Близкий незнакомец

      Мама всегда говорила мне, что самое важное и надёжное, что только может быть в человеке, — это его интеллект. Цепкий и пытливый ум, как она утверждала, является залогом успеха в совершенно любом деле, за какое только ты ни возьмёшься. Я беспрекословно верил своей маме. Ведь как может говорить неправду единственный родной человек, который любит и искренне желает для тебя самого лучшего? Конечно же, она не лгала. Но она определёно ошибалась.       Несмотря на лениво заползавший за горизонт солнечный диск, воздух был по-полуденному раскалён и зноен. Я плашмя лежал на сухой, горячей земле и глотал пыль. Меня били трое моих одноклассников, и интеллект определённо был последним, что могло помочь мне защититься или дать отпор.       Две пары рук подхватили меня под мышки и рывком поставили на ноги. Колени подгибались и дрожали, поэтому, как только меня отпустили, я плюхнулся обратно на землю, точно тряпичная игрушка. Тяжело стоять после того, как тебе хорошенько наваляли по животу и рёбрам.       — Ну, будешь ещё нашим девчонкам мозги пудрить, а, поганец? — сплюнув на землю прямо перед моими коленями, спросил один из мальчишек, Бобби Доусон. Ох, как же я его терпеть не мог… Бобби был абсолютным придурком, задирой, да ещё и бестолковым второгодником. В свои шестнадцать лет он был хоть и маленького роста — куда ниже меня, между прочим! — но широкоплечий и крепко сложенный. Такой если ударит, то мало не покажется. Искры из глаз полетят, а весь воздух из лёгких вышибет.       — Сколько говорить-то тебе можно? Ничего я не делал, — прокашлявшись, ответил я ему, поправляя съехавшие на самый кончик носа очки и отирая о джинсы испачканные в земле руки. На левой штанине остался размазанный багрово-алый след; пока я валялся на траве и брыкался в попытках избежать пинков и затрещин, рассёк ладонь осколками бутылочного стекла. Здесь, рядом с заброшенным школьным складом со старым спортивным инвентарём, битых бутылок и прочего разномастного мусора было полным-полно.       — Не придуривайся, — зло прошипел Бобби. Он сел передо мной на корточки так близко, что я даже мог почувствовать его дыхание на своём лице. — Это всё твоя дурацкая кошка! Этот никчёмный комок шерсти!       Даже в столь плачевном состоянии я не смог сдержать саркастичной усмешки, отдавшейся колющей болью в солнечном сплетении. Уязвлённый Бобби толкнул меня, и я, чтобы не потерять равновесие, неосмотрительно опёрся пораненной ладонью оземь. Мелкие зелёные травинки, пробивающиеся сквозь растрескавшуюся сухую почву, ощутимо болезненно ткнулись в свежую рану.       — Ты специально таскаешь с собой эту дрянную кошку, чтобы девушки обращали на тебя внимание! — взревел он, вскакивая на ноги. — Ты же… Ты никчёмный урод! Да на тебя в своём уме никто не посмотрит! А тут, нате вам, кошка появилась у него, и все девчонки вьются за ним толпой! Посмотрите только, какой мистер Лонеган замечательный и добрый парень! Тьфу!       — Господи, Бобби… Я ведь уже говорил тебе! Я не таскаю за собой Кубышку, а просто подкармливаю! Вот она ко мне и приходит.       Почвой для возникновения конфликта послужила настолько абсурдная вещь, что мне было обидно даже не за себя, а за Бобби и пару его тугодумных приятелей. Они били меня из-за кошки, считая, что я использую несчастное животное в своих корыстных целях. О, если бы! Всё было куда проще и прозаичней.       Полгода назад мама наконец-то смогла взять кредит и купить небольшой дом в Сан-Франциско. До того момента мы жили в скромной и серой Петалуме. Наша квартира располагалась на последнем этаже видавшего виды кирпичного дома. Крыша постоянно протекала, стены пропускали все вообразимые городские звуки. А у меня не было нормальной комнаты. Бо́льшую часть своей жизни я ютился в чулане. Конечно, в моём случае он был на порядок больше тех, что обычно делают в квартирах. Но, как ни крути, это всё ещё был чулан, и помещались туда только кровать и небольшая тумбочка для личных вещей. Перспектива оказаться в большом и красивом городе, да ещё и в собственном доме, где у меня, наконец-то, появится просторная комната, меня очень радовала и воодушевляла.       В начале ноября мы переехали в Сан-Франциско, наскоро обустроились. Я поступил в новую школу, где смог найти себе друзей. В лице нескольких бездомных кошек.       