***
Первая игра была скучной. Наверное, другого слова Юнги не смог подобрать. Ведь на самом деле было проще, чем казалось на первый взгляд, — команда только выглядит сильно, но на деле — совсем не проворная. Даже Чимин на их фоне выглядел куда умелее, хотя капитан сравнивать его игру не хотел с кем-то другим, ведь новенький скрам-хав… В общем-то, это не тот, чью игру надо сравнивать и высмеивать; его нужно учить, направлять, поддерживать и двигать вперед, а не принижать за неудачи. Юнги стал задумываться, что отношение к пареньку стало странным, непривычным, — он мало понимает, как поддался этому, но что-то в старательном и вымотанном Паке было. Что-то такое, чего Юнги до конца не понимает, но обязательно разберется. А в игре чувствуется какой-то подвох, неприятный и жгучий. Будто дальше какая-то подстава. Ведь Юнги даже не считал эту игру игрой — настолько она была сухая и скучная, хоть и выматывающая. Он много набегался, еще глубже вздохнул, пока Чольган с другой стороны поля закатывал глаза. Чимин тоже вымотался — даже поделился, что ожидал другого от своей первой игры. Юнги не понял — он имел в виду сложнее или проще, но тело второклассника отдавалось легкой судорогой и вялостью после турнира. И Мин беспокоится, что парень не выдержит, ведь игры поставлены все три дня подряд, друг за другом, без длительного отдыха. Проходясь между трибунами, Юнги осматривал пустующий стадион, чуть прищурившись. Понимал, что он точно такой же, как в школе, только закрытый — а это давило сверху, как-то уменьшало пространство, и не разбежаться будто бы, что сковывает, так еще и крики болеющих мешают, сбивают, отвлекают, не дают составить стратегию. Но дело привычки — не все так плохо. Но страшно представить, что дальше. Юнги не помнит листа с командами, но, вероятно, если рядом с ними выиграли сеульские, то им будет сложно. Потому что команды Сеула все сильные, потенциальные победители, если быть точнее. И если это так, то все совершенно непредсказуемо — либо все, либо ничего. Но Юнги доволен, что его команда одержала первую победу. Они невероятно счастливые, хоть и уставшие, убежали в общежитие, с до ужаса боевым настроем обсуждать следующие этапы. Их дух крепчает — это хорошо. Но надолго ли? Все зависит от того, что будет написано в листе с завтрашним расписанием. — Юнги! — вдруг послышалось с выхода из зала, и Мин нехотя повернулся и поднял голову, чтобы рассмотреть фигуру, стремительно приближающуюся к нему. Юнги напрягся, сморщившись от нежелания вести диалог. — Юнги, послушай!.. Мин отвернулся, засунув руки в карманы спортивок. Юль выбрал не самый удачный момент для жалких объяснений. Юнги даже смешно от осознания, что парень не может смириться со своим потенциальным проигрышем перед бывшими сокомандниками. Покинув команду, Юль практически ничего не говорил Юнги, не ходил в зал и не сидел в ногах тренера, но сейчас осмелился приехать на соревнования. За свои деньги, и флай-хаву даже жаль эту трату, ведь она бесполезна. Чего он хочет добиться своим поведением? — Что? Юль замялся, прикусив губу из-за холодного флай-хава. Обычно он пылкий, злой, а сейчас… ему все равно — хоть и предсказуемо, но парень желал другого отклика на свой голос. — Верни меня в команду, — заявил тот, скрестив руки на груди, — Юнги, ты ведь понимаешь, что вы не справитесь без меня! То есть… вас всего четырнадцать, этого недостаточно! К тому же ваш скрам-хав может в любой момент слететь со счетов, он же ни черта… — Как ты смеешь заявлять, что без тебя мы не справимся? — Юнги оглянулся, вскинув брови. В его взгляде читалась пустота. Ему правда было все равно на него — и Юль недоволен таким раскладом. — Без тебя даже лучше, чувак. Просто езжай домой, это бессмысленно. — Но!.. — Тебе много раз говорили о дисциплине, поэтому уже поздно надеяться, что ты будешь что-то значить, — со вздохом Мин развернулся и пошел на выход, — успокойся и займись делом, а не попрошайничеством. Все равно без