Insomnia

      Впервые Спайк закричал во сне где-то в районе полуночи.       Сначала Джет даже не понял, что это за звук и откуда он исходит. Ему показалось, что какая-то деталь «Бибопа» внезапно забарахлила, возможно, шестеренка заклинила или где-то что-то скрипит. Только когда звук повторился, он понял, что его издает живой человек. И это звучало как стон боли.       Джет не отдавал себе отчета в том, что делает. Просто подорвался с места, выронив ножницы для бонсая, и побежал в гостиную. Поясница протестующе заныла, заявила о себе болью, которая заставила Джета скривиться, но не сбавить скорость. Он затормозил, только когда понял, что в гостиной Спайка нет, хотя он мог целыми днями не вставать с дивана. Снова раздался сдавленный крик, еще более пронзительный, чем в предыдущие разы. В этом крике Джет явственно расслышал «Нет, нет!», и от этого его сердце резко сжалось и уменьшилось в клетке ребер, так что вдруг стало трудно дышать. Картины того, что могло случиться, закружились в голове такой адской свистопляской, что Джет не успевал выхватывать ни одной мысли. Оно, пожалуй, и к лучшему.       Надо было захватить пистолет. Он успел подумать об этом за секунду до того, как ворваться в каюту Спайка.       В каюте было настолько темно, что сначала Джет не увидел вообще ничего. Чтобы понять суть происходящего, ему было достаточно звуков — чего-то среднего между поскуливанием и стоном тяжело больного человека. Джет широко распахнул дверь. Его вытянутая тень легла на пол, а бьющий из коридора холодный электрический свет выхватил из темноты смятую постель с клубком сбившихся простыней. Джет не сразу разглядел в нем лохматую голову Спайка. Что-то похожее на страх неожиданно поднялось в нем волной, когда напарник снова застонал, с каждой секундой все громче, пока стон этот не перерос в крик, еще более жуткий в почти полной темноте. — Нет! Не-ет!       Джет не мог больше этого слышать. В два прыжка одолев расстояние между ним и кроватью, он нашарил лампу на стене немного выше изголовья и с силой хлопнул по ней. Белый больничный свет неприятно резанул по глазам. Спайк как будто ничего не заметил и все еще дрожал всем телом, вцепившись в одеяло до побелевших костяшек, как испуганный ребенок. Джет отчетливо разглядел плотно сжатые челюсти, сведенные губы, глазные яблоки, ходившие туда-сюда под зажмуренными веками, и с каким-то отстраненным удивлением понял, что напуган. — Спайк! Очнись, Спайк, это сон! Проснись!       Он с силой схватил напарника за плечо, энергично встряхнул, так что голова Спайка мотнулась назад, как у безвольной куклы. Он все еще был в плену своих демонов, слишком глубоко погрузился в пучину ночных страхов, и Джет не мог до него достучаться. — Спайк! Проснись сейчас же!       Он рявкнул это чуть ли не в ухо напарнику, но тот лишь снова задергался, как рыба на крючке. Джету совсем не хотелось этого делать, но пришлось: он резко прижал Спайка к кровати одной рукой, чтобы не дергался, попутно ощутив жар вспотевшей кожи, а другой, скрепя сердце, наотмашь хлестнул его по лицу.       Рука у Джета была тяжелая, он знал это, и ударил даже не в полсилы, но голова Спайка все равно мотнулась в сторону. В ту же секунду напарник распахнул глаза, и в них дрожал такой дикий, какой-то детский страх, изменивший его лицо почти до неузнаваемости. Стоило Джету взглянуть в эти вытаращенные глаза, как он ощутил, что сам до краев наполняется тем же бурлящим чувством, заставлявшим холодеть спину и кончики пальцев. Теперь они оба будто оказались в плену, словно под властью какого-то дурмана. Как когда проглатывешь какое-то дерьмовое экстази и вместо ожидаемой эйфории получаешь ад. В прямом и переносном смысле.       Заполонившие разум чувства помешали Джету сразу понять одну вещь: Спайк его не узнавал. Он все еще был там, во власти своих кошмаров, в их липкой паутине, не желавшей отпускать его. Джет должен был ему помочь. До боли сжав напарнику плечи, он навис над ним и громко, твердо сказал: — Спайк, это я, Джет. Ты уже не там, ничего этого нет. Просыпайся!       Он держал Спайка до тех пор, пока не заметил проблески узнавания в его глазах. Разум возвращался к нему медленно, по капле, осознание происходящего — еще медленнее, а пальцы все еще сжимали запястье Джета, как совсем недавно — одеяло. Так перепуганный ребенок цепляется за родителя. От этой мысли в горле встал ком. Спайк все еще часто дышал, но смотрел уже почти осмысленно. — Спайк? — Я в норме. Отпусти.       Это было первым, что он сказал охрипшим от воплей голосом, и тут же выпустил запястье Джета, будто обжегшись. Глупо, но тот ощутил легкий укол досады. «Я в норме». Первые же слова Спайка были ложью. И эта ложь тут же встала между ними невидимой стеклянной стеной.       «А что, ты думал, что пара ночных перепихов что-то изменит?»       