***
— Этот маленький… — последнее явно нецензурное слово Минцзюэ заглушил глухим рыком. — Этот маленький засранец сбежал к какой то бабе! Он даже не отрицал! — Ну, это же хорошо, он не один и у него есть любящая его девушка, Минцзюэ, это же просто замечательно. — Лань Хуаню данный факт явно не казался чем-то ужасным. Он немного успокоился, напуганный неожиданным звонком друга. Минцзюэ было нечего сказать в ответ, с одной стороны это было действительно хорошо, но как его младший брат мог с кем то встречаться. Глупая ревность сжирала изнутри, распаляя огонь злости. — У мальчика есть личная жизнь и это, безусловно, поможет вашему примирению. Если ты ещё незнаком с избранницей, можете устроить совместный ужин. Узнаешь его получше. Я понимаю, что тебе, возможно, тяжело принять данную новость, но Минцзюэ, мне не хочется это говорить, но в этой ситуации ты неправ. Сам должен понимать, ты не можешь быть для него чем-то большим, чем братом. Мужчина понимал, и от осознания больно сжималось сердце. Хотелось прямо сейчас бросить трубку и пойти за младшим, запереть его в комнате и не выпускать никогда. Чтобы он был только его, чтобы ни смел, смотреть на девушек, а тем более парней. Но это всё было так неправильно. Он не должен и не станет портить брату жизнь из-за своих порочных желаний. Именно сейчас нужно запихнуть гордость подальше и дать Хуайсану наслаждаться жизнью. Однако гнев и ревность не отступали. Минцзюэ со злости швырнул на пол первую попавшуюся вазу из гостиной, та с громким звоном разлетелась на мелкие осколки. Из телефона донёсся испуганный возглас Лань Сичэня и просьба остановиться, но следующим движением Минцзюэ попросту бросил трубку. Ярость всё нарастала, вытесняя разум. Мужчина не понимал когда его милый младший брат, которого без стеснения можно было обнять и дарить всю любовь и заботу, стал втихую уходить из дома для того чтобы встретиться с девицей. Когда это случилось, и почему Чифэн-Цзунь не мог ничего с этим сделать?***
— Вау, неужели решил всё же почтить меня своим присутствием? Где тебя носило? — Мэн Яо, читавший толстую затёртую тетрадь с мерзкой синей обложкой, снял очки и положил их на тумбочку, рядом со светильником. Он откинулся на грядушку широкой кровати и поднял полный раздражения взгляд на нервно мнущегося в дверях Не Хуайсана. — Электрички долго не было, и я решил пойти пешком, но вышло дольше, чем я ожидал и… — Хватит оправданий, мог попросить вызвать тебе такси. Иди сюда, я снял номер только на 3 часа, так что быстрее. Дороги назад уже нет, осталась пара шагов до двух часов чистого унижения и боли. Мягкий ковёр слегка щекочет ступни, чувство настолько знакомое, что начинает подташнивать. Сколько раз Хуайсан был в этом номере вместе с главной ошибкой своей жизни, уже и не вспомнить. Но это всегда было ужасно мерзко. Парень нехотя стянул рубашку, аккуратно сложил на прожжённое сигаретами кресло, в ту же стопку отправились штаны и бельё. Чувствовать на себе обжигающий взгляд учителя, добровольно раздеваясь, казалось Хуайсану самым унизительным занятием на свете. Но лучше так, чем идти домой в испачканной одежде. Пару секунд он медлил, не решаясь обернуться к Мэн Яо, но выбора уже давно не было. Ровно 5 шагов от кресла до кровати — отвратительное число въевшиеся в память. Но чувствовать чужие, до омерзения тёплые, руки на обнажённой талии намного отвратительнее. — Как всегда послушен. Должен ли я тебя похвалить? — Мэн Яо оскалился, словно и правда, был животным. Это было совершенно не похоже на его обычную мягкую тёплую улыбку. — Я слишком долго ждал тебя. Не хочешь извиниться? — Мужчина провёл руками по торсу Хуайсана, слегка задевая соски, по его телу пробежала ощутимая дрожь отвращения. Мэн Яо всё так же скалясь, надавил ладонями на плечи ученика, заставляя опуститься на колени. Хуайсан громко сглотнул, он знал, что должен делать. Дрожащими руками парень расстегнул ширинку брюк и приспустил бельё учителя, обнажая полувставший член. Даже держать его в руках было противно. «У меня нет другого выбора, я больше ничего не могу сделать». — Быстрее, — Мэн Яо начинал злиться, это явно чувствовалось по голосу. Подавив рвотные позывы, Хуайсан стал облизывать головку, помогая себе руками. Хотелось плакать и скулить, что бы пришёл кто-то надёжный и помог, что бы это, наконец, закончилось. Каждое движение языком заставляло чувство вины разрастаться, заполняя собой всё существо парня. Пытаться