Белый флаг

— Гарри, ты не пользуешься согревающими чарами принципиально? Да, ветер определённо не щадил: Гарри чувствовал, как кости промерзают, будто превращаясь в куски льда, и казалось, что кровь сейчас просто превратится в снег. Парень крепче кутается в мантию. Она ему как родная уже, он практически все время в ней: спит, есть, ходит, только в ней, и еще два свитера вниз. Потому что эта зима ему кажется особенно холодной, с его телом, ссохнувшимся и похожим на тонкую палку, только коснись, и проломится, на несколько тонких веточек. Но Гарри уперто не пользуется чарами, бубня под нос, что из-за стука зубов Малфой едва различает, напрягая мозг, чтобы из ритмичного «тук-тук», дрожащего голоса и нечленораздельных звуков понять, что ему хочет сказать продрогший Поттер. — Просто хочу понимать, какого маглам. И никогда не забывать, — если честно, слизеринец считает, что фраза не стоит того мыслительного процесса, что он в нее вложил. Малфой только хмыкает, доставая из собственной мантии палочку, и не успевает Гарри что-либо возразить, из-за слабости, что свинцом наполняет голову от холода, Драко взмахивает палочкой. — Ты прожил в чулане почти все свое детство. Ты последний кому надо переживать по поводу «не забывать», — ворчит он, сколдовав согревающее, и Гарри чувствует, как тепло разливается по заледеневшим жилам, и тело мелко покалывает. Он глотает стон удовлетворения, но не в силах удержать глаза, что блаженной поднимаются к небу, благодаря всех Богов за магию. И Драко это замечает. Конечно замечает, чёртов змеёныш, и осуждающе кивает головой, беря еще одну сигарету, подкуривая ее. Гарри упирается руками на перила, роняет на них голову и просто смотрит. Что такое Малфой? Спокойствие. Грация. Высокомерие. Голос у Драко звонкий и острый, как маленькое лезвие, блестящее на солнце, которое ему показывал Дадли, с каким-то забавным русским названием «Spitnik», определённо произнося неправильно, но от этого сравнение становилось еще лучше: Драко было плевать* буквально на все, а на мнение Гарри, особенно. Спокойствие. Поттера передёргивает. Это явно не то, что должно происходить на душе человека, которого хотят лишить фамилии. Драко замечает дрожь, слишком резко прошедшую по телу Гарри. Он всегда все замечает. И недовольно цокает. Взмах палочки — еще теплее, почти горячо. Но Гарри не жалуется. — Что-то ты какой-то больно добрый от Люциуса вернулся, — кидает в сторону Малфоя очередную шпильку Гарри надеясь на отклик, но слизринец только немного поворачивает голову и вопросительно выгибает бровь. Драко все замечет, но делает вид что не понял вопроса, так явно стоящий в воздухе. Совсем за тупого держит, заранец. — И целый. Последняя фраза звучит с нажимом, и Гарри даже немного совестно, что он вытягивает из Малфоя что-то такое. Но самую малость. У них так всегда. Драко отличный актёр, думает Гарри, когда тот непринуждённо пожимает руками, и затягивается еще разок. Даже руки не дрожат, ни один мускул на лице не дрогнул, будто не ему сейчас в душу лезут. — Это не моя заслуга, — просто выдаёт парень, выдыхая ленту дыма в воздух, но Гарри лишь пододвигается ближе, требуя больше. Малфой устало вздыхает. Ну конечно, а как иначе, Золотой мальчик всегда получает, что хочет. — За меня, кажется, поручались, — неуверенно говорит слизеринец, прокручивая в руках окурок, который спустя несколько секунд летит вниз с башни. — Или я не знаю, как это назвать. Короче, Снейп заходил. — И что? — Гарри выгибает вопросительно бровь, и ловит с сигаретным дымом еще один усталый вздох. Драко подкуривает еще одну сигарету. Поттер уже насчитал третью. — А то, что с того времени отца будто заклинило. Он хотел пару раз использовать Секар, но каждый раз останавливался. Много думал. И в целом, такое ощущения, что он хотел что-то сказать, или, Господи, оправдаться, но так и не сумел, — Малфой о чем-то крепко