By the Name of Jones 09. Вместе

– Лоренцо, я убила человека. Когда Ларри приходит домой, он сразу понимает, что что-то не так. Джулия оставляет дверь открытой. Ларри находит ее в темноте, сидящей на краешке их кровати. Она смотрит на свои руки, будто ищет то проклятое пятно. Руки ее чисты. Ларри пересекает комнату, чтобы обнять ее. Он не спрашивает ее, заслужил ли тот человек смерти. Если Джулия так решила, заслужил, будь он хоть трижды святым. Он не спрашивает ее, как это случилось. Всего два часа назад он видел ее у Анжело. На ней тот же фартук, только теперь он забрызган кровью. В его объятиях Джулия позволяет себе сломаться. Она плачет, и Ларри не может вспомнить, чтобы за восемнадцать лет их брака хоть раз видел ее слезы. Он бы все отдал, чтобы их остановить. Но сейчас он ничего не может сделать. Он даже не знает, что сказать. «Добро пожаловать в семью», – сказал ему отец, когда Ларри вернулся после первого раза. Ларри не помнит лица того, от кого ему велели избавиться. Но помнит улыбку отца. И его смех. Его слов он повторять точно не будет. – Я могу избавить тебя от этих воспоминаний, – предлагает Ларри, хотя и боится ее ответа. Потому что не будет тогда никакой вечности, Джулия. Ведь после становления дальше будет только хуже. Она не отвечает. Прячет лицо у него на груди. – Человека это не вернет. Ларри плевать на человека. Ларри отвратителен, но ему плевать, кого она убила, была ли у него семья, ходил ли он в церковь и помогал ли бедным. Он не стоит ни одной ее слезинки. Никто не стоит. Это Ларри тоже не скажет. Вместо этого он целует ее в пахнущий апельсинами и кровью висок. Приносит из кабинета виски и осторожно поит ее, следит, чтобы она выпила его весь: маленькими глотками, как лекарство. Сейчас это и есть лекарство. Он открывает краны в ванной. Первая вода розовеет: от ног, к которым прилип окровавленный подол, от волос, которых касались ее руки. На воду Джулия не смотрит. Темные глаза неотрывно следят за ним. Пытаются прочитать что-то на его лице. Руки крепко обхватывают его ладонь. Будто без этого Ларри исчезнет. Сбежит. Он не сбежит. «Это не делает тебя чудовищем, – сказал ему тогда Алонсо. И это единственный раз, когда Ларри был благодарен за его урок. – Это делает тебя Джованни. Есть они. А есть мы.» Ларри пытается объяснить то же самое Джулии. Он не знает, насколько это правда, что «они» не считаются. Ему плевать. На самом деле ему плевать, даже если завтра она признается, что вырезала треть города. Но это он тоже не станет произносить. Вместо этого он тихо расскажет, что тяжело только в первые разы, и что со временем забывается все. Даже то, что сегодня кажется непростительным. Ларри не уверен, слушает ли его Джулия. Может, и к лучшему, если она не запомнит его слов. Главное, что постепенно она успокаивается. А под утро даже забывается неспокойным сном, так и не отпустив его ладонь. Ларри осторожно – лишь бы не разбудить – освобождает ее. Ларри ненавидит себя за то, что должен оставить ее одну. Но выбора у них нет. Он кладет записку на свою подушку. Подбирает с пола платье и фартук. Фартук он вымоет и оставит сушиться на чердаке, а вот от платья, как и от его рубашки, будет лучше избавиться. Но пока Ларри оставляет их у себя наверху. Переодевается и спускается на первый этаж, где Сара уже снует по кухне. – У синьоры Джованни разыгралась мигрень, – предупреждает он. – Ничего серьезного, доктора звать не надо, но она только заснула. Передайте, пожалуйста, детям, чтобы ее не будили. Служанка всплескивает руками. Жалеет бедную синьору. Бубнит, что надо было ее разбудить, она знает замечательный отвар, еще от ее прабабки рецепт… – Вы сегодня так рано, синьор! Дайте мне десять минут, я подам вам завтрак. – Спасибо, но я очень спешу. У Ларри осталось совсем немного времени. И одно дело, которое он должен успеть. Он останавливает машину почти у границы домена. Достает из бумажника купюру и высовывает руку с ней в окно. – Подзаработать хочешь? Прячущийся от дождя под козырьком пьяница подслеповато щурится, разглядывая деньги. Ларри открывает дверь. – У меня и бутылка найдется. Садись. Бутылка – настоящее бордо одиннадцатого года – действительно лежит на заднем сиденье. Только делиться ей Ларри не намерен. Наверно, ему пора перестать удивляться, как легко ломается человеческая воля. По его приказу пьяница замирает и замолкает. Позволяет вывести себя из машины и втащить в дом – с этим уже помогает приставленное к его спине дуло пистолета. В случившемся сегодня виноват Ларри. Он подтолкнул Джулию к Анжело. Он смекнул, насколько в новом городе, куда они с Джулией отправятся после Чикаго, ему понадобится свой артефактор. Он не захотел разбираться в этом сам, как не захотел учиться в Новом Орлеане у Геммы. Предпочел оставить руки чистыми. Из-за этого Джулия окропила свои кровью. Ларри понимает, что рано или поздно это произошло бы. Но простить себе не может. Гемма рассказала ему, что нужно сделать, чтобы привязать ее к этому миру. Но которую неделю Ларри оттягивал решение и делал вид, что ему нужно еще подумать. Так ли ему нужны тетушкины знания? Не то чтобы его смущал ритуал… Он его смущал. Одно дело – убить того, кто угрожает тебе и твоей семье. Другое – принести невинного человека в жертву. Но Джулия пошла на это ради семьи. Значит, и Ларри это сделает. Если падать в эту бездну, то вместе. Подобранный на улице пьянчуга так же послушно лежит на полу в подвале и молчит, пока Ларри почти залпом выпивает бутылку вина. Если Ларри правильно понимает, на этот раз точно последнюю в его жизни. Ларри застегивает на шее пьяницы тяжелое ожерелье. Обходит его по кругу, насыпая контур из соли. Достает из кармана нож и режет себе руку. Соль стремительно розовеет от его крови. И не только от его. До самого последнего своего вздоха его жертва так и не произносит ни слова. Солнце все ближе. В подвале нет окон, но Ларри чувствует это по тому, как тяжелеют руки. Только бы успеть. Он уже отключается, но успевает увидеть призрачную голову. И пробормотать: – Возьмите меня в ученики, тетушка. В этот раз по-настоящему. Когда Ларри приходит домой, Джулия сразу понимает, что что-то не так. Она и так напряжена, как натянутая струна, но, увидев его, меняется в лице. – Лоренцо, что ты наделал? – Я убил человека, Джулия.