Прервать бесконечность

      Какаши отчаянно пытался поддерживать невозмутимый вид. И, вроде бы, перестарался. Сакуре даже показалось, что он насмехался. Но это было лучше, чем вновь показать слабость.       Мужчина чувствовал что-то странное. Больше всего на свете ему хотелось сделать две вещи: вырвать из глазницы Риннеган и бросить его в пламя свечи, чтобы скинуть гнетущий груз ответственности. А затем заключить Сакуру в объятия.       Несмотря на то, что он принял окончательное решение, поверить в собственную кончину было трудно. Какаши всегда был готов к смерти. После кончины Рин даже искал её, отчаянно бросаясь на врагов во всех миссиях АНБУ. Но здесь ситуация была иной.       То, что он затеял, походило на самоубийство. От этой мысли становилось ещё хуже. Ведь в воспоминания непременно врывался отец…       Из-за маленького огонька свечи казалось, будто в глазах Сакуры зажигаются и гаснут звёзды. Вот-вот она сдастся и перестанет строить из себя несокрушимую скалу. Пусть. Смирение никогда не приходит без скорби.       Обычная девчонка, на которую свалилось слишком многое. Мужчина понимал и уважал её стойкость, но не мог пойти на поводу. Решение пойти на плаху самому было откровенно эгоистичным. Ведь для него всё закончится быстро. А Сакуре с этим жить.       Но, как ни странно, этот факт был его последним железным аргументом, если ему снова придется спорить с ученицей. Девчонка значила для Какаши гораздо больше, чем он для неё. А потому Сакура непременно переживёт.       Мужчина старался не думать, что обрекает её на те же муки, которые пережил сам, пронзив Рин райкири. Он ведь не знал, как все обернётся… А сейчас все карты вскрыты.       На барную стойку из глаз Сакуры полетели две слезинки. Сердце Какаши тут же отозвалось, сжавшись от боли.       «Любовь?..» — проскочила шальная мысль.       Определенно, он любил её, здесь и думать нечего. Но совсем не так, как принято говорить об этом чувстве.       Его эмоции были гораздо сложнее и глубже. К Сакуре его не влекло. Все-таки, она ещё слишком юна. Но разве это не любовь, если всё, чего ты хочешь, — утереть слёзы с её лица? Неужели это не любовь, когда отчаянно жаждешь увидеть, как она, наконец, станет счастливой?..       Да кому какая разница, как называть эту разрывающую сердце гамму чувств. Это вообще не важно. — Вы не можете так поступить! — наконец нарушила тишину девушка. — Могу и поступлю, — ответил Какаши. — Но… — Хватит. Это мой приказ, поэтому никаких «но». На этом разговор окончен.       Сакура прикусила губу, а затем, проглотив ком в горле, сказала: — Почему я должна принять вашу точку зрения? Ведь наши аргументы одинаковы. Вы же не подумали обо мне?.. Как я буду жить с этим грузом?..       «Эх, девочка. Я ведь знаю наперёд все твои доводы. В этой игре не будет победителей. Но я всё равно впереди…»       Какаши бросил быстрый взгляд на ладони девушки, а затем посмотрел в окно и задумчиво спросил: — Скажи, Сакура, зачем ты ходила домой?       Она на секунду нахмурилась, а затем опустила глаза, смутившись. — Переодеться, разве не видно?       Мужчина усмехнулся, быстро коснулся указательным пальцем ладони Сакуры и кивнул: — Видно. А ещё маленькое пятнышко от чернил на правой руке замечательно видно. Кому писала прощальные письма?       В повисшем безмолвии он отчётливо услышал судорожный вздох, сорвавшийся с губ ученицы. — Можешь не отвечать. Это не главное. Важно то, что тебе есть, с кем прощаться.       К гримасе боли на лице Сакуры добавилась смесь отчаяния и страха. И она, тихонько всхлипнув, сделала последнюю попытку перевесить чашу весов в этом дурацком споре: — Я не справлюсь с Риннеганом, моя чакра не так сильна! А вдруг ничего не выйдет? Вдруг из-за моей оплошности мир так и останется в Вечном Цукиёми? А я… — она запнулась и сквозь зубы договорила: — Буду в таком ужасном мире совсем одна?..       С каждой подобной фразой всё тяжелее было сохранять хладнокровие.       «Я с удовольствием держал бы тебя за руку, чтобы ты не тянула эту ношу сама, но…» — Перестань недооценивать себя. Ты уже не та пугливая тринадцатилетняя девчонка. Прими это, как свой долг. Как очередную миссию. Иного пути не будет.       И на этот аргумент возражений уже не нашлось. Какаши разлил остатки саке по чашкам и подал напиток ученице: — Я верю в тебя, Сакура. Ни на секунду не допускаю мысли, что ты не справишься. И, если искать в нашей ситуации хоть что-нибудь положительное… Я рад, что именно ты оказалась рядом. Ведь найти более достойного человека для нашей миссии просто невозможно.       Это стало последней каплей для юной куноичи. Она не притронулась к чашке и, поджав губы, выбежала на улицу.       Какаши тяжело вздохнул и допил свою порцию. Он был горд собой. Если эмоции все-таки вырвутся наружу, Сакуре будет гораздо сложнее. А так… Пусть считает, что её учитель с лёгким сердцем собирается умереть.

