***
Теперь Чимину придётся просыпаться раньше чтобы ходить на работу. Утром, за зарядкой у Чимина в голове вертятся всего две мысли, которые уже давно не дают покоя. Наверное, его больше должно волновать то, что он ходит на работу почти месяц, но Чимин не был бы Чимином, если бы не думал о Юнги. Его так волнует то, что у них, вероятно, похожи вкусы в музыке. Это хорошо, ведь у них как минимум на один повод меньше поссорится. Кстати, они так и не говорили на счёт музыки после того дня. «Я могу говорить с ним, когда захочу, мне не обязательно думать о нём 24/7», — сам себе говорит Чим, хлопает по щекам. Он забивает голову мыслями о том, как лучше преподносить себя ученикам, особенно старшим, чтобы те не отсиживали уроки, а учились. Вообще, какой учитель, он ведь сам ещё ребёнок? В школе есть ребята, которые старше его на пару месяцев. Неловко. Боится иногда, что будут говорить, что бабуля для внучка специально постаралась. Все эти неприятные мысли выветрились ещё на первом уроке, когда дети с радостью и теплом принимают Пака. И так проходит целый месяц. При этом, Чимин и Юнги умудряются вполне хорошо общаться, Чим прекрасно вливается в учительский коллектив. На выходных он с парнями ходит гулять, разрываясь между «учителями», с их школьными проблемами, и младшими, которые страсть как хотят посплетничать с учителем. В школе все уже давно знают, что к компании «братьев» (так все в деревне называют компанию Юнги) присоединился Чимин, потому никто не удивляется их особым отношениям. Но сегодня вновь понедельник, опять нужно идти и учить детей. Через несколько уроков, на перемене, он слышит, как несколько учениц из класса Чонгука обсуждают Пака. Чим становится за стенкой так, чтобы можно было чётко услышать разговоры, но остаться незамеченным. Перед интересным разговором девочки осыпают учителя тонной комплиментов. — Может быть, он и внук директора и ещё слишком молодой, — говорит одна из девочек, — но он может дать нам хоть что-то, а не как твоя сестра. Тем более он милый и добрый. — Я с тобой согласна, — соглашается как раз сестра Сонхи, — я вообще не понимаю, что Сонхи тут делала. Она мерзкая. Я жалею, что она моя сестра. Слышала, говорят, что он нарисовал портрет учителя Августа, а Сонхи его испортила за день до того, как её уволили? — Да ну? — удивляется первая, — откуда такая информация? — Так у учителя Августа в рамочке стоит на столе, — пожимает плечами вторая, — я не видела ещё, но следующий урок у него, можно будет спросить. Мне Чонгук рассказал, а ему рассказал Тэхён из двенадцатого. Чон говорит, что по словам Тэхёна Сонхи помяла портрет, но Август его нашел и утюгом разглаживал месяц. Давай спросим учителя Чимина, а? Вдруг они вместе? Как по заказу, из-за стены вылетел Пак. Девочки налетели на него с расспросами, но тот махнул на них рукой, сказал, что ещё сам ничего не знает на счёт этого. Пока есть время, чтобы не отвлекаться на уроке, Чим извиняется перед девочками и бежит на четвёртый этаж к старшему. Десятиклассницы переглядываются, думают, как же долго он их подслушивал. А Чимин будто не слышит звуков вокруг — сшибает школьников с ног, но мчит, чтобы посмотреть правду ли девчонки говорят. Сам не знает злит его это или радует. Нет, ему, конечно, приятно, но ему совершенно не хочется, чтобы о них поползли слухи. И тут больше не за себя переживает — он своей ориентации не стесняется, за Мина волнуется, не хочет, чтобы того за глаза педиком называли. Ведь когда выяснилось, что Пак и Юнги не родственники, а Чимин внук директора, слухи ещё две недели не утихали, особенно в классе Тэхёна, где все прекрасно запомнили ситуацию с хвостиком. Тэ этот конфликт как-то уладил, за что Чим ему до сих пор благодарен. Пак влетает в кабинет, благо, как оказалось, у старшего сейчас нет урока. С ходу Чим сразу же замечает в рамке действительно тот самый портрет, и, действительно, практически ровный. Чимину греют душу мысли о том, как Юнги бережно целый месяц выглаживал то, что сотворил Чим, но он всё равно умудряется злиться. — Зачем ты это выставил? — тыкает пальчиком в рамочку, — не рассказал бы ученикам о том, кто это нарисовал, я бы и слова