толку. — Что ты будешь говорить, когда вы все просрете и ваш клуб закроют? А? — с насмешкой парень пошел в нападение, погнавшись за Юнги. Его не устраивало игнорирование капитана, его отстраненность и очевидная неприязнь. Мин цокнул, оттолкнув от себя настырного старшеклассника, — Ничего не изменится. Ты просто придурок, раз считаешь свою игру воплощением идеала. Просто посредственная дрянь эта твоя игра, еще и опасная, — Мину хотелось поскорее закончить этот диалог, чтобы Юль исчез, но он все еще здесь, за спиной, нервно хрустит пальцами и смеется надменно. Выматывает. Давит. Будто специально дразнит. Вмазать бы… Юль уехал, когда понял, что действительно бесполезно бороться, и Мин остался один, направившись в общежитие. После душа лег спать, проигнорировав предложение прогуляться по городу и поесть уличной еды. У него завтра много дел. Но мысли об этих делах отвлекали ото сна, отчего Юнги смог закрыть глаза только в одиннадцать, когда все уже потихоньку расползались по кроватям. Все равно, несмотря на свой потенциал, на потенциал команды, он боялся. Он тоже умеет бояться, перестал это отрицать, но все еще прячет внутри — обязанность лидера, обязанность перед… отцом. Отец все еще сидит в его голове, и это, кажется, бесконечная борьба за глоток воздуха. «Завтра» было холодным и сырым в буквальном смысле. Погода отвратительная, да еще Юнги весь вспотел, пока спал, даже проснулся посреди ночи. Неприятно, но на состоянии не сказалось — он даже выспался. Как и следовало ожидать — их соперники сильные. Юнги уже играл с ними, помнит даже кого-то из состава, хоть тот и потерпел большие изменения. Игра отвратительная. Воодушевленная, но противная. И хороший опыт, сказал бы тренер. Они проиграли со странно большим отрывом, что очень не понравилось Юнги. Юнги не понравилась собственная игра. Он когда-то ругал Чимина, что он скидывает всю работу на форвардов, сторонясь мяча и раков, но чем Юнги был лучше в этой игре? Зачем он согласился на захват, когда мог точно передать мяч и сменить траекторию? В захвате он ударился локтем, из-за чего едва получалось работать рукой так же легко, почему и пришлось избегать, сужать круг задач и… просить Чимина о внимательности и чуткости. За игру он ударил всего один раз реализацию, что тоже было не самым лучшим показателем. Может, он бы стерпел, но присутствие Юля на трибунах только злило, — он же точно насмехаться будет, доказывать, что с ним было бы лучше. Вечером было легче, но не морально. Морально разрывало на куски от горечи. Юнги мог согласиться, что не любит проигрывать, но этих проигрышей в жизни было слишком много, даже когда он старался, но сейчас все бесит в разы сильнее. Юнги хочет победу. Он не хочет проигрывать директору школы, не хочет терять клуб, поэтому рвется вперед, хотя чувствует, что все уже не так, как было сначала. Нет того веселья, уверенности, заместо этого над командой нависло непонимание и смирение. А Чимин выглядел потерянным и виноватым. Меньше всего хотелось, чтобы он брал вину на себя. — Ребята, давайте постараемся, — просит их тренер, вздыхая, — не расстраивайтесь из-за проигрыша, у нас впереди есть еще одна игра, мы точно отвоюем свою медаль, — мужчина с заботой треплет Юнги по плечу, который, сжавшись, осматривал команду. Наверное, это была просто неудачная шутка, раз Юнги ему не верит, не улыбается, ничего не выражает, даже обычную гримасу понимания. Его чутье еще никогда не подводило, и этот настрой… Юнги тщательно пытался игнорировать свой внутренний спад и обреченность. — Мы справимся! — вскрикнул Джин, видя, что его друг ничего не собирается говорить. — Следующая игра точно наша, не киснем!***
