Чертова дюжина миников

Осаму медленно вдохнул и с трудом открыл глаза. Ох, черт, он жив. Как обычно это ужасно разочаровывало. Хотя что-то было здесь не так. Он очнулся в каком-то странном помещении, вокруг была дымка чего-то серого, темного и колеблющегося. - Я ждал этого тааак долго, - протянул кто-то рядом. Дазай резко поднялся и удивился – под ним не было ни кровати, ни дивана, под ним не было ничего. Если быть точнее, то вокруг него не было ничего, вообще. Обернувшись, он увидел Достоевского. Но тот выглядел странно – словно подергивался от ветра, которого сам Осаму не ощущал. - Тебя здесь быть не может. - О, знаешь, Дазай, я, правда этого долго ждал, - проигнорировал его Фёдор и снова подернулся. – Ты не представляешь, что тебя ждёт. - Хочешь меня просветить? - О нет, спойлеры убивают всё настроение. Но я тебе намекну – тебя здесь никто не спасёт. - И где же это «здесь»? Знаешь, это твой дом? Выглядит очень, как я скажу, пустовато. И этот воздух…запашок здесь странный, хотя ты, для того, кого застрелили на моих глазах, выглядишь довольно хорошо. Достоевский нервно дёрнулся и затем улыбнулся, но очень криво и косо. - Ты ещё узнаешь, что это за место и успеешь его возненавидеть. О, здесь есть кое-кто, кто хочет тебя встретить. Дазай ловит взгляд, направленный за его спину, и едва повернул голову. О нет. - Осаму, наглый ребенок, - произнес предыдущий глава мафии. - Я помню, как удачно вынудил вас жевать металлический кастет. - Ты будешь жалеть о том, что наделал. Осаму приподнимает голову и смотрит куда-то наверх, и щурится. - Так я, наконец-то умер? И попал к вам, неудачникам? Кажется, оно того не стоило. Достоевский заходится в приступе истерического смеха, но Дазай видит, что его лицо словно состоит из двух неравных частей – лоб, брови, глаза и часть носа и правая щека не двигаются, а вот левая щека, рот и подбородок двигаются, словно в агонии. - Ты ещё успеешь насладиться этим местом. Осаму вбрасывает в странный мир, звуки звучат абсолютно не так, часть звучит громче, часть тише, чем должны, тональность совершенно не та. Он оглядывается и узнает – это место, где его впервые встретил Огай. В следующую секунду цвета обретают силу и становятся почти неоновыми. Осаму вдруг понимает – он сам едва подросток здесь. Рядом с ним появляется Достоевский. - Когда я впервые попал сюда, я подумал, что смогу пройти весь путь, сызнова, не увязнув в грязи этого мира. - И сколько раз ты проходил свой путь? - Я сбился со счета. - Ты так и не смог, - укалывает его Дазай, в ответ на что Фёдор закатывает рукав и показывает распространяющиеся пятна язв, красный ободок, окружающий гнойно-желтый вздымающийся над окружающей поверхностью кожи валик, в центре которого распространялась тёмно-зеленая масса, из которой вздымались короткие волоски-щупальца. – фу, кажется, тебе бы не мешало помыться. И пройти курс антибиотиков, - делано брезгливо отозвался Дазай. - Оно начинается с маленьких красных пятнышек, а затем… - Сам сказал, без спойлеров. Что здесь за правила игры? - Ты должен будешь прожить те моменты своей жизнь, таким путем, что бы каждое твоё решение навредило как можно меньшему количеству людей. Ну или так мне сказали. Осаму покосился на колыхающиеся зеленые волоски, тянувшиеся к коже за пределами язв, и касались кожи, явно причиняя боль. Достоевский совсем не выглядел тем, кто знал, что происходит с его жизнью. Точнее смертью. Или... Дазай решил не вдаваться в детали. Первое «испытание» прошло, на удивление Федора легко. В первый раз Дазай прячется от Огая, так что бы тот его не увидел, и лишь когда Мори уходит, Осаму ощущает появление красно пятнышка, болезненного, такого, словно ему втыкали раскаленную иглу в кожу. В следующий заход Осаму уже не играется с системой, но идёт вслед за Огаем. Каждый шаг, каждое важное решение, которое Осаму принимал раньше он проходил снова и снова, обнаруживая, что, иногда, правильный путь совсем не таков, как ему казалось. Они все идут вразнобой, то смерть Оды, то приём Ацуши, то Рюноске, то помощь