Я всегда горячо любил животных. С людьми у меня, в силу тихого и скромного характера, особо не складывалось, а вот с братьями меньшими дело обстояло иначе. Не было такой кошки или собаки, которая бы отказалась пойти ко мне на руки или, того хуже, укусила. Но держать домашнего питомца — кроме, разве что, аквариумных рыбок — у меня возможности не было. Мама страдала от жуткой аллергии на звериную шерсть. Увы: как бы сильно мне ни было досадно, единственными, кто мог получать мою заботу и ласку, были бездомные животные.       Я присматривал за несчастными бродяжками настолько самоотверженно и ответственно, насколько это может делать четырнадцатилетний подросток. Сперва я разузнал, что кошки ночуют в заброшенном складском помещении за школой. Стал приходить к ним после уроков и в свободное время. Я подкармливал их мясными полуфабрикатами, когда мама собирала мне с собой ланч. А в те дни, когда она ленилась готовить и давала мне деньги на школьный обед, я экономил на собственных потребностях и покупал для своих четвероногих приятелей кошачьи консервы. Мои одноклассники каким-то образом прознали обо всём этом и принялись надо мною подтрунивать. Мне такое обхождение было не в новинку, потому я не обращал на это особого внимания. Уж к чему, а к зуботычинам и нелепым прозвищам вроде «чудилы» или «повёрнутого» я был готов. Не впервой ведь.       Я быстро прикипел душой к крохотной кошачьей стае, раздал всем хвостатым клички. Не слишком изобретательные, конечно, но зато их было легко запомнить. Чернушка, Снежинка, Мистер Пятнышко, Одноухий и Кубышка. Очень скоро последняя стала моей любимицей.       Кубышка была очаровательным созданием! Пушистая, с палевой шерстью, белой манишкой и лимонно-жёлтыми большущими глазами. Несмотря на своё «дворянское» происхождение и толстые бока, Кубышка была грациозная и статная. Она всегда ходила медленно, переставляя мохнатые лапки с чувством собственного кошачьего достоинства и покачивая при этом пышным хвостом. Но вот характер никак не сочетался с её миловидной внешностью. Кубышка была независимой, никогда не просилась ко мне на руки, а в первые недели и вовсе опасалась близко подходить.       Она была очень своенравной кошкой. Ей было не так-то просто угодить! Хоть она и жила на улице, но, в отличие от остальных членов её стаи, что попало не ела. Даже то, что я приносил для неё и других котов, она иной раз могла отвергнуть по одним ей известным причинам. Нелёгким путём проб и ошибок я выяснил, что Кубышка больше всего любит сосиски с острым сыром и кошачий корм со вкусом индейки. Я целенаправленно покупал эти продукты, чтобы прикормить Кубышку и завоевать её расположение. Мне даже было немного неловко перед остальными котами, ведь им я уделял существенно меньше внимания. Но что я мог с собой поделать? Если уж я втемяшивал себе что-нибудь в голову, пусть это и была откровенная чепуха, избавиться потом от этого было невозможно. Так произошло и с Кубышкой. Отчего-то мне очень хотелось её приручить.       Не сразу, но мои усилия постепенно дали результат. Мало-помалу Кубышка начала подходить ко мне вместе с остальными кошками, а ближе к весне так и вовсе позволила себя погладить! Сначала только по гибкой спинке, но потом она, видимо, окончательно меня приняв, стала заваливаться на землю и подставлять под мою руку свой толстый мохнатый живот. Я праздновал маленькую победу — ещё одно брошенное, не знавшее людской ласки животное доверилось мне и получило толику заботы. Вот только всё в итоге вылезло мне боком.       Спустя ещё полмесяца Кубышка ни с того ни с сего начала встречать меня у входа в школу, когда я только шёл на уроки и когда уже возвращался. Стоило ей завидеть меня, как она подбегала, начинала мяукать, а потом тёрлась мордочкой об мои кроссовки, обвивая ноги хвостом и выпрашивая лакомство. Конечно же, это не могло остаться незамеченным. Внезапно я стал «тем самым парнем с кошкой», которого нет-нет, а кто-нибудь узнает в школьном коридоре. Да, я всё ещё был странным чудилой, но теперь уже как-то по-доброму, в хорошем смысле. Одноклассницы, до того момента не обращавшие на меня ровным счётом никакого внимания, вдруг стали поджидать меня у школьных ворот и просить разрешения погладить и потискать Кубышку так, будто она была моим домашним питомцем. Я пытался объясниться с ними, что всё совсем иначе, что Кубышка не принадлежит мне, но со стороны эта ситуация выглядела определённым образом; кошка давалась только мне в руки, либо исключительно в моём присутствии, в иных же случаях она отбегала подальше и возмущённо шипела, топорща шерсть и становясь похожей на пухлый помпон на зимней шапке.       