— Ну и набрал ты себе команду, Мин, — усмехнулся трехчетвертной из «Каннама», — один мелкий, другой с проломленной башкой, видимо. А Юля вообще нет, как я смотрю… — Да что ты!.. — Дэхви подскочил к тому и ударил, не поленившись хорошенько замахнуться. Парень пребывал в шоке от наглости. — Еще слово скажешь и я тебя нашинкую! Юнги, кажется, улыбнулся: — Дэхви! Спор кулаками не ре-ша-ет-ся! — Иди в задницу! — завопил младший, злобно скрещивая руки на груди от такой насмешки. Между прочим, это его слова. И Чимину теперь не кажется. Юнги смеется. Единожды и даже счастливо. Чимин никогда не видел Мина смеющимся. Чимин точно не спит? В принципе, подумать ему не дали, хлопая по спине и зазывая двигаться дальше, а не стоять как вкопанный около незнакомых ему людей. Игра начнется совсем скоро, а им еще надо настроиться. Чимин несколько переживает. Если первые две игры пронеслись быстро, как-то не слишком сильно отпечатались в сознании (или он не понял), то эта — последняя, важная. От нее зависит больше, чем можно было подумать. Чимин знает, что им нужно в идеале третье место. Даже, скорее, это нужно для флай-хава, ведь он в особенности дорожит своим местом в спорте и клубом. Поле уже было ему знакомо. Чимин даже успел привыкнуть к этой волнующей обстановке. Он достаточно тренировался, чтобы быть лучше, чем неуверенный новичок, даже если происходят неприятные конфузы. Несмотря на очевидные отрицательные моменты, у Пака также есть и определенные преимущества, в конце концов. Поэтому он справится, ему не больно, он не допустит, чтобы капитан терял уверенность в себе. Находя его среди участников, Чимин хмыкает, сжимая губы, — тот выглядит удрученно, как-то потрепанно, хотя и пытается показать все свои твердость и непоколебимость. Но единственное, что внушает уверенность Чимину, — взгляд флай-хава, говорящий о страстном желании играть. Ему хочется побыстрее узнать, что будет дальше и каков итог. Вслед за расстановкой и розыгрышем мяча последовала борьба. И всё вдруг поплыло — Чимин погрузился в смазное течение игры, где фокус падал на какие-то мелкие детали, за которыми он тщательно следил. Хотя с каждой новой минутой нарастала паника, но он отчаянно пытался не стрессовать, перемещаясь по полю, в момент хватая мяч из рака и пасуя его первому по привычке, оглядываясь и изучая траектории игроков. Может, он увидит наконец ту линию, где можно переиграть соперника (жаль, что не уничтожить). Кто-то шутил над ним, пока парень тонул в бесконечном анализе, и это Паку, конечно, не особо нравилось, — он и так знал, что шлем выглядит странно, но это гарантирует какую-никакую, но безопасность. Он не хотел бы получать лишних травм да и в принципе какие-либо, учитывая, что за первый тайм уже успел упасть кому-то в ноги. А вот во втором тайме его стало раздражать такое течение игры. Инициативу вечно перехватывают, забивает команда больше, Юнги пыхтит и трет лицо, Чольган ругается, а Джин вздыхает, наблюдая за счетом. Дэхви выглядел грустно, остальных Чимин терял на поле, будучи вечно порхающей птицей, что не успевает фокусироваться вокруг себя. Он видит мяч, он видит соперника, видит насмешку. Ему не нравится, что последние десять минут никто не может занести попытку. И Пак старается — в первый раз попал в захват, но в принципе и пути открытого не было, зато пробил для пронесшегося союзника. Только вот ничего дальше не последовало — мяч опять выбили в аут ради попытки в их поле. Злит, очень злит — может быть, Чимин даже порозовел не от жара по телу от нагрузки, а от раздраженности. Все было замылено. Кажется, Пак и правда от бессилия, изнеможённости и горькой обиды разом даже озверел на мгновение, когда мяч был непозволительно близко к зачетке противника. Ловя его, парень юрко оббегает неудачливого захватчика, а потом проскакивает двух других, игнорируя существование потенциальной угрозы. Если он не забьет — не простит себе. Вспышка, маленькое замыкание, темнота в глазах, какая-то боль в теле, чувство едва теплого щекочущего щеку газона. И мяч под дрожащей вспотевшей кистью. Подниматься совсем не хотелось. Чимин чувствует, как кто-то поднимается с его ног, освобождая, что все вокруг погрузилось в секундную тишину, а потом Пак все-таки открывает глаза, будто бы очнувшись от