Скрам-хав

— Что ты все время бегаешь в другое крыло? — Джин вдруг хватает Юнги за руку и разворачивает к себе, непонимающе оглядывая. — Мне надо найти Чимина, — вздыхает тот, сжимая губы от напряжения. Джин лишь качает головой и удрученно выдыхает: устал смотреть, как друг при любой возможности бегает по школе в безуспешных поисках. — Ты уже искал его, — уговаривает Ким друга, затаскивая в класс, — и Чонгук тебе сказал, почему Чимин не пришел на тренировку… — Он неделю не ходит! — вспыхивает флай-хав, беспокойно оглядываясь. — У него на каждый день уважительная причина? Быть не может!       Сокджин на грани по истине волшебного терпения. Он вновь смотрит на суетливого и раздраженного парня. Сколько раз уже Юнги говорит об этом? Джин до посинения пытается успокоить, но в чувства привести не может. Это больше похоже на помешательство. — Вот скажи, зачем ты его ищешь? Не можешь без него тренироваться? — Он нужен команде!       «Он нужен тебе, — думает Ким, кусая щеки изнутри, — признай это…» — Дай ему отдохнуть после соревнований! — все-таки Джин для себя решает, что Чимин просто немного устал, а Юнги на пустом месте начинает разводить панику. Видимо, что-то правда между ними происходит, что понять крайне трудно.       Юнги не отвечает, вырываясь из захвата Джина, после чего идет к своей парте и недовольно садится за нее, скрещивая руки и погружаясь в раздумья. Джин хотел бы поговорить с Чимином наедине и узнать наверняка, если тот правда не ходит на тренировки из-за усталости.       Только вот и ему не удается выловить младшеклассника. Все перемены тот где-то пропадает, даже Чонгук не знает, куда тот уходит. Только один раз у Сокджина вышло застать Чимина в классе, когда паренька остановил учитель и начал расспрашивать о чем-то. Но и тогда Пак четкого ответа не дал, толком не объяснился за скрытное и избегающее поведение. И Джину меньше всего хотелось, чтобы последнее подтвердилось со стопроцентной вероятностью в отношении команды. Но, кажется, это так. К сожалению. Потому что Чимин даже с Чонгуком стал меньше общаться, замыкаясь в себе.       «Вчера меня мама забрала в город, а в понедельник я разбирался с долгами по учебе», — первое, что сказал Чимин Джину. На следующей неделе, когда старший вновь решил поинтересоваться пропуском, Чонгук, сказал, что тот говорил об усталости, но теперь-то становилось понятно, что никакой усталостью здесь не пахло. Чимин врет. Просто нагло врет всем в лицо, что у него что-то, да и есть, а самое главное — в дни тренировок. Но мыслей, оправдывающих это поведение, даже у Хосока не нашлось. Они не стали говорить Юнги, что Чимин, кажется, забрасывает регби, потому что это даже для них неожиданно — а почему?       Ведь ни у кого не было и мысли, что он так быстро уйдет. Ведь он буквально заставил командира команды опереться на себя, вытянул того из бесконечных сомнений и скорлупы. Неужели Чимин и правда собирался спустя полгода уйти? Но зачем тогда было что-то обещать?       Наблюдая за Юнги, Джин потихоньку понимал, почему тот волнуется, места себе не находит, злится, на связь подолгу не выходит, на прогулки не соглашается. Капитан буквально отгородил себя от внешнего мира, разбираясь в себе и своих чувствах. Он постоянно ищет Чимина, хочет докопаться до правды, которую уже, вероятно, знает, но пока разжевывает, привыкает к острым колючкам. Видно, что Юнги расстроен еще больше, чем когда впервые подумал о собственной никчемности в регби.       И как лучший друг, переживший с ним множество ситуаций бок о бок, Сокджин не может оставить Юнги. Ему хочется знать, что Мин чувствует. Ким хочет банально помочь, успокоить, найти выход, чтобы катастрофа не разрасталась настолько быстро. Поэтому в один из дней Джин едет к Юнги домой, конечно же, не оповещая об этом. Да если бы и написал — ответа бы не последовало, он уверен, что друг даже не прочел бы его сообщение, а на звонок тем более не ответил.       