Поначалу я не видел во всём этом ничего плохого. Наоборот ведь! Кубышка получала больше еды, её стало подкармливать ещё несколько человек, да и у меня наконец-то появилась хоть какая-то тема, на которую я мог начать разговор со своими товарищами по школьной парте. С женской половиной в особенности. Я всегда чувствовал неуверенность, общаясь с противоположным полом. Наверное, все мальчишки ощущают этот незримый барьер, но в моём случае всё нередко доходило до абсурда. Стоило какой-нибудь симпатичной девушке обратиться ко мне, спросить вот даже что-нибудь совершенно банальное и простое, как я краснел, бледнел, а все путные мысли моментально вылетали у меня из головы. Ко всему прочему, если я всё же брал себя в руки и открывал рот, чтобы ответить, от волнения я мог начать заикаться, что в моём образе становилось ну просто идеальным последним штрихом.       Теперь же я просто вынужден был общаться с несколькими девчонками, которые буквально завалили меня вопросами о Кубышке. Сначала я пересиливал себя, но, как оказалось, мне всё это время попросту требовалось немного практики на постоянной основе. Всего пара недель — и я ощутил себя чуточку уверенней. Даже история с заиканием канула в прошлое.       Моё так внезапно начавшееся общение с противоположным полом приносило свои плоды. Больше всего я был доволен тем, что мне посчастливилось немного сблизиться с одной своей одноклассницей, Марси Уолш. Когда я только поступил в школу, в самый свой первый день я сразу обратил на неё внимание. О, Марси показалась мне просто невероятной девушкой! Рыженькая, голубоглазая, с аккуратным круглым лицом и маленьким, похожим на пуговку носиком. Она меня моментально пленила своей внешностью и манерами. Как потом оказалось, Марси была не только красавицей, но ещё и умницей. Она, как и я, любила животных, интересовалась биологией и классической литературой. Наши парты располагались совсем рядом, поэтому иногда я исподволь поглядывал на то, как она пишет конспекты. Да у неё даже почерк был, по-моему, идеальный!.. В общем, Марси Уолш была пределом моих мальчишеский мечтаний, совершенно безнадёжных и недосягаемых. Она была из тех, кто никогда не поддевал меня, не говорил колкости, но и никакого внимания мне не оказывала. До того момента, пока у школьных ворот меня не начала караулить охочая до излюбленных лакомств Кубышка.       Вот тогда-то мне и пришлось столкнуться с такими понятиями, как ревность и зависть. Что самое интересное, эти чувства ничуть не обеспокоили меня. Они поселились у Бобби — и начали ему активно досаждать. Вероятно, Марси нравилась ему так же сильно, как и мне, а может быть, даже и больше. Но какие у него могли быть шансы? Такая девушка, как Марси, ни за что не станет встречаться с главным школьным задирой. У такого, как я, шансов тоже было немного. Однако для Бобби было достаточно уже того, что Марси начала со мной водиться.       Один раз он выловил меня в пустующем школьном коридоре после окончания занятий. Он и его неизменная свита в виде двух прихвостней-подхалимов, Джека и Майкла, прижали меня рядом со шкафчиками, где хранились ученические принадлежности студентов школы. Втроём и на одного, как подло! Пока его дружки гаденько хихикали, Бобби схватил меня за грудки и пригрозил, что если я не перестану заниматься своими странными проделками, то он меня хорошенько поколотит. Я поначалу не понял, что именно он имеет в виду, но стоило ему только упомянуть «ту хвостатую тварь», как всё в моей голове встало на свои места. Я попытался растолковать ему, что поделать тут ничего не могу, что Кубышка приходит к школе потому, что так хочется ей самой, но Бобби, конечно же, не стал меня слушать.       