секундного помутнения. Оглянувшись, скрам-хав мало что понял, а удивленный взгляд подбежавшего Чольгана добавил растерянности. Только потом Чимин понял, что занес попытку. Только потом к нему пришло осознание, — он вообще не был уверен в том, что что-то получится. Он просто хотел сделать хоть что-то, чтобы было не так гадко. Поднимаясь и отряхиваясь, Чимин быстро отходит за Чольганом, пока арбитр что-то решает, смотрит на счет — тот и правда изменился на пять очков. Внутри появилось какое-то разгорающееся красным пламенем чувство. Парень едва заметил, как к нему подлетел Чонгук с дружескими объятиями, лепечущий о том, какой Чимин крутой. Ну, это явно преувеличение, но он правда постарался. На этом игра, конечно, не закончится, и вскоре все возвращается обратно в непонятную карусель, с которой с каждым мгновением хочется слезть все больше. — Молодец, — доносится до уха Чимина. Скрам-хав даже почувствовал опаляющее дыхание Мина, на мгновение остановишегося около него, прежде чем вернуться в игру и потеряться среди игроков. Пак посмотрел на Юнги и на секунду зацепился за его взгляд. На этот раз он не был холодным. Может, удивленным, даже несколько довольным. «Я молодец…» Но этого все равно мало, чтобы все обернулось так, как желал бы тренер, вся команда, Юнги. От того, что Чимин единожды так резво проявил себя и занес попытку, ничего бы сильно не поменялось. Правда, он старался делать все, что было в его силах. Он видел разочарование на лицах друзей и знакомых, даже у незнакомцев было какое-то замешательство. Игра заканчивается. Воздух оседает в легких, а когда взгляд находит табло со счетом, то слышится злое «твою мать» и даже тяжелое «блять». Чимин нервно усмехается, опуская взгляд под ноги и стремительно отступая к линии построения, чтобы закончить игру рукопожатиями. Все остальное не имело смысла. Объявили публично счет, подвели итог игры, они пожали руки друг другу и даже поделились легкими комплиментами. Все. Закончилось. Трибуны потихоньку пустели. С поля доносились какие-то крики и просто шум массовки, какие-то разборки, за которыми следить уж никак не хотелось. Игра закончилась. Поражением. Чимин зашел на дальний ряд трибун и опустился на сидение, опустив голову. Ему грустно осознавать тот факт, что они проиграли. Да, не все так гладко, он даже не надеялся на положительный исход. Но для кого-то победа в этой игре значила намного больше, чем для Пака. Наверное, уже было понятно, что все полетит к чертям, когда Чимин понял, с кем они будут играть. Так уж вышло, что одна из сильных команд, в том числе потенциальных победителей, была с ними в ветке. Но чужое присутствие не дало Чимину погрузиться в еще большую тоску. При Юнги сопли мазать по лицу было стыдно, — кто знает, что у того на уме: может опять закричит или упрекнет за слезы? Он тоже не особо веселый, оно и понятно. Чимин бы сказал, что старшеклассник наполовину разбитый, а еще задумчивый и даже сожалеющий. Команда явно не в духе, он это понимает, но, вероятно, жаждет всех успокоить, как и подобает лидеру. Чимину неловко. Атмосферу между ними сейчас он хотел бы идентифицировать как интимную, какую-то очень наэлектризованную и немного дискомфортную, но потом пришел Чонгук, подзывая к себе однофамильца и соседа по общежитию. — Наверное, это из-за меня, — хмыкает Чимин, стягивая с себя шлем и вздыхая, проводя рукой по влажным от пота волосам. — Я мог постараться, сделать лучше, но как обычно остался посредственностью… Мне жаль, мне правда жаль… — Нет, Чимин, — останавливает скрам-хава Юнги, шлепая парня по плечу, упрекая в самоедстве, — не говори так. Ты… очень хорошо постарался. Все три игры были сыграны тобою очень хорошо и, если бы тебя не было, наверное, было бы все намного хуже. Не вини себя, ты не виноват в том, что мы проиграли, — парень вздыхает и закрывает глаза, пытаясь расслабиться. Он явно напряжен, но ничего не может поделать — переживает. — Я мог забить все реализации, если бы немного