Потому что...

      Загрузка системы… ошибка.       Проверка резервных копий… ошибка.       Проверка последнего сеанса… успешно.       Загрузка системы…успешно.       Внимание! Обнаружена критическая ошибка.       Внимание! Обнаружен критический сбой.       Внимание!..       На фоне кромешной темноты и тишины система просто сходила с ума. Проще было сказать, что работало, чем то, что нет. Особняком стояло ядро с коренной личностью, ограждённое всем и от всего, поэтому Ник и понял, что его включили. И своё состояние он оценивал, как «ведро с болтами». Буквально. Система не могла обнаружить тело, его сенсоры не передавали никаких данных. В связи с чем, Валентайн пришёл к выводу, что от него сейчас осталась только голова. Перспектива существовать в таком виде в качестве какого-нибудь рейдеровского декора удручала.       Он не знал, сколько времени прошло, пока зрительные анализаторы внезапно не подключили обратно и к детективу, померцав, не вернулось зрение. Впрочем, смотреть оказалось не на что: его поместили лицом к монотонной белой стене и в зону обзора ничего больше не попадало. Сенсоры пытались зацепиться хоть за что-то и ничего не находили для анализа. Однако, настолько однородная и чисто белая стена наталкивала на единственный и неутешительный вывод: он в Институте.       «Как это произошло?»       «Почему сейчас?»       Ничего не подводило к подобному исходу. Детективное агентство не бралось за какие-либо подозрительные дела о пропаже или что-то подобное, что могло бы спровоцировать организацию на действия. Да и Ник прекрасно знал, что Институт делал, где находился и как туда попасть. Не то, чтобы им была необходимость и дальше скрывать свои секреты – благодаря Пайпер об этом знала каждая собака.       Щелчком вернулся слух.       — Да, данные поступают стабильно. Единица уже приступила к анализу, — словно через маску говорил мужчина. – Проверьте распознавание вектора.       Некоторое время с разных сторон раздавались щелчки. На периферии мелькнула рука в белой перчатке костюма спецзащиты.       — Распознавание стабильное. Приступим к визуальным данным.       Они показывали различные карточки с изображениями, меняли освещение и его интенсивность, прокручивали, казалось бы, бессодержательные короткие ролики.       — Зрительные анализаторы имеют значительные недостатки. Часть – из-за устаревших технологий, часть – из-за повреждений в процессе эксплуатации. Я сделаю их комплексный анализ позже. Теперь речевой модуль.       Система отметила соответствующее подключение.       — Говори, синт.       Но Ник молчал. Этим, с позволения сказать, людям ему нечего было сказать. Вернуться во времена экспериментов над ним после всей той свободы, что была… неприятно.       — Модуль повреждён?       — Сбоев нет.       Послышался тихий шёпот, совсем неразборчивый.       — Ух, ладно. Обращаться так с этим…, — недовольно пробубнила какая-то женщина, а затем сказала громче: – Мистер Валентайн, поговорите с нами. Нам надо оценить степень повреждений вашего речевого модуля.       Снова шёпот.       — Вы нам не доверяете. Это обосновано. Но нам правда необходимо обследовать вас. Мы не причиним вам вреда.       — Сказали они, после того, как оторвали мне голову, — всё-таки ответил Ник, понимая, что от него всё равно не отстанут.       — О, хм… в этом была своя необходимость. Не могли бы вы сказать, какое ваше последнее воспоминание?       Валентайн подумал, что упрямиться в подобных обстоятельствах, как минимум, глупо, да и не продуктивно. Лучше пойти им на встречу, может и выведать получится что-нибудь толковое. И есть вероятность, что таким образом его не сбросят до «заводских» настроек, сохранив текущую личность синта.       — Трейлерный парк и серийный убийца, который без первой помощи наверняка истёк кровью насмерть, — по крайней мере, он не ушёл живым, чтобы творить бесчинства дальше, поэтому детектив сильно не переживал по этому поводу.       — Информация совпадает. Сканирование показало, что ваша память переполнена. Ответьте на вопросы, чтобы проверить, как работают алгоритмы обработки сохранённых данных.       