Реальности

писалось под: http://snack.to/auk3ycu7

Методичные перестукивания с деревянным отзвуком прервались глубоким, будоражащим душу человеческим возгласом, - ровно в тот момент, когда последний шаг завел за границу между реальным миром и миром абсолютной иллюзии, несущим тебя на руках прочь от оживленных улиц в темноту придуманной жизни. Тсуна осторожно обходил ряды сидений и внимательно всматривался в полумрак, надеясь, что в редких вспышках яркого света разглядит нужное лицо. «Ты сразу узнаешь, кто это» По словам Хибари, Тсуна должен был заметить этого человека, как только войдет в зал, но в толпе почти одинаковых лиц это было не так просто. Кем мог быть тот, кого он никогда не видел? Может, кем-то из тех, кто сидит на задних рядах, откровенно зевая и даже подремывая. Или тех, кто сидел по краям небольшими группами и разбавлял музыку непрерывным шепотом и редкими смешками. Или тех, кто едва удерживался на краю сидений, жадно внимая тому, что происходило на сцене, и боясь оторваться хотя бы на секунду. Но Тсуну потянуло именно в центр, в самую гущу, не потому что он увидел того, кто, несомненно, был хозяином заведения, - лишь он смотрел на сцену собственнически, внимательно следя за каждым действием. Тсуна чувствовал этот взгляд, даже если не видел лица. Кожей чувствовал. Присев на свободное сидение, он осторожно посмотрел на хозяина театра. Правила вежливости не позволяли ему пялиться, но взгляд свободно гулял по очерченной красными линиями белой маске спящего зверя, скрывавшей лицо лишь до губ и сверху укрытой краем капюшона. - Чудесная постановка, - негромко заметил Тсуна, чувствуя легкий стыд за то, что он вообще не понимал, что происходит на сцене, хотя бы потому что не смотрел и не особо пытался. - Своеобразная фантазия на тему того, как сегун осмелился посягнуть на титул императора. Не так много действующих лиц, но выглядит довольно реалистично, - человек чуть повернулся, - не правда ли? - Но как вы… - У человека могут быть разные фантазии. Тсуна неверяще уставился на сцену, наблюдая, как медленно и красочно разворачиваются события. Непосвященный в сюжет никогда бы не догадался, что объятые одним танцем персонажи несут друг другу смерть, но никак не любовь, на которую можно подумать, если оторваться от деталей и погрузиться в эмоции. Убийство похоже на любовь – противоположно, но столь же сильно по глубине чувств. Меньше всего Тсуне хотелось увидеть такую любовь вне сцены, не прикрытую яркими декорациями. - Маммон-сан, я… - неуверенно начал он и осекся, - прощу прощения, мне неизвестен ваш пол… - Взгляните на этих актеров, - хозяин театра невозмутимо кивнул на сцену, привлекая внимание Тсуны к актерам, скрытым под массивами яркой, красочной ткани и кричащим макияжем на выбеленных пудрой лицах. - На сцене нет ни одной женщины, все роли исполнены мужчинами. Но кто мог бы догадаться и сказать с абсолютной уверенностью, что подобная достоверность достигнута благодаря отнюдь не образу, а тому, что многие мужчины обладают женской душой. - Если все знают, что на сцене мужчины, то здесь нечего думать. - Но это не значит, что я абсолютно честен и не мог бы выпустить на сцену женщину ради собственной выгоды. Тсуна ненадолго прикрыл глаза и перевел дыхание – неслышно, для того, чтобы успокоиться и все продумать. Кажется, этого Маммона не проведешь. Но также и не доверишься. После разговора с ним внутри оставалось странное чувство, будто ни одно слово из того, что он сказал, не было правдой. Но Тсуна не собирался уходить не попытавшись переманить его на свою сторону. - Но вы знаете, если бы я ставил финальную сцену, я бы привлек на сторону императора больше актеров. Различных, как символ разных семей, - признался Тсуна совершенно невинно и даже успешно сделал вид, что не замечает взгляда собеседника. - Боюсь, какие-то семьи не согласились бы принять такой риск