переложить её на кого-то другого не получиться — это он понял ещё 2 года назад. Потому, что никто другой не виноват. «Я сам не смог поддержать маму, я сам неподобающе вёл себя, заставив дагэ отдалиться, я сам втянул себя в неприятности. Я заслужил, я виноват». Расслабив горло, Хуайсан стал потихоньку вбирать член глубже. Было больно, горло неприятно саднило. «Это твоё наказание, терпи». Но это всё равно было выше его сил. Слёзы покатились по щекам, обжигая кожу. «Отлично, молодец, просто замечательно. Давай, поплачь тут ещё. Какой же ты жалкий», — Хуайсан зажмурился и чтобы отвлечься от слёз, стал усерднее работать ртом. Мэн Яо удовлетворённо хмыкнул. Протянув руку, он погладил Не Хуайсана по голове, зарываясь пальцами в волосы. Учителю безумно нравилось смотреть за тем, как его ученик не сдержавшись, начинает плакать, словно малое дитя. Это маленькое недоразумение никогда не умело сдерживать эмоции, как бы не старалось. Наблюдение за его тщетными попытками, можно было назвать отдельным хобби Мэн Яо. Мужчина надавил рукой на затылок Хуайсана, заставляя заглатывать глубже. Тот резко выпустил член изо рта, в приступе кашля. — И что мне с тобой сделать, раз ты даже отсосать нормально не можешь? — Мэн Яо недовольно сжал пальцы в кулак, заставляя парня поднять голову и смотреть ему в глаза. — Простите, — Хуайсан жалобно дёрнулся, пытаясь освободиться. Учитель слишком больно тянул за волосы. — Хватит с тебя, ложись, позорище, — мужчина резко дёрнул парня за волосы, бросая на кровать. Сам он встал и направился к небольшому столику за смазкой. Мэн Яо всегда сам покупал её, даже учитывая то, что отель клал пару квадратиков пробников. А-Сан по привычке лёг на живот, так можно было не видеть лица учителя, так меньше тошнило. Представлять, что это брат, он перестал с самого первого раза. Дагэ никогда бы так себя не повёл, по крайней мере, в его фантазиях. Он был бы милым и заботливым, много обнимал и гладил по голове, но не как Мэн Яо, в попытке схватить за волосы, а пытаясь успокоить или похвалить. В фантазиях Хуайсана, старший брат всегда был тем, кто защитит, успокоит и утешит. Но к сожалению сейчас, это были только мечты… Было очень больно, когда брат выгонял из кабинета, было очень больно, когда Минцзюэ игнорировал за ужинами. Но намного больнее было от тех редких разговоров, которые давали надежду, за которыми неизменно шли ссоры, опускающие обратно в пучину страхов и переживаний. В которой он вновь оставался совершенно один. Оттуда не помогал выбраться алкоголь, порезы, проколы и ожоги, не помогла и попытка заигрывать с учителем, на которую он решился, когда брат не обращал внимание на Хуайсана около двух недель. Тогда было не важно, поругает или похвалит, было бы достаточно любого слова в его сторону, любое подтверждение существования парня. А-Сан думал, всё обойдётся вызовом в школу за неподобающее поведение, но не обошлось, его просто изнасиловали прямо здесь, прямо на этой кровати. И такое уже не расскажешь брату, с таким уже не пойдёшь в полицию и тебя уже никто не пожалеет и не поймёт. Поэтому сейчас он терпит чужие руки на своих ягодицах, нетерпеливо размазывающие смазку по чувствительной коже входа. Палец учителя вошёл легко, затем второй с такой же лёгкостью погрузился в тёплое нутро. О нет, его не собирались растягивать, лишь смазать изнутри, что бы легче было входить. И именно сейчас Мэн Яо займётся своим любимым занятием — унижением. Потому, что только так ему видимо нравилось. Как бы не настраивал себя Хуайсан, ничего не помогало, мужчина всегда бил в цель, заставляя сердце полыхать от обиды. — О, даже как обычно растянул себя перед приходом, какой хороший мальчик. — Учитель хмыкнул, вставляя уже третий палец. — Я сделал это, только для того чтобы ходить потом. — Хуайсан поморщился, пальцы всё же приносили ощутимый дискомфорт, а разогревающая смазка неприятно жгла нежную кожу. — Ой, да не смеши, ты сделал это для того чтобы твой дагэ ничего не узнал. — Мужчина широко улыбнулся, ему натерпелось попробовать новый рычаг для давления. — Ещё одно слово и мы встретимся в суде, брат не упустит шанса придушить тебя, как только узнает. — А-Сан развернулся торсом на локтях, бросая грозный взгляд на учителя. Упоминание Минцзюэ всегда работали, мужчине, очевидно, не хотелось проблем с законом и пока что это являлось единственной защитой от каких либо особо опасных действий. — Всё ещё веришь, что нужен ему, как