Insomnia

— Шпигель, я тебя ненавижу.       Джет хотел, чтобы это прозвучало иначе. Чтобы в этих словах был слышен весь его гнев, всё бешенство, всё желание разукрасить эту красивую, наглую, самовлюблённую рожу железной рукой — до крови. Хотя Безумный Пьеро над ним и так уже постарался. В итоге фраза закончилась позорным стоном, потому что как раз в этот самый момент стоявший на коленях Спайк заглотил его член чуть ли не до середины. Джет на секунду зажмурился, чувствуя, как влажный, тёплый рот этого подонка обхватывает его ствол, размывая весь мир в сплошное пятно. Он откинулся затылком на обшитую железом стену корабля. Она приятно холодила кожу, остужала кипящий желанием и гневом мозг, служила опорой, иначе то и дело дрожавшие колени давно предали бы его. — Значит, из-за ненависти ты каждый раз так самозабвенно меня трахаешь, Джет?       В голове будто разорвалась бомба. Джет глянул вниз. Спайк играючи сжимал его ствол перебинтованной рукой, смотрел зло, издевательски, а на губах застыла бритвенно-острая улыбка. Вызывающая, дразнящая, провоцирующая. Та, которую Джет ненавидел — и каждый раз вёлся, как подросток. Весь избитый, в бинтах, а ещё скалится, выблядок…       Удар в челюсть опрокинул Спайка набок. В полумраке лица его не видно, но Джету достаточно пульсирующей боли в костяшках живой руки. Где-то там, у него в голове, предохранители плавились и плевались искрами. — Как же ты бесишь…       Его голос вибрировал, едва не срывался от бессильной злости, от которой член, кажется, стоял ещё крепче. Спайк вытер себе рот злым рывком кисти. Всё ещё смотрит, ублюдок, расширенными от желания зрачками. Будто обдолбанный. Шоколадно-карие глаза кажутся почти чёрными. Чёрными, как пропасть на дне сна без снов, так что хочется рухнуть вниз головой и лететь, лететь… Вниз, вниз… И эта блядская улыбка, которая, кажется, никогда не сходит с его лица. Та, которая бесила Джета до раскалённых добела вспышек перед глазами. Движения стали резкими от сдерживаемой злости. Он рывком присел на колено, властно оттянул Спайку голову, с наслаждением зарываясь в непослушные тёмные кудри. Спайк жмурился совершенно по-кошачьи, будто его ласково чесали и гладили. Больной извращенец.       Поцелуй получился жёстким, грубым, требовательным — совсем не таким, как обычно. Не поцелуй — драка за превосходство. Не поцелуй — волчья грызня. В каждом движении губ — вкус солоноватой, горячей крови Спайка, от которой хотелось только больше. Как будто у него вместо крови нитроглицерин или электричество. Грёбаный коктейль Молотова, ударяющий в голову сильнее и быстрее алкашки на голодный желудок. Рот у Спайка отзывчивый, податливый — Джет уже усвоил это за бесчисленное количество минетов, от которых у него начисто срывало башню. Языки зацепились друг за друга, обвивались, мягко толкались, ни на миг не сдавая позиций. Джет жёстко схватил Спайка за подбородок, смял его губы своими, подавляя любую инициативу. Чувствовал, что ещё чуть-чуть, и Шпигель прогнётся. В тот самый момент, когда напарник распахнул губы шире, Джет всё так же за волосы отодрал его от себя и снова рывком поднялся на ноги. Рот Спайка снова втянул его мокрый от смазки член, плотно обхватил, и Джет усилием воли проглотил новый стон, рвавшийся наружу. Будто почувствовав, напарник застонал сам — глухо, на одной ноте, но от голосовой вибрации Джет снова ощутил дрожь в коленях. Рука, так и оставшаяся в волосах Спайка, надавила ему на голову, крепче прижимая к себе. — Тихо, блядь, идиот. Женщины услышат…       Спайк сверкнул на него неадекватным от боли и похоти взглядом, но тут же спрятал глаза под веками. В тишине прерывистое дыхание Джета нарушалось только негромким мурлыканьем солиста Depeche Mode из колонок.

«Don't say you want me Don't say you need me Don't say you love me It's understood Don't say you're happy Out there without me I know you can't be 'Cause it's no good…»

      Это неправильно. Неправильно. И от этого хотелось только больше.       В какой-то момент Джет схватил Спайка за рубашку, комкая ткань на груди, дёрнул вверх, поднимая на ноги. Судя по выражению лица, тот мало что понимал в происходящем — то ли уже весь на измене, то ли действие обезболивающих кончается, и его снова начинает крыть. Вон, даже не сопротивлялся, когда Джет с силой повернул его к стене и зажал между ней и собой. Металлическая рука обвилась вокруг шеи, пережала трахею, и Спайк захрипел, закатывая глаза. Конечно, Джет не собирался его душить — только проучить. — Каждый ёбаный раз… Каждый раз ты так делаешь. Сначала творишь хуйню на охоте, дерёшься, как тупой подросток со спермотоксикозом, а потом ползёшь ко мне на брюхе. Конечно, Джет ведь добрый, Джет мать Тереза, Джет накормит, вылечит, раны забинтует, пригреет под боком на ночь… А то, что у Джета, блядь, каждый раз все кишки от страха за тебя, обмудка, сводит, это тебя не ебёт совершенно…       Он рычал это Спайку на ухо, грубо расправляясь с молнией на брюках, сдёргивая их на бёдра, расстёгивая рубашку так, что чуть пуговицы не отлетали. Спайк весь трясся в его руках, вжимаясь в стену, жмурясь, когда Джет задевал свежие раны — следы схваток с Безумным Пьеро. Он сам не знал, делает это нарочно или нет. Он знал, что Спайку больно, видел по стиснутым челюстям, сведённым бровям. Больно от ранений, больно, когда Джет смазал его собственной смазкой и принялся растягивать. А ему не больно? Ему, блядь, не больно?! — Ненавижу тебя, Спайк… Ненавижу, Господи, блядь, да…       Джет продолжал шептать всё это, удерживая Спайка за бёдра. Он давно повернул напарника обратно к себе — хотел видеть это блаженное от коктейля боли и удовольствия лицо. Джет вдалбливался в него всё сильнее, всё глубже, прижимая к стене, держа на весу, а Спайк сдавленно стонал, сжимал его плечи, задыхался, рвано хватал воздух распахнутым окровавленным ртом и целовал Джета снова и снова. Целовал так, что Джет был готов простить ему всё, что угодно.       Кончая, Джет не выдержал, рыкнул ему на ухо, чувствуя, как сладко кружится голова. Спайк тихо засмеялся и обнял его за шею, прижимаясь теснее, как ласкучий кот. — Сам же сказал, тише… Женщины услышат.       Ещё задыхаясь, Джет обнял этого козла в ответ, стиснул так, что Спайк снова охнул от боли.       Он его не отпустит. Ни за что. Потому что это точно будет неправильно.