бесплатно. - Труд каждого актера, безусловно, оплачивается, - на секунду задумавшись, Тсуна добавил: - Им нужно просто назначить цену. Маммон поднялся с сиденья под затихающие перезвоны струн, но остановился перед гостем, прежде чем уйти. - Некоторые актеры ценят себя дороже, чем заказчик может себе позволить. Устало съехав по сидению вниз, Тсуна закатил глаза. Все-таки он ненавидит кабуки. Ближе к закату город скидывал с себя одеяния мирных степенных будней, увешиваясь длинными цепями бус из ярко-красных и желтых бумажных фонарей, тянувшихся на центральных улицах и лишь изредка в улочках, у кромок крыш тех заведений, куда, как мотыльков, тянуло несведущих, а посвященных вело уверенной поступью. Место рабочих и уставших рыбаков, бегущих по людным мостовым, чтобы поскорее спрятаться в собственных домах до следующего утра, занимали редкие автомобили с важными гостями и небольшие компании мужчин, двигающихся в своем направлении неспешно, чтобы растянуть приятную прогулку в сопровождении сияющих в красочных кимоно девушек. Тсуна не разделял их ленивой медлительности из-за того, что сейчас чувствовал себя запертым в склянке песочных часов – песок утекал, а выбраться он мог только со своей помощью. Поэтому шел быстрым шагом вдоль высокой стены, отрезающей территорию клана от остального мира, и вел по каменной поверхности ладонью, - привычный ему ритуал, - заодно проклиная то, как долго приходилось идти до нужного места. Но ровно до того момента, когда стена оканчивалась воротами, ночью всегда открытыми в этот дом клана. Стало ясно, что Тсуна точно пришел по адресу, скорее, даже не из-за самого дома, а выделявшейся на теплом фоне рисовой бумаги черной ткани с усеянными по ней тяжелыми розовыми соцветиями. Так же хорошо как он знал владелицу этого кимоно, так и помнил, что если приглядеться, то можно заметить скорпионов, спрятанных под лепестками, - знак того, что, обманувшись красотой, ты можешь быть ужален. Девушка медленно вытащила мундштук изо рта, зажав его тонкими пальцами, и выпустила ленту дыма в воздух. Курить - у них семейное? - Привет, - сказал Тсуна, получив в ответ нечто похожее на улыбку. Если Бьянки вообще умела улыбаться кому-то, кроме одного определенного человека. Они и раньше-то не особо общались, но с годами отсутствие общения превратилось в дружелюбное игнорирование. Изредка они обменивались парой предложений, всегда на одну тему, потому единственным, что их связывало друг с другом, был Реборн. Гораздо реже – Гокудера, потому что годы их специфического «общения» затронули абсолютно всех. От этой мысли Тсуне стало неуютно, и он поторопился выкинуть ее из головы прежде, чем она оформилась в какой-нибудь неблагоприятный вывод. Но Бьянки все равно была его семьей, даже если лично с ней его связывали только деловые отношения. - У тебя есть телефон? Нужно связаться с Реборном и как можно скорее, - безразличная маска Бьянки тут же засветилась заинтересованностью и, выкинув еще недокуренную сигарету, девушка отодвинула седзи и махнула рукой, приглашая следовать за собой. - Выйдешь в этот коридор, по левую руку будет комната. Я буду в зале, скоро гости придут, - Бьянки развернулась и ушла в противоположном направлении. Найдя нужное помещение, Тсуна осторожно прикрыл за собой фусума и после недолгих поисков присел перед низким деревянным столиком, едва заметным за обилием цветов в комнате. - А ты не пробовал решить свои проблемы без меня? – поинтересовались из трубки вместо приветствия. - Чем я сейчас и занимаюсь, - невозмутимо ответил Тсуна. – Я же сам решил тебе позвонить. - Я не выделю тебе денег. - Прости, что? – парень открыл рот от удивления. – Но ты распоряжаешься всеми деньгами! - Не надо было отказываться от этой обязанности. Если бы не твое упрямство, ты бы уже спокойно расплатился с Маммоном, - хмыкнул Реборн. Тсуна проигнорировал его насмешливый тон. Его