Дверь открывает мать, встречая как обычно с короткой улыбкой, но с уставшим взглядом. Такая же вымотанная, но, кажется, более спокойная, нежели всегда. Вряд ли у Юнги переживаний в семье убавилось, но видеть такой маму Юнги было немного радостно. Но страшно принимать факт того, что у Мина пальба по всем фронтам. — Здравствуйте, — парень кланяется, улыбаясь, — ваш сын дома? — Вроде был, заходи, я поставлю чайник, — женщина отходит от двери и направляется в кухню, позволяя школьнику заскочить внутрь и прикрыть дверь самому. Парень уже привык к тому, что хозяйка дома иногда не знает, где Юнги, но, кажется, она и сама уже не сильно переживает за него. Взрослый ведь.       Быстро разуваясь, Джин подмечает, что их дом никак не изменился с годами — все так же без нового ремонта, но все равно опрятный и аккуратный. А комната Юнги находится там же — по правую руку от прихожей, в самой тени, с потрепанным плакатом на двери и со всяким хламом вокруг входа. Подростковый шарм, если вдуматься. Шума за стеной не слышно, будто тот спит или вовсе его там нет. Ким без стука заходит внутрь, осматривая мрачную комнатку, освещаемую светом из окна. Видно не так много, так что, нащупывая выключатель около косяка, третьегодка освещает чужую обитель, ударяя по адаптированным во тьме глазам. — Выруби, — вдруг мычит Юнги, опуская голову в колени, прячась от света. — Я тебя сейчас вырублю, — угрожает друг, проходя внутрь комнаты, заваливаясь на кровать, где расположился флай-хав. — Опять за старое взялся? Я устал уже, честное слово. — Не подтирай мне задницу, я тебя прошу об этом много лет, — усмехается тот, отрываясь от колен и прижимаясь затылком к стене, промаргиваясь. Выглядит помято.       Шикнув на Сокджина за то, что парень его ударил, Юнги оглянулся на дверь. Фулбэк еще раз толкнул Юнги в бок, чтобы парень сконцентрировал внимание только на нем. От разговора он убежать не позволит. — А вот и буду, — хмыкает тот, усаживаясь напротив и вздыхая, — меня уже конкретно бесит то, что ты возишься с Чимином как с… — Джин не успевает договорить, как дверь в комнату открывается и внутрь заглядывает женщина, осматривая мальчиков. — Идите, я согрела чайник, — а потом она учтиво прикрывает за собой дверь, уходя, вероятно, к себе в комнату.       Юнги лишь вздыхает и поднимается, не желая ждать. Видимо, совесть жрет.       В кухне атмосфера спокойней не становится, даже за кружкой кофе. Джин смотрит на Юнги, то и дело вертевшего чашку, подперев голову. В комнате было бы проще разговаривать на эту тему, но ничего не поделаешь, так что Джин продолжает: — Почему ты вообще так… — Сокджин! — парень поднимает взгляд, выпрямляясь. — Ты знаешь буквально все, но все равно продолжаешь спрашивать меня о том, почему я так пекусь о Чимине и его присутствии в команде? Ты серьезно?       Парень вздыхает и сжимает губы.       Юнги со вздохом продолжает: — Это имеет смысл? Почему ты останавливаешь меня, когда я хочу найти его и просто-напросто спросить, в чем проблема? — пыхтит третьеклассник, сжимая пальцы. — Хочешь сказать, что он все еще не отдохнул как следует? Он избегает всех! Я просил Дэхви с ним поговорить, первака, даже просил Ки, будь он проклят… Никто, ни Чонгук, ни ты не знаете, что происходит.       Он сокрушенно выдохнул и отвернулся к окну, пытаясь утихомирить гнев, смешанный с беспокойством. — Я что ли виноват в?.. — Ты так упорно гонишься за ним, потому что он просил играть ради него? — прерывает парня Ким, сминая фантик от конфеты. — И теперь, когда он стал главной причиной играть для тебя и слился, ты так суетишься?       