Не то чтобы я особенно испугался, но опасения у меня возникли. В драки я никогда и ни при каких обстоятельствах не ввязывался, махать кулаками не умел. Да и вообще, откровенно считал это занятие недостойным такого человека, как я. Угроза получить по лицу, однако, была не иллюзорная. Бобби хоть и слыл напыщенным дураком, но слов своих на ветер не бросал. С Марси у меня всё равно бы ничего не получилось, поэтому я решил, что не буду рыть себе могилу и заблаговременно ставить чёрную метку на своём последующем пребывании в этой школе. Нужно было прекратить подкармливать кошек, и в особенности — милую Кубышку.       Выполнить это оказалось куда сложнее, чем я предполагал. Кубышка не понимала, почему тот, кто гладил и давал вкусную еду, внезапно начал прогонять её и громко топать ногами. А уж как странно на меня смотрели другие ребята… Кубышка жалостливо мяукала, кружила перед школьными воротами, неизменно дожидаясь меня. Она привязалась ко мне очень сильно. Что бы я ни делал, она не уходила. Ко всему прочему, я заметил, что у немаленькой Кубышки округлились и без того плотные бока и она стала ходить вразвалку. Я не был до конца уверен в правильности своего предположения, но, кажется, Кубышка была глубоко беременна. И ей, как будущей маме, требовалось больше еды.       Передо мной развернулась самая настоящая дилемма. Быть битым? Или предать собственные идеалы? В сложившейся ситуации я искренне сочувствовал самому себе. Но ещё больше я сочувствовал Кубышке, у которой на всём белом свете не было никого, кроме меня и таких же несчастных, позабытых людьми кошачьих собратьев. Выбор был очевиден.       Вот так оно и получилось. В один из дней Бобби и его приятели выследили меня, когда я обустраивал на старом складе коробку с тряпками и ненужной одеждой — тёплое и уютное место без грязи и мусора, где Кубышка смогла бы ухаживать за своими новорождёнными малышами.       Бобби, изрядно взвинченный, продолжал нарезать вокруг меня круги, пока его дружки довольно галдели и плевались мне в спину унизительными оскорблениями.       — Пора это заканчивать, — зло процедил он сквозь зубы. Я было подумал, что мне всё же удалось достучаться до этого дегенерата, но не тут-то было. Бобби, ухмыльнувшись, снова толкнул меня, повалив на спину. Он наступил мне ногой на грудь, припечатывая меня к земле подошвой своего ботинка. Я впился обеими руками в его щиколотку и попытался оттолкнуть, но куда там. Бобби нагнулся и в одно проворное движение сорвал с меня очки. Я хотел перехватить его руку, но промахнулся.       — Отдай!.. — панически закричал я ему. Без очков я ничего не видел. Только неясную картинку, по которой прыгали и крутились размытые пятна.       — Ещё чего, — фыркнул Бобби. Он отошёл от меня на пару шагов. Я услышал хруст стекла и треск пластмассовой оправы. Джек и Майкл весело заулюлюкали. Я обречённо вздохнул. Что ж, главное сейчас — каким-то образом добраться до дома, а уж там-то я смогу взять запасные очки.       — А теперь, — сказал Бобби, подошёл ко мне и положил на плечо свою руку, — вы двое, идите и изловите эту… Как ты зовёшь её, чудила? Кубышка, да? Ну так вот. Поймайте эту чёртову Кубышку. И взгрейте её.       Я весь похолодел от ужаса.       — Да как так-то?! — закричал я. — Это же просто кошка! Что она тебе сделала?!       — Она? Ничего. А вот ты, Эйден, сделал! И я со своими парнями намерен тебя хорошенько проучить.       Я не мог видеть, что именно происходит вокруг, но звуки давали хоть какую-то информацию, по которой я мог ориентироваться. Я слышал, как распахнулись двери склада, как Майк вместе с Джеком громко топают, раскидывают старый инвентарь, чтобы найти кошек. Очень скоро со стороны склада начало раздаваться мяуканье вразнобой.       — Которая нам нужна? — громко спросил то ли Джек, а то ли Майкл. Я не различал их голосов.       — Рыжая. Хватайте рыжую! — скомандовал Бобби.       Я до последнего надеялся, что Кубышка, несмотря на свою беременность, сможет убежать или спрятаться. Она была умной кошкой и не позволила бы кому попало притронуться к себе.       Раздался грохот — что-то из складского содержимого упало, — послышались отборные маты и чертыхания. А затем — кошачье шипение вперемешку с протяжным, рассерженным мяуканьем.       — Вот она, держу! — победоносно закричал один из парней, переводя дыхание. — Ух, как извивается, зараза! Ещё и цапнула меня, сучка, ты прикинь!       — Вот и удави её теперь за это, — довольно поддакнул Бобби.       Я не понимал, что именно делают его приятели, но это явно не должно было закончиться хорошо. Я щурился и усердно старался сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь. Но всем, что я видел, были только смутные очертания двух высоких фигур и мельтешащее в воздухе между ними рыжее пятнышко. Кубышка надрывно мяукала, явно извивалась, но вырваться на свободу у неё не хватало сил. Внутри меня всё переворачивалось от страха, а по спине градом бежал холодный пот. Я не мог позволить себе сидеть сложа руки. Ведь Кубышка — мой друг! А кем я буду после того, как брошу друга на произвол судьбы? Я попытался вскочить и броситься вперёд, сделать хоть что-нибудь, но Бобби меня остановил. Стоило мне только сделать несколько шагов, как он снова повалил меня и крепко схватил за руки, до боли сжимая мои запястья.       — Куда собрался, Лонеган? — с издёвкой поинтересовался он, прижимая меня к земле. Несколько осколков стекла упёрлись мне в спину, раня кожу сквозь тонкую ткань кофты. — Ты останешься тут, со мной.       Я дёргался и выкручивался, но это не давало эффекта. Бобби держал меня, а кошка продолжала громко и отчаянно мяукать, зовя на помощь.       — Оставьте Кубышку в покое, придурки! — что есть мочи заголосил я. — Да вы посмотрите на неё! У неё же будут котята, она скоро станет мамой! Так нельзя! Отпустите Кубышку!..       — Котята, говоришь?.. — переспросил Бобби. В его интонации прозвучало что-то очень недоброе. — Эй, вы двое! Найдите осколок стекла покрупнее — да распорите этой скотине жирное брюхо!       В моментально воцарившейся тишине раздался напряжённый, неуверенный голос:       — Но мы так не договаривались…       — Договаривались, не договаривались, мне плевать! — отрезал Бобби. — Что, у вас, дебилов, кишка тонка, а?! Ну и ладно! Я всё сам сделаю. Распорю пузо этой Кубышке. А ты, придурошный, — Бобби прихватил меня за воротник кофты, — ты как миленький сожрёшь всё, что я из неё достану!       Бобби имел репутацию отпетого хулигана, про чьи проделки в школе ходили пересуды. То с тем подерётся, то с этим. То снова нагрубит преподавателю. То его застукают курящим в туалете. Но всё это было, в сущности, позёрство. И если Бобби и вредил кому-то, то лишь самому себе. Но то, о чём он так спокойно говорил сейчас… Это уже переходило все мыслимые и немыслимые границы. Даже от такого мерзавца, как он, я не ожидал чего-то настолько низкого и тошнотворного.       Бобби тряхнул меня, отпустил и направился в ту сторону, откуда раздавалось жалобное беспомощное мяуканье. Едва ли разбирая, что именно вижу перед собой, я вскочил и опрометью бросился следом. Но двое приятелей Бобби перехватили меня. Вдвоём они скрутили мне руки за спиной и крепко в меня вцепились. Я просил прощения, я умолял отпустить несчастное животное и клялся, что сделаю для них всё что угодно, лишь бы они оставили мою любимую кошку в покое. В ответ они лишь заливисто хохотали, приговаривая, что я не лучше слепого котёнка и что сейчас они научат меня вести себя хорошо.       Судя по звукам и тому, что мне с трудом удавалось разглядеть, домысливая увиденное, Бобби почём зря лупил Кубышку, держа её за шкирку одной рукой. Кошка истошно вопила, крохотное оранжевое пятнышко дрыгалось во все стороны. Я кричал и вырывался, но силы были неравны. Все мои внутренности будто сжались в плотный комок, я чувствовал себя полым, как дешёвая пластмассовая игрушка. В какой-то момент мне попросту перестало хватать дыхания, и я обессилено повис на чужих руках. Перед глазами всё плыло. Окружавшие меня цветные пятна скручивались в единый тугой жгут, расправлявшийся в моём сознании дикой палитрой, бесцеремонно хлеставшей по лицу. Мне сделалось так дурно, что в конце концов меня вырвало на землю. Державшие меня Майкл и Джек с наигранным отвращением зафукали.       — Давай, чудила, освобождай желудок, — издевательски сказал Бобби. — Самое время. Потому что сейчас я буду убивать твою обожаемую Кубышку. А потом…       Это было последнее, что я помнил. Дальше была только душная, плотная темнота, в которую я стремительно проваливался.