поднажал, а еще мог бы порезвее ловить твои пасы. Чонгук хмыкает, хлопая себя по бедрам, — Вот именно, Чимин. Ты не виноват, по крайней мере, ты не имеешь права всю вину брать на себя. Мы могли все вместе постараться, к примеру, я мог выиграть схватку, но поддался усталости. — А мы с Хосоком заблудились на поле, — вдруг подхватывает Чонгука подошедший Дэхви, — тоже мне, фланкеры нашлись, вот смотри, сколько очков мы позволили нам забить. Чимину стало даже неловко. Они все пытаются выгородить его. Это берет за живое. Кажется, команда правда считает его членом их небольшой семьи, принимает, несмотря на его слабость, хочет доказать ему, что он не безнадежен. Но даже с этим Пак корит себя за то, что отчаялся слишком рано. Он чувствует, как кровь стынет в жилах, ведь он не так остервенело гнался за мячом или же пытался быть результативным. Он мог дать команде больше. Чимин на самом деле мог сделать Юнги немного счастливее, но вместо улыбки облегчения он видит напряженные скулы и натянутую короткую улыбку, говорившую об одном: мы старались, но не до конца. — Чимин, — подходя к кучке ребят, заговорил Сокджин, едва слышавший разговор, — это были твои первые игры, так что не имеет значения, насколько хорошо ты играл. Мы все знаем, что ты очень хорошо постарался и вложил в это все силы, так что перестань думать, что ты — обуза. Парень закивал, благодарно улыбаясь фулбэку, вздохнувшему и отвернувшемуся к остальным. Другие члены команды потихоньку покидали поле, разговаривая со своими соперниками по игре и что-то бурно обсуждая. Вскоре Чонгук ушел на пару с Хосоком и вторым фланкером, а Юнги поднялся с насиженного места, чтобы размяться и тоже отправиться в раздевалку. Уже очень поздно — им бы помыться успеть перед тем, как лечь спать. Плотная игра была, да и нервишки тоже не упускают возможности бросить в потливый жар. — Ну, что, флай-хав… — Чимин поднялся следом, находя в себе бодрости на шутку, которая практически испаряется, когда парень поворачивается и смотрит в упор своими темными глазами. Будто в душу заглядывает, а может Чимину просто кажется, ведь что-то внутри него сейчас так непривычно ворочается, посылает сигналы похолодеть затылку от испуга. Сегодня слишком странный день, думает Пак, ведь он никогда так долго не смотрел Юнги в глаза. Может, боялся, смущался или не видел в этом какой-то надобности, но сейчас — это случайность, вышедшая из-под контроля, отчего теперь в животе узел завязывается, изнутри тревога щекочет. Пак хмыкает и отворачивает голову, скрещивая руки. — Побежишь семь кругов? — Ты мне сказал? — вздернулся Мин, указав на себя пальцем, не сводя взгляда с Чимина, который не сдержал смешка, позже расстилаясь одеялом в чужой черепной коробке в звонком смехе. Подкол не самый удачный, но флай-хав плавно вышел из удрученности на легкую взбалмошность, погнавшись за убегающим Паком, чтобы отчитать за такие дозволенности.***
— Юнги, — тихо говорит Чимин, просовываясь в щель между дверью и косяком, кидая взгляд на Мина, поглощенного бессонницей. Тот медленно приподнялся на локтях и осмотрелся, после находя силуэт товарища. — Можно я зайду? — А… — вздохнул тот, совсем, кажется, измученный. — Попробуй, — бросает словно вызов, а после ложится обратно, утопая головой в мягкой подушке. В комнате никого кроме них не было. Мин должен был ночевать с Джином, но тот уехал домой на ночь, чтобы повидаться с родителями и взять некоторые вещи в школу. Чимин тихо прошел к матрасу, на котором лежал флай-хав, и уселся рядом, приобняв колени. Внутри бушевало непонятное чувство. Возможно, гребаная паника перед невероятно непредсказуемым человеком. Пак не до конца понял свое желание поговорить среди ночи с Юнги, но что-то говорило о том, что парень нуждается в компании. Сегодня после их последних в ветке соревнований старший остался один — Хосок ушел с Чонгуком гулять по Сеулу, Джин уехал домой, а остальные решали свои проблемы, предоставляя капитана самому себе. А