задумывается, поджав губы, и взгляд его будто стекленеет, снова превращаясь в насыщенный, блестящий нефрит. На секунду Гарри решает, что он зря это начал: парень не хотел причинять боль, особенно Драко, особенно после всего. Но стоило ему рискнуть открыть рот, как Малфой поднимает руку, приказывая молчать. Он затягивается, как кажется Гарри, всегда слишком сильно. — Мать на него за столом все время косилась, да и в мэноре стояла такая тишина и в целом, атмосфера, что не вдохнуть не выдохнуть. Даже домовые по углам разбежались. А еще он пару раз говорил, что…блять…любит меня. Знаешь сколько я этого не слышал? Года три уж точно. — Ну, так это хорошо, что ты раскис, будто тебя на гильотину повели, — какая-то странная вспышка радости появляется внутри Гарии, но тот же заливается холодом, будто согревающие чары прекратили свое действие, когда он вспоминает о том письме. — А, подожди, а как тогда… — В этом и дело. Я все испортил. Малфой сжимает и разжимает кулаки, и затягивается еще сильнее. Плохо. =Очень плохо.= Гарри считает, что не имел права начинать этот разговор. То, что Драко вернулся с мэнора целый, не означает, что все хорошо. Это означает только то, что у Люциуса что-то перемкнуло. И все. Драко все такой же: так же складывает руки в замок перед собой, так же смотрит на небо своими глазами, полными хвои, так же поджимает губы, когда думает, и так же сильно затягивается, до хрипа и кашля. Драко все тот же человек, на котором стоит пресловутая, собственническая пометка, что вошла в жизнь Гарри вместе с его известностью, и кличкой Мальчик-который-выжил. Право, которое он не получал, но дал себе сам. Золотой венец, что он дает тем, кто рядом. «Мой. Моя. Мое». Это было эгоистично. Но накладывало некоторые обязательства. Одно из которых: он не имел никакого права вредить ему в такой способ. Но Драко набирает в легкие воздуха, пополам с сигаретным дымом, и не успевает Гарри его остановить, хоть что-то сказать, объяснить, что нет, это все необязательно, Малфой устало плюхается на плечо Поттера, облокачиваясь. Волосы белоснежным, словно ворох снежинок, разметаются по темной мантии гриффиндорца, и Драко говорит вперед, в ночь зимы, спокойно, поначалу, но голос время от времени срывается. Гарри слушает. Он не смеет перебивать. Не смеет спугнуть. — Я просто сорвался. Папа опять подошел с этой дурацкой просьбой. «Бросай медицину, твое место в Авроате». Мне было тогда плевать, что он пытается все исправить, пытается быть хорошим отцом. Он опять мне напомнил, что я гребаный Малфой, и что я должен делать, что мне велено. Что моя судьба написана за меня, — Драко выдерживает паузу, потому что голос чертовски сильно подводит. Он затягивается в последний раз, и окурок опять летит вниз. Зажигалка издает приятный, мелодичный щелчок. Гарри насчитывает четвертую. Но не смеет двинутся, боится дышать, боится говорить, боится спугнуть. -. Я просто не выдержал. Наговорил гадостей. Вывел его из себя. И вот, дал выбор. И даже тогда, он не использовал Секар. Даже тогда, Гарри. В его голосе предательская дрожь, и Гарри не смотрит, потому что в такой ситуации бы ни за что не захотел, чтобы кто-то смотрел, но все прекрасно понимает. И нервные сглатывания, и дрожь, и затяжки со вкусом соли. Он понимает. И происходит самое страшное из того, что могло произойти. Он узнает в Драко себя. Глаза заполняются слезами. Он притягивает под руку парня к себе, согревая, но не тем привычным, обжигающим теплом, что греет тело: это им ни к чему, у них есть согревающие чары. Он греет тем теплом, что запрещает Малфою быть таким разбитым. Что медленно собирает его по кускам, как развалившуюся мозаику. Гарри терпеливо ждет, когда слизериниц успокоится, когда ему станет лучше, когда он поймет, что его понимают, что никто никуда не уйдет и будет держать столько, сколько надо. И Драко верит: дрожь унимается, затяжки