***

      Когда я открыл глаза, первым, что я увидел, было огромное серо-белое пятно надо мной. Я несколько раз сморгнул, озираясь по сторонам. Я лежал на диване, по пояс укрытый синим флисовым пледом. Судя по всему, я находился в нашем с мамой доме. Голова просто раскалывалась напополам от мигрени! Вдобавок у меня болела спина и обе руки, в особенности ныла правая. Я поднял её, поднёс поближе к лицу и, прищурившись, увидел, что на двух пальцах, безымянном и среднем, наложен гипс. Не веря собственным подслеповатым глазам, я ощупал её левой рукой, залепленной через всю ладонь пластырем. Так оно и было, я ничуть не ошибся! Гипс! Поверх которого, судя по ощущениям, был толстым слоем намотан марлевый бинт.       — Как быстро ты проснулся, ну надо же! Не прошло и получаса! Я думала, дольше проспишь, — сказала мама, вошедшая в комнату в этот самый момент. Я, конечно, узнал её по голосу, но от неожиданности всё равно вздрогнул, подскочив над диваном. Мама села рядом, положив свою руку на мои колени поверх пледа. — Как себя чувствуешь?       — Нормально, вроде бы…       — Дать тебе очки, дорогой? — спросила она ласково.       — Да. Пожалуйста.       Мама взяла со стоящего перед диваном столика футляр и передала его мне. Я достал свои запасные очки и быстро нацепил их на нос. Огляделся ещё раз. Да, я определённо был дома, мне не почудилось.       — Что произошло?.. — спросил я у мамы. Она посмотрела на меня, нахмурившись.       — Как это ЧТО? Ты очень долго не возвращался домой. Я взяла машину, поехала к школе. Подумала, что ты засиделся опять с этими своими кошками… И тут, нате, я вижу тебя в трёх кварталах от школы, избитого и всего в грязи! Ну просто ужас, я чуть с ума не сошла от испуга, — мама неодобрительно покачала головой. — Ты мне всё рассказал, мы поехали в больницу, а потом я привезла тебя домой. Вот и всё.       — …Но я не помню этого. Вообще ничего не помню, — растерянно произнёс я севшим голосом.       — Неудивительно. Ты был в совершенно невменяемом состоянии. — Мама сочувственно похлопала меня по колену. — Метался, как ужаленный. Прошёл, можно сказать, вслепую такое огромное расстояние! Ещё и меня не узнал сначала. Ох! Мой бедный мальчик, иди сюда. — В порыве нежных чувств она потянулась ко мне и крепко обняла. Отчего-то я почувствовал себя сконфуженно.       — Я что, потерял память? Или что-то вроде того? — спросил я у мамы.       — Доктор, который осматривал тебя, сказал, что это просто состояние аффекта. Наверное, в этом всё дело, — ответила мне она. Я кивнул.       — А что насчёт…       — Нет-нет-нет! — мама покачала указательным пальцем перед моим носом. — Никаких больше вопросов, молодой человек. Тебе нужно побольше отдыхать и поменьше волноваться.       Следующие несколько дней я безвылазно сидел дома, зализывая раны. Хоть я этого и не помнил, но, судя по всему, я впервые в жизни подрался. Вся моя спина была в мелких ранках от осколков стекла. На ногах, рёбрах, животе и руках — множество синяков. И если в случае с левой рукой я ещё помнил, как заработал травму, то что именно произошло с двумя пальцами на правой, мне было невдомёк.       Все те дни, что я отлёживался в кровати, мама вечерами выясняла отношения с моими обидчиками. То она сама кого-то набирала, то кто-то звонил нам домой. Телефон просто разрывался от такого количества вызовов! Подслушивая мамины разговоры, я мало что смог узнать, но одно уяснил точно. Я набедокурил сильно, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сильно. Настолько, что даже моя спокойная от природы мама пошла на конфликт со школьным руководством и родителями Бобби и его друзей.       