не сказал. — И тебе доброе утро, — кивает Юнги, — а что не так? Рассказал, как было, ничего в этом такого. Обычный портрет, нарисованный моим другом. — Да, только вот из-за него все начинают думать, что мы встречаемся, — активно жестикулирует младший, — и что прикажешь делать? — Тебе не всё равно? — смотрит Мин поверх очков, — я думал, что ты хотел этого. Юнги не успевает договорить, уже видит, как из глаз Чимина сыпятся искры, но в кабинет входит директриса. — Ох, вы вдвоём тут, отлично, — быстро диктует бабушка Чимы, — так, я на два месяца уезжаю в Сеул, это срочно и не обговаривается. Мин, оставляю на тебя и Сокджина школу, а для тебя отдельно оставляю Чимина. Смотри, чтобы он не убился тут. Чимин, если что звони, будем решать проблемы по мере их поступления, — парни даже ничего не успевают ответить, — чао-какао. За женщиной закрывается дверь, слышно удаляющиеся шаги, а Чимин взрывается. — Хотел ЭТОГО? — мечется по кабинету Пак, чуть ли не перекидывая парты, — ХОТЕЛ? Что бы об этом говорили? Ты… Ты… Ты нормальный? — Что тебя так взбесило? — искренне не понимает Юнги, но понимает, что действительно не то сказал, — я не то имел ввиду… — Ты просто издеваешься надо мной, вот что, — перебивает его Чимин. Он не собирался ругаться с Мином, но слова хёна будто скрепили два оголённых провода, — над моими чувствами. Знаешь же, что я не могу в любви, и продолжаешь думать, что я просто шучу? Думаешь, мне всё равно на тебя? — Я правда не понимаю, — Мин уже давно забыл о том, что слышал из уст Пака в ванной, как иронично, — что ты хочешь сказать? — Идиот! — в сердцах кричит Чимин, — может быть ты забыл, но я люблю тебя, и не хочу, чтобы кто-то просто так топтался по моим чувствам. А это делает тот, кого я люблю. Ты тогда сказал, что мы не можем быть вместе, а сегодня реагируешь на слух на наши отношения совершенно спокойно. Думаешь, мне не больно? — Чимин… Я… — пытался было что-то возразить Юнги, когда увидел, как по щекам младшего катятся слёзы, но Пак будто не замечал. — А мне больно. Я ведь пытался тебе скрыто намекнуть, переубедить, сделать так, чтобы ты пожалел о своих словах, что между нами ничего не будет. Я думал, что все твои прикосновения ко мне, забота, все эти провожания домой после работы что-то значили. А ты одной фразой всё это разрушил. Я тут через всю школу бежал, что бы тебя не дай бог геем не назвали… — перекрикивает звонок Чимин, утирая слёзы, — видеть тебя не желаю. — Но, — уже в закрытую дверь бормочет Юнги, — я пожалел. И сейчас жалею. — Парень берётся за голову руками, — я идиот. «Он ведь не россказней о наших отношениях хочет, а самих отношений. Что бы его любили, заботились. А я боюсь. Боюсь реакции окружающих на свою любовь. Я не достоин Чимина.», — думает Мин, плюхаясь обратно в кресло и рассматривая рисунок. Сейчас он уже даже не знает, что делать: сидеть в кабинете и дать младшему прийти в себя, или бежать за ним, успокаивать, заворачивая в тёплые объятия? Выбирает всё же не лезть — через несколько часов они будут идти домой, тогда и поговорят. От беспомощности, кажется, впервые, Юнги роняет несколько слёз. В кабинет стучат, Мин быстро утирает слёзы и просит войти. В кабинет заплывает Намджун, сразу же удивляясь погрому в кабинете друга. — Вау-у, что тут у тебя случилось? Что-то сегодня вообще беда у всех, только что Чимина видел пока к тебе шёл, так он воет белугой, — Намджун только сейчас смотрит на Мина, — так что за погром? Погоди, ты что, плакал? — Что? — пытается рычать Юнги, но выходит не очень, — не понимаю о каких слезах идёт речь. — Ты дорам пересмотрел? — вскидывает бровь Нам, — думаешь, я поведусь на эту дешёвую фразу? У тебя щёки красные и глаза на мокром месте, всё и так понятно. — Чёрт, — ругается старший, — что, прям так заметно? — получает кивок на вопрос, — от тебя вряд ли что-то скрыть. Мы с Чимином поссорились. — Ого, — впервые слышит такое Ким, — и почему же? — Потому что я идиот. — Спасибо, кэп, это я и так знаю, — складывает руки на груди Джун, — конкретнее. Юнги пересказывает другу их разговор, уже дописывая свои чувства в этот момент. Намджун слушает, кивает, и на вопрос Мина «что