Юнги не знает, что сказать. Он просто тяжело дышит, словно нос заложен, во рту пересыхает. Он даже не успевает открыть рот, как Джин продолжает: — Ты боишься, что он перестанет играть, и ты останешься у разбитого корыта? Скажи мне… — парень выдержал паузу, решаясь на то, чтобы озвучить догадки, — ты любишь его?       Была бы это дорама, то где-нибудь на фоне громко колотилось сердце с фильтром на эхо, камера медленно наехала бы на лицо Юнги или что-то подобное. На фоне что-то бы упало с характерным звуком, означая переломный момент. Но это реальность, пронзающая своей давящей и тяжёлой тишиной. У Юнги опускается сердце в пятки от страха. Это теперь так очевидно, что даже отрицать не получается. Но и принять как факт он не может, только вот правда режет сильно. Больно.       Юнги опускает голову, растерявшись, и закрывает глаза, ругаясь сквозь зубы. Джин на мгновение пожалел об этом, но назад шагать уже нельзя. Будет нечестно. Несправедливо по отношению к человеку, которого он знает очень давно, с которым он пережил множество болезненных вещей. И сейчас, если Юнги подумает, что это ненависть или насмешка с его стороны — он труп. — Зачем ты спросил? — шипит Юнги, прикладывая ладонь к глазам, скрывая беспощадный мокрый блеск. Кажется, он правда заплакал. Злость преобразилась, заиграла другими красками и обрела иную форму. — Прости, — фулбэк вздрогнул, поднимаясь из-за стола и подходя к Юнги, — просто… просто это имеет смысл. Ты ни за кого так не переживал, как за Чимина. Когда Дэхви только пришел и убегал с тренировок, тебе было плевать, будто ты знал, что он все равно вернется. Ты выгнал Юля, и тебе было все равно. Ты относительно спокойно принял смерть бывшего скрам-хава и даже на поминки не пошел. Ты даже если и ругал их за прогулы, то имел непоколебимую уверенность в себе и команде… А сейчас что? Ты боишься, что Чимин больше не будет играть. Ты привязался к нему… — Заткнись ты уже, — Юнги шмыгнул, ударяя Джина в ногу, а после соскакивая со стула. Его глаза красные, мокрые, как и нос. Он смотрит на Джина с вселенской печалью и отчаянной тоской. С приглушенной болью и стыдом. — Да, может, это правда! Что я люблю его… Да, я боюсь, что наша команда распадется… — Ты боишься, что Чимин уйдет из команды, — поправляет его Джин. Он хочет ему доказать, раскрыть глаза широко.       Юнги обессиленно вздыхает и мотает раскалывающейся головой. — Извини, — фулбэк находит смелость приобнять друга, понимая, что все зашло слишком далеко. — Я не прав, что заставляю тебя оправдываться передо мной. Но также я не могу пройти мимо твоих переживаний. Мне жаль, что ты боишься принять правду. Но я никогда не смеялся над тобой. Мне жаль, что ты думаешь о боли, которую тебе, быть может, принесут чувства, потому что ты не можешь по-другому. — Почему он избегает меня?.. Это я виноват? — Мин вздыхает нервно, поднимая взгляд к потолку. Он чувствует, как лицо пылает, как слезы стекают по щекам и как от этого становится жутко неприятно. Джин лишь крепко обнимает его, показывая, что флай-хав точно ни в чем не виноват. — Юнги… — Я больше восьми лет ненавижу себя, — начал вдруг тот, проглатывая тяжесть голоса. — Я хотел умереть. Я ненавидел отца всем своим сердцем… Я хотел уйти из спорта потому, что устал чувствовать себя обязанным… А потом появился Чимин, и я ненавидел его за то, что он сделал…       Джин молчал, не зная, что тут говорить. Но ему, почему-то, хотелось прервать этот монолог, будто что-то плохое последует за ним. — Он заставил меня чувствовать себя нормально, — усмехнулся парень, отодвигая от себя Джина и тихо извиняясь за слезы. Ему жаль. — Я полгода ненавидел его, потому что из-за него я действительно хотел играть. А потом еще и влюбился, как дурак. Он все время был рядом и совал свой нос в мою жизнь, будто ему правда интересно знать, что со мной не так… — От ненависти до любви… — Это ебаная правда, которая раскалывает меня на части, — вспыхивает тот, стирая слезы с щек и стряхивая их на пол. — Я не могу больше. Я не хочу думать, почему он не ходит на тренировки. Я хочу знать, зачем он так поступает.       