Реальности

-Хорошо, я не могу остаться, но могу я хотя бы поехать верхом? -Нет, ваши родители и брат едут в карете, поэтому и вы… - Ты снова за старое? - И ты должен ехать с ними. А то королевские выскочки еще неделю будут кудахтать о том, что возможный наследник приехал с прислугой на лошади. - Пожалуйста, не начинай и ты… - Иначе Тсуна снова впадет в истерику и тут уже без слез не обойдется. - Реборн! - Хватит хныкать, нам пора. - Ладно, тогда я все равно поеду верхом. - Как вам угодно. - Гокудера! После приезда родителей заставить Гокудеру вести себя неофициально стало еще сложнее. Особенно если Реборн находился в опасной близости к ним – тогда парень принимал абсолютно невозмутимый вид и по его каменному лицу было невозможно что-либо прочитать. При этом, в своем упрямстве, которое он, очевидно, расценивал как полное подчинение правилам в отношении к особе с более высоким титулом, он даже не замечал, как оспаривает каждую просьбу этой самой особы. Никем таким Тсуна себя не считал, но ему нравилось упрямство своего оруженосца, ведь так он видел, что тот внезапно высказывает свое мнение и идет наперекор его словам, в которых обычно ищет только приказ. И это действительно радовало настолько, что Тсуна был готов терпеливо поправлять с «вы» на «ты» ради одного вида расслабленного Гокудеры, как сейчас, когда Реборн последовал за каретой родителей на своей лошади и оставил господина самому справляться со своими слугами. Тогда Гокудера открывался, разговаривал громче обычного и открыто выражал свою неприязнь к «королевским выскочкам», которых не любил настолько, что с трудом умудрялся прятать кривую ухмылку на каждом официальном приеме. Иногда Тсуне даже хотелось напомнить другу, что он тоже является «королевской выскочкой» (в шутку, конечно), но тогда бы ему пришлось терпеть это самое ненавистное официальное отношение до конца жизни, а рисковать не хотелось. Многолетний опыт научил его осторожному обращению с Гокудерой – каждую шутку Тсуны тот воспринимал на свой счет. - Помочь тебе сесть? Повернувшись, Тсуна увидел, что Гокудера уже стоит рядом и придерживает стремя его лошади. - Нет, спасибо, я справлюсь, - Тсуна неловко оттолкнулся и едва не свалился, пытаясь перекинуть ногу, если бы Гокудера не удержал его за руку. - Мне кажется, тебе не стоило снова выбирать самую буйную лошадь. - Она не буйная, просто в прошлый раз она была не в духе. Сегодня все будет нормально, правда же? – светло-рыжая морда повернулась к хозяину, презрительно фыркнула и отвернулась обратно. - Тсуне опять захотелось приключений? Белый конь Ямамото остановился рядом и заржал одновременно с громким смехом своего хозяина. Тсуна даже улыбнулся странному сходству этих двоих – конь вовсю светил зубами под стать неугасающей улыбке темноволосого парня и игриво бодал лошадь Тсуны, утыкаясь мордой в роскошную рыжеватую гриву. - Нам пора, иначе ваши лошади сейчас спариваться начнут. - Кажется, не один ты ревнуешь, - весело ответил Ямамото, рассмеявшись над синхронностью Гокудеры и его коня. Черная морда оторвалась от редкой травы у ворот поместья и кинула на брюнета недовольный взгляд, ничуть не уступающий гневному взгляду самого Гокудеры. - Придурок… - светловолосый юноша прыжком запрыгнул в седло и медленно двинулся вперед, изредка оборачиваясь. - Ну, и как чувствует себя будущий наследник? - Ямамото, пожалуйста, не надо об этом… - все эти разговоры о возможном наследии теперь не только пугали, но и изрядно раздражали, но Тсуна понимал, что это не повод срываться на друзьях, которые были за него рады. Сам он не чувствовал ничего похожего на радость, только нервозность, которая не позволила уснуть этой ночью и заставляла беспокойно слоняться по комнате из угла в угол. - Чего ты так беспокоишься? Ты с этим справишься лучше всех. - Точнее, больше нет других вариантов, - хмуро пробормотал Тсуна, бездумно поглаживая гладкую шерсть, сам не замечая, как успокаивает лошадь, поддавшуюся нервозности своего хозяина. - Дело не в том, что ты единственный вариант, а в том, что ты единственный достойный, - Ямамото протянул руку и потрепал друга по плечу. – И не смотри на меня так. Если на тебя еще не возлагалась такая ответственность, это еще не значит, что ты с ней не справишься. Тем более ты столько времени следил за домом, пока не было