поучительные наставления. Даже то, что он с самого начала знал, какую цену запросит Маммон. Но игнорировать то, что из-за его принципиальности Тсуна мог оказаться в полной… - Ты мне мстишь за то, что я в тот раз психанул и отказался? Реборн, что за детский сад! - Детский сад это искать самый простой выход, мальчишка. - Хорошо, - выдавил Тсуна, задумчиво прикусив губу, - что ты предлагаешь? - У тебя очень разносторонняя семья. Некоторым из них нет равных по части получения денег. Кто-то даже сидит в соседней комнате с этой целью. - По-моему, это называется вымогательством, - юноша уперся локтями в столик и зарылся ладонью в волосы, - если я правильно тебя понял. - Нет, это называется просьба о помощи, тебе пора этому научиться. - Я попробую, но… - Пока ты будешь пробовать, не успеешь осознать, что этих денег может быть недостаточно. - И что мне делать? - Ну, в твоей семье так же много красивых мужчин, - усмехнулся Реборн и соблазнительно-дразняще добавил: - уж тебе ли не знать. Тсуна со звоном опустил трубку, так жестко, что едва не проломал разъемы под нее. - Чертов провокатор. Покинув комнату, Тсуна направился к Бьянки, постепенно замечая, как покидает спящую часть дома и окунается в атмосферу музыкальных переливов и чужих разговоров. Он заглянул в большой зал, украшенный различными полотнами и икебанами в узких вазах из тонкого дорогого фарфора специально для пришедших гостей. Которых, в действительности, оказалось немало, но вряд ли в такой компании кто-то мог заскучать. Сам Тсуна рассчитывал выманить Бьянки оставшись незамеченным, но И-пин, так не вовремя подняв глаза от сямисена, чьи струны ловко и безошибочно цепляла маленькими пальцами, тут же заметила нового гостя и расплылась в счастливой улыбке. Обреченно вздохнув и помахав девочке, Тсуна прошел в зал и присел рядом с Бьянки, которая подливала саке сидящим рядом мужчинам. - Нам нужно поговорить, - тихо сказал он. - Видишь ли, я занята, - процедила Бьянки, не прекращая улыбаться. - Я вас сменю. Тсуна поднял глаза – взгляд скользнул вверх по длинным рукавам белого фурисоде, свисающим почти до пола и с тянувшейся по всей ткани вереницей цветов, и остановился на глазах цвета темной карамели, еще более ярких из-за темной подводки. Хару едва заметно кивнула другу и подсела к гостям, моментально увлекая их в разговор. Наверно, это талант разговаривать с такой скоростью и звонко, заразительно смеяться, а Хару обладала этим талантом в полной мере. - В чем дело? – Бьянки повернулась к помешавшему ей парню. - У Реборна появилась такая идея… - неловко начал Тсуна, заметив, как лицо девушки смягчилось при упоминании знакомого имени. - У нас какие-то проблемы? – тихо спросила она. - В некотором роде. Нам нужно достать большую сумму денег до завтра, но Реборн сказал, что я не могу просто взять деньги у него. Поэтому… - Я поняла тебя. Ну, раз этого просит Реборн… - Бьянки плавно поднялась с татами и вышла из комнаты, оставив Тсуну в самом разгаре вечера в одиночестве. Парень прислонился к стене и прикрыл глаза, напряженно перестукивая пальцами по колену. В общем-то, Реборн был прав, что в такой ситуации можно попросить помощи семьи, но когда твоя же семья усложняет тебе жизнь… Хотя когда с Реборном было просто?.. Музыка замедлилась, смешиваясь с шепотом, прокатившимся по залу, и Тсуна открыл глаза. Кто-то приглушил свет, оставив одну лампу на потолке, освещающую только фигуру, замершую словно статуя в круге света. Фигура двинулась, рывком распахивая веера в руках – под стрекот деревянных лепестков тени расползлись по полу и снова вернулись послушными змеями к своей обладательнице. Тсуна нежно улыбнулся, расслабленно наблюдая, как плывут золотистые драконы по светлой ткани фурисоде при каждом движении, будто девушка специально двигалась так, чтобы создавать иллюзию их движения. Если бы он был на месте Бьянки, он никогда бы не одел