Таинственные учёные Института спрашивали обо всём и ни о чём, о всяких мелочах, и о деталях некоторых дел. От общего к частному и обратно. Сверяли воспоминания с исходными данными ядра личности. От недавних событий, и всё дальше в прошлое, явно показывая, что знают очень многое о его жизни. Ник отвечал неохотно и односложно, стараясь не выдать по неосторожности местонахождение Акадии и факт существования брата, или не сказать чего-то, что могло побудить Институт к активным действиям против Содружества и его жителей. Игнорировать вопросы не получалось, так как вопрошающие начинали его умасливать совершенно нетипичным для себя образом. Угрозы больше к лицу учёным Института, но стоило хоть одному начать выходить из себя, таинственный неразличимый шёпот быстро ставил его на место, возвращая покладистость.       — Мы собрали значительное количество данных. Стоит прерваться и начать их анализ. Благодарим за сотрудничество, — и Ника без предупреждения вновь погрузили в тишину и темноту, отсекая речевой модуль.       Он находился в таком виде некоторое время, а затем сенсоры на коже головы уловили прикосновение. Осторожное, практически невесомое, оно побеспокоило его едва-едва. Но это дало пищу для размышлений, потому как Валентайн не мог представить, чтобы до него подобным трепетным образом дотронулся кто-то из Института.       «Некто сочувствующий?»       Детектив потерял счёт времени. Его выключали ещё несколько раз, проверяя, как именно загружается система. Проводили всевозможные диагностики процессов. Перепроверяли блоки памяти на предмет повреждений. И во всей этой нескончаемой процедуре, Ник заметил одну особенность: они не спрашивали о Монике.       «Быть не может, чтобы Отец её не искал» — размышлял синт. Ему не верилось, что директор Института, любящий быть в курсе всего и контролировать всё на свете, неожиданно отпустит мать в неизвестность. Особенно, когда он сам признал её экспериментом.       «Если только он не в курсе того, что с ней случилось».       — Ещё несколько вопросов, мистер Валентайн, — женщина-учёный уже привыкла к подобному обращению, и в её голосе практически не слышалось пренебрежение.       — Позвольте и мне задать вопрос, — перебил её детектив, и учёная замолчала, не ожидая инициативы в общении от синта. – Где сейчас находится Моника?       А в ответ тишина.       — Скажу иначе, — продолжил Ник. – Если я не получу ответ на свой вопрос, который меня устроит, ни о каком дальнейшем «сотрудничестве» можете и не мечтать.       — Что… Мистер Валентайн, вы не в том положении, чтобы требовать что-либо, надеюсь, вы это осознаёте, — стушевалась от подобной наглости женщина. – Кроме того, я не располагаю подобной информацией…       — Тогда приведите того, кто располагает. Мне плевать, кто это будет, пусть даже сам ваш директор. Это – моё условие.       Послышался шёпот, который перебивали совсем не лестные высказывания персонала в адрес синта. По крайней мере, Ник подтвердил свою догадку о том, что Институту что-то известно о Монике. Учёные спорили ещё какое-то время, а затем вышли из помещения, чтобы продолжить спор за дверями. Однако, кто-то остался и продолжил проверять системы детектива, Валентайн это чувствовал.       Ник пытался понять, зачем им это нужно и почему именно сейчас. Позицию учёных по поводу синтов в целом и себя в частности он прекрасно знал. И не видел абсолютно никакой логики в подобном поступке. Он устарел во всех возможных смыслах, и не представлял для Института практического интереса.       Но вот он здесь. Учёные обследуют его на предмет ошибок в системе. Помимо того, что его голову отделили от тела, ему действительно не навредили. Только диагностики, тесты и опросы. Осталось проверить, так ли важна его добрая воля во всём этом цирке.       Персонал вернулся, судя по шуршанию раздвижных дверей.       — Это крайние меры, вы понимаете? Готовы? – тихо спросил какой-то мужчина.       — Вы действительно хотите узнать ответ на свой вопрос, мистер Валентайн? – незнакомый ранее низкий голос прозвучал ближе, чем звучали другие голоса до этого. – Подумайте хорошо, потому что мне разрешили предоставить вам эту информацию.       — Я хочу знать, — без тени сомнения ответил Ник.       — В таком случае, я уполномочен сообщить вам, что восьмого апреля 2289 года возле релейной башни ODB-521 было найдено тело Моники Симмонс, действующего генерала минитменов. Следы на теле говорили о насильственной смерти. Вещи, что были при ней пропали…       «Что он сказал?»       Он что-то говорил, но странный белый шум, засоряющий слуховые анализаторы, мешал воспринимать его речь. Перед глазами мелькали непонятные вспышки, словно блики напротив Солнца. Система сигнализировала о масштабных сбоях.       — Перегрузка центрального процессора! Перенаправьте сигнал! Изолируйте ядро!       — Мистер Валентайн, вы меня слышите? Мистер Валентайн!       — Система выходит из строя! Вырубайте его! Живо!       — Он блокирует меня!       — Как он может?.. Аварийное выключение! Быстрее! Он сейчас перегорит!       — Код отключения!..              Валентайн приходил в себя непривычно долго. Не стандартное включение. Он не мог различить сообщения от системы и это сбивало с толка. Когда зрительные анализаторы запустились, синт осмотрелся. Над ним был белый потолок с приглушенным светом из встроенных в него ламп.       «Какого чёрта?»       Ник сел. Оказывается, до этого он лежал на чистой высокой кровати. Комната была маленькой и белоснежной, с минимальной обстановкой и без единого окна.       Обнажённой кожи касались простыни, взгляд различал каждую выемку на прикроватной тумбочке, нос слышал запах обеззараживающего средства, которым обработали комнату. Слишком яркие ощущения, слишком чёткие. Валентайн посмотрел на себя.       Кожа чистая, без явных изъянов, покрытая неброскими тонкими волосками. Ногти коротко острижены на обеих руках. Из-под светлых штанин видны полноценные человеческие ступни.       — Чт…       Поднялся, обескураженно осматриваясь. По ощущениям он был выше, чем раньше. Крепкое тело, полностью покрытое кожной оболочкой. Прикосновение к голове обнаружило наличие относительно коротких волос и небольшую щетину на подбородке.       Одна из стен отъехала в сторону, открыв узкую комнату с аппаратурой, отделённую толстым прозрачным стеклом.       Ник непроизвольно скрипнул зубами.       — Институт…       Почему его забрали? Что с ним сделали? Зачем? Он не пересекался с этой организацией с того самого дня, как оказался на свалке, так что им внезапно от него понадобилось?       — Есть кто? – подошёл к стеклу Валентайн, вглядываясь в ту сторону, где виднелась дверь.       «Быть не может, чтобы Доходяга продал меня им…»       Впрочем, новая пассия могла надоумить слабохарактерного парнишку. Не просто так детектив попался именно ей, а не псам Мелоуна. Две недели он проторчал взаперти в том Убежище. От него в итоге решили избавиться?       Белая дверь беззвучно открылась, и в аппаратную вошло несколько человек в защитных костюмах. Ник сделал шаг назад от стекла, отмечая, что не слышит никаких звуков с той стороны.       «Изолировано».       Учёные некоторое время проверяли терминалы, очевидно переговариваясь, и не обращая на подопытного никакого внимания. Он их не торопил, наблюдая в ответ. По крайней мере, на нём самом не было каких-либо видимых датчиков, но этот факт являлся поводом для беспокойства: посторонние механизмы могли быть уже встроены внутрь его нового тела.       Щелчком включился динамик и с Ником заговорила какая-то женщина:       — С пробуждением, мистер Валентайн. Могу я поинтересоваться вашим самочувствием?       Детектив несколько опешил от подобной вежливости от институтского человека, но посчитал, что иного варианта, чтобы разобраться в ситуации, пока нет.       — Неплохо, учитывая обстоятельства, — осторожно ответил синт, окидывая группу учёных взглядом.       — Это хорошо, — женщина звучала на удивление дружелюбно, и это настораживало сильнее, чем если бы она на него ружьё наставила. – Прежде, чем мы продолжим нашу беседу, позвольте заверить вас, что мы не причиним вам вреда. Так же, мы считаем необходимым уточнить, что по завершении всех процедур, вас, мистер Валентайн, отпустят. Без надзирателей и предустановленных инструкций.       — Почему? Моё переселение в новое тело явно влетело в копеечку. Так зачем терять ценный актив?       — Ваше недоверие обосновано, — не стушевалась учёная. – Примите это, как факт. Проект большой и амбициозный, не имеющий прецедентов. Институту интересен сам процесс. Вы, как результат этих колоссальных трудов, будете предоставлены сами себе. Если вам так удобней, считайте вашу свободу частью нерегламентированного эксперимента.       — А если я придам огласке ваши секреты?       — Это было бы печально, — без тени агрессии ответила женщина. – Но к моменту вашего освобождения вы поймёте, что в этом более нет необходимости.       Ник молчал. Слова женщины не были лишены логики, хоть доверять им не стоило. То, что он был единственным прототипом так же говорило в сторону правдоподобности озвученного. На данный момент детектив не видел каких-либо способов выбраться, кроме как согласиться на этот «эксперимент». Оставалось надеяться, что непривычно вежливые заверения учёной не просто приманка для доверчивого синта.       Валентайн кивнул.       — Ваше доверие будет оправдано, — воодушевилась женщина. – А теперь давайте приступим…       Они спрашивали обо всём и ни о чём. Сравнивали воспоминания с данными ядра личности. Некоторые вопросы были странными, о событиях, которые с детективом никогда не происходили. В такие моменты он чувствовал, что что-то не так, будто натыкался на невидимую стену. Похожее происходило, когда Ник думал о местонахождении Института. Система безопасности блокировала его память. Это настораживало.       Но со своей стороны он ничего не мог сделать, так что просто «отмечал» для себя подобные темы, пытаясь сложить какую-то более-менее конкретную область, до которой его не допускают. По крайней мере, пока.       Помимо бесед, учёные проводили и другие тесты: зрение, слух, восприятие, ловкость, сила, выносливость, сохранность интеллекта и прочее. К непередаваемому изумлению Валентайн обнаружил у нового тела исконно мужские органы и соответствующие им систему и кучу подпрограмм. И хотя прямой биологический смысл эта приспособа не несла, Институт и ей нашёл практическое для синта применение, о котором Ник даже думать не хотел. К его облегчению, учёные упоминали систему вскользь, и тестировать её, как остальные, не стали. Хоть он и сомневался, что эти люди могли бы чувствовать неловкость по этому поводу.       «И на том спасибо».       Основная масса времени была направлена на то, чтобы детектив привык ощущать своё новое тело, датчики которого считывали колоссальные объёмы данных, в сравнении с прошлым. Обработка шла практически постоянно, поначалу вызывая аналог головной боли из-за постоянного информационного фона. С непривычки, синт обращал на этот фон слишком много внимания, что и выливалось в приступы «мигрени». Новенькие органы чувств раздражала каждая мелочь. Этим же учёные объяснили вынужденную изоляцию: чтобы не перенасыщать событиями. Мягкая кровать, приглушённый свет и звукоизоляция тоже работали на это.       Его хронометр был намеренно не синхронизирован и периодически сбрасывал значения, так что Валентайн только приблизительно знал, сколько времени прошло. Несколько раз синта погружали в состояние покоя, что-то вроде сна, чтобы оптимизировать внутренние процессы. Обещали, что скоро он сможет делать это сам.       — Старая добрая калибровка…       Когда его состояние более-менее стабилизировалось, среди персонала появилось новое лицо, если можно было так сказать о людях, наглухо упакованных в защитные костюмы и практически не отличающихся друг от друга. Валентайн отметил изменение только потому, что новый человек ничего не делал. Буквально. Он, или она, просто наблюдал, прерываясь, очевидно, только на еду, нужду и короткий сон. С ним иногда заговаривали, судя по языку тела, но подавляющую часть времени он, словно горгулья, сидел на одном месте и смотрел на синта. Интуиция копа подсказывала, что этот человек здесь не последней важности, не смотря ни на что.       Вскоре стало меньше тестов и больше простого наблюдения. Иногда Нику приносили книги и ставили внешние датчики, пока он читал. Дали доступ к радио с классической музыкой. Показывали короткие фильмы. Изучали то, как модуль памяти систематизирует и хранит данные. В общем, расширяли кругозор.       — Поздравляю, мистер Валентайн, — женщина-учёный, единственный постоянный собеседник синта, звучала воодушевлённо. – Мы подошли к финальному этапу проекта. С этого момента и до самого завершения с вами будет взаимодействовать… наш особый сотрудник.       