без привкуса соли, размеренные и медленные, как морозное дыхание где-то у плеча. — Все будет хорошо, Драко, — говорит гриффиндорец выдыхая эти слова, как молитву, как самое сокровенное желание, с клубами своего холодеющего на морозе дыхания, надеясь, правда надеясь, что Вселенная, спустя столько времени услышит. — Малфой. Слизеринец прыскает куда-то в район плеч, и пару раз в смехе ведет плечами. — Да все будет хорошо, Гарри, — он поднимает голову, и улыбается, мягко и тепло, хоть на сияющим северным сиянием глазах и сверкает влага. Бог знает откуда у него берутся силы, но Драко умудряется его передразнить. — Поттер. Их тихий смех тонет в очередном порыве ветра. Они говорят еще какое-то время про какие-то мелочи: музыку, фильмы, что произошло за все эти дни, экзамены, Рождество, и другой ерунде. Гарри насчитывает шесть малфоевских сигарет, и все вопросы по поводу того, куда деваются все его пачки с такой скоростью исчезают. В итоге, Драко проводит Гарри быстрый экскурс в Зельеваренье, убеждая в том, что он совершенно бестолковый, но не то, что бы Поттер это когда-либо отрицал, особенно в стези этого ужасного предмета. Последнее он говорит вслух, и еще где-то минут десять наслаждается воплями слизеринца, и чуть ли не уверует в Снейпа, как Бога, слушая, как его благословит Малфой. В памяти тут же всплывает это чудовище, по прозвищу Курт Кобейн, которое по счастливой случайности назвали совой, вопящее, как стадо первокурсников перед первым занятием, по непонятным причинам растолстевшее на харчах Дадли до той степени, что птица грозится разнести каким-то ранним утром Гарри окно. Поттер пытается спрятать улыбку, предательски лезущую на лицо за очередной затяжкой, но тут же натыкается на пытливый взгляд Драко. Заметил, зараза. — Снейп как не посмотри, мужик оказался неплохой, — просто бросает Гарри, пожимая плечами, все-таки сумев подавить глупую, растекшуюся по лицу, как жидкий кисель, предательскую улыбку. — А вы ему всем факультетом кости перемываете. И срываете пары. — Я сказал мужик неплохой, а не профессор, — Драко тут же надувает губы, до того смешно, что Гарри прыскает в кулак: словно у ребенка забрали леденец. — За моего он тоже поручался. — За какого? — Гарри чуть не давится от такого заявления воздухом. В смысле за какого? Но Малфой только выгибает бровь, с застывшей на лице полу усмешкой. Издевается. — Что ты на меня так смотришь, у тебя столько твоих, что обосратся можно, ты же у нас герой магической Британии. — За основного, — огрызается Поттер, но мысленно перебирает по пальцам: а не многим ли он раздал золотые венцы? — За Дадли. Малфой замирает с сигаретой у губ и распахивает глаза, глядя на Гарри слишком удивленно. Дым ударяет в нос, и Поттер, по правде говоря, не понимает, почему парень так удивлен. Он ведь сам просил рассказать, в самом начале. Драко же просто смотрит, не в силах просто осознать услышанное, потому что он вправду не думал, что Гарри послушает и действительно будет об этом говорить. Когда Драко оказывается так близко к тому, куда стремился, ноги как будто подкашиваются: ему кажется он совершенно не готов. — Я думал, — Малфой понимает, что голос слишком хриплый, и откашливается, пеняя все на сигареты, — участие Снейпа в этом избиении лежачего прекратилось после его показаний в суде. — Не совсем, — Гарри повторяет жест Драко, который наблюдал раньше: сжимает и разжимает руки, делает глубокий вдох и выдох, затягивается сигаретой и не понимает, как это может помогать — ему как не было чем дышать, так и нечем. — Моя семья…испытывает некоторые финансовые трудности. И Дадли, после нападения дементров, стал слишком… В какой-то момент Поттер озлобленно рычит себе под нос, уставая раз за разом подбирать правильные слова. Гарри хочется кричать, срывая горло не приторной правильностью, а правдой, лающей, как бешеная собака на цепи. Он ударяет рукой по