тот на самом деле много сделал, чтобы его команда не чувствовала горечь и раскаяние. Так что слишком уж несправедливо так оставлять его, думает Пак. Но в какой-то момент он задумывается, — может, Юнги надо побыть одному после всего этого? Восстановиться и прийти в форму, чтобы выглядеть как обычно? — Тебе что-то нужно? — задался вопросом Мин, не поворачиваясь к второгодке. Лежит к нему спиной и, вероятно, думает над тем, как они играли. Может, он даже ощущает ненависть и злобу в данный момент, но не может выплеснуть наружу. — Ты хотел разобрать ошибки? — Ты до сих пор думаешь об игре, — констатирует факт парень и хмыкает, врезаясь взглядом в стену, освещенную тонкой полоской из приоткрытой двери. — Я бы уже выкипел, будь на твоем месте. — И слава богу, что ты далек от этого, — кажется, он даже смеется, поворачиваясь на спину. Смотрит в потолок, ищет там ответы на свои вопросы. — Что хотел? Мы рано уезжаем, так что давай… Чимин вздохнул, мельком посмотрев на черноволосого, не изменившегося в своей позе, — Мне стало интересно, почему ты не хотел, чтобы я был в вашей команде… — Я разве не говорил об этом? — Юнги удивленно фыркает, слыша в ответ «нет, кажется». — Ты… ты не создан для спорта, вот и все. Думаю, я не хотел ничего менять, а потом понял, что ты не тот, кому стоит тратить свои силы на регби. Просто… ты не должен ломаться из-за него. Чимин пропадает в такой откровенности, отчего затихает еще больше, не находя нужных слов. Он не должен вариться в спорте, особенно таком агрессивном, — вот та мысль, которую берег Юнги. Почему, вероятно, так ворчал на него, ругал больше всех и иногда откровенно ненавидел. Не только потому, что Чимин неумеха, а потому что выглядит так, что в спорте ему не место. Юнги, можно сказать, почти не умел формулировать переживания в элементарные слова заботы и поддержки. Юнги хотелось, чтобы Пак сам все это бросил под гнетом строгого капитана и ужасных нагрузок. Мин просто не мог в себе разобраться, что и мешало нормальному здоровому общению. Он злился, потому что Чимин вёл себя, будто наперекор судьбе, абсолютно наоборот. И время вспять теперь уже не повернуть. Чимин — неотъемлемая часть команды и впервые соревновался с кем-то, одержав и первую победу, и первое поражение (и хотелось бы верить, что не последнее). Чимин не намерен уходить или менять что-либо, пусть даже его позиция будет невыносима для кого-то. — Особенно в моей противной компании, — усмехается парень, продолжая, — думаешь, я не вижу, что вам всем трудно быть под моим предводительством? Юнги такой сломленный. Пак стыдливо усмехается внутри себя, понимая, что раньше для него Юнги был врагом народа, человеком надменным и очень консервативным, просто противным и заносчивым. Но на то есть основания, конечно же. Только Пак все еще боится нырять глубже и изучать, — вдруг его сожрут с костями? Разве без предпосылок человек может стать таким? Паку жаль, что он просто не понял его с самого начала. Мин Юнги весь поломан-переломан внутри, а оттуда — все проблемы. Он все прекрасно понимает, здраво смыслит, оценивает, анализирует, воспроизводит сложные алгоритмы и читает людей — но остается закрытым и неприступным. Варится под оболочкой грубого старшеклассника в обиде и страхе. Это ведь страх, верно? — Давай без самобичевания, я уже привык к твоей невозмутимости, — Чимин на свой страх и риск пихает парня в бок, как бы тормоша чужое сознание, возвращая привычную быковатость, и, честно, Чимин еще никогда так не желал, чтобы Юнги ругал его за «отвратительное» поведение. — Ты… — Мин вздыхает, садясь и заглядывая Паку в глаза. Наверное, второгодка несказанно рад отсутствию света, потому что его румянец выглядел бы более вызывающим. Он тут же отворачивается, что-то бурча себе под нос. Чимин предположил, что тот назвал его «засранцем». — Ты хорошо справился, — Чимин сжимает края футболки, почему-то находя общее у наволочки и игры Юнги на поле сегодня. Что наволочка, что игра — однотонная, как надо правильная, точная и даже изящная в понимании спорта. Наверное, никто еще на памяти Чимина так не вкладывался в то, что лежит тяжким бременем. — Ты заслуживаешь похвалы! Юнги заслуживает. Как ребенок, которого лишили счастливого отрочества. Как человек, чьи старания были проигнорированы с самого начала. Юнги тоже нужно хвалить. Как он хвалит своих товарищей. «Он думает, что я правда ее достоин… — думает Мин, складывая ноги по-турецки и застывая взглядом в одной точке. — А мой отец? Он бы не хвалил меня. Мы же проиграли…» — Да? — спрашивает недоверчиво тот, отчего Чимин смущается еще больше. — Спасибо, я думаю, что… рад, что ты так думаешь. Хотя неудивительно, ты же ни черта не знаешь. — Это слишком дурацкая шутка! — возмущается парень, на что старший только смешно хмыкает, мотая головой в своей капитуляции. — Ты тоже молодец, — продолжает Мин, и его голос чист, без дрожи. Чимин бы заметил неровность голоса. Может быть, это и есть гордость за других? — Я говорил об этом после игры, если ты забыл. Думаю… — он вздохнул, разворачиваясь к другу, — что ты старался больше всех из нас. — О, — заикнулся Пак, кусая себя за щеку, рассматривая лицо старшеклассника в полумраке. Что-то покалывает изнутри. Но вдруг все отмирает, а стрелка метронома заходится в привычном темпе. Как и Юнги встает на свою орбиту. — Либо тут ложись спать, либо обратно к себе дуй, я тебя будить не намерен, — резко завершает тот спустя минуту молчания, разбавляемую тихим дыханием.***
— В этом больше нет смысла… я просто никчемный дурак, что повелся на эти гребаные обязанности… — сокрушался Юнги, сжимая волосы у корней от жгучей обиды. Чимин даже подумать не мог, что спустя пару дней третьеклассника настолько разнесет в клочья из-за четвертого места в соревнованиях. Видимо, та боль и ответственность, которую он несет вместе с собой уже долгое время, слишком велика, чтобы оставаться сильным всё время. — Тогда… — Чимин задумался, подняв с пола мяч, подкатившийся к нему. Покрутив его, Пак вздохнул, соглашаясь с самим собой: вероятно, то, что он хочет сказать — единственное, что могло иметь особый смысл для флай-хава. — Играй ради меня. Постарайся еще немного, пока не сдашь сунын. А потом… бог знает, что будет потом, Юнги. Это не конец света. — Не могу поверить, что ты правда сказал ему играть ради тебя! — возмутился Джин, лежа у себя на кровати, пока Чимин чесал затылок, решившись поиграть в уно вместе с Хосоком, прямо сейчас набиравшим карты из-за удачно подвернувшегося перевода в пользу Пака. Парень мельком смотрит на Джина и хмыкает, ведь, вероятно, говорить такое было глупо, но, кажется, подействовало на огорченного Юнги, который не смог удержать в себе то глубокое разочарование за проигрыш. Их клуб не распустили, потому что они хорошо постарались, но парень чувствовал, что они могли лучше. Они должны были быть лучшими… — Я не знал, какими способами можно было вернуть его привычное состояние, — сознается Пак. — К тому же, в любом случае для игры должна быть какая-то причина, а если ее нет — то и игры тоже. — Не мысли как Юнги, мне тошно от вас двоих, — фыркает парень, отворачиваясь к стене и прикрывая глаза. Он явно устал, но делать совсем ничего не хочется, да и спать не ляжешь. Чимин сжал губы и вздохнул удрученно, взглянув на свои карты и понимая, что ему нечем ходить. Хосок по-детски радуется, когда Чимин вынужден взять пару карт и пропустить ход, давая парню возможность отыграться. — Не думаю, что я заслуживаю статуса зануды, чтобы от меня было тошно. — Это было слишком сопливо, даже в фильмах такой хренью не занимаются! — негодует Джин, садясь на матрасе и позже вскакивая с кровати, понимая, что надоело ему лежать и ничего не делать. Может, к парням присоединится и разорвет их бесконечную партию. — Да, — хмыкает Хосок, кидая мини-колоду на стол, предлагая Джину потасовать, — там все намного хуже. Тем не менее, признай, что Чимин очень хорошо промыл ему мозги. — Здесь