делать», спрашивает то, что действительно волнует на протяжении месяца. — Так ты его любишь? — Вероятнее всего, — коротко отвечает Юн, но видит, что такой ответ Нама не устроил, — но я же не гей, Намджун… — Да какая разница? — притворно бесится Ким, — ты делаешь больно ему своим «я не гей». Ты не гей, ты придурок. Объяснись ты ему уже наконец-то и перестань сам от себя бегать. Не удивлюсь, если он тебя после того что ты мне рассказал и слушать не захочет. — Спасибо, поддержал, — бухтит Мин, — я заставлю его себя услышать. Намджун кивает, мол, не за что, и уходит, «позабыв» зачем изначально зачем сюда шёл. А шёл он сюда как раз из-за Чимина, что налетел в коридоре. Джун увидел, как Пак буквально захлёбывается слезами, потому спросил у него что произошло. Тот, на эмоциях, махая руками рассказал старшему всё и пошёл к себе в кабинет — урок уже пять минут идёт. Намджун не дурак, сразу понял, что эти двое сами разобраться не в силах. Чимину что-то доказывать бесполезно, а вот Юнги, как более «опытный», вполне себе может пораскинуть мозгами. Ну вот Намджун и выполнил свою часть дела — открыл Юнги глаза, а дальше дело уже за самим Мином, его желанием или нежеланием менять положение вещей. А Августа такое положение дел не устраивает. Именно Августа, потому что Юнги — просто оболочка настоящего человека, который находится глубоко в подсознании. Но Нам своим разговором заставил воссоединится оболочку с душой, и теперь уже настоящий Юнги будет действовать так, как приказывает сердце, а не как диктует общество. Пусть его будут ненавидеть, обзывать, перестанут уважать даже родители, — ему плевать. Он слишком долго пытался подавить в себе чувства к младшему, но видеть того в слезах от несчастья — невозможно. Оставшиеся уроки пролетают как за секунду, а Юнги с трясущимися руками идёт к выходу, там его никто не ждёт. Постояв ещё немного, парень, вспоминая первый день Чимина в школе, идёт домой. Проходя мимо поля опять лезут воспоминания, как Юнги перед днём рождения упрашивает папу отдать ему это поле, чтобы он мог засадить его красными цветами. Отец не разрешает, потому что маки — «символ приближения Страшного суда. Это цветок невежества и безразличия», как он сказал. А вот воспоминание, как через неделю, Юнги ночью, глотая горькие слёзы из-за смерти отца рассыпает по всему полю семена. Ему только-только исполнилось 18, и через день после этого папа не справился с управлением автомобиля. Воспоминания будоражат Юнги — в тот день он остался полностью одиноким. Матери он с детства не видел, а отец и тот его покинул. И осталась лишь одна женщина, благодаря которой у Юнги получилось выжить, и он ей безумно благодарен. Пак Субин дала Мину работу в школе, дала возможность не существовать, а жить. И сейчас Юн хочет дать её внуку возможность тоже жить, а не существовать. Быстрее проходя это неоднозначное место, Юнги задумывается над тем, что же ему делать. Прямо сейчас завалится в дом Чимина? Нет, это перебор, он, наверное, готовится ко сну. Хотя завтра утром не охота выяснять отношения. Затягивать не хочется, но, наверное, это лучшее решение, к которому может прийти сейчас парень. Юнги сбавляет свою уверенность, заходит домой.***
Чимин упирается взглядом в потолок. Слишком много он наговорил сегодня Мину, но не жалеет. Это в нём долго сидело, и как только сам Юнги не замечал очевидного? Вроде бы тот ничего такого и не говорил, а Чимина прорвало, словно и не он это вовсе. Не правда, жалеет Чим теперь о том, что возможно и не заговорит с парнем больше никогда. Что бы Мин не говорил, как больно бы Паку не было, любить он его меньше не станет. И от этого ещё больнее. Завтра нужно на работу, а там Юнги. К тому же, бабушки нет, поделиться не с кем, остаётся только воткнуть наушники и снова погрузится в мир музыки. Прослушав довольно много песен, начинается плейлист Agusta D. Впервые Чимин не вслушивается в текст, а слушает укутывающий, тёплый голос репера, который под шумный бит зачитывает что-то о жизни. Где-то Чим уже слышал этот голос, но где — вспомнить не может. Чимина вырывает страшный грохот из музыки, потому понять кому принадлежит голос сейчас не приоритете.