Кёко во что-то настолько ей не свойственное, но, наверно, в этом была магия противоположности. Гости восхищенно ахнули, когда девушка обняла себя, в тот момент больше похожая на бутон цветка, распустившегося у нее в волосах, и вскинула веера, но тут же поймала у себя за спиной. Тсуна зааплодировал вместе с остальными, когда Кёко остановилась одновременно с замолкнувшим инструментом, прикрыв лицо раскрытым веером. - Поверь, твоя проблема решится сегодня же, - Бьянки села рядом и самодовольно улыбнулась. – Я знаю свое дело. Тсуна повернулся, чтобы что-то ответить, но взгляд остался прикован к Кёко. Зажатой и какой-то…опечаленной. Тогда внутри поднималось оставшееся с детства чувство вмешаться и защитить, оградить от проблем, только теперь это чувствовалось по-семейному, но не менее сильно. - Не вздумай лезть, - Бьянки улыбнулась, проследив его взгляд. От ее взгляда не укрылось и то, как крепко сжались его кулаки, и напряглась спина, будто бы он собирался встать, но передумал. - Отсиживаться не в моих правилах, ты знаешь. Тсуна решительно поднялся и направился в другой конец комнаты, стараясь замедлить шаг и выглядеть как можно спокойнее. Но, кажется, сосуществовать в одном помещении спокойно они просто не могли. Не с Занзасом. Парень сидел рядом с Кёко ближе, чем Тсуна когда-либо мог ему позволить хотя бы во благо ее безопасности. Но глядя на нее и ее испуганный, потупленный взгляд, он вспоминал себя в те времена, когда находиться рядом с этим демоном было настолько страшно, что тело охватывал паралич. Должно быть, так она чувствовала себя из-за того, что Занзас практически нависал над ней, пряча в тени от своих широких плеч, похожий на дракона, окутывающего фурисоде Кёко. Тсуна верил, что парень вряд ли осмелится что-либо сделать. Хотя к нему не относилось слово «смелость», он просто без раздумий делал то, что хотел. Наверно, вернее было сказать, что Занзас не стал бы нарушать их «соглашение о ненападении», потому что в этом случае Тсуна бы тоже вряд ли стал долго раздумывать, прежде чем вмешаться. Он был уверен в этом, по крайней мере, до последнего момента – Занзас неожиданно жестко схватил Кёко за подбородок и повернул к себе, замирая в пугающей близости. - Есть разговор, - хрипло выдавил Тсуна и бесцеремонно сел к варийцам за стол. Первым от такой наглости опомнился Скуалло. - Ты совсем охренел, сопляк?! Занзас посмотрел на парня слегка прищурившись и, усмехнувшись, отпустил подбородок девушки так резко, что несколько прядей выбились из прически и рассыпались по ее лицу. Вместо того, чтобы что-то сказать, он схватил кувшин с саке и продолжил игнорировать происходящее. - Кёко-чан, ты не могла бы нас оставить? – Тсуна улыбнулся и заглянул в лицо девушке, убирая выбившиеся пряди ей за ухо. - Конечно, - она улыбнулась и поскорее покинула компанию. - Ты то ли не понял, то ли… - угрожающе начал Скуалло. - Да ладно, может, он пришел нас вместо девок развлечь, - Бельфегор подпер рукой подбородок и расплылся в улыбке. Если его оскал вообще можно было так назвать. - А я был бы не против такой замены, - мечтательно вздохнул Луссурия. Тсуна терпеливо дождался, пока варийцы вдоволь насмеются, и только после этого заговорил. - Созовите своих людей в город. Возможно, скоро нам понадобится сила всего клана. - А ты не указывай что нам делать! - Заткни пасть, Скуалло, - кинув тяжелый взгляд на парня, Занзас снова уставился на Тсуну. – Что-то ты темнишь, недоносок. - Я все объясню, но позже. Нам нужно поговорить наедине, - Тсуна поднялся с места. – Скажу только то, что настала пора разобраться с нашим общим врагом, как ты того и хотел. Молча проследив, как парень спокойно идет к Бьянки и, перебросившись с ней парой фраз, уходит из комнаты, Занзас поднес к лицу пиалу с саке, задумчиво проводя губами по ее краю. - Чего ты лыбишься? – тихо спросил Скуалло, когда остальные продолжили