твоих родителей… - Что не заметил бы, как весь дом унесло ветром, не стой он крепко на земле. - Ты слишком пессимистичен, Тсуна. - Просто я понимаю, что не создан для этого, - Тсуна осторожно выпутал пальцы из лошадиной шерсти, но все равно получил предупредительный взгляд «сделаешь так еще раз – хуже будет». – Как бы ты поступил, если бы чего-то не хотел, но должен был? - Слушал бы свое сердце, наверно, - Ямамото беззаботно уставился в небо. – Верный ответ знает только оно. Тсуна бы никогда не признался, что ему страшнее всего было спросить у себя. Сердце билось как птичка в тесной клетке, и рискни он его успокоить, где гарантии, что он не услышит верный ответ? Что может и должен, потому что «хочет» существовало только для собственного эгоизма, который прятал его «может» за трусостью, а его «должен» за страхом перед ответственностью. - А ты, Гокудера? Парень не сразу заметил, как с его лошадью поравнялись две остальные, и непонимающе уставился на Тсуну. - Что бы ты сделал, если бы чего-то не хотел, но должен был? – Тсуна напрягся от настороженного взгляда, но Гокудера тут же пожал плечами. - Я бы не делал. - И все? – меньше всего Тсуна ожидал такого короткого ответа. На самом деле ему казалось, что сейчас он услышит длинное размышление о долге и преданности, приправленное торжественностью в голосе, как это обычно любил делать Гокудера. - И все, - оруженосец задумчиво потрепал гриву своего коня. – Тебе нет смысла беспокоиться о том, что ты станешь наследником. Эта страна будет любить тебя. - Это еще почему? – пробормотал Тсуна, делая вид, что очень заинтересовался узорами на седле. Почему-то комплимент от Ямамото смутил его не так сильно. - Этот болтливый придурок прав, ты единственный достойный. - Вам все кажется… - лошадь недовольно фыркнула, когда хозяин попытался спрятать раскрасневшееся лицо в пышной гриве. - Мне, в общем-то, плевать, станешь ты наследником или нет, я все равно останусь рядом как твой оруженосец. - Лучше бы ты сказал «как друг». - Я не устраиваю вас как оруженосец? - Нет-нет, все отлично! – услышав сталь в голосе и знакомое «вы», Тсуна тут же запаниковал, решив не спорить дальше. Беззаботное общение и так длилось на редкость долго. Тсуна действительно был рад такой верности, пусть и воспринимал ее как дружескую. Было бы не так страшно, если бы верные друзья остались рядом даже тогда, когда его официально сделают наследником. Может быть, он бы действительно оправдал уверенность своих друзей и справился, будь рядом Гокудера, который никогда не предаст, Ямамото, готовый дать совет в любой ситуации, и даже Реборн, который спасет из самого гибельного положения, хотя и не без издевательств. Разница была в расстоянии между наследником и правителем страны. Можно было сколько угодно любить страну с ее хмурым небом, неугомонными ветрами и дождливым летом, кататься с друзьями верхом и слушать успокаивающий шорох камешков под копытами. И даже не думать о завтра, когда придется перестать убегать и отказаться от собственных слабостей. Пока не наступает то самое завтра, когда страна оказывается в твоих руках, и любовь превращается в страх, потому что теперь ты думаешь о том, какой ущерб принесет урожаю хмурое небо, сколько крыш снесет ветер, и насколько разольются реки этим летом. Тсуна по привычке посчитал количество спиралей на воротах – девять, как всегда. Почему-то раньше он никогда не замечал, что под девятой спиралью оставлено место. - Смотри, Тсуна, люди тебе машут! Он посмотрел на улыбчивые лица вокруг и на вскинутые в приветствии руки и сам не смог сдержать улыбки. На самом деле горожане приветствовали карету его семьи, гремящую по каменистой мостовой, но Тсуна тоже ловил на себе заинтересованные взгляды – и так ли неправ был Гокудера, когда сказал, что люди будут любить его? От этого становилось еще страшнее, потому что ему казалось, будто он не заслуживает такого доверия и любви. Он наблюдал, как Базиль помогает матери выйти из кареты и тепло улыбается столпившимся у ворот дворца людям, и мечтал поменяться с ним местами. Тсуна никогда не смог бы приказывать людям делать то, чего они не хотят, потому что боялся их испуганных лиц в ожидании следующего приказа. И тогда только терялся, искал помощи и вспоминал улыбку брата, где за светом скрывалась сила. Для своей силы ему не