Позже, переместившись в комнату, Джин похлопал парня по спине, когда тот засмеялся, чтобы не расплакаться снова. Его преследуют проблемы на каждом шагу: отец оставил черный и некрасивый отпечаток на детстве, заставил ненавидеть спорт; мама не может справиться с затянувшимся одиночеством и чувством утраты, и Юнги боится, что это прогрессирующая депрессия; в школе проблемы — не учеба, что самое смешное, а чертовая ненужная влюбленность.       Но все, даже плохое, когда-то закончится, только в какой последовательности и каким способом — предугадать сложно. Но Юнги справится — он должен. Как бы сложно не было, но вечно продолжаться так не может.       Джин остался у него до восьми, а потом уехал в общежитие, чтобы не ночевать на улице, так как корпус закрывали из-за комендантского часа. Они еще немного поговорили, а потом Юнги остался наедине со своими мыслями, потихоньку привыкая ко всему. Не так плохо, что он влюбился. И что это оказался Чимин. Может, всё даже к лучшему?       Но долго в тишине он не сидит, потому что в его комнате снова включается свет, а к кровати подходит мама, медленно и осторожно опускаясь на самый край. Видимо, все-таки тот громкий разговор не обошел ее стороной. Парень напрягся. — Болит голова? — спрашивает та, прикладывая ладонь ко лбу сына, когда тот сел. — Ты долго плакал… — Мам… прости, — он вздыхает, опуская взгляд. Ему становится досадно от мысли, что ей станет еще хуже, да еще и из-за него. Флай-хав грустно усмехнулся, почувствовав, как небольшая теплая ладонь матери бережно поглаживает по волосам. Мама гладит его по голове, как несколько лет назад, пока парень еще занимался плаванием. — Ну, почему же? — усмехается та, поправляя взъерошенную челку и заглядывая в глаза Юнги. — Все в порядке. У тебя проблемы в школе, да?       Но он лишь покачал головой. — Я у тебя — сплошное разочарование, — вздохнул Мин, поджимая губы.       Женщина лишь коротко улыбнулась, даже не задумываясь глубоко о смысле фразы: — Мне все равно, Юнги. Не мне решать, кого ты должен любить. Я свой выбор однажды сделала, и, как видишь, он заставил меня страдать. Так что не думаю, что мои советы сделают тебя счастливым. Поэтому я не могу запрещать тебе двигаться по выбранному пути, — женщина взяла сына за руку, крепко сжав. Она задумалась о чем-то, а Юнги лишь вздохнул, понимая, что его отец просто ублюдок, раз решил доставить им обоим столько боли. Слабак, думающий только о себе. Вскоре мама подняла голову и тихо спросила: — Ты бы познакомил меня с ним? — Мам… — парень замялся, шмыгая носом, — не каждая история имеет хороший конец, ты ведь знаешь… — Но тот парень точно что-то сделал для того, чтобы ты обратил на него внимание, — задумалась та, наклонившись ближе. — Ты не из тех людей, которые влюбляются только в красивое личико. Поверь, я знаю твой характер, как ты бы сейчас не отнекивался.       Юнги послушно кивнул, проникнувшись ее словами — правда ведь, Чимин просто обычный человек, такой же школьник, как и Юнги, ничем не выделяющийся. Он просто интересовался тем, как Юнги себя чувствует. Наверное, он хотел, чтобы Юнги открылся, наконец, и показал себя с другой стороны. Может, он не такой безнадежный и способен на такие же обычные человеческие чувства? — Спасибо, мама, — парень улыбнулся, сжимая ее руку в ответ. Как бы он хотел, чтобы та была счастлива.