беседу. Занзас прикрыл глаза и опустошил чашу с саке одним глотком, понимая, что губы действительно расползаются в усмешке. - Мальчишка. - Ламбо? Мальчик перестал подбрасывать камешек в ладони и поднял голову, сдувая упавшие на лоб кудри. «Ой, что сейчас будет…», - пронеслось в его голове, и от этой мысли губы расплылись в улыбке. Он самого начала чувствовал, что тут что-то не так, и Тсуна понятия не имел, что происходит в доме, и уж тем более это не могло быть его идеей – устроить такую веселуху, - как бы там не распинался Базиль. Кажется, сегодня будет на что посмотреть… - Что там происходит? – нахмурился он, поглядывая поверх головы Ламбо, сидящего на ступеньках дома. Слишком уж много теней мелькало на седзе. - У нас гости, - невинно ответил мальчик. – Базиль сказал, что это ты приказал их развлечь. - Как я вообще мог что-то «приказать»… - задумчиво пробормотал Тсуна, прокручивая в голове что могло происходить в доме. Проще проверить самому. – А ты почему здесь? Ламбо фыркнул. - Ну а чего мне с вами, стариками, делать? - Как-то рановато у тебя переходный возраст пошел, - Тсуна улыбнулся и, потрепав его по голове, направился в дом. Ему показалось, что он не вышел из дома Бьянки, а просто случайно забрел в соседнюю комнату. Такое не могло повторяться дважды. Ну, почти повторяться, все же способы развлечения у обоих домов были несколько иными. И теперь Тсуна начал сомневаться, где ему страшнее находиться. Компания Занзаса сейчас казалась не такой уж плохой… В комнате стоял жуткий шум, словно на полу сидели не два десятка человек, а армия императора. Музыки не было, но громкие разговоры и смех звучали громче любого инструмента. Тсуна осмотрелся: Рёхей и Дино развлекали некоторых гостей игрой на выживание с участием саке, и, глядя на зеленеющее лицо Дино, он уже догадывался, кто первым вылетит из игры. Тем более «выжить» с таким количеством алкоголя в желудке мог только Рёхей. Ямамото, как самый непьющий, обсуждал военную ситуацию за игрой в го с остальными гостями. Базиль сидел рядом, следя за игрой через его плечо, и поддерживал беседу без особого энтузиазма, поэтому Тсуна решил подсесть. - Ты не мог бы мне объяснить что происходит? – тихо спросил он. Парень резко повернулся, испуганно распахнув глаза. - О, Савада-доно! – обрадовался он. – Я сделал все, как вы просили! - А когда я тебя об этом просил? – как можно мягче уточнил Тсуна. - Ну, мне передал Хибари-сан, - неуверенно начал он, заметив, как парень удивленно поднял брови, - а ему… Реборн-сан, - уже совсем обреченно закончил он. - А я, как ты уже понял, ничего не передавал Реборну, - Тсуна засмеялся и потрепал друга по плечу. – Ладно, ты все сделал правильно. Кстати, а где остальные? С этими словами Тсуна еще раз окинул взглядом комнату, но ответ для него потонул в общем гуле. Его внезапно перестало волновать где сейчас Хибари, все-таки парень не показался бы в такой толпе, даже во имя спасения мира, не то что ради переманивания союзника на свою сторону. Гокудера был здесь. Почти незаметный, спрятанный за спинами веселящихся людей. Нет, конечно, он не скучал. Он не мог скучать хотя бы потому, что был не один. У него был свой гость, которого Тсуна никогда не видел, но к которому уже испытывал странное неприятное чувство, будто скребло где-то внутри и горчило неприятным осадком. Но он молча наблюдал за происходящим, погружаясь глубоко в себя. Картинку перед глазами размыло, оставив четкий до деталей центр, звуки заглушались, пока не стихли до едва слышного шипения морских волн. И далеких голосов. Он слышал шепот Гокудеры, почти разбирал, что парень медленно рассказывает своему гостю, отдаленно напоминающему Тсуне себя самого, только моложе и с волосами темно-карамельного оттенка ниже плеч. Он знал, чувствовал так явно, будто он был на его месте, - как обволакивает шепот Гокудеры, как парень изредка облизывает губы, если