мило. Я уже в курсе, что твой дагэ тебя просто ненавидит и игнорирует. Так что хватит пустой болтовни. — Он не ненавидит меня! Брат просто много работает и он лю… — У Хуайсана всё похолодело в груди. Как он мог узнать?! Голос сорвался на хрип, не позволив закончить фразу. У, казалось бы, успокоившегося парня, вновь потекли неконтролируемые слёзы. Минцзюэ был ему самым дорогим на свете человеком и напоминание о его холодности в последние 2 года больно резануло по сердцу. — О да, поплачь, я люблю, когда ты плачешь, — Мэн Яо наклонился к заплаканному лицу А-Сана. — Похож на щеночка под дождём. Такого бы согреть и защитить. Но тебя никто не защитит, потому что шлюхи никому не нужны, твой собственный брат отказался от тебя. А знаешь почему? Потому что ты его раздражаешь, потому что ты — бесполезный балласт. Так что закрой свой грязный рот и раздвигай ноги, больше ты ни на что не годен. Хуайсан уткнулся лицом в подушку и захлебнулся в рыданиях. Слова учителя подтверждали буквально всего его страхи. Он раньше никогда не позволял себе громко плакать перед Мэн Яо, даже всхлипывать казалось унижением, но сейчас это было уже не важно. Всё что накопилось за 2 года, решило вылиться наружу. Его голову полностью заполняли хаотичные мысли. Чувство вины горело в груди, грозясь вырваться наружу. Тем временем Мэн Яо, вынув пальцы, вошёл в содрогающиеся от рыданий тело. Он чувствовал себя ребёнком, пробующим новую сладость. Слёзы обиды ученика, вызывали у него радостный трепет. У него ещё никогда не получалось настолько задеть Хуайсана. Трахать ослабевшее, всхлипывающие от плача тело было пиком блаженства. Но всё равно этого не было достаточно. Мэн Яо подхватил А-Сана за талию и лёгким движением перевернул на спину. Парень тут же попытался закрыть лицо руками, но их бесцеремонно подняли над головой и пребольно стиснули. Его раскрасневшееся, заплаканное личико было прекрасно. Самое настоящее отчаянье — вот что хотел видеть учитель. Такое же что было у него в тот день, когда его отверг отец, заставив жить буквально на грани смерти от голода. Ему хотелось сделать больно этому маленькому, богатенькому мальчику, никогда не знавшему лишений, позволившему себе попытки манипулировать учителем, даже не боясь наказания, наоборот, желая его. И видеть Хуайсана сейчас, нет, трахать его сейчас, такого разбитого и бесполезного, захлёбывающего в своих слезах было лучшим чувством на свете. — Ты так мило плачешь. Как думаешь, твой братец захотел бы посмотреть на это? Я думаю, да. — Мэн Яо остановился и, не выходя из парня, потянулся за телефоном, чтобы сделать фото. Громкие всхлипы разрезал щелчок камеры. — Вау, отличное фото! Думаю после такого, твой брат не то, что не захочет с тобой общаться, он перестанет считать тебя членом своей семьи. Мужчина откинул телефон в сторону, начиная вновь быстро двигаться. Хуайсан прибывал в неподдельной истерике, всхлипы и тихие стоны боли переросли в частые подвывания. Так больно ему было, только когда умерла мама. Он так запутался, был настолько испуган и сломлен, что самолично метался по кровати, пытаясь, толи скрыть лицо, то ли ударить себя по нему. Слышать удовлетворённые стоны Мэн Яо, чувствовать его член в себе, определённо не помогало ему успокоиться. Жалость к самому себе казалось отвратительной, но он не мог заставить себя перестать её чувствовать. Мысли спутались окончательно и А-сан тихо позвал: — Мама, мамочка… Жалобные всхлипы чуть не заставили Мэн Яо кончить. Эта шлюха решила позвать маму! Он на полном серьёзе лежит и зовёт свою умершую мать! Мужчина громко расхохотался, входя особенно глубоко, он наклонился и прошептал в самое ухо: — Ты — лишь маленькое недоразумение в жизни твоей матери. Как думаешь, она бы покончила с собой, ничего не сказав, если бы по-настоящему любила тебя? От громкого вскрика Хуайсана и того, как он трогательно сжался, впиваясь себе в лицо ногтями, казалось, пытаясь снять кожу со своих щёк, Мэн Яо всё же кончил. Излившись глубоко внутри парня, он, удовлетворённо вздохнул и вышел из него. Мужчина сел на кровати, не обращая уже никакого внимания, на бьющегося в истерике ученика, стёр остатки семени со своего члена и спокойно стал одеваться. — У моей жены сегодня УЗИ, уж прости, что у тебя даже не встал. Но у меня нет времени заниматься тобой. Номер оплачен, когда закончишь истереть, собирай свои вещи и выметайся. Мэн Яо вышел. Громко хлопнув дверью, он оставил Хуайсана одного.