***

      Слова сенсея не просто ударили по голове. Его решимость окончательно уничтожила Сакуру. Выхода нет. Последнее слово за ним.       Ей нужно будет убить Какаши.       Это звучало как чья-то сумасшедшая шутка. И ведь действительно… Решиться на свою смерть было куда проще, чем принять жертву учителя. Сакуре было жарко, несмотря на холодный ветер. Она добежала до какого-то дерева, облокотилась рукой и согнулась, будто от острой боли.       Хотя, почему же «будто»? Внутри болело так, словно в неё воткнули тысячу сюрикенов. Сначала Саске и Наруто… Теперь Какаши… Как она должна это пережить?!       Задыхаясь от горьких чувств, Сакура упала на колени и изо всех сил зажмурилась. Она попыталась вспомнить себя счастливой. Ничего не выходило. Всего неделю назад жизнь шла своим чередом. Но это была будто уже не её жизнь.       Сзади послышались шаги. Острое чувство вины обожгло сердце Сакуры. И вот, снова её нужно успокаивать. Проклятый замкнутый круг из бессилия. Вместо того, чтобы подставить своё плечо учителю, который вот-вот её покинет, она опять проявила слабость. — Простите меня, Какаши-сенсей! — выпалила Сакура. — Пожалуйста, простите!       Учитель подошел и сел напротив на корточки. А затем немного удивлённо спросил: — И за что ты опять извиняешься? — За слабость… — пробормотала девушка. — Ненавижу себя! Это вы нуждаетесь в утешении!       Еле заметно выдохнув накатившую волну печали, он сказал: — Брось, я в порядке.       Сакура сцепила зубы, в попытке сдержать гигантскую волну боли и не выплеснуть её наружу.       Но это было выше её сил.

***

      Несмотря на обстоятельства, Какаши всё ещё держал себя в руках. И даже искусно врал о том, что «я в порядке».       Да уж, насколько же плохой была ситуация, если это он называл порядком?..       Холодный рассудок подкидывал верные умозаключения. Если Сакуре снова плохо, почти также, как и после смерти Саске с Наруто… Значит, процесс смирения запустился. Отличный знак. Не придётся опять вступать в споры.       А вот сердце было совсем не железным. И Какаши сдался. Вновь, в очередной проклятый раз потянулся к девушке и прижал её груди, испытывая болезненное облегчение.       Сакура, как и всегда, не сопротивлялась. В этот раз она вцепилась в плечи Какаши так, будто он вот-вот полетит в пропасть или пойдёт ко дну.       По сути, так оно и было.       Мужчина уже приготовился утешать истерику ученицы. Положил руку на макушку и легонько сжал пальцами розовые волосы. Но вопреки ожиданиям, без тени слёз в голосе Сакура пробормотала: — Я ведь… Хотела с вами попрощаться… Потому позвала пить саке… Только теперь мои заготовленные слова не подходят…. — Пока рано. Давай попрощаемся завтра? — прошептал Какаши.       Сакура кивнула и положила голову на плечо учителя, уткнувшись носом в воротник жилета. Она всё ещё не плакала. Сдерживалась? Или в бедном измученном сердце не осталось слёз? Мужчина зажмурился и наклонил голову, коснувшись виском девичьего лба.       И вдруг его осенило. Родное сердце. Вот те слова, которыми он охарактеризовал бы её. От того, что буря чувств, наконец, сформировалась во что-то почти осязаемое, на душе стало легче. — Перед завтрашним днем тебе нужно поспать, — сказал Какаши, не разнимая объятий, — Я проведу тебя до дома. Выспишься, наконец, в своей постели. — Ни за что на свете не пойду домой, — сказала на выдохе Сакура, — Можем заночевать здесь.       Какаши хохотнул: — То есть, у нас в распоряжении любое жилище Конохи, а мы будем спать на траве?       Но его ученице смешно не было: — Будем. Нет сил куда-то идти… Не оставляйте меня. Вы…итак…завтра… — Сакура запнулась на полуслове. — Ладно, — тихо сказал Какаши, нежно проведя ладонью по мягким волосам девушки, — мне и самому не хочется проводить последние часы в одиночестве.       Вторую ночь подряд объятия действовали на Сакуру, как снотворное. Ещё и выпитое саке дало о себе знать. Всего через минут тридцать она заснула. Какаши аккуратно, стараясь не тревожить хрупкий сон, высвободился из объятий. Затем снял жилет и положил его под голову девушке. Несколько секунд он всматривался в её лицо, прислушиваясь к своим чувствам и ещё больше убеждаясь, что верно придумал определение. Родное сердце. Его родное сердце.       Нормально поспать у него так и не вышло. Мысли о предстоящем дне не выходили из головы ни на секунду. К тому же, ночлег оказался гораздо менее комфортный, чем прошлой ночью. А потому до утра единственным занятием Какаши было сидеть под деревом и глядеть то на звёзды, то на спящую Сакуру.       Пару раз проскакивала мысль, что неплохо было бы сбегать домой за «Приди, приди, рай». И это даже веселило.       «Джирайя-сама… Надеюсь, вы написали там на небесах что-нибудь новенькое. Я скоро к вам присоединюсь, не подведите…»       Когда небо на востоке озарилось первыми лучами, Какаши легонько провел по лбу ученицы. Она открыла глаза, первые секунды не понимая, где находится. — Пора, — пробормотал учитель и почувствовал, как же сильно ему хочется остаться живым.       Девушка не ответила. Она смиренно поднялась, бросила быстрый взгляд на восходящее солнце и повернулась к Какаши. Сакура выглядела более бледной, чем всегда. И тут она сказала то, что, окончательно выбило почву из-под ног: — Пора… прощаться?.. Ведь завтра уже наступило.