хватало веры, было только желание сделать лучше, сохранить сияющие улыбки на лицах взрослых и смех детей. - Осторожно! - Гокудера, ты что творишь! Тсуна не успел опомниться, как его оруженосец уже скрутил руки за спиной чумазого мальчишки, осмелившегося подбежать к Тсуне с цветком в маленьком кулаке. Мальчик вскрикнул и с ужасом уставился на светловолосого парня. - Да отпусти же ты его! – Гокудера отступил назад, пропуская Тсуну к мальчику. – Что на тебя нашло? - Я думал…он напасть на вас хочет… - Восьмилетний ребенок? – тяжело вздохнув, Тсуна опустился перед мальчиком на корточки и улыбнулся. – Ты в порядке? Ребенок кивнул и печально посмотрел на лежащий в дорожной пыли тюльпан. Сдавленные всхлипы резали словно ножом по сердцу, и Тсуна поднял цветок под удивленный взгляд мальчишки. - Это ведь мне? – Тсуна дождался кивка и, подняв бледную руку мальчика, вложил золотую монету в ладонь, тут же сомкнув маленькие пальцы в кулак. – А это от меня, тоже подарок. Мальчик украдкой взглянул на Гокудеру, будто боялся очередного наказания, потом снова на Тсуну и засиял от счастья. - Спасибо! Тсуна с улыбкой наблюдал, как счастливый мальчишка бежит к маме, хватая за выцветший желтый подол юбки, и показывает свой неожиданный подарок, даже не замечая, как мамины глаза округляются от удивления. Если будет хотя бы маленький шанс отказаться от престола, он сделает все, что будет в его силах. Только бы никогда больше не видеть чужих слез. - Мне все еще кажется, что здесь случилось что-то страшное. - И поэтому все стараются это скорее обсудить, - недовольно пробормотал Гокудера, кидая злобные взгляды на шушукающихся друг с другом людей. - Нет, я не об этом. Тут атмосфера какая-то… - Вы заметили, что Девятого нет? – Ямамото кивнул на пустующее кресло в конце зала. Тсуна действительно заметил. Планеты потеряли единственное солнце и слетели со своих осей, теперь кружась беспорядочно и постоянно прибиваясь к другим планетам. Придворные собирались группками и бесконечно обсуждали свистящим шепотом, будто никто другой не знал, о чем они говорят. Пытались сохранять невозмутимость на лицах, пряча напуганные глаза, и даже делали вид, что прислушиваются к спокойной расслабляющей музыке, играющей под самой крышей. Сколько бы люди не пытались держаться свободно, никто так и не замечал, как каждый из присутствующих приближается к стене, утягивая за собой собеседников как по цепочке, отступая подальше от дорогого ковра, стелящегося к королевскому креслу. Тсуна задохнулся от ощущения своей ничтожности, будто кресло становилось все выше и затягивало в бесконечный водоворот, где только шорох чужого шепота, размытые лица и ковер, разлитый кровью под ногами. - Отец! – завидев светлые волосы, мелькнувшие у дальней двери, Тсуна рванул вперед и схватился за знакомый рукав отцовского костюма. - Не уходи далеко, тебя сейчас представят, - Емитсу говорил четко, но волнение так и осталось в его глазах, пока он обшаривал взглядом огромный зал. – Здесь что-то не так. - Мы просим минуточку внимания. Привлеченный незнакомым женским голосом, Тсуна обернулся вслед стоящим в зале людям и заметил двух девушек, стоящих по обе стороны от кресла. Он никогда еще не видел настолько одинаковых близнецов – лица с идеально прямыми чертами лица, розоватые волосы одной длины и даже подолы абсолютно одинаковых платьев спускались с помоста, на котором стояло кресло, будто их специально укладывали под одним углом. Тсуна надеялся, что они хотя бы слегка улыбнутся, но девушки так и стояли, больше похожие на застывшие отражения друг друга – неизвестно только, кто из них был оригиналом. - Мы бы хотели представить вам наследника, единственно утвержденного Девятым, который по его желанию в скором времени унаследует корону. Все. «Единственно утвержденный наследник» сжался и зажмурился, будто надеялся, что если он никого не видит, то и его не увидят. Только бы не попросили сказать какую-нибудь речь – в последний раз, когда он пытался сказать что-то умное и важное, концом его речи, миновавшим начало вместе с серединой, стала продолжительная икота. Почувствовав руку отца на плече и услышав оживленный шепот столпившихся перед двумя незнакомками, Тсуна открыл глаза и обнаружил, что девушки были не одни. - Занзас Тимотео, единственный сын нашего правителя. Тсуна чуть не