Ну, привет, Средиземье!

      Я тащилась по глубоким сугробам вслед за эльфом, который даже не проваливался! Вот падла! У меня зуб на зуб не попадал от холода, а ему хоть бы хны! — Карина! — я была удивлена, что именно аранен прокричал это.       Почему он закричал моё имя? А всё просто: я решила провалиться в сугроб и повыть, что я устала, что не могу больше идти, что меня никто не любит, Леголас не следит за мной, только хоббитам на меня не плевать, а Гэндальф ни во что не ставит моё мнение (это было к тому, что я советовала не идти через горы и Морию, а найти другой маршрут, но мои слова ничего не значили для мага). — Карина! Успокойся! Леголас, заставь её замолчать, помоги ей! — Гимли угрожающе помахал секирой, но эльф и сам, кажется, преисполнился жалостью, а может, просто не захотел получить люлей от Митрандира, поэтому он вытащил меня из сугроба и взял на руки.       Несмотря на мерзкий характер, от него так и веяло теплом. Было видно, что о нём всегда заботились, что он никогда ни в чём не нуждался, но также было и понятно, что рос он без особой любви — его холодные глаза говорили об этом, в них не было той тоски по дому, что так и светилась в глазах у хоббитов. Он с лёгкостью переносил все тяготы пути, и было видно, что ему это не впервой. Ну, конечно! Он же эльф! Весь такой идеальный, чтоб его.       Тут меня кое-что заинтересовало. Сколько же Леголасу лет? Об этом ходит много споров, но однозначной версии нет. — Леголас! — заговорила я. — Сколько тебе лет? — Одна тысяча девятьсот тридцать четыре! А что? — он слегка приподнял брови. — Просто интересно стало!       «Ясно, я знала лишь одну версию, что была приближена к этой. Её я видела на Фикбуке. Того и старалась придерживаться в своих мыслях. И ведь все доказательства были, что ему как раз столько лет».       К вечеру мы устроили привал. Все сидели, прижимаясь друг к другу. Я была стиснута между Гимли и Фродо. Горнчик и Борюшка едва ли не обнимались. Леголас смотрел в звёздное небо. Ему, похоже, единственному было не особо холодно. К нему жались Мерри с Пиппином, а он их не прогонял. Сэм обнимал хозяина, чтобы тот не замёрз, а Гэндальфа холод не волновал, он о чём-то задумался. — Чего сидим, как не друзья? — пробурчал гном, подкинув хворосту в костёр. — Рассказали бы о себе. А то я знаю о вас совсем мало, да и вы обо мне тоже… Арагорн, кто была та эльфийка у Элронда, с которой ты шептался перед отправлением? — Арвен Ундомиэль, дочь Элронда и Келебриан, — сухо отозвался Горнчик. — На свадьбу пригласишь? — поинтересовался Гимли, усмехнувшись, а будущий король лишь сурово промолчал. — Кого-то из вас ещё ждут дамы? — продолжил он, все отрицательно помотали головами, а ушастик как-то странно вздохнул. — Да ну! А ты, остроухий, любил когда-нибудь? — Любил, — грустно отозвался эльф. — Дважды. Одна уплыла в Валинор, её возлюбленный погиб. А другая умерла в прошлом году. Её убили орки… — он поднялся на ноги и подошёл к краю скалы. — Мы собирались пожениться. Она была из простых Зелёных эльфов, но мой отец не был против нашего брака. Её отец дружил с ним. Я очень её любил, но не так, как в первый раз. — Как её звали? — тут даже я не стала шутить, а заговорила серьёзно, что мне несвойственно. — Дасиэль… Смешно, не правда ли? Её имя образовано от dacil, что по-нашему значит «победитель». А она один-единственный бой не смогла выиграть… Не хочу больше о ней говорить… Я отойду… — он скрылся во мраке. — Не повезло парню… — погрустнел Гимли. — Арагорн, а ты знал? — Нет. Мы с ним не виделись пять лет до Совета в Ривенделле. Я знаю его почти семьдесят лет, а этого понять не смог, — ответил Странник, кутаясь в плащ. — Чего не смог понять? — спросил Боромир. — Я шутил по поводу некоторых эллет, предлагая ему взять кого-нибудь из них в жёны. Элладан и Элрохир, сыновья Элронда, — прибавил Арагорн, видя, что его спутники не поняли, о ком он говорит, — тоже подыскивали ему хорошенькую эльфийку, а я не смог понять, что он переживает гибель любимой, что ему плевать на остальных эллет, что он страдает, а я, его друг, не смог понять этого.       Костёр продолжал гореть. Все, кроме меня и эльфа, что одиноким стражем стоял на краю скалы, спали. Я не хотела засыпать, боясь, что во сне вновь почувствую страхи, что давно позабыла.       Он надвигался на меня. Я в страхе забилась в угол, но отчима ничто не остановит. Он сорвал с меня тоненькую рубашку и юбку. Я осталась в одних лишь бюстгальтере и трусах, но его это не устраивало. Он сорвал с меня и их.       Я резко села. Руки дрожали. Меня всю колотила крупная дрожь! Эти воспоминания сжигали меня изнутри. Заставляли рыдать лунными ночами в подушку. Не давали спокойно находиться в компании хотя бы одного мужчины. А сейчас со мной их девять. Пятеро сильных взрослых мужчин и четверо маленьких хоббитов.       Но сейчас видела я только восьмерых. Эльф по-прежнему стоял на краю скалы, но в его руках что-то поблёскивало. Кулон. Я прислушалась. — Если бы не я, ты была бы жива…       Я поморщилась. Это ведь обычное чувство вины. То самое, когда ты выжил, а кто-то другой погиб. А вдруг оно обоснованное? — Я не смог тебя удержать, Дас, не смог остановить… Даже не старался… А на твои похороны даже не смог прийти… Я не мог смотреть в глаза твоим родителям и брату с сестрой… Я виноват… — он тихо всхлипнул.       Я встала и подошла к эльфу. Аранен обернулся. На его щеках блестели дорожки от слёз. — Ты! — прошипел он. — Я не собираюсь никому говорить, — прошептала я. Желание язвить и издеваться улетучилось, мне стало его жаль. Так влюблюсь ещё! Ведь от ненависти и жалости до любви — один шаг. — Я не хочу говорить, что ты не виноват, но просто отпусти её. Пойми, она в чертогах Мандоса*, и, я думаю, счастлива… — Ты права, — сухо отозвался эльф и сбросил мою руку со своего плеча. — Не хочешь мириться? Тогда и не надо… Переживу! — я легла на своё место между Гимли и Сэмом, но шагов, что ожидала, не услышала, он так и продолжил стоять, вглядываясь в ночное небо.       Следующий день прошёл не без происшествий. Гимли едва не сорвался со скалы, благо Гэндальф вовремя схватил его за шиворот. Боромир простыл и теперь зло чихал на всех и каждого. Я же подвернула ногу. Теперь я ещё и хромала. Но мой провожатый не слишком заботился обо мне, поэтому мне иногда приходилось привлекать его внимание. — Леголас! Что с ней? — обеспокоенно заорал Горнчик, кидаясь ко мне.       Я притворно стонала, якобы от острой боли в ноге, и плакала. Аранен сжалился надо мной, но под взглядом Гэндальфа, что неудивительно, и вновь поднял на руки. Я с удовольствием вжалась в его тело. Он был таким тёплым и мягким. За исключением глаз. В них стоял холод, боль и печаль. Совсем другие, нежели были вокруг нас.