***

      В школе было, сугубо говоря, отвратительно. Мало того, что Ки начал доставать с противными смешками, что одна блошка уже убежала к своим сотоварищам — горе-актерам, так еще и учитель чуть ли не завалил на устном зачете. Да и есть еще причина беспокойства Юнги — что он опять не найдет Чимина и снова останется ни с чем, лишь наедине со своими чувствами, к слову, в покое его не оставляющими.       Джин лишь подмигнул Мину перед обеденной переменой, что бы это ни значило, а друзья из параллели лишь желали удачи в поисках — Чольган тоже волнуется за Пака. Сдружились, все-таки, а теперь такая, кажется, трагедия…       Обед прошел скучно, даже есть не особо хотелось (только потом это с ядовитой насмешкой, как на роже самодовольного Ки, объявилось ближе к вечеру, когда живот нещадно саднило, а возможности забежать и перекусить — не было). Чимина не было. Чонгуку хоть и было поручено поговорить с ним, но Пак все время убегал, а Чонгук почему-то не решался гнаться за ним, зная, что, во-первых, бесполезно, а во-вторых, Пак обозначил границы своего комфорта, объяснив, что не хочет говорить об этом, так как все очень сложно. Вот так он боится сказать, что он уходит?       Юнги уже отчаялся и даже думал сбежать с урока, чтобы подговорить класрука, забравшего бы Пака с урока под предлогом вызова к директору, и школьники бы поговорили. Но Джин учтиво прервал данную затею, еще не успевшую выйти в жизнь, сказав, что все это не имеет надобности. И только потом, когда Мин остался в спортзале потренировать точные удары для реализации, к нему прибежал Хосок. — Ох, Юнги, всеми силами мы это сделали! — воссиял парень, поправив очки. Юнги тут же отбросил мяч и с недоверчивым взглядом подошел к другу, спрашивая взглядом, что он имеет в виду. — Джин, ты не поверишь, такой акт отыграл… — Давай по делу, пожалуйста, — шикнул парень, кусая пальцы в ожидании. Оно ой как ему не нравится, при том факте, что вопрос серьезный стоит по поводу прогулов одного из результативных игроков. — Чимина оставили на вечернюю уборку классов за драку, — тот с блаженной улыбкой вздохнул и хлопнул в ладоши, кажется, будучи довольным.       Юнги переменился: — Серьезно? Где он?       Фланкер задумался на мгновение, — Даже не спросишь, как он подрался? Ну, с тобой так скучно! — отмахнулся третьеклассник, не сбрасывая широкой улыбки. — Он на втором этаже в кабинете первого «А». Не забудь поблагодарить Сокджина! — крикнул Хосок вслед убежавшему Юнги.       Плохо то, что Мин не поинтересовался тем, старшая школа это или средняя, но он решил начать с малого и, в общем-то, ошибся. Поэтому сломя голову парень бежал в другой коридор, боясь не успеть, — вдруг Чимин скорострел редкостный и уже домой свалил. Вот бы Пак только знал, сколько Юнги за ним набегался. Посмеялись бы.       Подойдя к двери, кажется, нужного кабинета, Юнги застыл. Испугался на мгновение, что не сможет ничего толком сказать, о чем думает, к чему пришел спустя столько времени, а будет только ругаться и хамить. Он вспоминает своего отца и морщится, боясь предстать в таком же духе перед человеком, которого хочется уберечь от подобного развития событий. Юнги боится, что Чимин будет страдать от давления. Но перед смертью не надышишься. Назад пути нет.       