свалился с ног от облегчения. Едва ли ни впервые он мог с уверенностью сказать, что ему повезло. И это редкое, невероятное везение здорово помогло бы ему жить. По сравнению с этим парнем, стоящим рядом с креслом, он казался хлипкой тенью настоящего наследника, - тот держался уверенно, широко расставив ноги, будто рожденный для того, чтобы возвышаться над своей страной с готовностью зверем кинуться на ее обидчика. Тсуна даже обрадовался, что у людей появится жесткий правитель, - ведь Девятый отличался мягкостью и покладистостью - пока не обнаружил, что у зверя были и глаза зверя. Выжженный каштан расплавился в красный – и Тсуну качнуло в бок, будто выбило пол из-под ног. Занзас смотрел именно на него, – из огромной толпы только на него – убеждая Тсуну, что подойди он сейчас ближе и сгорит. Он весь был из огня, с волосами как прогоревший уголь и кожей, вылизанной пламенем до темного загара. Даже в глазах бесновались языки алой ярости – не зажмуриться, не отвернуться, не отойти. Только сгореть. - Ты же сказал, что я единственный наследник? – спросил Тсуна у отца и замер, услышав эхо своего голоса, жалобного и истеричного как у капризного ребенка. Не вовремя притихшая толпа уставилась на Тсуну, явно расценив его ужас как попытку оспорить решение правителя. В глазах пятном вспыхнуло серебро, и Тсуна с удивлением понял, что висит в воздухе, а внезапно ставший слишком тугим воротник с силой вжался в горло. - Это ты-то, сопляк, наследник? – и он еще считал, что Рёхей громко кричит? С трудом сосредоточившись, Тсуна увидел перед собой незнакомое лицо, искаженное гадкой ухмылкой. Увидь он незнакомца на улице, непременно принял бы за девушку из-за длинных светлых волос, если бы не слышал сейчас его громкий грубый голос и не терпел едкий презрительный взгляд. - Эй, лохматый, руки убери, - Гокудера втиснулся между ними, спиной отталкивая побледневшего от страха Тсуну, и задрал голову в попытке посмотреть обидчику глаза. Врезать сразу или заставить извиниться – он еще не решил, но спустить ему с рук такое покушение на господина он ни за что бы себе не позволил. Толпа расступилась со вздохом ужаса и удивления, уступая Гокудере место для падения. Шепот превратился в гул потревоженного улья, когда на защиту Тсуны кинулся Ямамото, ударом сбивая длинноволосого на пол. Тот тут же утер кровь с разбитой губы, улыбнувшись еще шире, будто бы с нетерпением ждал конца нудных церемоний и начала настоящего веселья. Страшно было не только открывать глаза, но даже дышать, и Тсуна замер в ожидании чего-нибудь ужасного, пока голос отца не прогремел над его головой. - Хватит! Сцепившиеся оторвались друг от друга и замерли – больше от удивления, чем от страха. Грохот голоса Емитсу в относительно тихой до этого момента обстановке обрушился как ведро холодной воды. - Я требую объяснить мне что происходит! – девушки, не меняя своего застывшего в безразличии лица, повернулись к разгневанному Емитсу. – Какой еще сын? У Девятого нет детей! - Занзас единственный сын нашего господина. - Я должен поговорить с Девятым. - Он никого не принимает. Девушки должны были в страхе разбежаться или хотя бы кинуться с извинениями и обещаниями скорее исправить ситуацию – Тсуна ожидал чего угодно, но не механически отточенных фраз и абсолютного отсутствия эмоций в голосе. Мало кто до сего момента умудрялся видеть Емитсу в таком гневе, когда он переставал контролировать себя и дрожал от негодования. И уж тем более мало кто осмеливался стоять вдалеке от него, не прекращая разговор, и смотреть свысока. И Тсуна даже отчасти понимал гнев отца – девушки смотрели на него как на простого бунтаря, все еще стоя на помосте, где обычно сидел человек, которому Емитсу посвятил свою жизнь. - А вы, собственно, кто такие? Я вас никогда не видел. - Мы его тайные помощники и мы не разглашаем наши обязанности простым людям. Зал ахнул, но Емитсу только нахмурился и внезапно улыбнулся. - Хорошо, тогда с кем я могу поговорить о своих обязанностях? - Сюда, пожалуйста, - Емитсу двинулся к указанной двери в темном углу зала, но обернулся, кинув недоверчивый взгляд на Занзаса. - Тсуна, собирай остальных и езжайте домой. Мы с мамой вернемся позже. Тсуна и не успел бы ничего возразить, Емитсу стремительно исчез в комнате вслед за двумя близнецами, а друзья тут же облепили