много говорит, как сложно оторвать глаза от его лица, потому что ждешь, что вот-вот едва заметно покажется кончик языка и оставит легкий блеск на губах, а когда Гокудера заметит этот взгляд, они обязательно превратятся в самую соблазнительную из улыбок. Он знал, как приливает кровь к лицу, резким толчком и наливаясь жаром, как тесно и душно становится в одежде, - поэтому незнакомый юноша так предсказуемо, но незаметно для себя самого, чуть распахивает кимоно, - когда Гокудера наклоняется к его уху, конечно, под предлогом важного секрета, и говорит еще медленнее, специально касаясь приоткрытыми губами мочки. Только касаясь, потому что от этого прикосновения мурашки бегут по спине волнами легкой щекотки. Тсуна прикрыл глаза, сбрасывая слишком реальные ощущения чужих прикосновений, и поднялся. Он не совсем понимал, что делал, тело реагировало без его ведома и отказывалось подчиняться разуму. - Могу я прервать вас на минутку? – голос прозвучал чересчур низко и жестко, поэтому Тсуна едва поборол желание закрыть рот ладонью, прежде чем оттуда вылетит что-то, о чем ему придется долго жалеть. Парочка посмотрела на него снизу-вверх, когда он остановился перед ним, и Гокудера, легко коснувшись пальцами колена юноши, - Тсуна чуть не заскрипел зубами, - встал и последовал за ним в конец комнаты, где их не было слышно. - Что-то не так? - Ну… я тут хотел… - Тсуна с ужасом понял, что не знает, зачем вообще позвал Гокудеру. – Подумал спросить, как у тебя дела. Если бы можно было провалиться в пол от стыда, он бы уже давно летел вниз. - Спасибо, хорошо, - удивленно ответил светловолосый парень и, переждав несколько секунд растерянного молчания Тсуны, собрался обратно. Но парень вдруг резко схватил его за руку и повернул к себе. - Стой!.. – еще больше растерявшись от ответного прищуренного взгляда, он запаниковал. – В смысле, тебе стоит узнать, зачем я попросил собрать здесь этих людей, так ведь? - Но это же вроде бы как для того, чтобы они согласились вложить деньги в нашу военную компанию. - Да, верно… - Тсуна несколько секунд рассматривал пол, но все же решился посмотреть Гокудере в глаза. – Тогда зачем тебе этот парень? Разве он сможет вложиться, он же слишком молод. - Он - нет, а вот его отец … - Гокудера ухмыльнулся и наклонился ближе к Тсуне, продолжая заговорщическим шепотом, - к тому же мне захотелось оказать ему особый прием, тогда он будет просить отца с еще большим рвением. - Но это же… ужасно. Ты как будто… - Тсуна прикусил губу, чтобы не продолжить. «Продаешь себя», отдалось тяжелым эхом в груди. Гокудера фыркнул. - Я сам этого захотел, - он улыбнулся и осторожно коснулся виска Тсуны, плавно запуская ладонь в волосы. – Одно твое слово и я выставлю его. Тсуна замер на несколько долгих секунд, окунаясь в знакомое приятное ощущение. Он любил, когда Гокудера держал ладонь на его затылке, почти неощутимо потягивая за волосы, - обманчиво властный жест. Тогда он успокаивался, будто его обнимали целиком. - Не надо, - он помотал головой. - Хорошо. Но тебе не о чем волноваться, потому что он, - Гокудера ухмыльнулся, почти касаясь его губ, - не сможет стонать и на половину так же громко, как я стонал под тобой. Тсуна выдохнул что-то невразумительное и, когда светловолосый парень вернулся к гостю, провел ладонью по лицу, то ли скрывая вспыхнувшие краской скулы, то ли сбрасывая наваждение. Нельзя было позволить себе повестись на эту глупую игру, чистую провокацию, но и доказывать или что-то опровергать он не собирался. Он и не считал это побегом - просто взять и уйти, - в конце концов, праздник жизни успешно продолжался без него. Он мог бы придумать еще тысячу оправданий и тому, каким быстрым был его шаг, как тряслись руки, и как горло першило сухой горечью. Но что-то заставило его остановиться у самого выхода, повернуться медленно, заставляя тело двигаться в потяжелевшем воздухе. - А