Всё то время, что я находился дома, меня мучили беспокойные мысли о Кубышке. Как она там? Жива ли вообще?.. Я так волновался за неё, что не находил себе места. Несколько раз я упрашивал маму отпустить меня на улицу хотя бы ненадолго, но она отказывала мне в этом. Поэтому, когда на следующей неделе я наконец-то пошёл в школу, первым делом отправился проверять свою любимицу.       Кубышка в окружении своей кошачьей стаи лежала в той самой коробке с тряпками, которую я смастерил для неё и её потомства. Но детёнышей рядом с ней не было. Да и выглядела кошка очень потрёпанно и нездорово. Она явно схуднула, и её живот был совсем не таким, как раньше.       Увидев меня, Кубышка приподняла над своей постелью мордочку. Я подошёл к ней и сел рядом на дощатый пыльный пол.       — Ох, Кубышка… Ты потеряла своих котят. Мне так жаль, — сказал я, сочувственно поглаживая кошку по пушистой голове. — Но я рад увидеть тебя живой. Я уж думал, эти уроды разорвут тебя на части…       Накормив Кубышку и остальных котов, я отправился на уроки. Настроение у меня было скверное. Я чувствовал себя виноватым за всё произошедшее, хоть и понимал, что правильного решения в моей ситуации просто не существовало.       Когда я вошёл в класс, все мои товарищи, до того момента что-то активно обсуждавшие, резко притихли. В воцарившейся тишине я медленно прошествовал на своё место и сел на стул, аккуратной стопкой сложив учебники на парту. Все смотрели на меня, как будто чего-то ждали.       — Да в чём дело?! — не выдержав гнетущей атмосферы, громко спросил я, подняв голову и окинув всех присутствующих пристальным взглядом. — Чего вы все уставились на меня?!       Ребята переглянулись между собой. А потом как один загалдели, перекрикивая друг друга и напирая на мою парту. Я ни черта не мог понять из того, что они мне говорили. Тогда слово взяла Лиза Гилмор, одна из тех девчонок, которые вместе со мной кормили Кубышку.       — Эйден! — восторженно защебетала она тоненьким голосом. — То, что ты сделал… Это просто фантастика! Мы все в курсе, что ты стеснительный парень, но сейчас, пожалуйста, не скромничай. Ты ведь теперь герой! Правда, ребята? — спросила Лиза, довольно улыбаясь. Все присутствующие утвердительно закивали. — Ну, вот. Мы уже всё-всё знаем.       — Да ну… Нечем тут гордиться, — буркнул я в ответ, чувствуя, как на щёки налипает румянец. Получать столько внимания к своей персоне мне было в новинку. — Никакой я не герой, а полный идиот. Ну, подрался с Бобби и его подпевалами, и что с того? Мне здорово наваляли.       — Ты, верно, что-то путаешь, — сказала Лиза. — Это ТЫ их отлупил! Да ещё и как! Лица у всех расквашенные, ну прямо светофор на перекрёстке! А Доусон так и вовсе! Ковыляет теперь, как побитая собака, с этой своей поломанной рукой…       Я поперхнулся воздухом, но Лиза, не обращая на это никакого внимания, продолжила:       — В конце прошлой недели их ещё и отстранили от занятий на неопределённый срок. Похоже, директор школы очень зол из-за того, что там между вами четырьмя случилось. Но это не важно, Эйден. Ты герой в любом случае. И ты…       Лиза, поддерживаемая одноклассниками, говорила что-то ещё, но я просто не мог сосредоточиться на её словах. Я сломал Бобби Доусону руку… Я. СЛОМАЛ. БОББИ. ДОУСОНУ. РУКУ! Господи!.. Как такое вообще возможно?! Я даже свежекупленную банку кофе с трудом мог открыть, а тут раз — и пересчитал косточки главному школьному задире!       — А это точно я сделал? — тихо спросил я у столпившихся вокруг моей парты ребят.       Лиза хихикнула, кокетливо прикрывая рот ладонью.       — Ну, а кто ж ещё-то?