Открывая дверь, Юнги пробегается взглядом по классу и находит знакомую фигуру у шкафчиков с личными вещами. Мин понял, что успел соскучиться по нему. «Хэй, давно не виделись!» — хочется крикнуть, да только на языке крутится едкий вопрос и практически ругательство. Кажется, тот протирал дверцы шкафчиков от пыли. И, конечно, не услышал, как отъехала в сторону дверь в классе. Сыграло ли это Юнги на руку? — Долго еще бегать будешь? — как гром среди ясного неба. Оно и видно: Чимин буквально дернулся и испуганно обернулся на Юнги. Во взгляде четко читается растерянность и, кажется, страх. Младший зажался и опустил голову. — Не соизволишь ответить, а? — Ну… — у него плохо получилось на этот раз. Кажется, Юнги тот самый человек, перед кем врать будет стыдно, но и правды ему не скажешь, как не посмотри. Чимин робеет с каждой секундой и каждым новым шагом, сделанным в свою сторону. — Что «ну»? Почему ты пропускаешь тренировки? Почему ты всем говоришь, что ты устал? — загорелся Юнги, сжав пальцы в кулаки. Чимин чуть ли не вжался в несчастные шкафчики позади себя, цепляясь за края школьной жилетки. — А не устал ли ты еще всем врать об этом? Причины нет? Хочешь уйти вот так, как и хотел? В свой драм-кружок, где ты никому уже не сдался? — наверное, Юнги бьет по больному, но остановить себя не может: так много хочется сказать, спросить, да просто понять, почему скрам-хав делает ему больно, игнорируя. — Старше… — Я тебе не старшеклассник! — Юнги хлопнул ладонью по слегка влажной дверце шкафчика около лица Чимина, отчего тот дернулся и удивленно раскрыл рот, промаргиваясь от неожиданности. Ему некуда бежать. — Какого черта, скажи мне на милость, какого черта ты разводишь муть? Зачем ты меня попросил играть ради тебя? Чтобы потом сделать еще больнее, чем было? Остроумно с твоей стороны!       Чимин сжал губы и осмелился вытянуть руку перед собой, как бы очерчивая личное пространство. Упершись ею Юнги в плечо, он произнес с дрожью в голосе: — Прекрати, пожалуйста… — Я не поверю ни единому слову с твоих губ, если ты скажешь, что ты хочешь уйти из регби… Я не верю тебе! Ты не можешь так… так просто уйти, — парень сокрушенно вздохнул, хватая Чимина за ворот рубашки и сжимая его потуже из-за напряжения. — После всего того, что ты сказал мне или сделал. Я не верю, что ты — чертов предатель, бросающий дело на полпути. — Юнги! — Чимин охнул, зажмурившись от страха, когда почувствовал на своих губах чужие. Грубый сухой чмок отпечатался на его губах, а в голове обрушились все выстроенные принципы и сомнения. Юнги дышал тяжело, обжигающе и над самым ухом, сжимая плечо Чимина из-за явных нервов. — Просто заткнись, заткнись… — тот не отходит, но отпускает Чимина, опуская руку. А сам лбом упирается в мокрый от влажной уборки шкафчик.       Чимин коротко и негромко хмыкнул, уставившись бесцельно в классную черную доску, сплошь исписанную уравнениями. Юнги его поцеловал. Он заткнул его этим сухим поцелуем, не желая слышать жалкие оправдания. Что он чувствует прямо сейчас? — Тебе все равно на чужую зону комфорта, — Чимин даже не спрашивает, констатируя очевидный факт. — Ты настолько уверен в себе?..       