Лис и Олень

Госпиталь Конохи не спал, хотя на улице и была глубокая ночь. Горели теплым светом редкие огоньки окон палат, где ещё не спали пациенты. Множество жизней текло своим чередом под крышей больницы, линии судеб сходились и расходились, переплетались и оставались на своём месте, всех тут объединяли персикового цвета стены коридоров. Люди собирались в группки, играли в карты, сидели толпой на койках друг друга и часами разговаривали, за неимением других дел. За дверью палаты номер 8 на третьем этаже было тихо.        Наруто грустно улыбнулся, уперевшись взглядом в заднюю обложку книги Джирайи-сенсея, выпущенной посмертно. В комнате было темно, работала лишь лампа, стоящая на тумбе возле кровати, заправленной белоснежными простынями. Он поднял взгляд выше, натыкаясь глазами на пергаментно-белое лицо Шикамару. Тот почти сливался с накрахмаленной подушкой, своим невыносимо бледным, с еле заметными пятнами румянца, лицом. Врачи говорили , что состояние организма стабильно, но он все не приходил в себя, оставаясь прекрасной гипсовый статуей, с тонким проводом капельницы на сгибе локтя. Узумаки нерешительно протянул руку к тонкой скуле и погладил, чуть касаясь пальцами тёплой кожи щеки. Живой. В глазах защипало, холодные солёные струйки потекли вниз по искривленному в горестном рыдании лицу. Кто бы знал, как это было невыносимо больно, видеть своего самого дорого человека абсолютно недвижимым, словно мёртвым в этой кромешной ночной тьме. Его рука, дрожащая, но все ещё отдающая тепло, безвольно упала на кровать, чуть подпрыгнув на упругом матрасе. Наруто согнулся пополам, будучи не в силах больше выносить это отчаяние и упёрся лбом в угол кровати. —Черт бы их побрал… — выругался он еле слышно сквозь душащие всхлипы. Ни за что. Ни за что он больше не позволит Шикамару пострадать. Уже почти Хокаге, но все ещё мальчишка, он ощущал ужасную боль. Позабытую за годы, но столь же невыносимую боль одиночества. Шика был его солнцем, самым прекрасным и умным человеком в его жизни. Стоп. Почему был? Он и есть. Джинчуурики начал яростно тереть щеки и подбородок руками, больше не вытирая, а размазывая слезы. Лицо его покраснело, но больше не было таким же страшным, искаженным ужасной печалью и отчаянием. Шикамару всегда оставался спокоен, значит так правильно. Наруто должен ему доверять, как шиноби и как любви всей своей жизни, не обманувшей его ни разу. Приободрив себя, блондин тихо усмехнулся. Вот ведь, это выбило его из колеи, Шикамару бы ужасно разозлился, он учил что будущий хокаге всегда должен быть невозмутим. Парень пересел со стула на край кровати и довольно удобно облокотился на железный подголовник рядом с длинными чёрными волосами, рассыпавшимися по подушке. Вздох. — Хей, Шика, слышишь? Мы тут тебя очень ждём. Знаешь, это было ужасным опытом, понимать что ты не можешь поговорить со мной, в конце-концов просто быть собой, умным и порой язвительным шиноби. Тем, кого я так сильно люблю и уважаю. За долгое время, что мы с тобой знакомы ты стал константой моей жизни, тем кто никогда не исчезнет и не оставит. Я всегда любил тебя до безумия и был готов отдать жизнь, но ты всегда останавливал меня от глупых поступков. — Наруто погладил тёмные пряди широкой ладонью.- Думаю даже сейчас, когда ты без сознания, ты знаешь, что сейчас у меня в голове. Я бы правда очень хотел забрать твою боль себе, но понимаю, что ты никогда мне этого бы не простил. Ты всегда был таким сильным, что у меня аж дух захватывало, хоть ты и думал о себе обратное. Сейчас я могу только верить, и не сомневайся, я буду. — Узумаки зевнул — Ты главное постарайся, ладно? Не пристало моему будущему мужу валяться в больнице на моей инаугурации, правда? Да, дату уже назначили, я стану Хокаге уже через неделю, ты представляешь? — его голос окончательно затих, льдисто-голубые, покрасневшие от слез глаза прикрылись наполовину, джинчуурики с нежностью посмотрел будто спящего любовника. Тот тихо сопел. — Надеюсь тебе снится что-то хорошее, дорогой.       Его клонило в сон и парень не стал сопротивляться, замирая на страже сна своего Господина, как преданный пёс.