его, пытаясь выяснить, не пострадал ли он. И, конечно же, они даже не заметили своих собственных ссадин и синяков, и Тсуна едва не рассмеялся над их беспокойностью, но смех застрял где-то в горле и превратился в хрип. Занзас навис над ним тяжелой тенью, не двигаясь, но и не позволяя ему подняться. Для Тсуны было бы гораздо проще, сделай Занзас ему хоть что-нибудь, но пока он чувствовал себя прибитым к полу невидимой силой без возможности сопротивляться, это было страшнее ожидания боли. Но Занзас не сказал ни слова, лишь резко развернулся и вышел из зала вместе с длинноволосым парнем, который тут же пошел следом, при этом не замолкая ни на секунду. Странную парочку абсолютно неподходящих друг другу людей весь зал провожал в тишине. Даже когда Тсуна обернулся уже в 20 раз, чем изрядно нервировал окружающих, у ворот дворца ничего не изменилось. Люди потихоньку расходились, но как-то неохотно, будто бы ожидали продолжения необычного представления, - когда же еще найдется такая пища для новых сплетен? Карета все еще стояла у ворот, и запряженные лошади беспокойно били копытами, ведь уже почти темнело, а никто из хозяев еще не вышел из дворца. Даже лошадь Тсуны странно мотала головой, каждый раз как тот снова оборачивался, взволнованный неизвестностью и едким страхом. Друзья были рядом, ехали, едва ли не прижимаясь вплотную, и даже отшучивались, только бы прервать гнетущую тишину, которая паузами повисала в воздухе из-за молчаливого Тсуны – страх сцепил горло, всплывая в голове глазами Занзаса. Страшно было просто дышать, каждая попытка вдохнуть заканчивалась прерывистыми выдохами, будто бы этот жуткий человек стоял за его спиной. И, может, он оборачивался еще и поэтому – удостовериться, что ощущение чужих глаз, прожигающих затылок, было всего лишь иллюзией. Которая грозила перерасти в манию преследования, не прекрати он оборачиваться. -Если ты обернешься еще раз - пойдешь пешком, - спокойно сказал Реборн, крепче прижимая бока своей лошади и обходя остальных. - Тут же темно! - Вот именно, темно. И ты до сих пор не понял, что особняка уже не видно. Успокойся и прекрати нервировать остальных. - С ними все будет в порядке, Тсуна, - поддержал Ямамото, - твой отец может решить любую проблему. - Я, наверно, должен радоваться, что наследник все-таки не я, но… меня не покидает ощущение, что… - Ты станешь наследником, даже если нашелся кто-то еще, - отрезал Реборн. Неведомо как прочувствовав непонимающий и невероятно удивленный взгляд Тсуны, он пояснил: - Неизвестно, откуда вообще взялся этот Занзас. И почему-то представили его также неизвестные люди. - Но он же сын… - Сам Девятый пропал неизвестно куда, даже не сообщив о своем решении твоему отцу. - Я с самого начала был против своего наследия, пусть уж лучше Занзас… - Тсуна, - такой взгляд у советника был только в очень серьезных ситуациях. Когда он прекращал быть пассивным наблюдателем, готовым отчитать за малейшую оплошность, и превращался в настоящего воспитателя. – Ты видел его глаза? Видел и не мог забыть. Невозможно выкинуть из памяти человека, утонувшего в крови настолько, что пропитался насквозь. - И ты допустишь, чтобы этот человек управлял страной? Людьми, которых ты любишь? – мужчина хмыкнул, не дождавшись протестующих возгласов. – Любому ясно, что ты их любишь. Он наступит им на горло и раздавит. - Но я не хочу! - А ты будешь жить в страхе снова встретиться с ним. И не желать побороть обычную трусость. Тсуна чувствовал себя как ребенок, потерявшийся в толпе взрослых. Взрослых, считающих, что любой в силе сам найти дорогу, спокойных, что следы пути их самих уже занесло песчаным ветром. Уверенных, что брошенный в одиночестве с тысячью путей под ногами найдет смелость выбрать один и никогда не проиграть «не допустишь», «не должен» и «не можешь». А Тсуна проигрывал и дрожал от ужаса, боясь оказаться первым раздавленным под ногами. - Что я могу против него?! Он же просто убьет меня! Я не справлюсь! Не хочу! Он и вас убьет и… - Тсуна внезапно задохнулся, не успев договорить. Лошадь вскочила на дыбы, ударяя копытами в воздух, и извернулась, пытаясь стряхнуть с себя наездника. Тсуна беспомощно пытался схватить ее за гриву и вцепиться в крепкую шею, но не удержался и упал на землю. - Тсуна! – голоса Гокудеры и Ямамото превратились в один крик и зазвенели