должна быть моя заслуга, — пыхтит третьегодка, перебирая карты, посматривая на настенные часы, — давайте партию, а потом я провожу тебя, — он коротко посмотрел на Пака, — тебе еще до дома не пойми сколько переться в такую темень. Джин проиграл, даже не обижаясь на то, что за ним остается мытье посуды, на которое соседи по комнате поспорили. Чимин, оставшись вторым выбывшим, сейчас спокойно шнуровал кроссовки в прихожей, разговаривая с консьержкой, которая, кажется, его полюбила. На улице уже не было метели — погода успокоилась. Даже весь налетевший за пару дней снежок растаял, стало снова сухо, как и осенью, но холодно так, что в карманах только теплые пакеты и держи. Все-таки зима никуда не делась. Джин вышел вместе с ним на улицу, провожая до школьной остановки. Видимо, у него была тема для разговора, о чем с Хосоком делиться не хотелось (по разным причинам, о которых Пак даже не задумывался). Он выглядел как человек, который просто обязан что-то сказать, увидеть эмоцию и вздохнуть спокойно. — Ты случаем не влюбился в него? — вдруг задается вопросом Джин, потирая ладони, согревая их. Чимин, кажется, покраснел, а потом замолчал. Прошла будто целая вечность, пока парень всё же не заговорил. Джину следовало быть тактичнее, но другого способа спросить об этом не нашлось, да и мысли в голове однотипные крутились, потому что напрягает такое поведение младшего сокомандника. Не то чтобы он был против или же жаждал сказать «фу», если все-таки эти подозрения окажутся правдой, потому что он Чимина не знает, — парень ему не открывался так, как делал это Юнги на протяжении их дружбы. — Почему ты думаешь об этом? — робко поинтересовался Чимин, кутаясь в пуховик, не решаясь поднять взгляда на старшеклассника. — Потому что ты… говоришь неоднозначные вещи, — вздохнул Джин, посматривая на темное небо, где не было звезд. Жаль, что Сеул обречен на хмурое небо даже ночью. — Это выглядит так со стороны, ты не подумай. Мне кажется, никто бы из его близких друзей даже не предложил играть ради них. Да и вы… у вас странные взаимоотношения, вот я и подумал. Я знаю, что это не мое дело, но я не могу успокоиться от этой мысли. Чимин промолчал, потому что — нет, не потому, что ему стыдно признавать существование данного факта, — просто он не знает, что чувствует. Он любит Мин Юнги? Смешно и страшно одновременно. Есть много причин бояться этого чувства в отношении флай-хава, но также нет ничего, что могло бы помешать Чимину влюбиться. Чимину некомфортно, что о нем так думают, пока он сам не знает, что это такое — переживания за человека, интерес к его прошлому или же, может, привязанность, появившаяся на фоне конфликта, жертвы и взаимовыручки. Юнги недавно стал его другом. Стал добрее, мягче и, кажется, заботливее (насколько это возможно). И Чимин мог бы сказать, что они на стадии развивающейся дружеской привязанности, потому что это не отталкивает, а Пак прилипает к людям достаточно быстро. Но мысль о влюбленности больше не покидает его голову — что это могло быть? Как она проявляется? Не путает ли он привычное ощущение с чем-то более серьезным? — Ну, пока? — Чимин улыбается Джину за то, что тот проводил до остановки. Скоро он окажется дома, в тепле и комфорте, разбавленных семейными разборками. Оказывается, это может успокаивать — Чимин меньше думает о чем-то «криминальном», когда слышит за стенкой очередные упреки Сумин в сторону матери. — Спасибо, что проводил. Иди быстрее обратно, а то замерзнешь!.. — подсуетился второгодка, но Джин встал напротив и вздохнул, скрестив руки. Будто думает над чем-то: стоит говорить или нет? «Что делать?» — вот вопрос, который читается в его задумчивых уставших глазах. — Я не знаю, что происходит, но… — Сокджин выпрямился и махнул рукой, опуская все предрассудки. — Юнги сказал, что у тебя красивые глаза. «Что?..» Чимин не успевает остановить Джина — тот убегает, крича о том, что он промерз как последняя скотина. «У меня красивые глаза…»