перилам, которые тут же идут железной дрожью по крепкому металлу, и Малфой едва заметно вздрагивает: в глазах Гарри бездонные колодцы, и черные дыры, которые затягивают, которые кричат, истошно, и надрывно о помощи, но слышат только свое эхо. Драко совершенно точно не готов. — Он болен, — продолжает Гарри, но уже резче и четче, так, когда они ссорятся, а не парень рассказывает о своей жизни, но Малфой чувствует себя так же, будто ему пару раз отвесили звонкую пощёчину. И считает полностью заслуженным. Не лезь в чужой омут, там свои черти; не тревожь воду, там свои утопленники, и самым главным тут кажется Гарри. — Ему крайне нежелательно пахать на трех работах. А у него там впереди колледж, на который нужны деньги, и переезд, на который тоже нужны деньги, и, конечно, блять, сраные лекарства, на которые, как ты думаешь? Правильно, нужна не одна сотня хрустящих баксов. Я перевел кое какие средства. Знаешь, перевести золото во франки было, на удивление, трудной задачей, но и этого недостаточно. Обучение в Хогвартсе тоже стоит денег, плюс, мои необдуманные траты, когда я был помладше…родительские деньги рано или поздно должны были кончится. Голос Гарри сквозит той прохладой и отчаянием, что согревающее не помогает: Малфой промерзает до костей, раз за разом чувствуя холодные липкие мурашки на спине и руках. В глазах Гарри тронувшийся лед, и бушующий океан, который набирает силу, и готов чистой водой валится на побледневшие щеки. Губы — одна бледная нить, а руки — белоснежные полотна, до абсентовых синяков впившиеся в поручень. И Драко вздрагивает снова и снова, отрицая раз за разом, то насколько может быть Золотой мальчик сломанным. Гарри Поттер должен спасти мир, но кто спасет его? — Снейп, он…просто сжалился, — парень держится, но чувствует, как огромная, бетонная стена, что он строил все эти мучительные месяцы обваливается. По телу проходит дрожь. Его ломает. — Оплатил лечение Дадли, сказал, что для него это копейки, тогда как я видел, какие там счета. Помог Дадли с работой, тот даже поменял профиль. Понял, что физика и журналы в стиле научной фантастики немного разные вещи. Теперь учится на татуировщика. У него даже выходит. Перевод золота во франки, тоже Снейп. Без его помощи бы не управился. Да и к тому же — он навещает Дадли каждый месяц. Ему рассказывает какой я хреновый ученик, а мне — какой у меня брат отвратный лгун. — Как так вышло, Гарри? — Драко удивляется, как находит в себе силы сказать хоть что-то не меньше, чем Поттер, и взгляд у последнего становится такой же напуганный, как и у первого, и Малфой понимает: он просто сейчас сбежит. Поэтом тут же кидается в сторону гриффиндорца, хватает его за руку и держит. Просто держит, крепко, так, как совсем недавно Гарри держал его. И это, на удивление, помогает. Гарри может сделать вдох. И выдох. И еще раз. — Очень просто, — произносит парень, сжимая руку в ответ, будто утопающий, цепляясь за плот, и Драко уверен — завтра будут синяки, рубиновой с оттенком охры россыпью на предплечьях и запястьях, но ему все равно, давно, если быть совсем честным. Он слушает. — Настолько просто, что ты охренеешь от того, как это элементарно и, главное, тупо. Вернона, моего отчима, выгнали с работы. Дом огромный, коммунальные услуги — еще больше. Кормить четыре рыла — затратно. Содержать — более чем. С его ужасным характером недорезанной огромной сальной свиньи, и в возрасте далеко за сорок, никуда, понятное дело, не брали. От этого Вернон становился еще более агрессивным и невыносимым. Точно свинья с шилом в одном месте. Уже тогда нам с Дадли начало прилетать. Но тогда нас то Петунья успокаивала, то мы друг друга, то сами себя: Вернон просто не в себе, ему сложно. Все будет хорошо. Ага, как же. Первая слеза срывается с ресниц, море глаз напротив все-таки разливается, и Малфою кажется он тонет. Гарри не удосуживается ее стереть. Ему