в ушах под стать гулу в голове, очень неудачно встретившейся с землей. Его тут же подняли в воздух и принялись оттряхивать одежду от цепкой сажи, но Тсуна с трудом осознавал, что происходит, - завороженный мутным силуэтом убегающей лошади, он обессилено прислонился к Гокудере. - Я же говорил, не нервируй остальных. Даже твоя лошадь не выдержала, - Реборн поскакал вперед, кинув через плечо: - разбирайтесь. - А вы говорили, что она не буйная! - Гокудера, не кричи ему в ухо, он и так в шоке, - Ямамото слегка шлепнул Тсуну по лицу и улыбнулся, наконец, получив осмысленный взгляд, - Эй, Тсуна, возвращайся к нам. Давай, садись, а то мы здесь до утра пробудем. - Ты что, собираешься везти его на своей громадине? – недоверчиво спросил Гокудера. - А что такого? - Он у тебя такой же буйный, как и эта истеричка, которая сейчас носится неизвестно где. - И ничего он не буйный. Гокудера обреченно замотал головой, услышав недовольное ржание белого коня, и осторожно повел Тсуну к своей лошади. - Я его повезу. - А, я понял, - Ямамото широко улыбнулся и тут же запрыгнул на широкую белую спину. - Чего это ты понял?! - Нет, ничего, езжайте, - брюнет подмигнул покрасневшему Гокудере и медленно затрусил вперед. - Гокудера, ты езжай верхом, а я пойду рядом, - Тсуна окончательно пришел в себя, пусть и морщась на ноющий затылок, и обеспокоенно посмотрел на коня Гокудеры. Гибкий, но хрупкий на вид, неизвестно мог ли он выдержать их двоих. - По нему не скажешь, но на самом деле он очень сильный, - светловолосый парень запрыгнул в седло и протянул руку, - Залезайте. - Еще бы ты перестал обращаться ко мне на «вы», - Тсуна улыбнулся и схватился за теплую ладонь. Сильные руки рывком подняли его вверх, усаживая боком, и он испуганно вцепился в жилет друга, – Ты меня как принцессу повезешь? - Нет…Я просто… Ну, я подумал, что вам так будет удобнее, и вы не упадете… - затараторил Гокудера. Тсуна только вздохнул и ободряюще улыбнулся. - Я же пошутил. Спасибо, что… за помощь, в общем. Сказать хоть что-нибудь связное оказалось сложнее, чем выстроить слова в предложение, - язык отказывался слушаться, и голова приятно шумела. То ли от недавнего падения, то ли от поездки верхом; лошадь шла медленно, укачивая в одном ритме. Невероятно хотелось поджать ноги и свернуться калачиком у теплой груди, но Тсуна и так едва сдерживался, что не положить голову другу на плечо. Опустившаяся на степь тьма вместе с приятной вибрацией убаюкивали лучше любой колыбельной, и Тсуна чувствовал, что начинает терять пейзаж перед глазами и клевать носом. - Дурацкая ситуация, да? – уныло спросил Тсуна. Вспоминать свою внезапную истерику не хотелось, но еще хуже было бы сейчас уснуть на руках у Гокудеры или вообще выпасть из седла. – Наверно, Реборн прав, даже лошадь не выдержала моей паники… - Нам всем бывает страшно. - Но я…просто трус, да и все… - В страхе нет ничего плохого. Он толкает вперед, заставляет искать выход, бежать быстрее и дальше. То, что ты боишься его, не означает, что ты трус. - Но, может, людям и самим бы хотелось такого правителя? - Не знаю, но мне он не нравится. Хотя вообще-то мне плевать, я все равно всегда останусь на твоей стороне. Тсуна поднял голову, рассматривая лицо друга, - парень невозмутимо смотрел на дорогу, даже не замечая пристального взгляда. Будто бы не сказал ничего особенного, только обыкновенную, всем известную вещь, и замер в своей привычной серьезности. Красивый, не сияющий как обычно, а притягивающий красотой, приглушенной темнеющими сумерками. Тсуна чуть отстранился, будто боялся прикоснуться горевшим от смущения лицом и выдать себя, но не удержался и потянулся, едва ощутимо касаясь носом чужого воротника рубашки из грубоватой ткани. Ветра не было, и Тсуна растворился в запахе морской соли, знакомым настолько, что пощипывало на языке и звенело в ушах – близко, очень близко, только бы не спугнуть. Вцепился и зарылся бы носом в ткань, вдыхая знакомый запах, ведь еще немного и…поймает и поймет. Не успел, только провалился в сон, окончательно потерявшись. Пробуждение встретило его испуганным, хриплым вдохом, будто тонул, отчаявшись выбраться на воздух, но смог вдохнуть - как впервые в жизни. Перед глазами осталась непроглядная темнота, – неужели не проснулся? – и он заметался, дергаясь и хватая воздух. - Тсуна! – настойчивый