я точно помню, что Гокудера может! – прозвучало откуда-то издалека. Обернувшись, Тсуна столкнулся с потемневшими зелеными глазами, смотрящими прямо на него через всю комнату. Светловолосый парень стоял с катаной в самом центре, дожидаясь пока голоса стихнут, а следом тишина начнет ломаться робкими звуками флейты Базиля, вслед которой начинал вторить Ямамото – ладонями по столу, выстукивая четкий, рваный ритм. И тогда Гокудера начинал двигаться, сначала медленно, разрезая лезвием воздух. Тело повторяло движения вслед за оружием, словно круги на воде. Затем быстрее, отдаваясь вибрацией по коже – Тсуна видел это с особенной четкостью, даже находясь далеко. Потому что видел, - нет, ему показывали изощренной провокацией, - как по шее стекали капли пота, обводили напряженные мышцы груди под распахнутым косодэ, как при выпадах ткань натягивалась на бедрах и затем соскальзывала, лаская светлую, повлажневшую от жары кожу. Тсуне самому было жарко и нестерпимо хотелось пить, но не хватало сил оторвать ноги то пола. То, что он видел дома у Бьянки, было совсем не похоже на происходящее сейчас. Кёко посвящала себя танцу, окутанная нежностью, Гокудера поражал своей страстностью и отдачей, потому что здесь это не было танцем. Поставив лезвие поперек груди, парень провел по нему ладонью, чтобы закончить свою ласку новым взмахом, прорезавшим воздух с тонким свистом. Гокудера не танцевал с катаной, он занимался с ней любовью – Тсуна был готов поклясться, что видел, как его пальцы ласкали рукоять, совсем как… Он вовремя отгородился от нахлынувших волной воспоминаний, даже без них ему становилось невыносимо трудно дышать. Все потому что Гокудера смотрел на него. Обнимал и гладил опасное оружие, подчинял и подчинялся, тонул в мощных импульсах, сотрясающих его тело, - но всегда смотрел прямо на него. Чувствуя, что начинает задыхаться, Тсуна со всех сил рванул из дома. Затем была чернота ночи под глазами. Тихие переливы флейты все еще звенели в голове, или он просто не мог убежать из плена дома, и музыка на самом деле играла за его спиной. Он бежал вперед, путаясь в кустарниках сада, даже не пытаясь найти тропинку. Бежал напролом, словно с закрытыми глазами, но всему виной была безлунная ночь, настолько томная и тихая, что сердце, казалось, стучит громче табуна лошадей. Сад без всякого перехода кончился крыльцом, а затем вереницей комнат, мелькающих по бокам, тихим шелестом рисовой бумаги и расстеленным по полу футоном, утопающем в тусклом свете фонаря, висящего за окном. Тсуна подошел ближе и замер, но лежащий на футоне Хибари почему-то резко распахнул глаза. Смотрел долго и изучающе, а потом, по-прежнему в молчании, просто протянул руку. Конечно, от его внимания не укрылись полу безумные, блестящие глаза и то, как Тсуна облегченно выдохнул прежде, чем сел к нему на колени. И тоже ничего не сказал, несколько долгих секунд смотрел ему в глаза, тяжело дыша прямо в губы. Тсуна еще слышал тихие перестукивания чьих-то ладоней по столу у себя в голове, где-то очень далеко, а потом все резко смолкло и разорвалось электрическим разрядом – он налетел на Хибари и жадно захватил его губы, тесно прижимаясь к обнаженной груди. Тихие, глухие стоны рвались из его горла и исчезали в тепле чужого рта, когда брюнет, опомнившись, начинал перехватывать инициативу, сминая припухшие от грубых поцелуев губы и властно лаская их языком. Бешеная горячка чуть утихла, когда Тсуна напился их поцелуями и принялся торопливо выпутываться из одежды, только бы скорее снова оказаться поближе, но это казалось невыполнимой задачей. Пальцы путались в узле пояса, когда Хибари пытался избавить его от лишней ткани своим способом, запустив руки снизу и поглаживая бедра, иногда слегка царапая кожу с внутренней стороны, тогда Тсуна нетерпеливо ерзал на его коленях, срывая с губ низкий, предупредительный стон. Он знал, далеким