Да ничего он не думал. Но почему-то надеялся. Спайку всегда было о чем молчать. И самому Джету тоже. Он отпустил напарника, поймал себя на мысли о том, что делает это с неохотой. Спайк тут же сел, свесив босые ноги на пол. На Джета он не глядел. Тот замер истуканом рядом с узкой койкой, не зная, куда себя деть. От тишины стало неудобно, она колола душный воздух невысказанными словами, вопросами, которые Джет не решался задать, поэтому просто ждал. Спайк то ли делал вид, то ли действительно забыл о его присутствии. Он пробежался пальцами по спутанным волосам, убирая прилипшие к вспотевшему лбу пряди, старался выровнять дыхание. На какие-то несколько секунд Джет завис, глядя на голые плечи, вздымавшуюся грудь и скопившиеся между ключиц капли пота. Спайк продолжал молчать. — Дурной сон? — как бы невзначай поинтересовался Джет и тут же поморщился от того, как искусственно это прозвучало. Тон Спайка был максимально небрежным и отстраненным. — Да, спасибо, что разбудил. Ничего особенного, не бери в голову.       После этих слов Джету захотелось хорошенько врезать напарнику, причем, желательно, железной рукой. «Ничего особенного, не бери в голову», ага, конечно. Как будто не он только что заходился таким криком, который мог бы мертвого из гроба поднять. — Слушай, давай ты не будешь цирк устраивать? Ты так орал, что я чуть кирпичный завод не построил, — недовольно сказал Джет. Поздно: Спайк уже успел натянуть свою всегдашнюю маску похуиста. Его легкая ухмылка была такой же прохладной и призрачной, как всегда. — Что ж, извини, если лишил тебя остатков шевелюры.       Джет закатил глаза и подавил вздох. Опять дебильные шуточки про лысину. Воспользовавшись его минутой возмущения, Спайк цапнул с тумбочки сигареты и зажигалку и удалился, даже не оглянувшись. Как будто ничего не произошло. Клоун, блядь.       Ворча про себя, Джет вернулся к бонсаю, но мысли о случившемся не отпускали его до самого отхода ко сну. Никогда раньше он не видел Спайка таким… беспомощным. Это слово вообще не вязалось с образом Спайка Шпигеля, бесстрашного (если не сказать прямо — отбитого) охотника за головами. В момент пробуждения в глазах напарника сквозил такой кричащий страх, что это заставило Джета испытать почти позабытое чувство растерянности. Спайк был и с ним, и одновременно бесконечно далеко, в темных глубинах собственного подсознания, и Джет понятия не имел, как вытащить его оттуда. Осознание этого буквально связывало ему руки.       Через какую же мясорубку прошел Спайк, что стал таким? И что произошло в его прошлом, что продолжает настолько сильно страшить его?       На следующую ночь Спайк снова кричал во сне. А потом еще через пару ночей. И снова. И снова. — Спайк, твою мать, — не выдержал Джет на пятый или седьмой раз. — Ты понимаешь, что с этим надо что-то делать? Меня затрахали твои ночные концерты. Может, ты просто выскажешь, что тебя гложет, тебе полегчает и мы оба наконец начнем нормально спать? — О чем тут говорить? Просто плохие сны, и не более того.       От насмешливого тона Спайка у Джета зачесались кулаки. Долбоеб чертов. — От «просто плохих снов» не бывает вот таких ночных припадков, как у тебя! Я не собирался лезть тебе в душу, но так дальше продолжаться не может. Если бы это был единичный случай, я бы предложил хорошенько надраться, но в твоей ситуации… — Что ты там сказал? Хорошенько надраться? — оживился Спайк. — Не откажусь. А есть чем?       О боже. — Все, заебал, — процедил Джет. — Поднимай задницу. Будешь спать со мной, пока не отпустит.       Брови Спайка многозначительно выгнулись. — Ого, — только и сказал он. Джету сразу захотелось кулаком стереть с его лица проступающую насмешливую улыбку. — Тебе настолько одиноко, Джет? Боишься монстров под кроватью? — Заткни пасть. Давай бери свое барахло и топай ко мне. Я намерен еще хоть немного поспать. Если снова начнешь орать, я хоть смогу придушить тебя подушкой, не придется переться через весь корабль. С этими словами Джет покинул каюту Спайка и гневно затопал к себе, спиной чувствуя взгляд напарника. Мозг заливался тревожной сиреной: «Какого хрена, мужик?», но он поспешно заткнул его. Это было проще, чем искать ответ на вопрос.       Укладываясь спать, Джет подумал, что Спайк не придет. Опять будет сидеть до рассвета, а утром сделает вид, что ничего не было. Снова. Но нет: всего через несколько минут в коридоре послышались слегка шаркающие шаги. Джет сунул руку под подушку и не стал подавать признаков жизни. Он слышал, как Спайк лег рядом, стал устраиваться, долго шуршал одеялом, то и дело случайно (случайно ли?) касаясь Джета. — Ты можешь прекратить вертеться или нет? — наконец не выдержал он. — У тебя тут тесно, как в гробу, я с края соскальзываю, — пробурчал Спайк. — Не нравится — можешь спать на полу. — Сам меня позвал, между прочим, я не напрашивался! — Все, заткнись.       Уже когда Джет был готов соскользнуть в сон, он почувствовал спиной тепло тела Спайка и тяжесть его руки у себя на боку. Но возражать не стал.       Впервые за долгое время Джет засыпал не один. И это было приятно.       Больше Спайк не кричал по ночам. По крайней мере, от кошмаров.