голос становился все ближе, пока не прогремел прямо перед лицом. – Тсуна! Он успокоился, когда комната приняла свои очертания, и увидел перед собой обеспокоенное лицо Гокудеры. Его собственные руки крепко вцепились в плечи друга, да так, что от боли сводило пальцы. - Что с тобой? - Что я?.. - Ты внезапно начал брыкаться, а потом вцепился в меня и начал что-то бормотать. Они были в комнате Гокудеры, но Тсуна никак не мог вспомнить как оказался в его кровати, укрытый легким одеялом. В другой день он бы вскочил и принялся извиняться или вообще выбежал бы из комнаты, боясь посмотреть в глаза. Сейчас было страшно, будто бесконечно носило в вязкой тьме и оставило под водой, и он задыхался, не в силах выбраться или просто умереть. Грудь разрывало тяжелыми вдохами, и Тсуна покрепче вцепился в Гокудеру – только бы не забрали обратно. Словно до сих пор стояли за спиной, чтобы снова затянуть вникуда. Где ничего не было. Вообще ничего. -Что с тобой такое? - Ничего, просто побудь вот так, - хрипло бормотал Тсуна. - Ты издеваешься надо мной? – Гокудера заерзал, пытаясь высвободиться. – Что на тебя нашло? - Ничего, ты просто ничего не спрашивай, давай полежим и все. - Ты лежишь в кровати со своим слугой! – вспылил Гокудера, пытаясь снять с себя чужие руки. Он никак не мог отделаться от ощущения, что над ним издевались. Край кровати оказался прямо под его спиной, но Тсуна отказывался его отпускать, только прижимаясь ближе. Минуту назад он спокойно спал, и внезапно стал сам не свой. Дикий и напуганный, он никогда еще себя так не вел. - Тише, не кричи, пожалуйста… - Не шути со мной! – Тсуна придвигался все ближе, еще секунда и он обнимет его. Гокудере стало страшно и непривычно, он не понимал, что происходит, и как ему себя вести. Все казалось какой-то идиотской шуткой, но он не мог ни убежать, ни сопротивляться. Тсуна оставался его господином, когда как он был слугой, - слугой, которого зажали в угол. - Я прошу тебя, - Тсуна все-таки открыл глаза и поднял голову, и Гокудера притих, теперь действительно забеспокоившись. Сейчас он больше напоминал испуганного мальчишку, чем его обычного господина. – Мне очень-очень страшно, Гокудера… Затараторил быстро-быстро, так, что конец фразы было почти не слышно – Тсуна бормотал, зарывшись лицом ему в грудь. И это было неправильно и неприлично, но Гокудера скорее инстинктивно положил ладонь ему на волосы, больше не отталкивая. Тсуна еще некоторое время вздрагивал, но вскоре успокоился и задышал ровно, неизвестно, услышав ли тихий шепот условного приказа. - Спи. Пробуждение оказалось приятным как никогда – сложно было вспомнить, когда он последний раз просыпался с таким удовольствием. Довольно потянувшись, Тсуна скинул ворох одеяла и перевернулся, тут же подмяв под себя подушку. Шуршащая ткань приятно холодила лицо, вот только имела совершенно другой запах. Комната Тсуны не пахла морем, и на его кровати вообще не было подушек. Тсуна резко распахнул глаза и подскочил на кровати от неожиданности – прямо перед ним, уютно устроившись в кресле с книгой в руках, сидел Гокудера. - Доброе…утро, - пробормотал Тсуна, не зная, то ли зарыться в одеяло с головой, то ли поскорее уйти из комнаты. – А что я делаю в твоей комнате?.. - Вчера вы… - несмотря на свое замешательство, Тсуна кинул недовольный взгляд, и Гокудера тут же поспешил исправиться, - то есть, ты уснул в дороге, и я перенес тебя сюда. Не хотелось тебя будить, а сюда ближе всего, ну и… Тсуна закрыл лицо руками. То, что его другу было также неловко, не спасало. Мало того, что его везли, как спасенную принцессу, так еще несли на руках через пол поместья… - И я сам не заметил, как уснул, - светловолосый парень выглядел так, будто сейчас кинется на пол и начнет биться головой об пол. – Но ты внезапно проснулся посреди ночи и… Что же он мог такого сделать? Вряд ли что-то ужасное, иначе стал бы Гокудера упоминать об этом, когда ситуация и так была нелепее некуда. Но вместо этого парень старательно отводил глаза, и было в выражении его лица что-то такое, что настораживало Тсуну, - неприкрытое волнение и беспокойство. - Что-то не так? - Нет, ничего. Как ты себя чувствуешь? - Хорошо, - Тсуна задумчиво потеребил уголок подушки и тяжело вздохнул. – Если не считать того, что чувствую себя полным идиотом. - Ты все еще