Юнги молчит. Поднимает голову, смотрит непроницательно на парня, думает о чем-то. — Ты что, думаешь, что нравишься мне? Поэтому поцеловал? — робко спрашивает Чимин, бегая взглядом по лицу флай-хава. А тот ждет, также молча, что даже раздражает, но что Пак ожидал от него? Быть честным, и Чимин был совсем не уверен в том, что это когда-либо произойдет. — Хорошо, я скажу тебе, что ты мне нравишься, когда ты перестанешь молчать… — Ты уже сказал об этом, — хмыкнул Юнги, не отводя взгляда с Чимина. Тот, кажется, медленно, но верно краснеет. — Но… — Я не ходил на тренировки, потому что… — вдруг начал тот с уверенным порывом, но вдруг оборвался, испугавшись чего-то. Чимин сильно расстроен, по нему видно. Кажется, эта тема сильно задела его, и теперь Юнги еще сильнее хочется знать правду. — Мама… все мама…       Мин непонимающе вкинул вопрошающе бровь, пальцами приподнимая лицо Чимина, что хотел спрятаться от внешнего мира. — Что? Ну, не молчи…       Парень шмыгнул, его губы дрожали. Кажется, есть тема, которая способна довести его. — Мать узнала, что мне нравится человек из команды, поэтому запретила играть. Сказала, чтобы я больше не ходил, а во втором полугодии вышел из клуба… — парень безнадежно уперся лбом в плечо старшеклассника, вдохнув так тяжело, что Юнги стало не по себе. Руки скрам-хава висели безвольными будто на сточенных шарнирчиках. Он совсем ничего не мог сделать. — И ты послушаешься ее? — печально и с толикой надежды на обратное спросил Юнги. Он так надеялся, что этого не произойдет, потому что если мать Чимина проецирует на сына свои хотелки из-за страха осуждения, то Юнги не представляет, как будет двигаться дальше, что будет делать в недалеком будущем без Пака. Но ответа должного не получает, и чувствует, как тот мотает головой. Чимин не знает что ответить. Отрывается от Юнги и прижимается плечом к шкафу позади себя, сдерживая слезы.       Спустя минуту, растянувшуюся на столетие, Чимин осмелился спросить: — Зачем ты… зачем ты это сделал? Я тебе правда нравлюсь?       Юнги хмыкнул, вновь посмотрев на младшего. — В любом другом случае я бы размазал тебя по стене, — с легкой угрозой произносит парень, скрещивая руки на груди. — Прости. Наверное, не стоило… — Долго?.. — тот поворачивает голову к Мину, надеясь, что тот поймет его посыл. Только пустой взгляд говорит о том, что все-таки не понял. А может, он просто снова испытывает его. — Подожди, я сейчас… — парень засуетился, поправляя липкими ладонями жилетку и прическу, прежде чем сделать шаг к Юнги. Неловкости-то сколько… — Ты мне нравишься, Чимин, — внезапно говорит Юнги, наблюдая за тем, как трепещут ресницы Пака, — и ходи на регби, я жду тебя.       А потом он уходит, оставляя Чимина в недоумении: — И ты так просто уходишь? Я даже не сказал тебе!.. — он остановился в проходе, оглядываясь по сторонам, понимая, что Юнги просто сбежал. — Вот же чертов дурак!       Парень вздохнул устало и скрестил руки на груди, обернувшись на немытую доску и свой рюкзак, стоящий на одной из парт. Юнги правда поцеловал его. Чувство такое, будто губы до сих пор горят. Чимин едва дотрагивается кончиками пальцев до них, смущенно улыбаясь оставшемуся в воспоминаниях жесту.       «Да, Чимин, кажется, что долго…»