уже незачем. Все что могло сломаться, упасть и разрушится, уже это сделало. Только он держит чужую руку, держась над пропастью, так ненадежно, но по ощущениям так правильно. — Знаешь, мы довольно долго протянули, пока он искал хоть какую-то работу. Дадли оказался не таким пустоголовым, как мне казалось в детстве. Имея определенное влияние на Петунью, и прекрасным умением пользоваться тем, что все хотят есть, он начал под слезы матери продавать дорогие украшения, мебель, технику, все что угодно, без чего вполне можно было обойтись, жить без проблем, но это приносило деньги. Петунья такие скандалы ему закатывала, что я кажется до сих пор наполовину глухой на два уха. Дадли тогда на работу, первую, устроился. Я следом за ним. А потом Вернон нашел «работу». Лучше бы и не искал. Гарри хмыкает, набираясь сил, чтобы произнести задуманное вслух. — Как много ты знаешь про амфетамин? Что-то внутри Драко с грохотом обрывается, и словно лифт на огромных скоростях, падает вниз, разбиваясь в металл и щепки. — Я все. Начиная от химической формулы, заканчивая последствиями. Драко не выдерживает. Он вырывает руку из чужого цепкого захвата. Он кидается вперед, порывисто обнимая за шею и плечи. Он не понимает, что говорит, когда слышит всхлипы в области своих плеч, точно какие-то глупости. Малфой чувствует руки, которые цепляются за его мантию со всех сил, и Гарри дрожит всем телом, точно в лихорадке, всхлипывая, и скуля, как раненый зверь, подвывая, и силясь что-то ответить, но приструненный малфоевским «тшшш» прямо возле уха, опаляемое теплым дыханием. Драко запинается в своих словах, путается, как в паутине, повторяется, чередуя «Все будет в порядке», «Я рядом», «Успокойся, все хорошо», «Я никуда не денусь», с кучей других слов, обрывков предложений, и Гарри верит, всхлипывая куда-то в ворот, и рвет слизеринскую мантию, обнимая. Гарри затихает не скоро. К тому времени, он превращает всю мантию Драко в мокрую, порванную мантию, а тело — в один сплошной синяк, от цепких пальцев, которые должны были удостоверится, что не врет: не уйдет, что тут, что держит. Но все же затихает, так и оставшись в объятиях. Малфой, чувствует себя так, будто исполнил какой-то очень важный долг перед Вселенной. Придерживая Гарри за плечи, он достает очередную сигарету, и поджигает невербальным заклятием, чтобы не тревожить только затихнувшего гриффиндорца. Но тому в ноздри ударяет резкий запах табака, и он поднимает зарёванные глаза, со сползшими на нос очками, красным лицом, и соплями, безнадежно забившими нос, от чего голос звучит, как кажется Малфою, потешным. — Драко, куда, ты их считаешь, хоть немного? — Драко понимает, что речь о сигаретах, о чем же еще; даже Панси ему говорит, что тот не знает меры, уже куда тут до придурка Поттера. — Нет. С какого перепугу мне считать окурки? — Потому что тебе уже много. Макгонагалл столько не курит, сколько ты. Драко только закатывает глаза, неодобрительно цокая, серьезно Поттер?, и затягивается. Непозволительно сильно затягивается. Гарри хмурит брови, и решает так это не оставлять. Он пользуется уязвимостью Малфоя сейчас, ведь, в самом деле, такое бывает редко. Он ловко отбирает у Драко пачку сигарет, и слишком быстро, как считает слизеринец, для того, кто только что ревел, подбегает к перилам. Драко кажется, что его где-то развели. — Эй, Поттер, ты обалдел?! — Считай это заботой, хорек, — пачка летит за перила, туда же, куда раз за разом отправлялись окурки. Малфой хочет убивать. — А если зубы сводит от этого слова, то повторяй «Поттер поднасрал мне даже с сигаретами», каждый день перед завтраком и ужином. По площадке звучит мат и смех, и не сложно понять, где чей говор. Снейп улыбается чему-то своему, спускаясь по ветхим ступенькам Астрономической башни, так и оставшись незамеченным, накидывая на себя дорожное пальто. Ему будет что интересного рассказать Дадли.