думаешь о вчерашнем? - Оно не выходит у меня из головы. Я и отца подвел из-за своей трусости… Тем более я даже не знаю, вернулись они или нет. Сам мирно спал, пока он там отдувался за нас всех. - Твои родители вернулись через час после нас, поэтому не стоит о них волноваться. - Я, наверно, должен с ним поговорить, как думаешь? Гокудера внезапно изменился в лице и снова застыл в кресле, неестественно выпрямив спину, будто собирался защищаться. - Решай сам. - Я просто хотел узнать твое мнение, - осторожно сказал Тсуна и вздрогнул, когда его друг вскочил с кресла и направился к двери. - Чего ты меня-то спрашиваешь? Я не имею права говорить тебе, что делать! – вспылил Гокудера. Ему показалось, будто он разглядел жалость в карих глазах, и он едва не взорвался от захлестнувших эмоций. Не остановись он сейчас, потом ни за что себя не простит. Поэтому он крепко сжал ручку двери и отвернулся, только бы не видеть опущенную голову и сжавшие простынь кулаки. - Я тебя чем-то обидел? Ты только скажи, я исправлюсь. - Не ты должен исправляться, а я подстраиваться под тебя! – он давился собственной горечью, не зная, как усмирить клокочущий внутри гнев. И хуже всего, которому не мог найти причины. - Ты ничего мне не должен, - Тсуна пытался успокоить своего оруженосца, но, кажется, с каждым словом делал только хуже. – Просто я подумал, что ты мог бы помочь мне, мы же друзья… Прости, Гокудера. Он ободряюще улыбнулся, но стоящий у двери парень только как-то странно вздохнул – вдох был больше похож на хрип и всхлип одновременно – и вышел из комнаты, оглушительно хлопнув дверью. Тсуна только покачал головой, совершенно не понимая, что происходит. Он редко бывал в кабинете отца, но почему-то воспоминание об этой комнате оставляло те же ощущения, что и каждый раз, как он несмело приоткрывал дверь. Год от года здесь ничего не менялось – массивные книжные полки окружали крепкий стол, оставив место только для большого окна, стоящего позади него – и даже бардак оставался тем же. Десятки криво разложенных или вовсе разбросанных по полу книг, наскоро скинутые ботинки, очевидно, разлетевшиеся по разным углам, - как возвращение в прошлое. Вряд ли кто еще мог видеть отца таким расслабленным и беззаботным, ведь в обычные дни он был собранным и серьезным, даже редко позволяя себе улыбаться. Наверно, так и должен был выглядеть взрослый, но вряд ли Тсуна хотя бы чуть-чуть подходил под этот образ, но никогда и не хотел этого. И меньше всего желал провести вот так всю жизнь. - О, Тсуна. Ты-то мне и нужен, - Емитсу кивнул ему на стоящий перед столом стул. – Есть разговор. - Я тоже хотел с тобой поговорить. Насчет наследства… Емитсу наклонился над столом и внимательно посмотрел на сына. - Нет. - Ты даже не знаешь, что я хочу сказать! У Девятого есть наследник, я здесь не нужен! - Я понятия не имею, кто такой Занзас. И я не позволю самозванцу управлять страной. - Но эти девушки сказали, что так решил Девятый, - Тсуна запаниковал, видя абсолютную непоколебимость отца, словно тот заранее приготовился обрубить все доводы. Словно решение уже принято. - Меня так и не пустили к Девятому. Пока он лично не скажет, что Занзас его сын, я не отступлю. И мне плевать, какие доказательства представят эти Червелло. - Пап, я не смогу! – парень отчаянно поддался вперед, цепляясь за край стола. - В тебя верят люди. Если ты добился их доверия – принимай ответственность. При всей его трусости, отсутствии лидерских качеств, неспособности управлять людьми – в него верили. Его окружение искренне верило в него и почему-то даже не сомневалось, что Тсуна может оступиться или подвести. Люди слепо шли за ним, и Тсуне становилось страшно, потому что сам он никак не находил то, за что в него можно так непоколебимо верить. - Ладно, я не об этом хотел поговорить, - Емитсу откинулся на спинку кресла, внезапно повеселев. – Завтра у нас дома состоится прием, и твое присутствие обязательно. - Приезжает кто-то важный? - Просто наши друзья, - Емитсу усмехнулся на недоверчивый взгляд сына, - и еще две особы. Дочери хороших подруг твоей мамы. - А почему я обязательно должен быть? - Видишь ли, твоя мама вздумала тебя женить. - Что-что?! - И я ее поддерживаю. Самое то для будущего правителя. Тсуна моргнул и медленно сполз по стулу под бодрый смех крайне развеселившегося отца.