Мори. Теперь у него было с десяток красных точек и две пока ещё бледно-фиолетовые язвочки. От их вида воротило, и Осаму заматывал бинты обратно, или натягивал одежду пониже. Увидев пронзительное синее небо и трущобы, Осаму осмотрелся и осознал – почти судьбоносная встреча, Чуя. Это встреча приносит около 20 новых язв, те, что на спине Дазай не может посчитать правильно. Раз за разом, что бы он ни делал, всё идёт не так, и множество людей умирают. Каждый чёртов раз. Эти люди его не волнуют, но он начинает подозревать – эти люди – проекция клеток его тела, перерождающихся во что-то другое. В конце концов, он станет или монстром, уничтожающим миры, или чем-то ещё хуже. Достоевский появляется ещё один раз, в этот раз с язвой у глаза, стрекающей его прямо в зрачок, отчего тот кровоточит. - Ну вот, видишь, а ты считал, что всё так просто? - Ты, как я погляжу, тоже не годишься для обложки журнала. - Осаму, знаешь… А хотя не важно, ты не хочешь выходишь в другие миры, ты не знаешь, что происходит вне этого пузыря, а зря. - Там ничего не может быть интересного. - Я бы не был так категоричен. Видишь ли, твой рыжий друг, не надо на меня так смотреть, я не покушаюсь на него, он тоже застрял в своём пузыре? - Чуя тоже мертв? - О нет, он как раз не мертв, он бог в этом пространстве, заточенный, злой, сходил бы, навестил. - Фёдор? - М? - Поди вон, твой вид отвратителен и убивает всю тягу к прекрасной смерти. Достоевский фыркает и растворяется в одной из теней, примерно, так же как и появился. Осаму оглядывается на него. Ну что ж, если Чуя здесь бог, и он в одном из пузырей, то Дазай получил билет назад, в свою реальность. Он снова встречается с Хиротцу в трущобах, готовый переговорить о том, что нашел, как ему в спину ударяет страшная сила. Над ним стоит Чуя. Дазай, в это раз, успевает начать разговор раньше обвинений Чуи: - Я отдам тебе всё, чего ты хочешь. - Ха? Я хочу, что бы ты, мафиозный недоросток, убрался из Чаши. - Я положу город к твоим ногам, избавив от главы Мафии. Лицо Чуи бесценно и шаги приближающегося Хиротцу только подстегивают Осаму. - Я выдам тебе его на блюдечке, а тебе только и надо будет, что согласиться. - Вот ещё черта с два я буду убивать его, за мной потом будет такая… - О нет, ты его не убьешь, но ты станешь его регентом. И Чаша, и Йокогама будут твоими. Ну же Чуя, решай, - подначивает Осаму, лежа под ботинком Чуи распластанной куклой. - Какая тебе с этого выгода? - О, я просто спасу тебя от того, кем ты являешься, - улыбается Дазай, а затем тянется рукой к ноге Чуи, скользит пальцами под брючину и касается ноги, обнуляя усиливающийся вес. От того, как расширяются его зрачки, Дазай готов радоваться. Сработало, Чуя на крючке. – Я буду рядом, и ты перестанешь бояться. Сразу после этого Чуя резко приседает над Осаму, давит одним коленом ему на грудь и перехватывает горло. - Кто сказал, что я боюсь? - Я вижу это по твоим глазам, - хрипит Осаму, а потом добавляет, игриво вскидывая брови, неспособный себя удержать, - а если ты продолжишь меня душить, то я не ручаюсь за свои движения, - и вызывающе изгибается под Чуей. Плевать, что он никогда не позволял отношениям с Накахарой выходить за рамки почти профессиональных, Дазаю честно, совершенно плевать, ему нужно добраться до этого бога-в-пузыре, и он готов сделать всё для этого. Чуя наклоняется совсем низко к лицу Осаму и шипит: - А если я тебя засосу при этом старике? - Если не сделаешь, то я буду разочарован, - почти смеется Осаму. Следующее, что он ощущает, это прикосновение губ. Он почти охотно отвечает на явно неумелый поцелуй, по подростковому неуклюжий. Ну конееечно, им же здесь пятнадцать лет. - Чуя. - Что? - Доверься, я покажу тебе кое-что. Повторяй за мной: О, дарители темной немилости - О, дарители темной немилости… Следующее, что ощущает Дазай – боль в легких. Он открывает глаза, и над ним до боли знакомый потолок палаты, в которую иногда попадают сотрудники агентства, если Акико на выезда с Рампо. Он смог разорвать мир тех пузырей. Теперь бы он отдохнул.