уголком угасающего в животном желании сознания, что брюнета не стоило дразнить, но сейчас ему было все равно. Он тщетно метался между желанием стянуть верхнюю часть косодэ и прижиматься к горячему телу, но собственное тело делало выбор в пользу второго – руки железной хваткой вцепились в предплечья Хибари, и тот решил за него самостоятельно. Дернул с плеч непослушную ткань и впился губами в шею, схватив каштановые пряди ладонью и дернув вниз жестче, чем планировал. Но Тсуна даже не заметил этого и послушно откинул голову, подставляясь под чужие губы, ласкающие, кусающие, лишающие рассудка. Только видения, не желавшие уходить, стучали в голове, выплясывая размытыми контурами в темноте и растворяясь только тогда, когда он распахивал веки. Там были глаза, его глаза, манящая зелень, не отпускающая его, потому что Тсуна не мог не жмуриться – поцелуи горели на коже почти болезненно. Хибари поднимался выше, царапал зубами тонкую кожу на горле, чувствуя вибрацию не сдерживаемых стонов, гладил грудь, накрывая широкими ладонями, теребя шершавыми кончиками пальцев нежную кожицу сосков. И видение возвращалось, теперь тонкими пальцами, ласкающими рукоять катаны больше, чем нужно, скользящими вверх по холодному лезвию, снова назад, и жадно, властно сжимающими бездушный кусок дерева. Тсуна открывал глаза, балансируя на грани реальности и своего сознания, картинки накладывались друг на друга тонкими разноцветными пленками, и он начинал замечать, что здесь его распаляла рука Хибари, сжимающая член сквозь ткань белья. - Ложись, - тихо приказал он. - Да к черту, - дрожащим голосом выпалил Тсуна. Приподнявшись на коленях, он оттянул ткань белья и опустился на член Хибари, придерживая его рукой. Брюнет внимательно следил за лицом парня, как он жмурится и замирает с приоткрытым ртом, потому что плоть внутри него пробивается медленно и тяжело. Хибари и сам борется с соблазном закрыть глаза - так оглушающе тесно и жарко внутри, стенки пульсируют, то ли пытаясь избавиться от вторжения, то ли втянуть еще глубже в себя, - но продолжает смотреть, молча поддерживая парня за бедра. Тсуна, наконец, приоткрывает глаза и опускается до конца, разрывая тишину комнаты глубоким, надрывным стоном. Он обнял Хибари за шею и снова застыл, согревая тяжелым дыханием его ухо. Брюнет сдул упавшие на его лицо каштановые волосы, прислушиваясь к чужому сердцу, бьющему прямо ему в грудь. Словно бы Тсуну, того Тсуну, который пришел в их общую комнату, безумного, распаленного, сочащегося желанием, которое будто пожирало его, - выключили. Еще бы несколько лет назад – странно, но Хибари никак не мог вспомнить, когда все это между ними началось, - он бы не дожидаясь опрокинул парня на спину, жестко впечатывая в футон, раздирая его изнутри сильными толчками, чтобы вдоволь напиться его криками. Но сейчас он терпеливо выждал нужное время, пока стихнет дыхание у его уха, и позволил Тсуне двигаться. Сначала медленно, нерешительно. Потом он забылся в чужих руках и сквозь отключенный горячей волной возбуждения разум перестал понимать, чьи же это были руки, чьи глаза видел перед собой, когда насаживался как можно глубже, чьи плечи стискивал в паническом страхе, что его разорвет от томительной тяжести внутри, если он остановится или наоборот продолжит двигаться быстрее. Но стоны – стоны принадлежали ему, он слышал их как сквозь плотную вату, хриплые, царапающие горло, спазмами рвущиеся из груди. Тело двигалось само по себе, вздымалось и опускалось, чем быстрее, тем ближе становились чужие с зеленоватым проблеском глаза. Ближе и ближе. Наверно, если бы Гокудера коснулся его прямо сейчас, хотя бы кончиков волос, он бы тут же кончил. Тсуна вжался в Хибари, услышав низкий стон, облизнувший шею, и отчаянно вцепился зубами в его плечо – то ли чтобы сдержать свой собственный стон, рычащий, болезненный, то ли… Чтобы не прокричать чужое имя.