не скажешь. Джет едва не сдержал неожиданную улыбку. Одеяло чуть приподнялось. Он почувствовал, как осторожно укладывается Спайк, стараясь не потревожить его. Только когда напарник перестал возиться, он понял, что все это время лежал, затаив дыхание.       Спайк лежал в кровати Джета, но не стал окончательно ломать его личное пространство прикосновениями, не стал портить то хрупкое, молчаливое доверие, установившееся между ними. Делая вид, что шевелится во сне, Джет подался чуть назад и ощутил кожей теплую обнаженную спину Спайка. Это было неожиданно приятно. Так… по-домашнему. Так, как у Джета не было настолько давно, что он успел почти забыть, каково это.       Спайк не отстранился. Джету этого было достаточно. Одиночеству не осталось места в его постели. Спайк прогнал его. И Джет был ему благодарен.