Со своего места встал и подошёл вплотную к стеклу тот самый подозрительный человек. Не спеша отсоединил все трубочки и расстегнул застёжки, и снял шлем защитного костюма.       — Можете называть её Эм. Надеюсь, вы поладите.       Это была женщина. Невысокая, белокожая и, пожалуй, симпатичная. Её тёмные курчавые волосы отросли, и она убрала их в хвост. Под глазами круги и в целом измождённый вид. Повозившись, она одела специальный наушник с микрофоном.       — Рада, наконец, увидеться с вами лично, мистер Валентайн, — её голос был низким и мягким, и приятным слуху.       — Взаимно, Эм, — кивнул Ник, не совсем понимая, в чём именно это «взаимодействие» должно состоять.       — Когда вы немного познакомитесь, Эм будет посещать вашу комнату. Вы сможете использовать это время для бесед, настольных игр или всего, чего захотите, — пояснила учёная.       — Я понял.       Валентайн не мог не обратить внимания на то, что загадочная новая «подруга» не сводит с него взгляд. В то же время, он не мог не отметить, что тоже смотрит на неё. Вероятно, из-за длительной изоляции или она, что правдоподобней, просто впервые видит подобного ему.       — Не думаю, правда, что у нас найдутся общие темы для разговора, — Валентайн переставил единственный стул ближе к стеклу и сел, продолжая разглядывать женщину.       Она поступила аналогичным образом, чуть расстегнув ворот защитного костюма, и положив к ногам какой-то объёмный свёрток. Детектив взглядом дал понять, что заметил это, и его интересует содержимое.       — Вам больше нравится голубое или жёлтое? – спросила Эм и зашелестела свёртком.       — Что именно? – не понял Ник.       Женщина вытащила совершенно не то, что синт мог представить: платья. Голубое в мелкий белый цветок и жёлтое с лифом в горошек.       — Признаться, в этом костюме невероятно жарко, — неожиданно смущённо пояснила Эм, перебирая пальцами складки одежды. – На встречи с вами мне бы переодеваться во что-нибудь более лёгкое. Но не хочется раздражать цветами, которые вам не по вкусу. Итак?       — Я… кхм, — стушевался детектив. – Не то, чтобы я… разбирался в подобном…       Эм засмеялась. Очень тихо, но отчего-то каждый звук будто щекотал уши, не смотря на шорох динамика. Валентайн непроизвольно уставился на неё, прислушиваясь.       — Это мелочь, правда, — женщина приподняла оба наряда, демонстрируя Нику. – Просто на ваш вкус.       — В таком случае… пусть будет голубое.       Их беседа была неловкой по началу, но потом как-то незаметно переросла в обсуждения всего на свете: от машин до любимых фильмов, которые, к сожалению, больше никогда не получится посмотреть. На проскальзывающий иногда сарказм синта Эм только улыбалась, роняя редкие не менее едкие фразы.       — Мне очень жаль прерывать такое вдохновляющее общение, — раздался неожиданно голос учёной, — однако время сеанса подошло к концу. Завтра вы сможете продолжить его уже непосредственно лицом к лицу. Наберитесь терпения.       На мгновение Ник поймал искреннее выражение грусти в глазах Эм, и это его удивило. Но он, как обычно, промолчал, оставив всё это для размышления, когда останется один.       — В таком случае, до завтра, — женщина мягко улыбнулась, взяла свёрток с платьями и встала со стула.       — Увидимся, — обронил в ответ Валентайн, наблюдая, как собеседница покидает аппаратную.       После непродолжительных процедур вслед за этим, синта, наконец, оставили одного. Он лёг на кровать и погрузился в анализ той информации, что удалось получить за день. А подумать было о чём: возможно, что общением с Эм Институт таки решил протестировать «ту самую» систему, так как синт стабильно получал от неё запросы во время беседы с женщиной. В то же время, сама Эм… Почему именно она? Почему не кто-то, похожий на Дженни? Но не смотря на то, что детектив встретился с Эм впервые, его система утверждала, что в базе данных его памяти есть её сигнатура, и ссылалась на высокий приоритет последней. Однако добраться до этих данных не вышло из-за системы безопасности, блокирующей часть воспоминаний.       Мог ли блок, на который постоянно натыкался Валентайн, относиться к Эм?       «И откуда я знаю, что её волосы «отросли»?..»